Dead Mans Shoes

Провинциальный топос и топика мифа в картине Ш. Медоуза «Ботинки мертвеца»

«Dead Man's Shoes», 2004
SHANE MEADOWS

Ричард – отставной военный, решивший возвратится в родные пенаты. Пересекая вместе с главным героем небольшой городок, зритель вынужденно поражается безрадостным зрелищем однообразно-тоскливых окрестностей.

Основные события картины предваряет демонстрация панорамных кадров провинциального пригорода.

Пожухлая трава, мертвенно-бледный, изломанный ствол иссохшегося древа… Низкий свод серых, «металлических» небес – вероятно, ослепительный солнечный диск, стиснутый в объятьях «стальных» облаков над долиной, окутанной осенней дымкой, здесь бессильно тускнеет и совсем не ранит глаз.

Днем над пестрящей зеленью долиной уныло бродят серые всклокоченные тучи, ночью же атмосфера этого места, по замыслу режиссера, должна напоминать фантасмагорию с блуждающими меж дерев зомби словно из «House of the Living Dead» [1].

Посредством детализированной фабульной вставки и последующих врезок-«флэшбеков» режиссер умело нагнетает мрачную атмосферу дисгармонии.

Клочки свинцовых воспоминаний – что те рваные облака, скорбной вереницей тянущиеся по серо-голубому небу. С точки зрения стиля картина Медоуза выверена безупречно, однако эта визуальная гармоничность привносит в повествование еще больший разлад, парадоксальность.

Однообразные улочки, серые унылые домишки. Именно в этих угрюмых стенах местные наркоторговцы издевались и унижали младшего брата бравого вояки Энтони. Плевали, били, насиловали.

Энтони намеренно выведен слабым, «по-девичьи» пассивным. Замкнутый мирок «Dead Man's Shoes» – это исключительно мужская сфера.

Те немногие женщины, что появляются в картине, просто болтаются в компании и служат куклами для сексуальных утех. Судьба женщины-провинциалки вдвойне незавидна – Медоуз все это лицезрел воочию и остро переживал [2].

Казалось бы, зритель просто обязан ощутить, что погружается вместе с Ричардом в чудовищный Ад, сродни дантовскому. Однако неприкрашенное уродство городских ландшафтов английской периферии лишь оттеняет постылую будничность экзекуций над слабоумным Энтони. Воображение разве что может поразить абсолютная ничтожность, безликость этого невыразительного провинциального «ада», заселенного «мелкими бесами из рода нечиновных» – мерзкой гопотой и драгдиллерами.

Картину следует считать полуавтобиографической. Так, режиссер Шейн Медоуз признавался, что «Dead Man's Shoes» несет на себе отпечаток его личного гнева. Герметичная жизнь депрессивной английской глубинки, наподобие родного городка режиссера Уттоксетера, протекает в затхлой атмосфере наркотического угара и отчаяния [3].

Для Медоуза работа над картиной стала чем-то вроде логотерапии: в свое время близкий ему по духу Пол Шредер – сценарист ставшего впоследствии культовым «Таксиста» – также лихорадочно писал свою историю, чтобы не «шлепнуться» [2].

Фильм Медоуза можно осмыслить как художественное высказывание в культурном контексте английской провинции, шире – проблематики феномена провинциализма вообще.

«Провинция» – некогда конкретно-исторический термин, связанный с территориально-административным делением, с течением времени выкристаллизовался в троп, дабы впоследствии окончательно отлиться в форму архетипического топоса.

Проблема провинциальности, таким образом, характерна для общемирового культурно-исторического и художественного пространства, хотя и следует признать, что указанная проблематика далеко не везде выражена с равной силой [4].

Медоузу – иностранцу из захолустья, в силу географии собственного рождения избавленному от клише пресловутого западноцентризма, не составит труда адекватно отразить указанный дискурс, чего, к прискорбию, нельзя сказать о мировосприятии квазилиберальной российской рукопожатой публики.

Не случайно в одной из заметок Медоуза окрестили «партизанским режиссером» и «последней надеждой британского кино» [2]. Его короткометражки, словно хлесткие пощечины, бросают вызов боссам киностудий – т.н. околокультурному эстеблишменту и впрямь не помешает пара отрезвляющих оплеух.

Фильмы Медоуза – о темной стороне западноевропейского мифа. Это жизнь рабочего класса и люмпенов, наркопотребление, лишенное гламурного налета картин типа «На игле» [1]. Все это сильно резонирует на контрасте с фальшиво-вымученным противопоставлением благословенному Западу вселенской провинции России, ставшей средоточием уныния, пороков и мировой скорби.

На русский название картины Медоуза «Dead Man's Shoes» перевели как «Ботинки мертвеца», что не совсем верно. Оборот «in my shoes» правильнее будет перевести «на моём месте» или «в моей шкуре» [5]. То есть, буквально – в шкуре мертвеца, поскольку в дальнейшем выяснится, что Энтони, неотступно сопровождающий своего старшего брата, давно мертв. Одержимый местью Ричард и сам уже на пороге угасания. Словно атом, пребывающий в состоянии полураспада, герой находится на грани полного исчезновения.

Так, совсем не случайно Ричард избирает своим пристанищем заброшенную хибару на отшибе.

Обратимся к традиционной художественной символике. Например, чем можно обосновать темную, гнетущую палитру красок, «использованных Э. По при описании поместья Ашеров? – Дом не может быть светлым и радостным, если хозяин страдает душевным недугом» [6].

Красоты отстраненной природы остаются непостижимы для протагониста, однако каменное пристанище Ричарда, своими облупленными стенами напоминающее склеп, не лишено мрачного величия.

По ходу повествования сомнамбулические блуждания Ричарда все больше принимают призрачные черты полуреальности, фантастичности. Очевидно, что когда-то дом Ричарда и Энтони был прекрасным, чудным местом – об этом свидетельствуют идиллические кадры семейной видеохроники в начале картины.

Отныне мертвеющий Ричард лишь воплощенное воспоминание о погибшем брате – чувственная жизнь давно покинула его бренное тело, осталась только боль и месть.

Вероятно, Ричард рассчитывал отыскать некое упоение в страдании злодеев, однако из навеки застывших глаз поверженных врагов на него взирает лишь пустота. Над Ричардом словно довлеет некий зловещий фантазм – из логики повествования мы так и не узнаем, почему бывший солдат вернулся именно сейчас, после стольких лет.

Безусловно, месть – это блюдо, которое подают холодным. И все же зачем было так долго выжидать? Что это? Угрюмое очарование непреодолимой власти сонного английского захолустья? Однако некоторая недосказанность не отменяет того факта, что актеру Пэдди Консидайну удалось воплотить максимально реалистичный типаж [1].

В конечном счете, Ричард также обречен на трагическую смерть: навеки заключенный прозябать в темнице тягостных воспоминаний, он уже не в силах освободиться из-под неумолимого гнета чувства вины перед братом.

Образу Ричарда намеренно приданы мифопоэтические, ветхозаветные черты. Он словно грозный архангел Михаил, жестоко карает без видимой причины: наказывается все зло мира в лице конкретных носителей «первородного греха». Осуждаются и косвенные виновники, просто стоявшие в стороне.

Столь позднее появление «ангела-мстителя» только усиливает ощущение апокалиптичной неотвратимости кары [2]. Нарочито сниженная, издевательски-комедийная тональность первой части фильма не должна вводить в заблуждение: ирония, согласно Д. Лукачу, определяется через негативную мистику времен, порвавших всяческие связи с Богом [7].

Таким образом, посредством образа Ричарда происходит своеобразная ремифологизация, исход в обетованную землю «возможного, но невероятного» Стагирита [8, с. 102]. В действительности никакой Ричард никогда не возвращался мстить за поруганного, затравленного наркодельцами брата. Однако дабы не быть пожранными демонами собственной психологической преисподней, в век тотального сверхиндивидуализма нам остается лишь уповать на «мифическую» справедливость.


1. Jigsaw Lounge Interview with Shane at the Edinburgh Film Festival 2004 // https://www.jigsawlounge.co.uk/

2. Shane Meadows // http://www.lazaruscorporation.co.uk/articles/shane-meadows

3. Shane Meadows // http://www.shanemeadows.co.uk/deadmans.html

4. Татьяна Венедиктова. Русская провинциальность в контекстах глобализации // http://www.intelros.ru/

5. x/ф Ботинки мертвеца (Dead Man's Shoes) https://dzenbully.livejournal.com/123878.html

6. Шарданова И.В. Анализ мифосимвола «Дом» в новелле Э. По «Падение дома Ашеров» / И.В. Шарданова // https://cyberleninka.ru/

7. Долгенко А.Н. Жанровые признаки русского декадентского романа / А.Н. Долгенко // https://cyberleninka.ru/

8. Арсланов В.Г. Теория и история искусствознания. Античность. Средние века. Возрождение: Учебное пособие для вузов. – М.: Академический проект; Культура, 2015. – 436 с.