Благодаря и вопреки

Самый обычный день. Из многих. Кусочек военной обыденности, если это слово вообще применимо к войне. Серое небо нависает так низко, что, кажется, вот-вот осядет на головах бойцов, шагающих в небольшой колонне, на круглых касках, давно потерявших глянец, на потрепанных пилотках, на дулах винтовок… Надсадный мелкий дождь минут пятнадцать как прекратился, но ощущение, что вода везде, не покидает. Душная сырость просачивается сквозь набухшее шинельное сукно, стекает по лицам вместе с грязным потом. Отсыревшие спички сердито ломаются, отказываясь зажигать «козьи ножки» из влажных газетных обрывков. Вода висит в воздухе и хлюпает под ногами.

Но механически двигающимся людям просто нет времени обращать внимание на эти природные выходки. Ноги в разбитых, стоптанных кирзачах, рваных ботинках шаг за шагом несут колонну к цели. Жидкая грязь, в которую превратился грунт проселочной дороги, жадно чавкая, хватает людей за ноги, словно хочет задержать, не пустить туда, где низкое серое небо совсем смыкается с черной землей и будто смачивает ее дождем, пытаясь остудить, залить рваные раны траншей, окопов, воронок.

Капитан, за два годы войны повидавший столько, чего иным хватило бы лет на двадцать, устало сощурив воспаленные от бессонницы глаза, смотрит вперед, прикидывая, какое расстояние еще нужно пройти. Оборачивается, окидывая взглядом недлинный солдатский строй. Утром он объявил свое роте приказ: выдвинуться к небольшому селу, по воле случая оказавшемуся на скрещении дорог. По которым в прорыв устремились враги. Наползавшие неотвратимо, как серая туча, которая сейчас грозила его бойцам новой порцией холодного дождя.

Капитан смотрит под ноги, будто боясь оскользнуться на раскисшей дороге. А, может, просто отводя взгляд от бойцов. Ему уже случалось стоять на пути прорывавшихся немцев. На мгновение прикрыв глаза, он снова видит дышащие едким дымом и железной окалиной коробки немецких танков, ползущие на короткую линию окопов, прогрызенную в мерзлой, припорошенной белым пухом желтой глинистой земле. Он видит, как медленно поворачиваются башни танков, подобные неведомым одноглазым чудовищам, жадно ищущим новую жертву. Как зрачки коротких танковых пушек, злобно рыкнув, выплевывают огненные цветки, разлетающиеся брызгами горячих осколков. Эти осколки кромсают, с радостью голодного хищника рвут и без того изувеченную землю, врубаются в человеческие тела, превращая их в бесформенные, брызгающие кровью куски искалеченной плоти. Он слышит отчаянное, захлебывающееся стрекотанье пулеметов, разбавленное отрывистыми щелчками винтовочных выстрелов. Ноздри, глубоко втягивающие сырой воздух, будто снова чувствуют пороховую гарь, чад опаленного железа и сгоревшего масла, густую тротиловую вонь и тошнотворно тяжелый трупный запах. Запах смерти, заполнивший и пропитавший, кажется, всё вокруг.

Словно отгоняя наваждение, не замедляя шага, капитан закуривает. Он знает – долго роте не выстоять. Приказ занять оборону, встать на пути прорывающихся гитлеровцев фактически, отправлял его самого и шедших с ним в одном строю бойцов на смерть. Опытный командир, он все понял еще тогда, когда утром получил приказ. А понимали ли это бойцы?

Да. Они тоже все понимали. Как понимали все рязанские и суздальские мужики под началом Евпатия Коловрата, насмерть вставшие против дисциплинированной и умеющей воевать монгольской конницы. Как солдаты Багратиона и Раевского, спасавшие в арьергардных боях с наполеоновским «евросоюзом» отступавшую русскую армию. Как матросы Севастополя, раз за разом отбивавшие атаки англичан и французов на Малахов курган. Как защитники Осовца, ранним августовским утром увидевшие ядовито-зеленое газовое облако, смертельной пеленой ползущее на их позиции. Они понимали и… шли вперед, чтобы успеть подготовить какие ни есть позиции и встретить врага. И мысли о том, что этот бой станет последним, неотступно плескались в головах. Да и в умудренных жизнью и войной глазах тоже. Понимание было. А вот обреченности – не было.

Почему мы победили в той войне? На этот вопрос отвечали и отвечают исследователи и обыватели, специалисты и любители, историки и журналисты. Об этом уже очень много сказано и написано. А еще больше сказано и написано будет. Ведь любая война – это трагедия. А чем дальше от трагедии, чем меньше остается ее очевидцев, тем охотнее об этой трагедии начинают говорить. В том числе, и те, которые в своей жизни не ощущали ничего, даже отдаленно приближенного.

Я не знаю ни одного человека, прошедшего ад войны, который сказал бы, что на войне не страшно. Там очень страшно. И бойцам стрелковой роты, погибавшим под гусеницами танков, навсегда оставшимся в полузасыпанных окопах, заслонившими врагу путь, тоже наверняка было страшно. Они ВСЕ ПОНИМАЛИ. Но делали свое солдатское дело. Поэтому, даже погибнув, они победили.

Понимаем ли мы сегодня необходимость защищать своих близких, свою страну, память о своих героях – настоящих, не выдуманных или навязанных нам телевизором? На этот вопрос каждый ответит по-своему. Если понимаем – сможем победить. Выбор за нами…