Глава 7. В этом мире всё не так как кажется

Сознание вернулось ко мне резко, яркой, радужной вспышкой. И первое, что удивило, это то, что пропала дикая боль от многочисленных ранений. Лицо ласково обдувал прохладный ветерок. «Надо открыть глаза» - проскочила первая мысль. «Сначала проверь наличие нагана» - настороженно ответила ей вторая. Рука судорожно потянулась за пояс, где должен был привычно располагаться мой верный друг, но тут внезапно раздался звонкий, до боли знакомый смешок, сопровождаемый словами: «Вот врут поди человеки, что горбатого могила исправит. Твои, Дядьмить, горбы, даже танком похоже уже не выровнять».

«Яшка»!!! – чуть не взвизгнул я от счастья, и растопырил свои глаза на полную катушку.




Яков Моисеич сидел рядом со мной, на берегу мирно текущей речки, опять белёсый весь, кучерявый как барашек, какой-то весь воздушный, светящийся счастьем, и с улыбкой ярче солнечного света. «Ну что осклабился, гадёныш»? - пробурчал я, изо всех сил пытаясь скрыть свою дикую радость от встречи, и растягивая рот до ушей в улыбке.

– Грешно смеяться над старым и больным человеком - продолжил я смеясь.

– Енто ты там, внизу, был старым-больным - загадочно произнёс пацан. «А тут, ты в меру молодой, и без меры здоровый. Так что не придуривайся, никто тебе всё равно не поверит».

– «Дык я…того…типа, помер, что ли? – промямлил я, как загнанный заяц, дико озираясь по сторонам.

Ответом мне был новый взрыв звонкого заразительного смеха этого кучерявого субчика. Когда приступ истеричного хохота у него прошёл, я услышал следующее, от чего у меня вместе с обоими челюстями, ещё и уши отвисли: «В этом мире всё не так, как может показаться сначала. И нет смерти никакой, Дядьмить, есть переход из временной жизни в вечную, и тебе пока этот переход перейти ну ни как не светит. Ты тут типа как на экскурсии, ну или на побывку прибыл между боями, уже почитай как неделю без отдыха плесень фашистскую утюжишь».

– Дык, тогда что ж выходит, Яков, и Бог наверное есть? - робко пробормотал я.

- Есть, есть, не волнуйся, и Бог есть и ангелы, и даже некоторые с рогами-копытами бывают, типа вроде и «ангелочки» но с генетическими отклонениями, и даже ангел-хранитель к каждому, там внизу у вас приставлен, только ты своего давно профукал, ещё когда в партию атеистов напросился, да церкви разорял. С тех пор как перекати-поле и катишься по жизни. Куда ветер подует, туда и несёт тебя лукавый, и некому на путь истинный тебя направить. Но я вот тут кое какие меры принял, подсуетился немного, и напросился в Небесной канцелярии к тебе в Хранители что б назначили. Мне, как «положившему живот свой за дрУги своя», пошли навстречу. Долго правда не подписывали ходатайство, бюрократии и здесь хватает.

Потом взвесили все «за» и «против». Просчитали твои добрые, и твои злые дела. Кинули на весы. Добрые таки чуточку перевесили, но не обольщайся, совсем немного перевесили, ну сааааамую малость.

Потом учли мои медицинские заслуги на почве хирургического вмешательства в борьбу с раковой фашисткой опухолью, и пошли нам обоим навстречу, так сказать, по многочисленным просьбам и пожеланиям трудящихся, (как у вас там внизу модно говорить), в моём единственном лице.

Теперь я тебя буду за ручку вести по той жизни, что б не заблудился ты в ней, окончательно и бесповоротно. Если что непонятно, али беда какая приключиться намечается, ты только вспомнишь про меня, а я уже на правом плече твоём сижу, ситуацию контролирую.

Только самокрутку сперва выкини, от её вони у тебя на левом плече целое кодло черномазых, генетически покалеченных, с рогами-копытами, собирается, визжа и похрюкивая от восторга, а для меня это типа отравляющего вещества что то, на пушечный выстрел не могу приблизиться» - отчеканил Яков как по писаному, да так складно, как вроде пулемёт Максим отстучал.

-Ну делааааа - только и смог вымолвить я. «А как же я, урод, сомневался в Боге, можно сказать даже хулил его вместе с этой самой партией. Как же мне такое простить можно было»? - промямлил я.

-Дык ты ж на словах то может и хулил, заблуждаясь, а душа у тебя таки в нужном месте находилась. В самом сердце, а не в желудке, как бывает у некоторых. А ОН слова не шибко то и слушает, он с Душой на прямой телефонной связи находится, так что не парься, всё нормально. Да и нет там у вас таких, что бы без греха были.

Искал ОН пару тысяч лет назад хотя б одного, типа «праведника», что бы в блудницу тот кирпичом запустил, да так ни один и не нашёлся, что бы реальным праведником оказался.

А с тех пор если что и изменилось, то явно не в лучшую сторону. Для того эта Земля и создана была в своё время, что бы человеки пакостей натворили по полной программе, да все тяжкие грехи на себе испробовали, ну и пострадали от этого конечно, чтобы здесь потом не повадно было с нечистой силой дел никаких иметь общих.

Ведь что такое грех? Это ножик, которым человек себя колет по своей природной тупости, или раскалённая сковородка на которую садится человек своей голой пятой точкой, по своей же природной глупости.

А Бог, по любви своей отцовской, смотрит на это со слезами, и умоляет: «Ну не коли ты себя сынок ножичком, ты ж можешь дырочку лишнюю сделать, и вся кровушка вытечет. Да и на сковородочку раскалённую ту не садись, ты ж можешь некоторые неприятности на свою фигуру поиметь».

А тот человечишка слушает и смеётся, ну а потом, пожинает то, что посеял, конечно. Да и ещё истерит при этом: «И за что ж меня любимого, то Бог наказал?».

А Бог только смотрит сверху, и с укоризной говорит: «Я ж тебя родной предупреждал, а ты меня бедолага не слышал, да и не могу я своего сына наказывать, я слишком тебя люблю дорогой мой, и счастья тебе одного лишь желаю, но ты не хочешь и слышать меня несчастный».

«Вот такой примерно расклад выходит», - продолжил Яшка после некоторого молчания. "Адам с Евой, вон не знали, чем это может обернуться, и решили здесь попробовать подурковать. Всё у них крайне печально тогда закончилось».

Помолчали снова.

-Эх, как же хорошо здесь - промелькнула мысль. «Неужели снова обратно возвращаться придётся?»

- Еще как придётся - ответил Яков Моисеич.

-Так ты гадёныш зачем мысли мои читаешь? Не по-честному это, подслушивать то - пробормотал я со смущением. Тот прыснул пуще прежнего.

-Так это у вас там мысли спрятаны, а тут они все как на ладони, крупными буквами у тебя на лбу написаны.

- А мы победим фрица? - нарочИто громко подумал я.

– С салютом победите. Разгромите фашиста в щепки, даже не сомневайся, Дмитрич, но не скоро, аж в сорок пятом году, аккурат когда день святого воина Георгия Победоносца совпадёт с днём воскресения Сына Божия, и дарует Господь Великую Победу нашему русскому народу. А примет капитуляцию фашистов главнокомандующий по имени Георгий. Только твои партийные товарищи, что бы народ не уверовал случайно, отодвинут её на пару дней, а вот англичане не побояться уже седьмого мая объявить о Победе, хотя те англичане к нашей победе особенно и непричастны.

Ну это всё на их совести пусть и останется. Они за своё сами ответят.

-О! - воскликнул я,

- С каких это пор ты в русские записался, былинный еврейский богатырь Яков Одессовец?» - спросил я ехидно улыбаясь.

Тот снова заржал, потом сделался совершенно серьёзным и отчеканил:

- Это там, внизу, вы делите друг-дружку по национальностям, вернее не вы сами, а враг рода человеческого вам так внушает. Делит, что бы потом друг с другом лбами сталкивать.

А здесь, в вечности, всего то две национальности и есть, это «Люди» и «нЕлюди».

И «русский», это вообще не национальность, это состояние души такое.

– Ну ты пацан даёшь! – смущённо пробормотал я: «Как ты за два дня так научился всей этой премудрости?»

- Опять же вы папаша заблуждаетесь. Время это что то типа гармошки такой. Оно у вас исключительно в мозгу формируется.

Это у вас там типа два дня прошло, а тут времени и нетути, ни какого, тут типа всегда одна «вечность».

Я тебе не могу объяснить, что это, просто нет в вашем языке таких слов и понятий, чтобы это осознать, да и умишка ваш слишком слабенький, чтобы это вместить, перегреется, да и заклинит быстро, даже заглючить может, не дай Бог. Потому то и было вам когда-то сказано: «Ум человеческий должен соблюдать меру познания, чтобы не погибнуть».

«Ну ладно Дмитрий Дмитрич» - произнёс Яшка каким-то чересчур официальным тоном,

«Засиделся я тут с тобой по старой памяти, а мне сегодня наших ещё аж двадцать девять человек тут встречать, с кладбища вашего английского, свежепреставленных.

Погостил, пора и честь знать, но всегда помни там, что ни один человек не проживёт на секунду больше, чем ему отведено Богом, а те, которые попытаются искусственно сократить срок своей жизни, так им лучше было бы и не родиться вовсе, так им шибко сложно здесь после этого будет.

И ещё одно запомни: "Бог никому и никогда не попускает испытания выше его сил, так что держись там и Веруй, остальное всё приложится автоматически".

После этих слов, запавших почему-то мне в душу, картина перед моими глазами начала расплываться и темнеть, пока не превратилась в сплошное чёрное пятно, а вместе с чернотой вернулась и дикая боль от ран, вдобавок ко всему, тело было сковано какими-то тисками, что не могло даже пошевелиться, а голова неестественно запрокинута назад, до такой степени, что аж шея задеревенела.

С трудом разлепив веки, я понял, что меня присыпало взрывом той, второй бомбы, а голову зажало гранитное английское надгробье, которых множество было здесь, и если бы не каска на голове, то раздавило бы мою бестолковку в лепёшку. Снизу наискось легла другая плита, и придавила остальное тело, только в районе лица осталась небольшая щель, через которую пробивался тусклый свет.

Правая рука смогла расшевелить рыхлую землю и дотянуться до подбородка, чтобы расстегнуть ремень каски и освободить голову из плена. Проникающий в мой склеп свет перекрыла чья-то тень. Настроив резкость, я инстинктивно почуял опасность, и попытался протянуть руку к нагану, увы мне до него не удалось дотянуться, но зато зацепил висящую на поясе последнюю лимонку. Тут же поборол искушение выдернуть чеку, и покинуть этот мир с треском. Пришёл на ум Яшкин наказ.

«Интересно, было это на самом деле, или причудилось мне в беспамятстве?» - пронзило мой ум воспоминание о видЕнии. Ладно, сейчас не до этого, потом разберёмся, в любом случае живым этим гадам меня не взять, я достаточно насмотрелся как эти твари с наших пленных шкуры сдирают, и звёзды штыками на спинах рисуют.

Тень, закрывавшая мою дыру, двинулась вперёд, и я ясно рассмотрел спину фашиста, в чёрном кожаном плаще, с эсэсовской цепью на шее, и висящим на портупее здоровенным револьвером. «Ну вот теперь уж точно кранты», — подумал я, судорожно сдирая лимонку с пояса.