Совесть

   В какой-то из дней весны я куда-то спешил, прямо опаздывал, и не останавливаясь, на бегу поздоровался с дядей Лёшей, что стоял посреди двора. Он был нашим соседом, хорошим мужиком, работящим, дотошным, но весёлым. С завода на пенсию дядю Лёшу проводили день в день, а всё из-за его справедливого характера, ну, а он, чтобы не скучать дома, устроился сторожем. Недели не прошло, как уже нёс на новое место работы полотняный мешочек, в котором болтались полбуханки чёрного, кусок сала и склянка с вкрученной в горлышко бумажкой. Ночами бдеть за чужим добром, - известно, как оно, дело беспокойное, тут уж, - приходилось смотреть в оба, до красных глаз.
   Вот этими-то яркими, кроличьими очами дядя Лёша взирал на мир, что в будни, что в праздники, не ущемляя первых и не вознося вторых. Вступив в пору возрастной болтливости, он частенько удерживал подле себя даже незнакомцев, а приятели, те и вовсе не могли проскользнуть мимо незамеченными. Тем днём ему под руку попался именно я.

- Паша! - Подозвал меня сосед.
- Дядь Лёша, прости, не могу, тороплюсь. Давай, потом.
- Да, когда ж после-то, стой, кому говорю!

   Всплеснув руками, я остановился, и, вместо привычных жалоб на политиков, да дороговизну, услышал то, чего никак не мог ожидать:
- Паш, погоди-ка, вот тут стань и помолчи!
Я замер.
- Слышишь?
Надо заметить, что наш дом, будто сказочная избушка, стоял передом к лесу, и часть его двора располагался на не вытоптанной ещё нами опушке.
- Ну, дядя Лёша! - Умоляюще воскликнул я. - Ну, что там?! Поскорее, пожалуйста!
- Слышишь?! Почки! Лопаются!

  Красные глаза соседа светились такой детской радостью, что я, задержав дыхание, невольно прислушался. Со стороны леса явственно звучал натужный двухрядный скрип. То одна за одной отворялись светёлки, за которыми, прихорашиваясь, готовились к первому выходу юные барышни в жатых марлевых юбках, цвета свежей зелени.
  Я сочувственно похлопал дядю Лёшу по плечу, и побежал по своим делам, но весь день после, мне хорошо запомнилось это, ходил, невольно прислушиваясь, не отыщется ли где поблизости точно такой же звук.
 
   Давно уж нет моего соседа на этом свете, но то нечаянное и чудесное, в которое он обратил меня тогда, не отпускает по сию пору. И не только весной. Бывает, остановишься посреди зимы, прикрыв глаза, и мимо тебя люди, - суетятся, спешат, а ты просто стоишь и чувствуешь, как бегут навстречу снежинки. Те, которые не успевают увернуться, задевают щёки и тают, не добравшись до надуманного, опережая лишённую снисходительности жалость к ним, и невольные, нестыдные, сладкие слёзы.

   Свесив до полу полосатый шарф хвоста, дятел кивает, подсчитывая щёпоти падающих хлопьев льда. Белка где-то там, наверху, откуда сыплются они, шумно застилает постель. Мысь столь бойка, что кажется, будто только что было слышно её возню со стороны зари, как она уже много закатнее, а ближе или дальше, - не разобрать.
  На расставленных в стороны ветках, ветер прядёт пряжу из кем-то подаренной на бегу шерсти. Кто то был? Он не успел разглядеть.
 
   Замешкаешься нарочно, задумаешься, - не оказаться бы, как два ближних ствола, что закинули нА ногу нОгу, да так и вросли в ветхость, - не шагнуть, ни мимо пройти.
  Под задранным оттепелью подолом сугроба, делаются заметными иссечённые трухлявые пятки пня. Хлопушка осени роняет на снег конфетти семян разнотравья, и поползень, похожий на щекастого китайчонка, таит под длинной, в пол-лица бровью, хитринку, подбирая зёрнышки понемногу, пока не увидал никто.

  Тень, исчезая в горсти полудня, оставляет обугленные чёрные следы, что хорошо видны даже в сумерках.
Жеманница ночь, прячет лицо в пушистый меховой воротник кроны леса. Не хоронится ни от кого, никого не ожидает. Думает о других, как про себя, ибо совестлива и  сострадательна.
- А... совесть... что это ещё за птица?
- Умение слышать голос собственной души, который тих, как шёпот раскрывающихся почек по весне.


---------------------------------
надуманное - принятое решение;
мысь - белка;
закатный - западный;
жеманница - блюстительница нравов