Расплата

                1



Кончик ножа был прямо над его шеей, почти касался кадыка. Рука тряслась, еле различимая в ночи. Его горло вибрировало в полутьме от храпа, издавая изо рта зловоние перегара и съеденной недавно пищи.

- Я должна… Должна прекратить это…

С глаз капнула слеза отчаяния и исчезла в промасленной от пота подушке. Лицо саднило, левый глаз заплыл и казался налитым свинцом. Ее пробирало мелкой дрожью, накрывая холодом по телу. Она была готова, готова к этому уже давно, но…

- Я должна. Всего лишь воткни, воткни в его вонючую шею до упора и отбеги назад! Все должно получится. Должно! Ты ведь так мечтала об этом. Всё будет кончено. Наконец то. Больше нельзя медлить, нельзя, он убьёт тебя в следующий раз…

Она проглотила слюну вперемешку со слезами и попыталась сосредоточится, несколько капелек капнуло с кончика ее носа, она убрала прилипшую прядь волос со лба и снова посмотрела на его шею. Грязную, вонючую шею человека, который бил ее, бил ни за что и издевался над ней. Она сжала уже нагретый за время ожидания нож в руках и направила его туда, где должна быть артерия, в этом месте даже в полутьме был виден пульс. Пульс этого грязного Животного. Она водила остриём над этим местом, но у нее не хватало решимости нажать вниз, проткнуть эту вонючую шею, которую она ненавидела, так как она тоже была частью этой мрази. Она выдохлась, она устала и была опустошена, было слишком много пережито за день. Она осела на коленях у дивана и опустила голову вниз, смотря на еле различимые узоры ковра.



Сколько это продолжалось? Года два или три? Ей казалось, что это продолжалось вечность. Вечность ежедневной боли, насилия, ударов, выслушивания оскорблений и надругательств. Зачем она всё это терпела? Зачем? Ведь она еще молода, достаточно молода, чтобы вырваться из этой вонючей жизни с Животным. Но что-то держало ее рядом, держало при нём. Что-то не давало уйти и разорвать связь. Она знала что. Страх, это был страх, так как Животное было не управляемо, когда было пьяным. Оно могло убить, она знала это. Видела по его звереющим глазам, когда ему что-то не нравилось, видела по напрягшимся рукам, перед тем, как они обрушивались на нее. Ежедневное насилие создало страх, который сделал эту мразь недоступным для ответных действий. Чем она заслужила это? Она плакала, горькие слезы катились градом, впитываясь в ковер, который когда-то подарили ей мать. В ковер, по которому ходило Животное, проливая на него из бутылки. Она подняла взгляд на его голову, лежащую на подушке с приоткрытым ртом из которого раздавался мерзкий храп и ее взгляд снова был полон ненависти, только сегодня её было больше чем когда-либо. Всё в нем вызывало презрение: покрытое недельной щетиной лицо, обгоревшие уши, прикрытые засаленными патлами волос, запах, потная кожа - всё это она ненавидела больше всего на свете. Она посмотрела на нож, - сколько раз она стояла перед ним спящим вот так, держа нож над его шеей или грудью? Раз пять, десять? Она уже не помнила. Каждый раз что-то удерживало ее, не давая переступить границу. Мерзкий страх расправы, но не над ним, а наоборот. Даже когда он спал, он вызывал страх и тревогу, ей казалось, что он всё знает и только притворяется, что спит и не видит, ждёт, когда она решится, поймёт всё за секунду до этого и тогда этот нож вонзится уже в нее. Она поднялась и вытерла слёзы.


- Нет, это произойдёт сегодня, - тихо прошептала со злостью отчаяния в темноту, туда, где лежало грязное, немытое тело. Она набрала слюны, но сдержалась, хотя и безумно хотела плюнуть в его рожу. –  Это произойдёт сегодня. Но позже. - Она вышла из комнаты и закрыла дверь. Ей был нужен глоток свежего воздуха, всего лишь немного свободы и холода чтобы напряжение улеглось. Она накинула кофту, одела шубу, сапоги и вышла за дверь.




                2




Вокруг была метель из мокрого снега. Она кружила, образуя завихрении вдоль чёрных стволов деревьев аллеи вдоль дома, около горящих фонарей и закрытых витрин магазинов, спрятанных в ночи. Она залепляла ее глаза и попадала в рот при дыхании. Но ей было нужно это, это было просто необходимо. Она жадно глотала холодный, отрезвляющий разум воздух, ступая тонкими ногами по заметенным улицам. Волосы то и дело вырывались из-под капюшона и уже намокшие от снега летели от порыва ветра ей в лицо, ударяя по нему, словно плети. Она шла вперед, настолько быстро, насколько могла. Просто вперед, куда-нибудь, во тьму. Если еще есть где то тьма темнее, чем ее последние годы. Ей нужна была сила, нужна была прогулка по разбушевавшийся стихии, которая находила отклик в ее душе, которая была такая же нестабильная и стихийная. Ее то и дело слегка шатало, боль в разбитом лице пульсировала словно второе сердце, левый глаз был полностью закрыт отёком. Она старалась идти путями, чтобы ее не видели люди, хоть на улице и была ночь, она старалась спрятаться от всех, чтобы они не сбили ее настрой, чтобы не осчастливили чем-то по пути, ибо в ее голове уже почти родилась решимость, но ее всё же еще что-то держало от этого. Она остановилась и тут же порыв ветра качнул ее худое тело и повалил в сугроб, она стала слишком слабой из-за последних лет истязаний, из глаз снова полились слезы, в сапогах ощущался холод от попавшего внутрь снега. Ей стало мерзко, мерзко от всего, в том числе и от нее самой, от ее слабости и нерешительности. Она с досадой и болью в душе несколько раз ударила по сугробу как можно глубже проникая внутрь снега и только в третий или пятый раз она заметила, что до сих пор держит в руке нож. Он блестел в свете фонарей. Она замерла, разглядывая сталь, покрытую снегом в ее тонкой побелевшей женской руке. Вдруг взгляд приковало одетое кольцо, пару секунд она разглядывала его, затем с остервенением сняла и кинула так далеко, как только могла. Она посмотрела на нож в своей руке и с силой вонзила его в снег, по локоть, затем достала руку и опять обрушила удар вниз. Снег хрустел, уплотняясь под ее рукой, но само лезвие входило глубоко. Точно так же, как она мечтала стоя перед ним ночами, засыпая на диване под утро, лежа в ванной, когда была одна или даже моя посуду. Она ощутила Силу, силу, которую не чувствовала так давно, силу, которую у неё отняли вместе со счастьем, оставив лишь смирение и боль. Она колола и колола сугроб стальным ножом с каждым разом все сильнее и быстрее, ощущая, что наливается энергией и счастьем. После очередного удара, она, представила себя со стороны, лежащую в сугробе - миниатюрная худая женщина с разбитым в кровь лицом, которая колет ножом снег. Она засмеялась, сначала тихо, а затем громче и громче. В проводах завыл ветер, подхватив тон ее смеха, а новый порыв ветра унес его к ближайшим домам. Она смеялась раскатисто, во всё горло, пока не зашлась кашлем, затем повернулась и легла на спину. На ее лице выразилась улыбка, но не простая, а пропитанная злостью вместе с возникшей силой и пропитанная днями обид, она понимала, что сейчас ее гримаса страшнее чем его, когда он приходил домой пьяным, стучал в дверь, когда она уже спала, орал на нее, называл сукой, мразью. Страшнее чем, когда он врывался в спальню, где она пыталась прятаться от него и бил ее. Бил по лицу, по спине, рукам, животу. Когда она падала он бил ее ногами, как маленький живой шарик, каким она выглядела, когда сжималась от ударов. Сейчас же она была страшнее и сильнее. Сквозь новый поток громкого смеха, вырвавшийся из ее горла она посмотрела вверх, туда, где должны быть звезды, но небо было закрыто серо грязными тучами, подсвеченными освещением города. Но звезды все равно были там, она знала, они никуда не делись. Уйдут тучи, появятся звёзды. Она была готова.





                3




Когда отворилась входная дверь, то в квартиру зашла не хрупкая девушка, а человек, чьи мысли сейчас были подавлены желанием расплаты. Человек, который в данный момент является страшнее двух таких как это Животное спящее на диване. Она сняла шубу и бросила ее на пол, она упала как мокрая тряпка, разбрызгав остатки тающей снежной корки по стенам и полу, перешагнула через нее, сжав в руке ледяную сталь, ей показалось, что ее рука смерзлась с ножом и стала одним целым. Она вошла в комнату.


Распластанное тело на кровати. Когда ее не было, он повернулся на бок, одна рука свисала с дивана, касаясь ковра, Ее ковра. Вонючее полуприкрытое тело, вызывало лишь отвращение. Нет, она не боится его, больше не боится. Она подошла к дивану и приставила нож к его шее. Она знала, что в этот раз не передумает. Но лезвие ножа затряслось, откуда-то снова стал наползать страх перед спящим телом, она уже подумала, что не сможет, опять не сможет и уйдёт, но…  За несколько секунд до того, как остриё ножа прокололо кожу и вонзилось в артерию, перед ее глазами пролетело всё то зло что натворило с ней это Животное за все годы что она его знала, чуть ли не каждый день, ужасной картинкой промчалось сквозь ее взгляд направленный на мерзкую шею. «Я должна быть свободной…» Она размахнулась и ударила так сильно, как только могла, намного сильнее, чем била сугроб. Нож вонзился в шею по ручку, до ее пальцев. «Должна…»




                4




Животное захрипело, она отбежала назад к окну, облокотившись на подоконник и в ужасе наступив на занавеску, сорвав ее с карниза. Хрип перерос в булькающий звук, когда оно перевернулось на спину и открыло рот. Его руки взялись за рукоять, а глаза были вытаращены, как у коровы, когда ей перерезают горло. Он поднялся и тут же из его шеи брызнул фонтан крови долетев почти до шкафа, залив журнальный столик. Оно не понимало, что происходит, лишь хрипело. Она не чувствовала себя, не верила, в момент, который сейчас происходит, в ее голове зароились мысли, просто куча мыслей, чёрных и страшных, о том, что она наделала. Ее руки сжали подоконник наподобие пассатижей, но она не ощутила этого.

Оно встало, качаясь, вдруг его глаза заметили ее, в них она увидела удивление, боль и… Неужели… Страх? Она никогда не видела в этих подлых глазах страх, никогда. Только теперь он прорвался наружу, награждая ее за всё это время. Она впилась взглядом в его глаза пытаясь вобрать в себя то, что видела сейчас в его лице. Он качался, держась за нож, струя брызгала то сильнее, то медленнее. Вдруг он поднял руки и схватился за рукоятку другой рукой и потащил ее из шеи. Ее дыхание сперло, она вжалась в подоконник так, как будто он мог подвинуться еще дальше. Чувство, которое охватывало ее в ожидании очередной расправы над ней, вернулось. Страх снова стал ее. «Он убьёт меня, он убьёт меня и никогда не умрет, он не умрет» - мысли роились у нее в голове перемешиваясь с ударами сердца. Он заревел, рев был вперемешку с хлюпающим звуком, но она почувствовала, что это рев ярости, рев осознания что она посмела сделать, сделать с Ним! Его глаза налились злостью, страх исчез, уступив место ярости. «О Боже, Боже!». Она, медленно ступая, пододвинулась к балкону, ощутив холодное стекло через промокшую от пота кофту. Он вытянул нож из своей шеи и из отверстия хлынул фонтан крови, который еще больше окропил шкаф и пол кровью. Ее трясло, она знала, что сейчас умрет. Оно закрыло рану рукой и сделало шаг к ней, сквозь пальцы прорывались фонтанчики черной в полутьме крови, затем еще один, между ними оставалось около трёх метров. Вдруг его качнуло, и оно схватилось рукой за стену, она неотрывно смотрела на его глаза, глаза, человека, который шёл убивать, не смотря на смертельную рану и почувствовала, как обмочилась. Животное сделало еще один шаг по пути к ней, но не устояло и повалилось на пол. Теперь уже двумя руками зажимая рану, оно оставалось на месте. Ее страх отступил. Она стояла на одном месте, пока хрипы, похожие на попытки что-то сказать не прекратились и не закончилась последняя судорога. Она не верила, что это все. Она медленно сделала неуверенный шаг к телу, лежащему в расползающейся луже крови, ожидая, что оно зарычит снова и схватит ее за ногу, но ничего не происходило, его руки опали и из чёрного отверстия в шее свободно лился ручеек на ковер. Когда всё это укладывалось в ее голове, постепенно приходило новое чувство, чувство, которое ей было неподвластно. Она набрала полный рот слюны и плюнула, попав ему на волосы, а затем сама, не думая, что делает, пнула его голову со всей силы сапогом, она дёрнулась, как у игрушки на резиновой шее, челюсти звякнули. И снова наступила тишина, звенящая, тишина пустоты, которая окутывает со всех сторон. Она повернула голову вбок, где стоял трельяж и увидела силуэт худой женщины в темноте. Женщины, которая смогла. Она долго смотрела на него, как будто это была картина в галерее, затем поправила волосы, повернулась к лежачему телу и тихо сказала: - Катись в ад.




                5




Какое-то ранее не знакомое чувство одолевало ее с каждой минутой, она не могла его идентифицировать, но, подобно некой новой силы оно накатывало, вымывая изнутри забытые и самые страшные обиды. Она рылась в платяном шкафу, выбрасывая одна за одной на пол все вещи. Вдруг она замерла, ее тело напряглось, когда она потянулась в дальний конец шкафа. Ее руки достали зеленое платье. Лучшее, которое у нее было. Сколько лет назад она ощущала его на себе последний раз, она не помнила, но знала, что есть кое кто, кто сегодня увидит его кроме нее, увидит в последний раз.

При включенном ночнике, она сняла мокрую одежду, одела новую, а затем натянула на себя платье. Оно село совсем не так, как раньше, болтаясь от ее худобы. Она смотрела на себя в зеркало прихожей, пока в ее голове рождалась идея номер два.




                -




Ей пришлось долго звонить в дверь, пока она не услышала шаги, когда-то знакомые шаги. Она задумалась, что возможно шаги людей, которые ее унижали были всегда чем то похожи. Но ключ повернулся в замке и мысль оборвалась. Когда открылась дверь, мужчина в халате, жмурясь от освещения в подъезде, сначала уставился на нее, не в силах произнести слова, но всё же выйдя из ступора назвал ее имя.

- Катя? – она давно не слышала в голосе столько удивления, и ей это понравилось. Она поправила локон, который прикрывал разбитую часть лица и глаз и улыбнулась, что вышло у нее отменно.

- Давненько не виделись, да? – дрожь в ее голосе куда-то делась, уступив место ранее неизвестной расчётливости и ожидания расплаты. – Пригласишь?

- Я… Как?... Что вообще происходит? Ты в курсе, что… - она шагнула к нему, и он автоматически сделал шаг назад в прихожую, как раз так, на что она и рассчитывала. – Ты совсем оху….



Первый удар попал в правую часть живота, так как била она с такой же силой, нож вошёл полностью, все 25 сантиметров японской стали, как значилось на этикетке набора ножей, вошли в живот еще одной мрази. Из его рта вырвался сдавленный стон, который был настолько тихим, что это даже удивило ее. Когда он согнулся от удара, она нанесла второй удар, который пробил левое лёгкое. Вторая по счёту мразь рухнула на пол, корчась, пытаясь дотянуться до места удара в спину, с торчащим ножом. Она закрыла за собой дверь.

- Помнишь это платье, мразь? – в ответ раздавался один лишь хрип, она не была уверена, что он ее слышит, но она не могла не говорить. –  Помнишь, как ты меня изнасиловал в нем, когда я пришла к тебе за помощью, падла? Помнишь весь шантаж, которым ты брал меня, имел меня как шлюху против моей воли? –  ее слова были до ужаса спокойны, холодны и отчётливы. Она наступила ногой на его спину и резко выдернула нож, он попытался встать, но она перевесила вес на ногу, и вонзила нож еще раз в район поясницы, там, где были почки, она знала где, так как Животное часто било по ним. Она ударила несколько раз, каждый раз несколько секунд целясь, так как мразь извивалась на полу. Когда она заносила руку для еще одного удара, который казался ей настолько привычным, одна из дверей отворилась, и она встретилась взглядом с полным страха лицом какой-то светловолосой девушки. Несколько секунд она смотрела на нее, затем на тело, которое уже еле двигалось на полу, его халат был распахнут и побагровел, руки перемазаны в крови, лишь тихий хрип разрезал тишину. Она снова подняла взгляд на нее, их глаза встретились и в глазах незнакомой девушки зародилось понимание и ужас. Через пару секунд она перешагнула тело и пошла к двери, внутри ее головы уже не было привычных мыслей, они либо сгорели или просто потонули во тьме, там была лишь пустота и тишина. Девушка завизжала и исчезла в комнате. Было 5.12 утра, когда она вошла вслед за ней.





                6




Легкий рассвет начинал подниматься над горизонтом, слегка подсвечивая юго-восточную часть неба. Она уже около двух часов сидела на балконе и то и дело курила одну за одной сигареты, которые нашла на кухне. В ее голове не было ничего, кроме спокойствия, она уже не понимала, что сделала, но где-то глубоко что-то упорно ей твердило, тихим голосом на ухо, что она совершила какие-то хорошие дела. Ее мысли толпились за неосязаемой преградой, почти не доставляя дискомфорта. Кожа на руках посинела от мороза, пальцы не гнулись. Она уже не ощущала холода, совсем. Лишь лёгкое покалывание по телу, да единственное тепло в лёгких и двух пальцах от сигарет. Ее единственный открытый глаз смотрел вверх, на звезды. Тучи ушли, открыв их. Они блестели и слегка мигали, такие загадочные и далекие. Она попыталась улыбнуться и вроде у нее это вышло, не смотря на обмороженное лицо. Когда рассвет окончательно наступил, и последняя звезда пропала с неба, она встала, от боли сжимая зубы, еле чувствуя тело, держась за стены и перила, переставила сначала одну ногу, затем другую по ту сторону ограды, отогнулась назад на руках, последний раз посмотрев на светлеющее небо и отпустила перила.