16 Валькирии

         
         Когда дочь  поступила  на психологический факультет местного университета,  был такой  эпизод в ее жизни, Петр стал читать Фрейда,  искал детские травмы, не нашел, шутил:  травма в том, что ее не было, он не ревновал мать к отцу. Даже соглашался с ним, что на женщин не надо обращать внимания, если бы их слушали, сидели бы в пещерах. Но со временем понял, всего лишь крылатая фраза, удивила – восхитила и улетела.  Отец сам в это не верил, кем бы он стал без женщин. В начале пути  его путеводной звездой была  Александра. Потом она привела ему мать, спутницу жизни. Были еще кометы, но быстро улетали, только Светлана задержалась, отец не мог ее бросить.

           У Фрейда прочитал о  бессознательном,  оно  управляет нами,  появляется   во снах.  Так просто и приятно: спишь и видишь сны, потом роешься в сонниках, даже ленивая Елена увлеклась, главное, не думать, а что она ему говорила.
 
           Попытался разобраться в  психотипах Юнга, прошел тестирование у дочери, не все понял, вернее, мало что понял, но интроверта за собой застолбил.  Алиса одобрила, похоже: прежде чем ему на что-то решиться, надо подумать, но это не означает, что, подумав, он на что-то решится.
 
           Ефим отказался отвечать на вопросы, ни к чему, лишнее, только развращает человека, все, что мешает думать, развращает.
 
         Как-то спросил дочь,  есть ли польза от знаний, ведь диплом психолога недешевый. Алиса раскричалась, какая психология,  в голове майки  с трусами и наволочки с простынями, она их  постоянно перемножает  на цены, высчитывает прибыль, каждый день, из года в год, о каком бессознательном он талдычит, надоел. Он  посочувствовал, еще классики отметили: бытие определяет сознание.

         Приходилось  самостоятельно разбираться со своим бессознательным, с внутренними драконами, о них писал Юнг, - стражами у входа в пещеру, где хранится малахитовая шкатулка, а в ней россыпь драгоценностей.
        Юнга не осилил, слишком все запутано, Фрейд понятнее.  По его совету    попытался связать свой первый сексуальный опыт с последующим выбором женщин. Долго думал, сопоставлял, например, первую жену Любу и  Светлану, обе брюнетки и любили красный цвет.  Нашел необычное сходство (чем гордился) противоречий имени Люба (никого не любила, потому что проститутке любить не профессионально) и Светлана (была черноглазой и темноволосой).
      На Светлане его замкнуло, он чертил схемы, добавлял другие имена, пока не стало смешно, какой опыт, если ему было четырнадцать, и эта валькирия, как называл ее Сергей, делала с ним, что хотела. Всего один раз, но достаточно, чтобы чуть не испортить себе жизнь, как случается в этом возрасте.

      Она была старше Петра лет на пять,  оставалась на второй год, поэтому  в школе задержалась, учителя мечтали поскорее от нее избавиться. Курила  в открытую на крыльце школы,  могла встать на  уроке, громко заявить,  ждите, я скоро, только покурю, выйти из класса.   Ее побаивались и старались не связываться, лучше не замечать ее выходки, чтобы не срывать урок. 
      
       По району ходила в компании заводских ребят,  сильно красилась, от тонального крема походила на смуглую цыганку, жгучая брюнетка, возможно, крашенная, кому-то такие нравятся.  Петр еще не определился, пока провожал из школы одноклассницу Соню, сероглазую, с тугой косой мышиного цвета. «Бледненькая какая, - сказала мать,  - наверное, кушает плохо». - «Нет, отличница», - ответил Петр. «Зачем так мучить себя? – удивилась она, -  женщине умной быть не обязательно».
      
      Светлана не иссушала себя учебой и кушала хорошо,  поэтому физрук не мог отвести от нее взгляда. Но и он не поставил ей выше тройки. Ах так, она назвала его козлом и пригрозила, если  будет лапать, все хозяйство оторвет. Физрук обозвал ее стервью. Что говорится, обменялись комплиментами, вся школа гудела.
      Когда Петр перешел в седьмой класс, ее уже не было, говорили, перевелась в вечернюю школу, работает на заводе.
      
         Петр в то время играл в симфоническом оркестре при Дворце культуры. В одну из суббот их отпустили с репетиции  раньше, и барабанщик провел его лабиринтами в танцевальный зал, через главный вход его бы не пропустили как малолетку.  На круге топтались в обнимку две пары. За колоннами, отделяющими круг, ходили  парами или подпирали стену, но в основном группировались у буфета.
      Он   увидел  себя в зеркале: высокий юноша с модной прической, не хуже других,  присмотрелся к девицам, кто-то хихикнул за спиной, заметили,  прошелся, знакомых не нашел и спустился по беломраморным ступеням в курилку.  Светлана  в красном декольтированном платье, отделившись от компании, подошла к нему.
    
                - Так, пасынок, кончай курить, -  вырвала изо рта сигарету и бросила в фонтанчик. 
           От неожиданности он качнулся, свита насторожилась.   Вторая попытка покурить тоже не удалась, Светлана следила за ним.

            Сергей подтвердил,  Светка Гнатюк - любовница Дедлиха, она у него секретарша, весь завод знает. Ей девятнадцать, ему пятьдесят четыре,  если учесть,  еще та оторва,  не знаешь, кому повезло, а кому нет. Но согласись, уникальная пара. Неестественный отбор, пришедший на смену естественному,  нивелировал нас, но еще сохранились редкие вкрапления драгоценных камней. Светка из них.
           Петр рассердился: «Ты определись, кто она: оторва или бриллиант», а про себя подумал, отцу Александры было мало.
          
         Себя не считал охотником за драгоценностями, но  события вышли из-под контроля. В следующую субботу на репетиции он пожаловался на головную боль и прошел знакомым путем в танцевальный зал.  Спустился в курилку, увидел Светлану, сцена повторилась.  Под мужской хохоток он покинул дворец.
         
            Всю ночь не спал, метался по постели как в лихорадке, уснул под утро. Встал к обеду. Мать шила, он хрипло спросил, где отец, ведь сегодня воскресенье.  Она спокойно ответила, ушел на завод. Как же, на завод, неужели ей  ничего не известно?

          Некоторое время  наблюдал за ловкими движениями тонких пальцев, мать подняла голову, продолжая шить:
                - Что-то случилось?
                - Ты не можешь сказать отцу, чтобы он запретил своей любовнице преследовать меня, достала.
      
          Он продолжал следить за движениями ее пальцев, сбоя не было, что говорится, ни один мускул не дрогнул, мать, не прерывая шитья,  расхохоталась, демонстрируя идеальные зубы.
         
                - Светлана? Она у него секретаршей работает. Ладно, не расстраивайся, скажу ему, - она поискала ножницы, не нашла, и откусила нитку зубами.

        В следующую субботу на репетиции Петр заметил, как в полуоткрытой двери мелькало красное платье. Их рано отпустили, он хотел бежать, но не получилось, Светлана ждала его.
   
                – Пошли, - взяла  за руку, крепкая хватка, не вырваться, он и не пытался, провела мимо кассы, - Он со мной, - и утащила  в пустой гардероб. В самый  темный  угол.  Он споткнулся о кресло, чуть не упал, под команду стоять! она расстегнула ремень, стащила одежду и усадила на холодный дерматин, одной ножки не хватало, и он почти лег, ловко натянула презерватив и села на колени лицом к нему.
         С опытом оценил: наездница она была отличная, с тренированными мышцами, не давила на него своей тяжестью.
         Увы,  ни у одной из его подружек  так мышцы не работали.

           Он забросил учебу, не ходил на репетиции, у входа на танцы его задерживали,  мал еще,  мерз на ступенях, карауля Светлану, она проходила мимо, не замечая его.
 
           Он не понимал,  почему она так с ним поступает,  если бы любила отца, не изменила бы с ним. Сергей хихикал: «Она тебя отшлепала, чтобы больше матери не жаловался. Это не считается изменой». 
            Сергей называл ее валькирией, раскинувшей крылья и парящей над Дедлихом. Прорваться к нему было не просто, она сидела перед его кабинетом и решала, кого пускать, кого нет.  Он спокойно  что-то чертил, что-то писал, заметно поправился и посвежел. Никто не возникал, ее боялись.

      Петр злился, спорил с Сергеем: какая из нее секретарша, вулкан, землетрясение, катастрофа.  Молодая, красивая, понятно, что  почти старику не устоять. Но что было в отце такого, раз эта шалава присохла к нему? Положение? Она плевать на это хотела. Кто кого соблазнил? На какой стороне Луны они встретились? 
      
       Хотелось верить, что до отца дошла  история с соблазнением.  Если трактовать по Фрейду, молодой, красивый  сын по праву претендовал на место одряхлевшего отца.

        Но, как сказал Сергей, судьба смеялась над сыном.  Школа  решила организовать классные собрания для отцов. Им всем вручили приглашения под роспись. Отец опоздал к началу, походил по пустым коридорам,  пока не увидел вывеску «5 – А класс».
     Учительница  гадала, чей отец этот седовласый мужчина в парадном костюме с орденскими планками. Он назвал свою фамилию и удивился,  что Петр уже в восьмом классе.
         Случай стал сенсацией, учительницы показывали на Петра и перешептывались за его спиной. Он оборачивался и видел веселые лица, чувствовал себя ходячим анекдотом. Классная руководительница спросила, живет ли отец  с ними.

        Первая влюбленность, первая мучительная тоска по ее рукам, по ее горячему телу, он не выходил из  дома и слушал пластинку с полонезом Огинского. Мать заставляла  мерять температуру, открывала очередную банку с малиновым вареньем. Он, действительно, чувствовал боль в горле и звон в ушах, ничего не хотелось делать. 
       
       Выбраться  помог Сергей.   «Все это такая заумь, - сказал он после жалоб на жизнь,  - не надо тратить драгоценное время. Помни всегда, что потерять здоровье можно за любым поворотом по независящим от тебя причинам, понимаешь, от тебя ничего не зависит,  ты иди, не бойся и не трать попусту свою молодость».

           В Сергея влюблялись девчонки,  он жаловался, прохода нет,  неинтересно с ними,   в технике не разбираются, книг не читают, о чем с ними говорить. Но охотно обсуждал кандидаток, достойных второй ночи сына Дедлиха. Давно пора, эх, если бы у него были обе ноги, он бы показал класс. Достойных не находилось, решили искать среди  давальщиц. Петр вспомнил Галину  чуть ли не из детсадовского периода.
          Это была игра в догонялки, за ней бежал табун мальчишек в надежде, что она покажет, и показывала, далеко оторвавшись от них, снимала трусики и крутилась на месте, поднимая ногу и приседая. Мальчишки останавливались и замирали,  кто-то не выдерживал, вырывался вперед, и она, на ходу натягивая трусы, убегала. Иногда подпускала близко, но дотрагиваться не разрешала.
      
            Сергей отсоветовал встречаться с  Галиной, она  скорее эксгибиционистка, среди них тоже бывают, хотя  он знает парочку пацанов,  хвалились интимными подробностями, но  не склонен им верить.
            Надо быть осторожнее, после  того, как  пережил страсть к Светлане, истерзавшую его до нежелания жить, к выбору девушки следует подходить прагматично, с позиции: даст – не даст.
          Так Петр переключился на соседку  Люсю, Сергей  называл ее Люси на иностранный манер.
         О мучительной  страсти к люськиной матери Петр скрыл от друга. Клавдия заставляла страдать, но хоть отец не был замешан, и то хорошо.
      
        После выпускного бала он  привел на танцы Соню. От шума и толпы она сникла, маленькая перепуганная девочка. Он бережно обнимал ее,  она не сопротивлялась.

       Светлана явилась в окружении  взрослых парней,  держались кучно.  Все такое же яркое декольтированное платье, все также видна грудь, но что-то в ней изменилось. Счастливой она не выглядела, но была еще краше, неземная красота, - называл ее Сергей, надо ж, такой уродиться в рабочем поселке.
         Петр повел Соню навстречу, Светлана  равнодушно посмотрела на них и отвела взгляд, два парня рядом  встали в стойку. Она резко повернулась, парни двинулись за ней   в сторону буфета.

       «Валькирия», - невольно прошептал Петр. «Ты что-то сказал?» - спросила Соня и продолжила: - Видел Светлану из нашей школы? Красивая, правда?», -  заглянула в его глаза и отстранилась.
   
         Прощаясь с Сергеем перед отъездом,  он сказал:  «Будь я настойчивее, она бы жила». – «Ты веришь, что спас бы ее? – удивился Сергей, - Такие женщины долго не живут, для них старость страшнее смерти».

         Со временем образ потускнел, уже не страшно заглядывать в глубины, стареем, становимся  реалистами.  Приятно вспомнить, что была такая женщина, валькирия.
         Но в жизни отца была еще одна валькирия, вряд ли Светлана могла заменить другую, Александру, вот у кого размах крыльев.
 
        Внучка просит поделиться воспоминаниями о бабушке. Фигура таинственная, так и не разгаданная, отец отказывался о ней говорить. Петр не настаивал, сколько помнит,  ничего не требовал, только просил.
          После смерти отца пытался набрасывать ее биографию, наделяя дворянским происхождением и фанатичной преданностью делу революции, - сложный образ, оказался не по его силам. Сравнивал с другими женщинами, даже с Зоей,  та же  валькирия, но в другое время, относительно спокойное, но никто  до нее не  дотягивал, вывелись, как говорил Сергей, неестественный отбор нивелировал всех.

         В детстве Александра пугала его. Пристального взгляда ее светлых глаз   не мог вынести даже отец, тушевался, умолкал, никогда с ней не спорил.
         Как-то приснилась мать с такими глазами, смотрит на него, как на чужого, а по черному небу летают вражеские самолеты, - самый страшный сон, до сих пор помнит.
      
          Они вдвоем сидели в темной комнате под круглым столом и рассказывали страшные истории, вдруг Тамара сказала: «Если тетя Мария умрет, твоей мамой будет моя мама».  Страх окутал его липким потом, он еле сдержался, чтобы не заплакать.

            Его кровать долго стояла у родителей в спальне, потом он перебрался на новый диван в отдельную комнату, но  опять вернули после того, как мать проснулась от холода и обнаружила его, босого в  пижаме на заснеженном балконе,  привела  в комнату, он так и не проснулся. Потом рассказывала, не испугалась, потому что в их роду часто встречались лунатики. Для них опасна полная луна.
        Александра возмутилась: «Зачем придумывать, чего нет, мы люди, а не звери выть на луну. Природа сама по себе, а мы сами по себе, живем в разных мирах: у них инстинкты, а у нас производственные отношения». – «Но у меня мигрень на перемену погоды», -  возразила мать. «Выдумщица, - Александра обняла ее. – Сына ты воспитывать не умеешь,  я со своей Тамаркой  строга, она мне потом спасибо скажет». Петр чувствовал себя рядом с ней, как в клетке с хищником.
        От нее пахло папиросами, мать разрешала курить отцу, только когда приезжала она. Порой только по этому запаху было ясно, что  приезжала ночью. Кто-то из соседей, страдавший бессонницей, мог увидеть  милицию у подъезда, ее охраняли.
          Перед сном Александра обходила квартиру, заглядывала во все шкафы и под кровати.  «Доверяй, но проверяй», -  отец присоединялся к ней, открывал кладовку и туалет, даже выходил на балкон. Все, что хотите, лишь бы Саше было спокойно.
           Но вечерний обход не всегда помогал, Петр просыпался ночью от женского крика, звал родителей, отец успокаивал его,  мать пыталась напоить Александру чаем с малиновым вареньем,  помогал коньяк.

       Внешность актрисы, но  рядом с ней мать, круглолицая, румяная, улыбчивая, с  золотой косой, уложенной короной, выигрывала, мужчины тянулись к ней.
          Зрелость и суровость проигрывали молодости и беспечности, - так считал Петр. Отец с ним не делился своими чувствами, в присутствии двух женщин несчастным не казался.

          Последний раз она приехала днем,  когда он учил уроки с Тамарой за круглым столом, мать шила рядом.  Она шумно ворвалась, быстро – быстро собрать  Тамару, ждет машина, некогда. Мать пыталась  накормить, хоть чаю с бутербродом,  Александра выпила рюмку коньяка, раскраснелась, похорошела, такой он ее запомнил.

          Ефим назвал  Елену  валькирией:  соблазнительная блондинка с офигенными формами даже по параметрам военного города, куда слетались красавицы со всей необъятной страны.
          Назвал, когда увидел Петра с Еленой у морвокзала, они наблюдали, как приближался натовский линкор с морпехами в белой форме, среди них были две крупные женщины с темными лицами. Петр следил за ними, не обращая внимания на собравшийся народ:  несколько пенсионеров кричали и грозили кулаками.  Люди их обходили, кто-то фотографировал, кто-то веселился, Петр держался в стороне, а Елена поставленным голосом скандировала вместе  с хором: «Америкосы, геть!»   

          Петр   чуть не разрыдался, когда увидел на берегу братание:  один натовский морпех закрывал  широкой спиной  троих украинских морячков.
         Иностранные моряки скупали плакаты и шелковые платки. Ходили по городу, улыбались, молодые в ответ тоже улыбались, старики проходили мимо, ускоряя шаг. 

         Мероприятие  в отчетах парторганизации  называлось  митингом коммунистов против НАТО. Ефим признался, что тоже присутствовал. « И грозил кулаком и кричал: «Америкосы, геть?» - не поверил Петр.  «Нет, зачем, стоял рядом, когда подошла милиция и приказала разойтись, ушел. Я, ты знаешь, законопослушный, потому что умный. Елена твоя смотрелась, старички при ней орали так, что я боялся за них. Твоя Елена, настоящая валькирия, засмеялась, а натовец чуть не обгадился.  Я сам ее боюсь». 
            Когда Петр жаловался, что с женитьбой поторопился, попался как сопляк, Ефим защищал ее: «Красивая женщина, что тебе еще надо, нашел алмаз, так отшлифуй его».
 «Зачем терять время на простое стекло», - ответил Петр.

          Когда он стал руководить музыкальной студией, набежали красавицы на любой вкус, кокетки, с красивыми голосами. Елена выделялась необычной  фигурой, похожей на контрабас: покатые плечи, маленькая грудь, талия и широченные долгие бедра, казалось, тянулись до подколенок.  Удивился, когда мать сказала, что у нее короткие кривые  ноги, не заметил.    Она пела на  сцене клуба трамвайного депо, а он стоял в глубине, перед ним аккордеон и скрипка с виолончелью, и не мог оторваться от ее задницы.   
           В свете  прожекторов на фоне темного зала силуэт, затянутый черным шелком, светился, и когда она взмахивала руками, казалось, вот-вот взлетит. Его тянуло к ней, он наклонялся так, что аккордеонист шипел,  толкаешь, охолодись.
         
          После развода  с Любой мать хотела, чтобы  женился на Соне, и она приехала летом, когда он сдавал выпускные экзамены  в университете марксизма – ленинизма.   Корочки журналиста не лишние, за статьи в газету платили. Но учился не из-за этого,  он хотел писать роман.  На первом же занятии лектор предупредил: «Кто хочет стать писателем, ошибся дверью, здесь учат уважать факты, а богатое воображение только вредит профессии».  Не поверил,  остался, читал Маркса и Ленина по программе, а также учебник по научному коммунизму, от цитат рябило в глазах, клонило в сон.
         Соня скучала, наступил жаркий июль, и она уехала, обещав подумать над его предложением.  Перед Новым годом пришло письмо, что подумала, остается на Урале, здесь ей предложили интересную работу.