О диалектике и метафизике отечественной науки

О ДИАЛЕКТИКЕ И МЕТАФИЗИКЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ НАУКИ, ИЛИ ХРОНИКА ПРЕРВАННОГО ПОЛЕТА

Всякая истина, о которой умалчивают, становится ядовитой
Ф. Ницше

Вот и расстались мы с 2020-м годом. Странный был год. Пандемия стала неожиданной проверкой человечества на дееспособность. И в одночасье выяснилось, что мир изменился радикально, что люди перестали верить в спасение под названием вакцина, воспринимая ее как оружие неких тайных и враждебных сил. О том, что вакцинами хотят убить или поработить человечество и что их ни в коем случае делать нельзя, говорят чуть ли не все, начиная профессорами и кончая простыми людьми. Но последних в такой ситуации винить я не склонен. А вот профессора…
Сама себя наука дискредитировать не может, так как она не имеет (вернее, не должна иметь) отношения к понятиям морально-нравственной природы. Ведь не можем же мы задеть кого-то, заявив, что дважды два будет четыре. Научная истина, она или есть, или ее нет. Что касаемо отечественной науки, то здесь ситуация несколько иная. В нашей истории мы уже не раз пытались скрестить науку с идеологией, и всегда получался нежизнеспособный плод. Но, увы, это нас ничему не научило. Другой бедой современной отечественной науки являются ее страсть к «научным подделкам» и оказывающиеся в ней случайные личности. Последние, наделенные полномочиями принимать серьезные решения, и вовсе становятся опасными. Вот об этом мы и поговорим.
В этом году исполняется сто лет со дня рождения всемирно известного ученого Гавриила Абрамовича Илизарова. Чтобы неосведомленный читатель понял, о ком идет речь, напомню, что Илизаров является автором единственной хирургической технологии лечения, вышедшей за пределы Советского Союза и не только признанной, но и применяемой во всем мире. Его путь в историю начался с 50-х годов прошлого века с изобретения своего аппарата. А в 70-х годах Гавриил Абрамович открыл закон под названием «Напряжение растяжения как фактор, стимулирующий рост и регенерацию тканей». Представьте себе, что Вы растягиваете жвачку. Она становится все тоньше и тоньше и, в конце концов, рвется. Так вот, оказывается, живая ткань в таких условиях ведет себя совершенно иначе – в ней резко активизируются процессы метаболизма, деления и дифференциации тканей, в результате чего растягиваемый участок может стать не только длиннее, но и толще. Даже представить сложно, насколько это гениально. Как показало время, этот закон имел колоссальное прикладное значение. Признание и широкая известность пришли к Гавриилу Абрамовичу в 80-е годы, после того, как он успешно вылечил двух знаменитостей от, казалось бы, безнадежных по тем временам заболеваний – выдающегося спортсмена Валерия Бруммеля и итальянского путешественника Карло Маури. На базе своего аппарата и открытого им закона с множеством вытекающих из него частных проявлений, Гавриил Абрамович вместе со своими соратниками обосновал технологию лечения заболеваний и повреждений костей, названную впоследствии его именем – метод Илизарова. Новое направление в медицине было признано в высшей степени инновационным, в связи с чем Илизарову была присуждена степень доктора наук, минуя кандидатской. Советское правительство увидело в нем серьезные научные, политические и идеологические перспективы и щедро профинансировало проект, построив прекрасный по тем временам научный центр с сетью клинических, экспериментальных и лабораторных подразделений. В 80-х годах о методе говорили как о настоящем прорыве в науке, способном творить чудеса. В 1991-м году в Кургане прошла международная конференция с участием многих корифеев травматологии и ортопедии из-за рубежа, на которой Гавриил Абрамович в течение нескольких часов излагал основные положения разработанного им метода лечения заболеваний и повреждений костей. Это мероприятие можно считать жирной печатью под международным признанием метода. Через год автора не стало.
В 90-е годы метод Илизарова, можно сказать, не развивался, а больше двигался вперед по инерции. Стал ощущаться дефицит новых идей, метод определенно нуждался в корректировке вектора своего развития. В 2000-х были замечены первые признаки его стагнации, на которые не обратили внимания. Одновременно появились серьезные конкуренты в лице современных погружных технологий, которые интенсивно развиваясь и совершенствуясь, легко вытеснили метод Илизарова практически из всех занимаемых им ниш. И вдруг мы встали перед фактом, что не только не способны с ними конкурировать, но даже провести хотя бы трезвый анализ сложившейся ситуации и сделать соответствующие выводы. Потому, что этот анализ упирался в целый ряд табу на темы, затрагивать которые никому не позволялось. Там бы такое всплыло! Затем к руководству научным центром пришли не имеющие отношения к методу люди, у которых, по всей видимости, не было цели развивать метод. В итоге получили его полномасштабный кризис – научный, идейный, кадровый…
Период высокой популярности метода Илизарова у нас в стране длился чуть более 30 лет, за рубежом он радикально короче. Это потому, что мы больше идеалисты, они - прагматики. Объективная и беспристрастная оценка метода за рубежом была лишена давления со стороны с целью повлиять на выводы. Увидев существенные недостатки его классических технологий (сложность, громоздкость, трудоемкость),  там ограничились его применением в узком спектре случаев в пользу своих «старых и добрых» погружных технологий. Мы же метод насаждали.
Существует мнение, что если бы Гавриил Абрамович не ушел от нас так безвременно, то судьба метода сложилась бы иначе. К сожалению, это не так. Увы, фундамент кризиса метода был заложен самим Илизаровым. Гавриил Абрамович с самого начала своей карьеры устанавливал «рекорд за рекордом», которые по сегодняшний день никто не смог превзойти. Он своим аппаратом массово «добивался» артродезов коленного сустава при туберкулезных гонитах за 18 дней, «сращивал» открытые оскольчатые переломы за примерно аналогичное время, а на удлиняемых культях пальцев чудесным образом «выращивал» ногтевые пластины. Отвлекаясь на секунду, скажу, что все эти грехи нисколько не умаляют его гениальности. Мне кажется, что любой гений соткан из противоречий, в которые трансформируется дарованный ему свыше избыток внутренней энергии. Позже аналогичные «достижения» с сверхреволюционными сроками появились в различных «научных» отчетах центра, публикациях, диссертациях, ссылками на которые пользовались уже другие специалисты, от них эти цифры брали третьи и т. д. В итоге нами был выпущен вирус дезинформации, который сыграл огромную роль в дискредитации метода (ох, не уберегли мы свою девичью честь, не уберегли…).
Предвижу застывшее в ужасе лицо моих коллег и молчаливый крик: «Безумец! Ты что, не знаешь, что в этих вещах копаться нельзя?!». Они будут правы, если докажут, что аргументы против весомее, чем аргументы за. Но еще они должны учесть, что это не просто факты, за ними - десятки сломанных судеб, разрушенных семей, растоптанных личностей... И, как сказал один восточный философ, никогда не осуждайте человека, пока не пройдете долгий путь в его ботинках. Это, простите, я о себе. Лично я считаю, что о нашей истории, как о классическом примере дискредитации гениальных начинаний,  должен знать каждый  студент. Представьте себе, что атлет пробежал дистанцию 100 метров за 5 секунд (мировой рекорд 9,68). После этого однозначно произойдут две вещи. Во-первых, все спортсмены, специализирующиеся на этой дисциплине, бросят спорт, ибо у них не может быть будущего. И, во-вторых, многие закономерно заинтересуются уникальными возможностями организма новоиспеченного рекордсмена, в том числе и тем, не замурована ли у него где-нибудь турбина или что-нибудь подобное. Примерно то же самое произошло и с нами. Лично мне не раз тыкали в лицо теми «результатами», мол, мне нечем хвастать, поскольку тогда сроки лечения были «значительно круче». Наверное, мои оппоненты забыли, что в центре пока еще есть место, где можно найти точный ответ на этот вопрос – архив. Я лично перелопатил его вдоль и поперек и могу уверенно заявить, что упоминаемые сказочные сроки – это выдумка, которая не делает нам чести. Зато были очень приличные и даже в чем-то революционные по тем временам. Касательно, например, винтообразных переломов костей голени они в 80-х годах в среднем составляли 51 день, затем плавно поползли вверх, достигнув к 2010 году 89 дней, что свидетельствует о несовершенстве технологии и сложности ее стандартизации. В итоге наши фантазии обошлись нам слишком дорого, став большой проблемой для честных научных исследований. Содеянное можно сравнить со странным убийством, когда с целью сокрытия преступления его автор топит труп в озере, предварительно оставив на нем свой автограф. Однако наука вещь упрямая и в чем-то циничная – «утопленник» рано или поздно всплывает. 
Другим пластом проблем, приведших к накоплению потенциала кризиса, был культ личности Илизарова. Будучи предельно волевой и амбициозной личностью, Гавриил Абрамович любил контролировать все и всех. Разговаривать с ним на равных, будучи при этом расслабленным, было невозможно. У некоторых и вовсе подводили клапана. Его публичные речи изобиловали словами типа «я добился», «я исследовал», «я доказал», «я пришел к выводу» и пр., что резало слух и свидетельствовало о некоторых слабостях его личности. Хотя бок о бок с ним работали его соратники, вклад которых в общие достижения зачастую был не меньше. Эти тенденции стали проявлять себя резче после его всеобщего признания. Купаясь в лучах славы, он постепенно трансформировался в тирана, аналога которому лично я не встречал. В последние годы жизни его подозрительность и вовсе приобрела параноидальные формы. Ему казалось, что его подсиживают, недостаточно любят и чтят, в связи с чем мог взорваться по малейшему поводу с плачевными последствиями. Больше всего страдали таланты, в которых он нуждался, но одновременно боялся и не любил. Особенно если они имели собственное мнение. Взяв от них все, что было возможно, Илизаров без сожаления расставался с ними. Но чаще они уходили сами.
О скоропостижной  смерти Гавриила Абрамовича мы узнали утром в служебном автобусе. Известие шокировало нас. Коллектив был предельно подавлен. Вокруг витало острое ощущение трагедии. Чего греха таить, в приватных беседах между собой мы любили критиковать «тятьку», и было за что. И вдруг мы поняли, сколько много значил для нас его авторитет, без которого мы будто осиротели. И нам предстояло заново научиться жить и работать, но уже без гения.
Что бы мы сегодня ни говорили, уйдя, Илизаров оставил нам великолепный научный центр и метод, находившийся на пике свой популярности. Правда, в него уже были брошены зерна будущего кризиса. Это я к тому, что у нас была абсолютно реальная возможность дать методу второе дыхание, но, увы, был выбран другой путь, совершенно бесплодный.
Надо отметить, что выбор преемника Илизарова приветствовало практически 100% нашего коллектива. Это вселяло надежды на позитивные перемены в центре, где царила жуткая атмосфера закулисных драчек, интриг, доносов, издевательств вышестоящих над нижестоящими, и пр. Но мы поторопились радоваться. Полагаю, что именно тогда и сформировался, как я его называю, «альянс серых кардиналов», куда вошли люди из окружения Илизарова, с неутоленными амбициями, которые, подавленные авторитетом гения, до поры до времени себя не проявляли. И, как на подбор, все со схожими взглядами на будущее метода. Забегая вперед, скажу, что «альянс» всегда конкурировал с первыми лицами центра в степени влияния на его жизнь, и сыграл однозначно негативную роль в судьбе метода. Конечно же, он был неоднородным, были умеренные и одиозные, даже с повадками братвы. Редко у кого из них была приемлемая клиническая закалка. Они всё получали на блюдечке, не потели в операционных, особо не любили касаться «железа», не переживали за результаты своего труда, поэтому метод в существующем виде казался им идеальным. Почти все они занимали руководящие должности, заведовали клиническими подразделениями, лабораториями, входили в диссертационные советы, различные комиссии, комитеты и пр., поэтому в сумме представляли внушительную силу. И полагаю, что они свои действия координировали. То, что именно такая реакционная сила появилась под боком гения, неудивительно – он взрастил её сам, уничтожив её противоположность.
Объявив себя прямыми преемниками гения, «альянс» тем самым присвоил себе негласное право принимать плотное участие во всем, что касается жизни центра, подвергать цензуре все, что связано с именем гения, особенно его аппаратом. Будучи ультраконсерваторами, они считали, что метод прекрасен в том виде, каком он есть, и вносить в него принципиальные новшества нет необходимости. И были драматически далеки от научной и клинической реальности. Они не стеснялись утверждать совершенно несуществующие вещи, например, что на самом деле Илизаров открыл не один, а аж четыре общебиологических закона, даже сформулировали их, говорили о них с трибун. Аппарат Илизарова они считали идеальной конструкцией с неограниченными возможностями и неисчерпаемым потенциалом совершенствования, а все иные устройства – его ухудшенными копиями. Все, что содержало кольца, стержни, спицы, согласно их мнению, было скопировано с аппарата Илизарова. И неважно, что все его элементы были известны задолго до его появления.
В итоге, как мне кажется, «альянсу» удалось сделать невозможное, воспитав в стенах самого научного центра поколение радикальных противников метода, не желающих иметь ничего общего с методом Илизарова. Считаю, что это стало следствием анафилаксии к демагогии и наукообразию, которые царили в этом заведении десятки лет.
Участие «альянса» в жизни центра проявлялось непрерывной чередой скандалов, травлей и преследованием неугодных. Им удалось-таки придать свежее дыхание культу личности Илизарова. Не методу, как следовало бы, а именно культу. Если человеку там приписывали неуважение к памяти гения, а с этого все и начиналось, то ему следовало знать: «Будут мочить!». Под их прессингом без границ и моральных табу я находился шесть лет. Даже сегодня, когда их влияние ограничено, крайне опасно высказывать в тех стенах что-либо критическое касательно аппарата Илизарова или его автора. Для начала с сотен портретов, развешенных по всему научному центру, на Вас очень неодобрительно посмотрит сам Гавриил Абрамович. Затем Вас крепко возьмут за жабры.
Благодаря усилиям «альянса» под предлогом неуважения к  памяти гения и к его аппарату центр один за другим продолжали покидать сотрудники. Причем в этом деле он превзошел учителя, продолжая преследовать репрессированных даже после их ухода, обращаясь в инстанции, где они могли трудоустроиться, с письмами и звонками, в которых убеждали администрации не брать их на работу. Они в этом деле были настолько энергичными, что, наверное, мечтали увидеть объект своей травли голодным и оборванным, попрошайничающим где-нибудь возле вокзала, а, увидев это, взорвались бы ликующим кличем: «Yupiiiii!!!».
Боюсь, что несколько ироничный тон нашего повествования уводит читателя от понимания истинного положения вещей. Речь идет об огромном государственном заведении, на содержание которого тратились колоссальные средства, а отдача была мизерной. Вернее, она могла бы быть гораздо более существенной, но это вступало в конфликт с «хотелками» группы людей. В течение десятилетий, катаясь как сыр в масле, они, в сущности, подменяли государственные интересы своими личными.
Уважаемому читателю может показаться, что так от метода камня на камне не останется. Ничего подобного, это мы всего лишь разгребали горы мусора, под которыми стараниями некоторых «деятелей» завалена сверкающая золотом сущность метода Илизарова. Кстати, «альянс» вряд ли внятно объяснит Вам, в чем она заключается. Ему всегда было не до этого, были вещи поважнее. А состоит она в следующем. Касательно, например, переломов, минимально возможные сроки их сращения записаны в генах человека и многое свидетельствует о том, что они лежат пределах 30-40 дней. Правда, они отягощаются тяжестью травмы, недостатками технологий лечения, нарушениями наших рекомендаций и пр.  Так вот, метод Илизарова – единственный оперативный метод, который благодаря своей атравматичности имеет реальную возможность приблизиться к ним вплотную. Единственный! Любой врач, систематически занимающийся методом, скажет, что у него не раз проскакивали такие случаи, правда, их можно было объяснить только случайным стечением обстоятельств. Они-то и будоражили разум специалистов, вдохновляли и заставляли искать и искать пути их систематического достижения. Кстати, по архивным данным в alma mater метода в лечении, например, винтообразных переломов костей голени в 90-х годах это получалось примерно в одном из 25 случаев. При лечении этой же патологии аппаратом Мацукатова то же самое удавалось делать в каждом четвертом случае, что говорит о том, что они уже случайностью не являлись.
У уважаемого читателя наверняка созрел вопрос, а что же мешает методу сверкнуть благородством того самого золота и поставить на поток упомянутые выше результаты? Мешает море факторов. Но среди них есть один, являющийся непосредственным и конкретным – аппарат Илизарова, вернее ореол святости, непревзойденности и вечности, который создали вокруг него. Именно тот аппарат, который верой и правдой служил нам десятилетиями. И, понятно, что сам он здесь ни при чем.
Метод Илизарова состоит из двух составляющих – биологической, т. е. общих законов и частных закономерностей, на которой он, так сказать, зиждется, и технической, т. е. аппаратов внешней фиксации, которые позволяют нам использовать силу тех законов в лечении больных. Если законы метафизичны и являются некой константой, то вторая составляющая должна динамично развиваться в соответствии с новыми знаниями и технологическими возможностями времени, т. е. она должна быть ярко диалектичной. Так вот, жесткая привязка метода Илизарова к аппарату Илизарова была нашей базовой научной ошибкой. Это можно сравнить с быстро растущим младенцем, на котором забыли сменить одежду. Отставание технического сопровождения уже было актуальным в 90-х. В 2000-х динамично развивающиеся и более мудрые погружные технологии уже шептали нам: «Вы не обижайтесь, но если будете такой мертвой хваткой держаться за аппарат Илизарова, то потеряете метод!». Ведь специально сказали! Знали, что сделаем наоборот.
  «Нет, это не так!» - завопит «альянс», - «Мы его совершенствовали, причем очень динамично, запатентовав около 600 изобретений и получив целое семейство аппаратов Илизарова!». Пусть назовут хотя бы одно из них, которое было реализовано. Этими заявлениями они могут ввести в заблуждение кого угодно, только не человека, который с пристрастием за этим наблюдал изнутри. Конечно, кое-какие слабые потуги в этом направлении наблюдались, но родоразрешением они не завершились, поскольку то была ложная беременность. А, выражаясь конкретно, вся эта «работа» была чистой фикцией и уж точно переходом количества в качество завершиться не могла. Как его можно было совершенствовать, если догмы, пустившие в центре прочные корни, гласили, что равных ему нет и не будет?! Представьте, один доктор наук как-то заявил, что у него нет желания общаться со мной, поскольку я «унизил» аппарат Илизарова. Это была его реакция на мои тезисы, где я писал, что он давно устарел, назвав ситуацию анахронизмом. А второй пообещал мне, что я всю жизнь буду жалеть об этих словах. И старался, так, что охватить этот его порок разумом невозможно.
Кстати, в тучные времена в научном центре была уйма штатных инженеров, патентоведов и даже математиков. Гавриил Абрамович смотрел в будущее и все делал методически грамотно. Но догмы…, они погубили все. Со временем догматизация метода достигла таких размахов, что стала непреодолимым препятствием в развитии метода. Л. Фейербах как-то сказал: «Догма – ни что иное, как прямой запрет мыслить». В точку! Так вот, аномальное любопытство технической стороной метода часто приводило меня в их «апартаменты». Пили чай, нередко кое-что покрепче. И обсуждали, спорили, зачастую до потери пульса. Было удивительно то, что даже они считали аппарат Илизарова идеальным, нуждающимся всего лишь в новых, более совершенных деталях. Что было странно, поскольку, как мне казалось, хоть они-то должны были понимать, что все, что нас окружает, подчиняется определенным законам развития. Что на путях решения изобретательских задач по совершенствованию технических систем имеется масса противоречий (около 3000), среди которых противоречия между универсальностью системы и ее эффективностью являются одними из базовых. Универсальная система не может быть высокоэффективной в принципе. А ведь главным преимуществом аппарата Илизарова считали именно его универсальность. Куда только его не пытались приспособить и тем самым доказать, что недоступных задач для него нет – на конечности, таз, позвоночник, череп, грудную клетку, челюсти… Пытались…
У не сварившегося в соусе методе специалиста логически может появиться вопрос: как может аппарат внешней фиксации быть принципиально иным, почти не отличаясь внешне от аппарата Илизарова? Может. У всех людей носы, уши, глаза, но они ведь принципиально разные. Да и аппарат Илизарова на первый взгляд мало чем отличается от своих предшественников. Понятно, что здесь речь идет о кольцевых аппаратах. Они эффективнее устройств иных типов. Первым достоверно известным кольцевым устройством был аппарат Гемпеля (1929 год), затем был Биттнера (1934). Последний, кстати, не имел никаких принципиальных отличий от первого варианта аппарата Илизарова (1952). Значительно более продуманной и совершенной была модификация аппарата Илизарова 1984 года, которой мы пользуемся по сегодняшний день и которая, кстати, разрабатывалась целой командой специалистов. Однако еще в 1972 году появился первый вариант аппарата Волкова-Оганесяна, который имел все шансы превзойти по эффективности и популярности аппарат Илизарова, но этого не произошло, и полагаю, что в первую очередь по причине излишней скромности и дефицита амбиций у автора. Но была и другая причина – это гневная реакция на него самого Илизарова, который к тому времени уже имел большой вес. В 90-х годах появилось первое гексаподальное устройство – аппарат Тейлора, с пассивной компьютерной навигацией, в котором был реализован технологизм западного образа мышления. На сегодняшний день запатентовано около десятка устройств такого типа. Несмотря на все старания, они нашли ограниченное применение в клинической практике по весомым причинам. Указанные аппараты – Илизарова, Волкова-Оганесяна и Тейлора – это три принципиально разных устройства внешней фиксации. Не претендуя на исключительность своего мнения, все-таки скажу, что аппарат Волкова-Оганесяна был наиболее перспективным из всех устройств прошлого столетия. Вместе с тем, Гавриил Абрамович, благодаря своему трудолюбию и напористости создал своему аппарату имидж настоящего солдата, с чем он и заслуженно вошел в историю.
Наверняка любой специалист, задавшийся целью освоить метод, сталкивался с массой проблем. Это недостаток литературы, немного странная манера изложения материала, проскакивающие идеологические дифирамбы, множество условностей, которые авторам почему-то сложно объяснить понятными штампами и пр. И остающаяся в конце странная неудовлетворенность… Это следствие гуманитаризации метода, когда словами пытаются объяснить то, чему еще нет ясного научного объяснения. И оно, как всегда, кроется в математике. Здесь как нельзя кстати слова Э. Канта: «В каждой науке ровно столько истины, сколько в ней математики». И это именно так. Может быть, уважаемый читатель не совсем поверит, но в основе метода Илизарова лежит не имеющая аналогов среди медицинских дисциплин и направлений математическая стройность. Ее описание, т. е. оцифровка метода, должно стать приоритетной задачей его развития. Часть этого пути пройдена и описана в моей книге «Чрескостный остеосинтез: запоздалый портрет без макияжа». В ней сформулированы основные задачи и цели методически направленной работы по совершенствованию аппаратов внешней фиксации, выведен базовый показатель их эффективности – индекс кинематической универсальности. Конечной целью этой работы является создание аппаратов с абсолютной кинематической универсальностью и индексом 1,0. Этот показатель примерно одинаков у аппарата Илизарова и гексаподальных устройств, и равен 0,5. У аппарата Волкова-Оганесяна он составляет 0,66. Целенаправленная работа в этом направлении привела к разработке аппарата Мацукатова с индексом 0,83, создана концептуальная модель устройства с индексом 1,0. Стендовые испытания показали, что любые манипуляции с перемещением костных отломков аппаратом Мацукатова удается осуществить практически на порядок быстрее и значительно точнее, чем аппаратами Илизарова и Тейлора. Но работу продолжить не удалось – основательно получив от «альянса» по сусалам, автор бежал из центра.
Что же нам дадут аппараты с абсолютной кинематической универсальностью? Только такие устройства могут позволить нам реализовать всю мощь потенциала метода и поставить на поток получение не имеющих аналогов как по срокам, так и по качеству, результатов. При переломах типа «А», например, - это около 40 дней фиксации, а качество исхода – состояние полной реституции поврежденной кости. Это когда невозможно найти отличия на сравнительных рентгенограммах консолидированной кости и ее парного сегмента. Повторяю, в лечении больных с винтообразными переломами костей голени аппаратом Мацукатова было получено более четверти таких результатов.
И что дальше? – спросит уважаемый читатель. А то, что, если нам удастся это сделать, то мы можем обратить свой взор к небесам и произнести: «Учитель, нам удалось завершить то, что Вы начали и о чем Вы страстно мечтали!».
Это мечты. А пока… Пока что будем готовиться к 100-летию со дня рождения гения. Кое-кто уже выбирает наряды, сочиняет пламенные речи, запасается носовыми платками – говорят, чем более грешен человек, тем он сентиментальнее, особенно к старости. Думаю, что открытие мероприятия следует начать с гимна в честь этого великого ученого. Я бы сделал его мероприятием-исповедью, чтобы каждый выходящий на трибуну не пел оды в честь, тем более, что петь-то уже не о чем, а попробовал заглянуть себе в душу и дать честный ответ на вопрос: «Почему так получилось? Почему столь перспективный метод пребывает в агонии? Почему?!». Вряд ли у нас хватит мужества сделать это, уж больно тяжки наши грехи. Поэтому было бы правильнее завершить форум реквиемом по методу, который мы так бездарно погубили…