Она неуловимо изменилась

ОНА НЕУЛОВИМО ИЗМЕНИЛАСЬ

Аньке было тринадцать, когда она как-то вдруг похорошела. Волнистые волосы завились льняным облачком вокруг лба, кожа будто наполнилась внутренним светом, грудь, и без того набухшая, наконец, приняла форму, от которой ни один мужчина не может отвести глаз. Мальчишки в классе почему-то краснели, беспрестанно косились на Аньку и все, словно сговорившись, прекратили с ней дружить. Они по-прежнему брали друг у друга тетради: Женька у неё списывал русский, она у Коляна физику, Колян у Мишки химию и так до бесконечности, но дружбы больше не получалось.
После летних каникул, когда многим из них исполнилось по четырнадцать, Колян – сорвиголова и прогульщик уроков, за исключением физики, конечно – резко вымахал, и будто в рост ушла вся его дурь. Он притих, стал чаще появляться на других предметах и непременно таскать за Анькой её раздутый до невозможности рюкзак. Провожал до подъезда, стоял, сопел где-то там, у неё над макушкой, как уличный фонарь, готовый вот-вот перегореть, молча отдавал ей рюкзак, следил, чтобы Анька вошла в тамбур, после чего разворачивался и, шаркая длинными ногами, уходил.
В конце октября Колян подцепил ангину. Даже не ангину – скарлатину. Как выяснилось, чем старше человек, тем она тяжелее. Уроков стало больше и, возвращаясь домой затемно, Анька нередко ловила на себе взгляды старшеклассников, играющих на школьном дворе в футбол. Ощущала странный, обвивающий запястья и лодыжки холодок, с каждым днём всё плотнее и плотнее стягивающий широкими лентами. Настолько плотно, что становилось сложно идти.
Тёмные силуэты догнали её почти у дома. В крохотном переулке, по которому она привычно срезала, казалось бы, никого не встретить, но старшеклассники – она их узнала – каким-то образом очутились здесь. Гаркая и подкашливая, они обступили её пятиугольником. Анька не успела ничего сообразить, как пятиугольник превратился в трапецию: один из силуэтов подскочил, сорвал с неё шапку и, накрутив длинный хвост на кулак, приставил что-то к животу. Отражение вечернего неба остриём впилось в кожу. Куртку она не застегнула – до дома было рукой подать – и стальной кончик легко провалился между крупных петель бабулиной кофты. Боли Анька не почувствовала, лишь парализующий морок, неотвратимо обволакивающий каждый атом переставшего слушаться тела. Боль разрывала уже потом, когда, опрокинув Аньку на землю, подростки по очереди топтали распластанный ореол её волос, дабы девчонка не вырвалась, пока так же, по очереди, они жадно, по-звериному, совсем не как Коля, пыхтели смесью перегара и чего-то ещё, непонятного, ей прямо в лицо.
Вытирая рот, отплёвывая землю и снова вытирая, Анька добралась до подъезда и, первым делом, задрала голову. В окнах было темно. Она поднялась и, толком не раздеваясь, шагнула под душ. Серые потоки текли по одежде, которую Анька медленно стягивала и прямо так, мокрой и грязной, кидала через край ванны в стиральную машину. Прислонившись к запотевшему кафелю, Анька разглядывала рану над пупком. Она была неглубокой, но, намокнув, снова кровила.
За ужином, как, впрочем, и на следующий день, и через неделю, да и потом родители никаких перемен в Аньке не заметили, и лишь Коле, в декабре, наконец, вернувшемуся в класс, показалось, что она неуловимо изменилась.

19.01.2021