43 Полёты или золотое сердце каштана 2 часть

Однажды папа-каштан, этот громадный исполин, когда был совсем маленьким, слышал от своего дедушки, тоже невероятно большого дерева, гораздо большего чем нынешние деревья, такую притчу! 

-  Знаешь, младший мой каштанчик, - дедушка всегда говорил внуку младший, в понимании деда все должно быть просто и ясно, - если ты произошёл от меня, то ты и есть почти что я,  только в будущем.- Говорил дедушка внуку ровно и степенно шурша над облаками зеленой листвой. - Однажды в нашем роду произойдёт так, что будет каштан с золотым сердцем,  его нужно будет воспитать в любви, заботе и дружбе с ним. Какой именно из многих миллионов каштанчиков будет тот самый - неизвестно. Ведь при рождении у всех  каштанчиков ангельски белое сердце, но со временем сердца  темнеют, возможно из-за колючек на скорлупке, как знать. Раньше, ведь, каштаны были вкусные и мягкие, словно хурма, но потом произошла война с елками - иголками и все в мире изменилось.
Кстати сказать, у нашего каштанчика тоже будет при рождении белое сердце и, только когда он созреет, сердце  станет золотым. Правда не сразу, предстоит упасть на  землю и, возможно, рассыпаться для всех! Вот тогда-то золотое сердце и обнаружиться. Оно  даст здоровье всем-всем больным деткам, прикоснувшимся с надеждой и верой к нему.

Облака мешали видеть хорошо внука, поэтому дедушка  слегка разгонял их своими сильными ветками в стороны, но они как назойливые мухи вновь слетались к нему и кружили вокруг величественной  кроны, словно пенка в алюминиевой кастрюльке с молоком вокруг ложки - мешалки. И дедушка- каштан снова дул на облака, как дует бабушка на пенку, охая и ахая и прикручивая газ на печке.

На секунду замолчав,  дедушка каштан взял с соседней долины радугу и поставил над внуком. Так дедушке сверху стало лучше видеть внука, он стал словно под увеличительным стеклом под радугой. Вот и хорошо сказал в завершение дедушка.

Листья каштанов и других деревьев потихоньку срываясь со своих мест, падая, кружились к земле.

Смотря на на них, мне почему-то показалось, что они должны летать, ведь они такие лёгкие, стоит дунуть на них небольшим ветерком, как они тут же побегут по тропинкам и аллеям.  Разгонятся до нужной скорости ииии, я закрываю глаза, представляя чудесную картину. Минуту погодя открываю их и понимаю, что  у листвы нет сил, поэтому листья ложаться в дреме, покрывая тонким слоем землю.

Я сижу у окошка и дую на них, чтобы мой ветерок изо рта подхватил листья и они полетели высоко-высоко, радуя всех- всех!  Но от моего дыхания только немножко запотевает окошко, в самом краешке, в самом уголочке.

Каждое утро нам приносят таблетки для приёма и ставят градусник.  Мы с Пашей играем таблетками на стуле, передвигая их словно солдатиков.

Паша это мой новый друг; его как и меня привезли родители и оставили здесь до выздоровления. Он тоже чем то отравился, как и я виноградом.

Медсестра нам говорит,  что мы друзья по несчастью.

Мы ложим свои градусники на стул и продолжаем играться таблетками. Градусники начинают катиться, сначала неспешно, потом быстрее и быстрее. Мы с Пашей как завороженные смотрим на побег градусников со стула и не успеваем схватить их, они падают на пол и разбиваются.  Маленькие ртутные шарики бегут под кровать, стул, тумбочку, в проход.

Нас ругают, обещают наказать, сообщить родителям.

Медсестра, тягая швабру под моей кроватью, говорит, что я горе луковое, а Пашку она вообще не любит, поэтому  только косо посматривает на него, громко сопит и тяжело вздыхает.

Мне становится хуже, слабость, больше лежу, на ногах пошла аллергия от препаратов. Закрываю глаза и вижу, как ветерок лёгким дуновением поднимает листву вверх. Собирает ее в женскую фигурку и вдруг замирает, как бы приглашая листву на танец. Листва соглашается, становясь лёгкой и воздушной баллеринкой,  кланяется ему в ответ на приглашение и они летят между деревьев в вальсе, кружась и роняя на землю новые листья.

Как он это делает, откуда у него сила, что бы поднять неподьемное?  Мне хочется что-бы и для меня нашёлся такой ветерок. Мне кажется, что я здесь давно укоренился и врос в постель  и нужен ураган, что-бы вырвать меня с корнями.

Я засыпаю или сплю давно, прошу у Исполина-каштана об урагане и вот  слышу сквозь сон, как из коридора доносится голос отца. Он шумит, ругается  с врачами, медсестрами, входит в палату словно ветер и забирает меня из неё.

Мы выходим на улицу, папа держит меня на руках. Под раскидистыми кронами величественных деревьев ставит меня на землю, придеживает меня, неспешно идём. Каштаны мне машут своей листвой словно пятерней. Я машу в ответ, шепчу пока-пока, поднимаю несколько зеленых ежиков, беру папу за руку и мы уходим домой.

Через пару дней я поправляюсь, бегаю вприпрыжку, летаю под облаками во сне и точно знаю в каком-то из моих каштанчиков золотое сердце!  Только вот в каком? Впрочем это не важно,  я тру свои каштанчики об асфальт, стираю иголочки, чтобы они стали круглыми и бархатистыми.