Держава Луны, гл. 2

Весь следующий день Марк опять сходил с ума от тревоги и проклинал свою мягкотелость. Собираясь в центр, он снова и снова разглядывал в зеркале свою помятую физиономию. Несмотря на ночь любви, он был подавлен и уныло размышлял: неужели полдня ему предстоит обдумывать, что теперь делать с двумя (тремя?) ревнивыми женщинами и как их мирить? К тому же, Дайану никто не должен был видеть, даже Галатея. Слухи – пронырливые твари. Точно муравьи. И кусают больно.

- Гала, о Дайане никто не должен знать.

- Почему? Она – пациентка, а не преступница.

- Строго говоря, она не моя пациентка. Но она пришла на приём ко мне просить убежища и защиты.

- И ты согласился выступить в роли адвоката или няньки? Из чистого энтузиазма? Ты – юродивый, Марк!

- Галатея, я рассчитываю на твоё благоразумие, милосердие и совесть…

- Кто бы говорил о совести и благоразумии, - заметила Галатея. – Надеюсь, ты не собираешься организовать благотворительный фонд для безумных девиц на дому? К тому же, первый раз слышу, чтобы пациенты, как беглые  рабы, вместо лечения подвергались гонениям.

- Можешь не верить, - угрюмо сказал Марк. – Моя просьба остаётся в силе. Иначе и мне придётся худо.

- Ты пока ещё мой муж, – с тяжким вздохом сказала Галатея. – Но сдаётся мне, что я смогу и передумать.

… В гостиной Галатея и Дайана сияли и улыбались друг другу, точно две закадычные подружки. Двося суетилась и накрывала на стол, ничуть не выказывая удивления или любопытства. Марку не оставалось ничего другого, как верить сразу всем.

Скребущие кошки на душе временно затихли. Женщины бросали на Марка влюблённые, пылкие взгляды, от которых он ёжился и покрывался ледяными мурашками. Происходящее казалось дурным сном. Обе любовницы видели его мучения, но, словно сговорившись, не протянули ни единой спасительной ниточки, будто наказывая за двуличие. А Двося просто не обращала ни на кого внимания. Ей приходилось видеть и не такое.

Наконец-то доев свои бургеры и допив крепкий кофе, который был ему весьма необходим, Марк отправился к машине, моля Бога, чтобы в его отсутствие ничего экстремального не произошло. Он украдкой попросил Двосю не уходить до обеда, быть поблизости от женщин и приглядывать за обеими – присутствие Двоси удивительным образом умиротворяло Дайану. Возможно, глядя на пышнотелую, говорливую, улыбчивую и сердобольную Двосю, она мечтала о матери.

Водоворот дурацких дел завертел Марка. В довершение всех заморочек, не вышел терапевт Зальцман, и Марку пришлось его подменить, чтобы обойти палаты хроников. Вернулся он лишь к семи. Чем занимались три дамы в его отсутствие, когда ушла Двося – он не знал. Но, по крайней мере, до обеда все были веселы и счастливы. Прошло всего пять часов – а дом уже встречал его недобрым молчанием. Марк пожалел, что таки не завёл пса, на что столько раз намекала Двося, пса, который встречал бы его добродушным лаем, сообщая, что всё прекрасно, всё замечательно!

Марк вытащил из машины коробку с провиантом (теперь их прибавилось, во всяком случае – ртов), тихонько вошёл в холл, отнес коробку в кухню и поставил на старинную тумбочку – подарок Галатеи, удивляясь, что никто не бросается его встречать, не виснет на шее. Осторожно вернулся в гостиную.

Дайана-Майенн сидела в кресле со свежим журналом в руках (свежими журналами её теперь снабжала Двося). А поодаль от неё, у ножки стола, свернувшись калачиком, как ребёнок в утробе матери, лежала Галатея в своём любимом, голубом, шёлковом халатике. Марк, как безумный, бросился к жене: - Что же это… как же это… ох ты, несчастье какое… - бормотал он, щупая пульс, тщетно силясь услышать биение сердца. – Что, Дайана, что, что, что? Что же ты сидишь истуканом? Ведь Галатея тебе помогала… - Он судорожно пытался расстегнуть халат, чтобы сделать массаж, руки не слушались.

- А что же мне, бегать вокруг и причитать? – огрызнулась Майенн, отбросила журнал и встала. – Она устала. Хочет полежать.

- Что – произошло – между – вами? Вы ругались? Спорили?

- Мы слегка повздорили. Совсем слегка. Потом подрались. Оказалось, что мы обе ревнивы и не любим делиться. Она поплакала и улеглась.

Галатея была давно и безвозвратно мертва. Его бесплодные попытки вернуть её к жизни – смешны и нелепы. Но если бы он мог смеяться!

Марк обессилено рухнул в кресло.

- Она умерла! Это катастрофа! – он готов был зарыдать от ужаса, жалости и неопределённости.

- Это не так уж и страшно. Человек никогда не умирает до конца. Он уходит. У каждого своя дорога. Мёртв здесь – жив там.

- Мне надоели твои байки! Ты сама не понимаешь, что несёшь. Что ты наделала! Майенн, что ты наделала! Почему она умерла?

- А ты не знаешь?

- У Галатеи больное сердце. Из-за этого у нас не было детей. Почему ты не вызвала врача? Почему, почему не дала лекарства?

- Она не просила ничего. А врачу ты сам был бы не рад.

- Но почему?!! – Марк стукнул кулаком по колену. – Почему с твоим появлением на меня валятся несчастья?

- Но разве так не лучше? – искренне удивилась Майенн. – Ты чувствовал себя неловко и двусмысленно. Будущее стало туманным. У тебя не должно быть двух женщин, Марк. Достаточно меня.

- Значит, ты возревновала? И это – всё?!

- Не только. Она настырно расспрашивала меня о жизни. Кто я, откуда, почему здесь. Она могла выдать меня. Она была опасна.

Страшная догадка пронзила Марка, его обдало ледяной волной.

- Значит… значит, ты сидела и смотрела, как она умирает? Это ты её спровоцировала и убила? Умышленно? О Боги!

У него почему-то дико разболелась голова, и скрутило живот. У него не было сил орать, топать ногами, трясти убийцу за плечи или придушить её. Он влип в скверную историю. Влип по своей воле. Невозмутимость и рассудительность Майенн выводили из себя и пугали.

- А может, это ты убил её, любя меня? Кто виноват больше, Марк?

- Её надо спрятать. Убрать. Закопать. Нельзя вызывать службу. Нас обоих упекут…
- пробормотал Марк, точно в бреду. Его знобило, зубы выбивали дробь. – Помоги мне…

- Я помогу. Приди в себя. Я не в состоянии одна выкопать достаточно большую яму.

Марк отыскал в гараже лопату и принялся рыть яму в глубине сада, посреди заброшенной клумбы, заполонённой давно отцветшим молочаем. «Подходящая могила для Галатеи – цветочная клумба!» - подумал Марк.

Потом они с Майенн упаковали Галатею в большой мусорный мешок и вынесли из дома. Происходящее продолжало казаться сном, как и вся теперешняя жизнь, начиная с первого дня появления Дайаны Аксель. Или это он сошёл с ума?

- Вот умница, - шепнула Майенн, уводя Марка в дом, когда всё было закончено. – А теперь я тебя успокою. Сделаю массаж, и мы примем душ, верно?

Марк, точно загипнотизированный, покорялся её нежным и сильным рукам, точным и уверенным движениям. Дайана-Майенн действовала, как профессионал, напряжение мышц начало спадать, головная боль утихла.

Майенн лукаво улыбнулась и облизнулась плотоядно.

- Марк, ты не хочешь меня наказать?

- Наказать? Что я могу с тобой поделать? Выгнать из дома? Убить? Что – подскажи!

Майенн рассмеялась: - Очень остроумно, но ты не способен ни на первое, ни на второе. Наказать – иначе.

- Что ты имеешь в виду?

В руке Майенн вдруг оказался небольшой ножик.

- Наказать. Сделай мне больно. Я хочу видеть свою кровь. А потом, если понравится, я порежу тебя.

Марк отшатнулся: - Майенн, как ты можешь говорить такое? Как можешь желать? Это ужасно! Больно! На теле останется рана, шрам...

- Но это не моё тело, – фыркнула Майенн и расхохоталась. Её рука стала подниматься – Марк судорожно вскинулся, схватил её руку так крепко, как только мог. Потом вывернул – нож полетел на кафельный пол душевой, но Майенн успела его подхватить.

- Трусишка! – в голосе Майенн не было презрения, лишь жалость и нежность. – Но я помогу тебе.

Майенн вдруг сделала резкий выпад и куснула Марка за плечо. Он дёрнулся и зарычал от боли. И тут же она, не давая ему опомниться, резанула свою кисть – и отбросила нож.

- Это метка. На память, тебе и мне, - Майенн жадно приникла к ранке, слизывая капли крови, и одновременно лаская его чресла. Их кровь смешивалась, капала вниз, окрашивая струйки воды. И это было красиво. И Марк снова сдался на милость победителя.

Так закончился последний рабочий день и наступил первый день долгожданного отпуска...

...Утром Марк проснулся рядом с нежной, мягкой, мечтательной Дайаной.

- Ничего не говори. – Дайана тихо плакала, целуя свежую, воспалённую ранку. – Она опять заставляла тебя любить её, верно? Заставляла делать что-то ужасное, сделала больно тебе и мне. Я знаю. Вся беда в том, что она тоже влюбилась в тебя. Только у неё это ненадолго.

Марк чувствовал, что Дайана горит и дрожит.

- У меня опять побаливает голова, – виновато прошептала она. – И тошнит. Можно, я не буду вставать до обеда?

- Не мудрено, после всех испытаний…

Марк вновь превратился в сиделку, но не роптал больше: чувство вины – и перед Дайаной, и перед Галатеей, не позволяло роптать.

Возможно, на этот раз Майенн была не при чём. Просто сознание Дайаны пыталось вытолкнуть, изгнать, затушевать то, что произошло накануне. Заволочь дымкой беспамятства. Её рвало, кожа вокруг глаз покрылась красными точками лопнувших капилляров. Белое лицо-маска с лиловыми губами, которые она закусывала до крови, запавшие глаза. Она превращалась в бледную тень прежней Дайаны, прекрасной и соблазнительной, перед которой мужчины не могли устоять, делая её жертвой своих домогательств. Но Марк был уверен, что шёлковая лунная паутина спутала его достаточно крепко, что он будет любить её любую и в любом состоянии.

Снова Марк ставил иголки и компрессы, сознавая свою полную беспомощность.

- Марк, Марк, ей нравится мучить меня… Она такая ревнивая… - Дайана шептала, потому что голос её охрип.

- Дайана, пойми, - терпеливо, точно ребёнку, но с возрастающей досадой, втолковывал Марк. – Я вижу перед собою одну и ту же женщину, прекрасную, невероятно красивую, соблазнительную, нежную. Я вижу одни и те же глаза, целую одни и те же губы, ощущаю одну и ту же кожу, я занимаюсь любовью с одной и той же женщиной – вы равны, вы одинаковы – поверь, я так вижу, так чувствую. Значит, ты едина. Ты одна. И Майенн, и Дайана – это только ты одна. То есть – одно и то же.

- Но мы не равны. Мы не одно и то же. Едины – да. Но не одинаковы.

- Верю, верю. Успокойся. Сейчас я дам тебе микстуру… Но обидно, очень обидно, что ты так изводишь самоё себя.

Головная боль утихла внезапно, как и началась. Ближе к вечеру Дайана поднялась, чтобы съесть мороженое.

- Майенн ревнует… Нам нельзя любить друг друга. Но я не могу удержаться. Ты так добр ко мне!

Однако Дайана оказалась слишком слаба, чтобы отдаваться ему с прежним пылом и страстью – мстительная и ревнивая Майенн могла торжествовать. Они просто лежали в тишине, прижимаясь друг к другу, и душа Марка истекала по капле от нежности и жалости, как накануне истекала кровь.

«Добр… я добр к ней – и бессилен помочь. Я только пользуюсь её телом. Я – просто эгоист. Негодяй и мерзавец. Если бы меня не было рядом, возможно, не происходила бы эта война в её сознании. Ей нужна серьёзная, квалифицированная помощь. Увезти её отсюда. Лечить. Попробовать гипноз. Обратиться к знахарям и колдунам, в конце концов!»

- Дайана, давай договоримся, эти две недели – ни слова о Майенн. Майенн не существует. Её нет! Мы займёмся с тобой медитацией. Мы изгоним Майенн из твоей прелестной головки. Останется одна Дайана. Что такое Майенн? Всего лишь замкнувшаяся на себе мысль. Мы обойдёмся без неё, научимся не думать её. Мы обойдёмся без таблеток и уколов. Одной гомеопатией. Только слушайся меня, договорились? И ни слова о Майенн. Теперь я с тобой, рядом, круглые сутки. И мы начнём с закалки и упражнений. Будем укреплять тело, чтобы укрепился дух. И тогда эти самоистязания прекратятся!

- Хорошо, - покорно согласилась Дайана. – Ты меня не оставишь ни на минуту?

- Даже не думай. Мы станем бороться вместе с тобой, бок о бок, только ты помогай мне, хорошо? Посмотри мне в глаза… - И Марк улыбнулся, как мог, беззаботно и ободряюще. Дайана подняла лицо и тоже попыталась улыбнуться. Улыбка получилась робкой и печальной – скорее, для успокоения Марка, чем для собственного. И Марк прильнул к её губам, словно скрепляя договор печатью. Они были счастливы в этот день, и вечер, и ночь. Майенн затихла, и это затишье никого не обманывало, это было затишье перед бурей – вполне могла готовиться новая «диверсия», и потому Марку нужно было спешить.

Под утро Марку снова приснился сон о Луне.

На этот раз хохочущая Майенн скользила по лунной дорожке и манила его. Марку удалось продвинуться куда дальше, чем предыдущий раз. Он добрался до самого парадного входа.

- Молодец, ты делаешь успехи! – похвалила Майенн, её вкрадчивый голос и дразнил, и ласкал.
 
Марк замер нерешительно на пороге, но лишь на миг. Промедли он лишку - и упустит Майенн, а вместе с ней – самое удивительное и чарующее путешествие на Оборотную Сторону. Тяжкий вздох, шаг, другой, третий – и вот он босой на Луне. Он мгновенно взлетел и, медленно кружась, опустился на острый камень, и не ощутил его, как и своего собственного тела. Словно был бесплотен, как радужный свет беспредельно далёких звёзд, как собственная чёрная тень. Марк удивлялся, как это возможно – он передвигается по безвоздушному, ледяному пространству безо всякой защиты, не ощущая потребности в воздухе, прекрасно видя всё вокруг в любую сторону на многие километры.

Наверное, он и сам сможет танцевать над поверхностью, легко и беззаботно, как Майенн, и это было настолько непривычно и необычно, что Марк увлёкся движением и выпустил Майенн из виду. Выпустил на несколько секунд, не более, но за это время она успела улизнуть на изрядное расстояние.

- Майенн, Майенн, подожди, не убегай, я сейчас, сейчас… - Марк, задыхаясь от спешки, гигантскими прыжками летел в том направлении, куда направлялась его лунная колдунья. Путь преградил горный пик. Марк облетел пик. Никого. Ни в чёрной, непроглядной тени, ни на резком, беспощадно ослепительном свету. Где же она? Он закружился на месте, высматривая знакомый силуэт.
 
А, вон снова мелькнуло золотое пятнышко, зависло над чёрным кратером, кружась и протягивая к нему руки. Майенн танцевала в невесомости, плетя замысловатую паутину движений, делала изящные сальто, и вокруг неё взвихривалась и кружилась, тихонько звенела золотая канитель.

Марк развернулся и «помчался» влево, продолжая звать. Вот он, кратер. У края Лунного моря возвышалась глыба-монолит, уже знакомая Марку: Каменная Мать. Она часто чудилась ему во снах. Она словно пыталась ему что-то сказать, от чего-то предостеречь, во всём её скорбном облике стыли невыразимая печаль и тоска. Она дышала невыносимо медленно и тяжко, и едва уловимо меняла очертания. Когда Марк приблизился, в глыбе вспыхнули три глаза – три путеводных огня, три предупреждающих знака, будто светофор, и сейчас он горел отводящим огнём, запрещающим вход.

Кратер показался бескрайним. Его заполняла чернота. Майенн уже колыхалась где-то над его серединой. Миг – и её не стало, она бесследно растворилась в тени. Медленно вращаясь, опадали и таяли золотые нити, остро взблёскивая отражённым светом.

Марк в панике заметался на берегу Лунного моря, не решаясь ступить в остроугольный мрак. Отчаяние и тревога сдавили грудь. «Майенн», - прошептал он. – «Что же ты…»

Марка скрутил липкий страх. Майенн бросила его, доведя до границы Тени, до Чёрной Бездны, непроглядного Мрака. Он понял, что он остался здесь один. Один на жуткой, чудовищной планете без атмосферы, без жизни, что он может тут остаться навсегда, потому что не знает пути назад. В один прекрасный миг он разучится существовать без воздуха – и тут же умрёт, мучительно и страшно.

И впрямь, как только он об этом подумал – как удушье сдавило горло. Сердце заколотилось бешено, раздирая грудную клетку, суставы скрутила боль. Марк закашлялся, заходясь, слёзы градом хлынули из глаз.

- Оборотная Сторона пока недоступна тебе, – вновь услышал Марк голос ниоткуда. – Живым там нет места. Тебе пора вернуться.

И в этот самый момент Марк проснулся. Проснулся в своей спальне, с острой болью в левой, онемевшей руке, неловко подогнутой под бедро, с лицом, уткнувшимся в подушку, отчего ему приходилось дышать широко раскрытым ртом, с большими усилиями.

Марк со стоном перевернулся на спину. Сна больше не было.

- Марк, в чём дело? – услышал он рядом мягкий голос. Дайана, приподнявшись на локтях, смотрела на него встревоженно и влюблённо. – Тебе приснился неприятный, страшный сон, милый?

- Пожалуй… да, наверное. Я, верно, ворочался во сне, оказался лицом в подушке, дышал тяжело, да руку отлежал – она онемела. Не страшно. Главное, вовремя проснуться, - Марк улыбнулся Дайане, обнял её и поцеловал.

- Хочешь, я тебя вылечу? – Дайана откинула одеяло, склонилась над Марком, лаская его губами и языком. – Лежи спокойно, ни о чём не думай. Расслабься…

Они любили друг друга почти до рассвета. Марк с благодарностью думал о том, что вставать рано нет необходимости, он может с полным правом отдыхать и забыть о работе. И они проспали почти до самого полудня.

Марка разбудили шаги Двоси, которая, недовольная тем, что её подопечные спят, хотя замечательный завтрак уже давно готов, не трудилась ходить на цыпочках, что, впрочем, было бы сложно осуществить при её комплекции. Марк оставил Дайану пребывать на границе полусна, и спустился в кухню.

- А, наконец-то! – встретила его Двося. – Никак не мог отоспаться – понимаю, с двумя женщинами сладить непросто. Кстати, куда это Гала запропастилась? Уж не обиделась ли, что принял неприветливо? Возревновала?

- Ты угадала, Двося. Именно так. Возревновала, позвонила ухажёру – и уехала с ним, даже в сердцах машину бросила. Я её не перегоняю – вдруг передумает, вернётся… - твёрдо ответил Марк. Уехала с любовником – самый лучший вариант. Пусть будет так – и никак иначе!

- Как неаккуратно! Не надо бы тебе её гневить и обижать. Не заслужила она. И не хуже, чем твоя новая пассия. Да-да, что вытаращился, уж будто я куплюсь на сказки о племянницах. Вижу, что влюблён ты, точно мальчишка, который впервые в омут окунулся. Только радости большой не вижу – осунулся, кушаешь мало. Красавица твоя тоже больно странная. Что-то неладно? Да ладно, не пугайся, ты же мне вроде сына, родной!

- Неладно, Двося. Дайана больна тяжко, родственники её бросили, кампания, где она работала и благодаря которой стала инвалидом, её разыскивает, потому что… потому что она была свидетелем серьёзных нарушений и некрасивых делишек в отделе. Я не могу допустить, чтобы её обнаружили – ведь она попросила убежища по старой памяти. Потому и тебя просил – никому ни слова.

Марк был искренен, не лгал ни слова. Просто недоговаривал. И не было никаких причин ему не доверять.

- Да я что, возражаю, - смягчилась Двося. – Ты меня знаешь, коль нужно – буду как рыба нема, понадобится – стану как тигрица на защиту. На меня всегда положиться можно. Ты знаешь. А Галатею верни. Негоже так поступать с женой.

- Непременно, - кивнул Марк.

- Так, где же твоя подружка? Заспалась. Буди, долго спать не полезно, все органы сикось-накось работать станут, глаза опухнут. Скоро обедать, а вы ещё не завтракали. А я-то так старалась, так старалась…

Марк засмеялся. Поцеловал Двосю в толстые щёки и поспешил наверх к Дайане – их утро начиналось с аутотренинга и суггестии.