Какая-то неосознанность

«Когда мы были молодые и чушь прекрасную несли» … Так поётся в песне.

А вот не верю я этим сочинителям песен! То, что в песнях поют – блаженные выдумки, по сути – неправда.

Кто они, сочинители? Так, персть поэтическая. Их песни можно слушать только для тупого релакса, а петь только по-пьяне, когда уходит осмысление и приходит вся эта выдуманная блажь. Чушь – она и есть чушь, и нет в ней ничего прекрасного…

Задолго до нынешней доэпидемиологической поры регулярный характер имели встречи однополчан, редкие, но душещипательные, с возлияниями и непременными воспоминаниями. Впоследствии дело доходило и до песен. Но не о песнях пойдёт сей сказ.

Как-то на такую встречу приехал из столицы Пётр Петрович, мой бывший коллега по передовому отряду руководящей и направляющей силы нашего бывшего великого государства. Он стал очень высоким начальником. А когда-то я его учил и жизни, и работе, да… Учил всё больше на своих ошибках, которые производил, теряя холодность головы, но от чистого сердца и не потея… А он и тогда уже имел преимущество – учился на чужих ошибках. Свои же своевременно и весьма непринуждённо, местами с уместным юмором, исправлял.

На той встрече посидели мы крепко и особенно душевно, песни пели и обнимались. И он стал меня звать к себе в свои заместители. На таких встречах мы забываем про возраст, мы становимся такими, как тогда… ну, когда мы были молодыми...

Так, ещё раз отмечаю: когда мы были молодыми, не было никакого несения никакой чуши! Несли то, что от нас требовалось, а во всём остальном – жили, как могли.

Я-то его постарше, и перешагнул тот порог, за которым ещё могут снова взять на государеву службу, а он этому значения не придал. А когда я ему про это напомнил – взгрустнул, и мы ещё налили, и выпили – за то, чтоб всегда… несмотря на года…

Ну и после той ветеранской встречи довольно долго совсем не виделись. Я даже не думал его беспокоить, прекрасно понимал, что ему по рангу беспокоиться возбраняется.

Но однажды я его увидел.

Меня, продолжающего утруждаться на непыльном и незначительном местечке, послали вместо отсутствующего руководства на совещание в администрацию, чтобы что-то там выслушать и получить указания в такой-то срок представить очередную дорожную карту для какого-то движения куда-то. Понятно, что движения никакого не было и не будет, ведь двигаться не на чем и, главное, – некуда. Но карта нужна! Такое карточное дело ныне в тренде. Направление всё время меняется, и при этом лучше никуда не двигаться, – себе дороже будет.

Ну и вот, в администрации неожиданно я с ним сталкиваюсь! Он эту администрацию с какого-то боку курирует, и всех там или по плечу хлопает, или на хер по-простецки и по-доброму посылает. Но не пугает.

– Не хочу, – говорит, – никого пугать. Если есть за что, то лучше сразу за жабры – и на сушняк!

А потом мне говорит:
– Всё, едем со мной! Поступаешь в моё распоряжение.

Я хочу затормозить, мол, надо же руководству доложить, дела кое-какие уладить, то да сё…
А он: – Всё руководство будет там, где мы будем. Только мы будем руководить руководством!

Как известно, хорошо только там, где нас нет. Но! Надо туда умудриться попасть, пока там хорошо. Проблема в том, что как только туда попадаешь – ты уже там, и значит, там становится нехорошо. Теоретически проблема решается довольно просто: когда там станет нехорошо, возвращаемся назад – туда, где без нас станет неплохо. Главное, не засиживаться на месте… Но… вот это уже сложно – не засиживаться…

И вот – едем! По дороге узнаю, куда едем: в баню. Конечно же, куда же ещё вот так собираются и едут, бодро и без промедления?

Удивился я только тому, что баня оказалась маленьким таким деревянным сараем, обитым кое-где листами жести. А жесть всегда ржавеет, выставляя на обозрение свою непредставительность. Но когда зашли оказалось, что это только предбанник, раздевалка и кочегарка, а сама баня – внизу, под землёй.

Разделись и по лестнице спустились в широкий коридор. После чего неожиданно для себя я оказался там один… Стою без одежды, в одних трусах. Вообще не заметил, когда и куда Петя подевался! В коридоре несколько дверей – куда направиться?

Тут вижу: в конце коридора – вешалка, на ней ничего не висит, но рядом на полу лежит какая-то одежда. Подхожу – и опять удивляюсь: вроде бы как… мои это вещи! Бежевые летние брюки, летние туфли, белая футболка.

Только вот… Это всё я носил… ну уже почти полвека тому назад! По подвздошью пробежал холодок… – и я рванул наверх! Кое-как оделся (осень, как-никак), выскакиваю из сарая-предбанника, на ходу застёгиваясь, – а прямо за дверью высоченная куча песка, не обойти! Когда только успели столько насыпать?! Начинаю на эту кучу карабкаться, а она всё больше и круче! Стал уже с неё съезжать… Песок чистый, а цвет у него светло-бурый. Наверное намывной, балтийский. Не достичь мне вершины! Вот так, карабкаясь напрямую – не достичь никак!

Двигаюсь по куче в сторону, проваливаясь в песок, обхожу – и вижу за ней зелёненькую лужайку. За лужайкой лес, а на его опушке – корпуса, очень похожие на базу отдыха времён расцвета застоя… Стоп, молодёжь такого описания не поймёт… Ага, а если сказать «доперестроечных времён»? Тоже не всяк про те времена разумеет! Короче – полувековой давности.

Иду туда. Хоть бы понять, где это я, что это за места такие. Нахожу административный корпус. За высокой стойкой восседает солидных размеров администраторша. Она меня мерит презрительным взглядом:
– Ваши документы и путёвка! – с интонацией «быстро, тля, и без разговоров!».

Тут я и подумал: а вдруг прокатит?! – и со всей возможной важной спесью ляпнул:
– Я от Петра Петровича!

Лицо администраторши тут же облагородилось и стряхнуло полное равнодушие. Привскочив, она улыбнулась:
– Да-да… Назовите, пожалуйста, фамилию!

Называю, но другую. Документы она уже вряд ли потребует.

Администраторша берёт трубку и кому-то сообщает, что сейчас подойдёт товарищ на спецобслуживание. Заманчиво звучит! Думаю, что в спецобслуживание входит и спецпитание. Самое время перекусить. А если повезёт – выпить и закусить.

Потом она мне объясняет, в какой домик мне пройти. Всё на мази! Халявный отдых! Петя, вероятно, отвлёкся на важные дела, непременно конфиденциальные, которые часто и начинаются в бане, или с бани. Возможно, позже присоединится.

Захожу в домик, весьма снаружи скромный. Наружность спецобслуживания бывает непритязательной, главное – что там внутри…

А внутри большая комната, там же и кухня со всеми причиндалами вдоль боковой стены. Как на виллах забугорно-западного образца. А прямо на полу сидит женщина учительского вида в очках и кормит великовозрастного мальчика. Я их знаю: это мой друг и его мама, которая была у меня классной руководительницей в школе и учительницей английского языка. Только я учил немецкий, потому что моя мама была учительницей немецкого, но в другой, не нашей школе.  Мы тогда жили в соседних подъездах, и мы с Игорем вместе играли в нашем дворе. А учился он в другой школе.

Мне показалось странным, что я уже в более чем солидных летах, а он всё ещё мальчик. А то, что на полу… Они как-то так естественно и удобненько сидели… наверное, так приспособились, так им нравилось.

Я им кивнул и поздоровался, но они меня не узнали. Тогда я представился… Мама Игоря обрадовалась, стала меня расспрашивать: кто я сейчас, где и как. А он не обрадовался. По-видимому, меня не узнал, и кто я такой, не понял.

И я ничего не понял. У них что, время жизни повернулось вспять? Но я об этом ничего не стал спрашивать. Меня сейчас другое мучило: а где же тут спецобслуживание?

Мне говорят, что комната наверху. Я могу поселиться вместе с Игорем и Вовой М.

Так! И он здесь? Вова тоже мой одногодок, и учился в параллельном классе. Он был очень силён в математике и выигрывал олимпиады. Игорь тоже. А я был на олимпиаде только один раз, и именно вместе с ними, и это был мой провал. Ещё они играли в шахматы, я тоже играл, но не с ними. С ними у меня не было шансов, они разбирали и помнили чуть ли не все гроссмейстерские партии.

Поднимаюсь в комнату. Шкаф открыт, на единственной вешалке висит чей-то галстук. Валяются два открытых чемодана с вещами. Я с чего-то неосознанно вещами заинтересовался, порылся, а потом думаю: чего это я делаю?! И вышел, и куда-то пошёл. Появилась и всё затупила какая-то неосознанность.

Оказался в столовой, там, как и полагается на спецобслуживании, банкет. Все люди мне незнакомые, но это и не важно. Если ты туда попал, то только по знакомству. Тоже не важно, по какому знакомству и с кем.

Я пил и закусывал, и с кем-то говорил. И для меня было неважно, что пить и чем закусывать. Раз было, что пить и чем закусывать – то это просто было. Говорили так, чтобы показать себя умным, деловым и не без чувства юмора. Но было неважно, с кем и о чём говорить. Да хоть бы ни с кем и ни о чём – что бы изменилось?!

Запомнился только один элегантный довольно ещё молодой мужчина, который стал цепляться за какие-то мои изречения. Вероятно, ещё не потерял энтузиазм и на спецобслуживании применять свои специальные навыки и замашки. Я его послал и куда-то неосознанно удалился. Думаю, что удалился вполне достойно, потому что до танцев с кем нравится, переходящих в пляски с кем придётся, дело не дошло. 

Осознанность пришла на городских улицах и уже зимой. Это однозначно была зима, потому что шёл снег, и было его много, а я смотрел, как его убирают при помощи снегоуборочной техники. Очень продуманно, очень профессионально убирают! Сначала спецмашины снег сгребают в сторону, а там его подбирает большой снегоуборочный комбайн, и так ювелирно всё зачищает, что остаётся почти голый асфальт! Мне кто-то сообщает, что это единственный комбайн в городе, и он справляется с большим объёмом работ, потому что работают на нём настоящие профессионалы. И кто они, как бы вы думали?

…Но я этому как-то не удивился. Игорь и Вова и не такое смогут.

Удивлялся я потом, когда проснулся. Насколько я знаю, Игорь был в столице на высоком научном счету, ну а Вова при первой возможности переметнулся из нашей науки в американскую. Полагаю, что со снежными завалами они вряд ли боролись, и в детство не возвращались, ну разве что… Хотя, кто знает… Наука, говорят, проникает в тайны снов и тайны времени. Это вам не какая-то неосознанность.