Гришка - фармазон

ГРИШКА - ФАРМАЗОН

ВОР СЛЕЗЛИВ, А ПЛУТ БОГОМОЛЕН

   Был у нас давеча случай один, очень поучительный и громкий.
   Раненько поутру, с автобусом, приехал из города молодой человек, с виду приличный, в костюме, при галстуке, с портфелем и в очках тёмных. Они, те, с портфелями и в очках, дюже таинственные, даже и не поймёшь сразу, какой сферы деятельности гражданин.
   Дед Матвей Ерохин сдал ему комнатушку в своей избушке и шёпотом доложил любопытствующим нам, его дружкам и соседям:
 - Дюжа прыткай да ушлай, полагаю. Скорея всяво Агент, заготовляить чавой-та, аль ревизор, могёть и такоя быть, аль - хрен яво знаить, хто вообче. Однакось, расплатилси со мною наперёд. Всё честь по чести.
 - Ну, приехал и приехал,- так решил народ,- дальше будет видать, что за птица.
   Село наше не очень-то большое, но раскинулось широко. Дома стоят вольготно, усадьбы раскорячились садами, огородами, лужками. Народ у нас не бедствует, скотину водит, предостаточное количество, в основном коз да овец, птицы - туча! Короче сказать, деньги в мошне позвякивают, даже не позвякивают, а шуршат у многих, аж поскрипывают при пересчёте. У большинства мотоциклы, мопеды, это кто помоложе, а так и лошадь и корова имеется, бычки на откорм, тёлочки на продажу.
   Наши деды рассуждают так:
 - В избах, глядитя, ковры по стенкам развешаны, они пылюку в дому собирають, диваны пружинные рыпять и скрыпять, в боки, те пружины, всовываюца. У пятёрых в селе телевизиры, во как! А чаво жа, вкалывають как проклятыя, друг за дружкой тянуца, перещеголять жалають, «нос им утереть» своим богатьсьтвом. Мол, у табе тах-та, а у мене перетах-та будить. Тошно нам, старикам, на ето глядеть! Капитализьм обратно гляди идёть, мужуки!
   Дед Матвей горится сидя на скамеечке, на посиделках наших:
 - И накой мы, робяты, кровушку свою проливали, скока в земельку полягло братьёв, родителев. Эх! Страмотища! Коврами совесть свою завесили, да телевизиры глядять, сидять!
 - А чаво жа ты, старай лапоть, в «москвичку»* нарядилси, тканию крытаю? Брындал ба в старой куфайке, затёртай да рванай. А то с меховым воротником, поди ж ты, модник!
 - Имею права, потаму как, заслужёнай я,- сердился на такие слова дед.
 - Вота ты, Матвей, чаво ж сам-та, почитай кажнай вечер шастаишь к Вихлюшиным? Чаво плятёсси к им, раз презираишь за богатьсьтва, а?
 - Дураки вы, шлёпамордыя,- возмущается, психует дед Матвей,- я новостя глядеть плятуся, ничаво боля. Мене ж надоть знать, чаво в мире деица! А у вас-та, гляжу, «кишки нарывають» да завидки бяруть, што мене пущають, а вас-та, дажа не приглашають. Ну, глянул я, старый дед, в телевизир и чаво жа с того?
 - Будя уж, - неожиданно призывает всех к миру старик,- чуток полаялися, шутя, да понарошку, пар эдак поспущали и дружимси опять, так?
 - Так, так,- согласны с ним мы все.
   Собирались мы на своих посиделках и выспрашивали у деда Матвея, про его постояльца, в конце того же дня, когда тот появился в селе. Дед нам рассказывал откровенно. А что же, в село-то редко кто приезжает, любопытно послушать.
 - Яво Григорием звать. Он, приехамши, умёлси куды-та, так тока посля обеду явилси. Спытал яво: «Кем служитя?». «Я,- сказываить,- по коммерческаму делу здеся».
 - Ну, мене-та без надобностев знать, хто он, да чаво, ет вы всё пытаитя. Сёдни мы с Григорием, када яешню жарену на сале ели, то пригубили чуток маёй, крепенькай, ядрёнай. Ет када уж мене отсочАло*. Давеча-та спиной всё маилси я. Таперя лучшея,- пояснил нам дед Матвей,- пойду, постоялец сидить, носом, поди, куняить*, а постеля не разобратая, не стелёна.
 - Слухай, Матвей, а ты, случаем с ём по яво нужде не ходишь, газетку яму не мнёшь, штоба мяконька была?
 - Э-э-э, придурошныя, всё скалитися? - осуждающе попенял нам, вставая дед,- я ж, как-никак хозяин, должон уважить гостя, к тому ж хорошо уплочено за постой.
 - О-о-о! Ну, тады другой коленкор! Можна и по нужде сопроводить,- изгаляются старики, с юмором, конечно.
 - Тьфу на вас! Дурачьё дрямучия,- взъерепенивается* дед Матвей и шкондыбает* в свою избу.
   После нам рассказывал он:
 - Всхожу, гляжу, а Григорий стоить наспроть иконок, што в углу и рассматриваить их. И так с интересом мене просить: «А продай-ка мне дед вот эту, маленькую иконку, заплачу хорошо за неё».
 - Э-э-э, нет! Не могу продать. Этой иконкой нас с Дарьей, жаной, котора уж померла, мать моя благословляла, када жанилися, - вроде так ответил Григорию старик, тот и отстал, больше не просил уж.
   Так было в первый день приезда коммерсанта Григория в наше село, а уж дальше события стали развиваться стремительно.
   Короче говоря, когда постоялец вышел пройтись перед сном, наш герой надумал заглянуть в его портфель. Он надеялся увидеть там кучу документов или ещё чего, даже сам не представлял чего, просто заглянул и... остолбенел!
   Портфель был наполнен золотыми украшениями! Там кольца, перстни, цепочки, кулончики, крестики, серьги и ещё много разного, золотого! Дед не утерпел, загрёб пятернёй и страх его взял, сроду столько золота в руках не держал он. Да, честно говоря, вообще, грамма в руках его не было. Вот те на! Ну и дела!
   Высыпав обратно, быстро выскочил из комнаты жильца дед Матвей, у него лицо полыхало прямо, а сердце колотилось от увиденного. Шмыгнул в свою каморку, лёг лицом к стене и притих. Он хотел охолонуть немного, обдумать то, что увидал, прийти в себя.
   Жилец старика беспокоить не стал, тоже лёг спать.
   Лежал дед Матвей и прикидывал в уме так и сяк, как ему поступить? Идти ли в милицию или сделать вид, будто ничего не видел, какое ему дело? И всё же, откуда у Гришки этого столько золота, прям навалом, что магазин ограбил что ли? И вдруг, до старика дошло! Это не золото вовсе, а подделка! Да-да! Когда дед Матвей взял в руку, загрёб кольца те и цепи, то тяжести не почувствовал! И звук был какой-то пустой, когда высыпал обратно! Да, золота в руках не держал дед Матвей, но уж вес медяшки-то знал. Он, жилец этот, спекулянт и мошенник!
   Да, спекулянт и барыга! Под видом золота втюхивает сельчанам подделку!
 - А живёть-та, живёть-та у мене! Народ рано ль, поздно прознаить чаво купил и мене приплятуть к барыге. Не-е, в милицию не надоть! Чаво ж такоя придумать, как жа яво прищучить?- призадумался старик. Ночь проворочался, а наутро вроде придумал.
   Дед Матвей выяснил, что Григорий ходит по дворам вдалеке от дома, где проживает. Таскается «на другой конец», в крайние дома села, на «отшибе», где построились молодые, крепкие и деньжистые. Туда Григорий заходил охотнее, чем в убогие, стариковские, их он старался обходить стороной, но бывало, и ими не пренебрегал. А в домах с достатком, вот там уж распускал хвост петушиный и убедительно уговаривал купить, пока не так дорого, мол, вскоре золото резко подорожает, что форма колец и крестиков редкая, что.... короче, «втирал» убедительно и люди покупали на свадьбу, внучкам, детям, себе. Навар, судя по всему, был очень достойный. Как правило, такие изворотливые дельцы долго не задерживаются там, где творят зло. Вот и Григорий сообщил деду Матвею, что наутро съедет, его работа, вроде закончена.
   Плотно задёрнув штору в комнату, постоялец притих, но дед Матвей слышал, как он что-то шептал и явственно ощущался шелест купюр, звук, который ни с каким другим не спутаешь. Старик решил действовать. Он крикнул от порога в комнату, как можно бодрей:
 - Гриша, я за козами пошёл, пригоню, станем исть!
 - Ладно, ступай дед!- раздалось из-за занавески.
   Помогая себе палкою на которую опирался, дед Матвей поспешил к знакомой старухе, Гололобихе, которую знал с молодости, к тому же бабка она болтливая, любит посудачить, растрясти новости по селу. Выяснилось, что и она прикупила себе крестик у Григория. Дед попросил показать, а когда поглядел, покрутил перед глазами, выдал свой вердикт:
 - Медяшка! Копеешная хренотень, прости Господи.
 - Как так копеешная, я за яво, крестик етат, добре отвалила,- выпучила глаза Гололобиха.
 - Нешто сама не видишь, образ смазан, буквы оттиснутыя коряво, не разобрать вовси. В руке прям не чую, лёгонькай крестик! В ём золота - ноль цельных, шиш десятых, во чаво!
 - Ой, и вправду,- убедилась старушка, взбаламутилась, за сердце схватилась,- чаво ж таперя делать, как жа быть? У нас пошти шта в кажном дому купили у тваво постояльца. Да вон хоть соседка моя, Зойка, внучке кольцо, сабе серьги с зумрудом, а сястре сваёй, в подарок, цепочку да кулончик.
 - С зумру-у-у-дом,- передразнил её старик,- бутылошная стекляшка, боле ничаво. Ты вота, подруга, обяги всех по твому краю, хто купил золото ето, самоварноя, а они уж другим порядком пробягуть да сообчат. Завтря, уторком, к моёй избе все подходитя, тольки не припозднитися, до того, как он умятёца на станцию. Устроим яму чих-пых, прищучим с етим золотишком. Ты-та помнишь, поди, скольки отвалила?
 - А то как жа, помню.
   Договорились так, и дед Матвей прытко поспешил домой, по дороге стараясь прийти в себя, чтобы не насторожить мошенника.
   Поужинали старик и постоялец мирно, даже выпили по паре стопочек. Григорий был, кажется, довольный поездкой этой:
 - Люди у вас в селе душевные, простые,- сказал он, вставая из-за стола,- и ты, дед, с понятием.
 - Да, у нас здеся народ добрай, всё потому, што войну пережили, тягостей дюжа много повидали, а вот душевностей не растеряли, да-а-а, - вздохнул дед Матвей,- ну ты как схотишь, а я на покой, притомилси чавой-та ноня.
   Утром, чуть свет, под окнами деда Матвея - шум, гам, крики, слышно множество голосов. Дед сел на постели, прислушался, ещё не поднимаясь. Занавеска отдёрнулась, и пред ним предстал постоялец, полностью одетый, но растерянный, даже напуганный, со своим портфелем в руках:
 - Мне нужно выйти быстро, незаметно, понял старик?
 - А чаво, аль пожар, горим штоль?- удивлённо спросил дед Матвей, спуская ноги с постели, засовывая их в чуни.
 - Можно и так сказать, горим,- забегал по избе, заметался постоялец, держа в обнимку, прижимая к груди портфель. Будто загнанный зверь, волк обложенный красными флажками. Куда и девалась спесь его! Теперь и за тёмными очками не спрятаться.
 - Ну,- прошипел он,- где выход?
 -Да вона, задния дверь во двор, а тама гародами-гародами, буграми и к станции автобуснай,- пояснил дед Матвей.
   Пулей выскочил Григорий в сени и, отодвинув засов, распахнул настежь дверь! А его там уже ждали! Два дюжих молодых мужика, схватили за шиворот и поволокли вокруг дома к крылечку, туда, где кричал и толпился обманутый им народ.
   Помимо едких, бранных, матерных слов слышалось:
 - А-а-а! Попалси мярзавец, фармазон чёртов,- верещала бабка Зоя, - нажилси, подлец на нас? Чаю*, таперя крадено порося в ухах у табе визжить?
 - Засудим сволочь такуя, - взревел народ.
 - Проворен нахал, денежки в карманы напхал,- взвизгнула Гололобиха.
 - Да чаво яму законы, када, поди, судьи все знакомы,- крикнул кто-то из толпы.
 - Граждане! Успокойтесь, я всё вам верну, честное слово, как пред Богом! Всё сейчас верну, клянусь, - пытался перекричать всех орущих, негодяй.
 - Во, вертить языком тварь, што корова хвостом,- захохотала толпа и Григорию, видать, это послышалось громом с небес, стало страшно. Он не знал что и опаснее для него, то ли милиционер, то ли возмущённая толпа, которая всё ближе и ближе подходила к крыльцу, сопела, материлась, грозила растерзать.
 - Только не самосуд,- млел, мошенник,- лучше уж в тюрьму!
   В этот жуткий для него момент, из дома на крыльцо вышел дед Матвей, в руках он держал табуретку:
 - Угомонитеся бабы и мужуки,- сказал уверенным голосом старик и когда толпа притихла, продолжил, - вам нет резону звать сюды милицию. Яво, конешна посодють, а нас затаскають, стануть дознанию весть, протоколы писать стануть, а деньги возвярнут ли? А ежели пришибётя его, то сами сядитя в тюрягу, не смейтя дажа сумлеваца. Пущай раздасть вам всё чаво взял и дело с концом. Яво, фармазона, мстя догонить, получить Гришка по соплям, а нам не резон с ём затягваца.
   Дед Матвей, давая людям подумать, поставил табурет в центре крылечка и стал ждать решения народа. Первой вышла к крыльцу Гололобиха:
 - Крестик мене всучил мярзавец, возвяртай денежки гад, погрел руки за счёт старухи.
   Мужики отпустили «шиворот» мошенника и тот, сев на табурет, дрожащими руками приоткрыл портфель и, вытащив пачку денег, отсчитал старухе.
   Получив полагающееся, Гололобиха, пугающе вкрадчиво, даже как-то мирно произнесла, глядя в глаза ему:
 - Штоба у табе руки отсохли, штоб чирьяк, огромаднай, на носе вскочил, крохобор,- развернулась и неторопливо спустилась со ступенек крылечка.
   За ней последовали и остальные потерпевшие, получая из дрожащих рук Григория деньги, которые возвращал даже без сдачи, до того ли было, чтобы ещё высчитывать! Желал одного - скорее покинуть это село. Почти каждый, получивший обратно деньги, награждал его проклятиями. И если бы в тот момент пожелания обиженных людей сработало, то Гришка этот тут же, не сходя с места, рассыпался бы в прах, испарился, короче говоря - сдох!
   Но этого не произошло и обманщик раздав, наверное, и свои собственные деньги, закрыл портфель и, съёжившись, будто ожидая удара или пинка под зад, пройдя через коридор расступившихся, стоявших молча людей, ринулся к автостанции.
   Приобретённые украшения кто-то кидал в лицо мошеннику, а кто-то оставлял себе, как память о своей глупости и невнимательности.
   Деда Матвея Ерохина народ благодарил за бдительность, а ему самому в душе было даже жалко оступившегося когда-то Григория, который рано или поздно, полагал дед, попадёт-таки в узилище.
   Прошло несколько дней и как-то, подметая веничком пол, бросил взгляд дед Матвей в угол, на иконы. Маленькая, старинная иконка, которой покойная мать Матвея, благословляла на брак его с любимой, исчезла! Только небольшой квадратик не выцветших обоев говорил о том, что она там была.
 - Гришка-а-а! Ах, фармаз-о-о-н,- горестно покачал головой старик, вытирая рукавом повлажневшие глаза,- спёр-таки!
   А через год или чуть больше, когда история эта стала забываться, почтальонка принесла старику извещение на бандероль:
 - Сходи дедусь, получи сам, только паспорт не забудь. Там номер дома не был указан, но мы-то знаем, кто такой Матвей Ерохин - наш герой.
   Обратный адрес был деду не знаком. Внизу, под неизвестной фамилией написано в скобках, «По просьбе Козловского Григория». Но и это мало что разъясняло деду Матвею, однако всё стало ясно, когда открыл бандероль. Там была его иконка! Теперь ясно стало, кто такой Григорий Козловский. Лежало и письмо, написанное корявым почерком:
 - Здравствуйте дед Матвей! Пишет вам ваш бывший постоялец, подлец и вор - Григорий. Я лежу в тюремной больничке с инсультом. После отъезда из вашего села, беды от проклятий посыпались, точно их вывалили на меня из ведра. Уже в автобусе почувствовал - сильно болит нос, его распирает прямо. Глянул в зеркало водителя и ахнул! На носу вскочил и стал надуваться огромный чирей. Спускаясь со ступенек автобусных, подвернул ногу - вывих. Чуть полегчало, пошёл на разбой, деньги за цацки надо было вернуть, они ж не мои были. Нас взяли. А в тюрьме избили, и я попал в больничку, там уж меня «хватил кондрашка». Хотел написать раньше, да рука параличом скрючена была, только стала отходить, а то и ложку не мог держать, рот тоже перекосило. Простите за то, что чёрт попутал, и я иконку всё же взял. Не поминайте лихом меня, дурака. Григорий.

проклятие - это своеобразный энергетический удар, магический негатив, источник которого - ненависть.
«москвичка» - полупальто
отсочало - отпустило, полегчало
куняет - клюёт носом
шкандыбать - хромать, ковылять
взъерепенивается - раздражается
чаю - надеюсь