Солдатский клуб

        «И вновь продолжается бой.
И сердцу тревожно в груди…
И Ленин – такой молодой,
И юный Октябрь впереди!»
Строевая песня перед вечерней поверкой.

 
— А что, товарищ старший лейтенант, — говорил я перед самым Новым Годом, слегка дрожащим голосом, — не кажется ли вам, что эта песня чересчур пафосна для роли строевой песни?
— Что вы этим хотите сказать, рядовой?
— Как что? Ведь эта песня звучала на церемонии закрытия двадцать седьмого съезда ВЛКСМ и её доверяли петь только знаменитым нашим певцам таким, как Кобзон и Лещенко.
— То есть вы имеете вопрос, что замполит немного того, доверив эту песню сброду солдат? Так что ли?
— Ну нет же, конечно, просто для бодрости духа и для музыкального отдыха, одновременно, требуется более упрощённый вариант, что ли. Ведь мы, например, не поём же, водя хоровод вокруг ёлки, гимн Советского Союза?
— Ах, вон оно что! Хорошо, записываю вас, боец, в самодеятельность. Репетиция завтра вечером в клубе, попрошу не опаздывать. Как раз эту песню про Ленина и споёте со сцены на наш армейский новогодний огонёк.
— Да я… Не то, что…
— Запомни, воин… А лучше запиши: под номером один – командир всегда прав; и под номером два – если командир не прав, то смотри пункт первый.
— Но я ещё…
— А ещё, ты – пока никто и звать тебя никак, но только армия сделает из тебя человека! Кругом!
— Есть!
— Отставить! Какую песню хотел предложить?
— Дык, эту… Как её… «Кап-кап-кап, из алых глаз Маруси…»
— Капает прямо на копьё?
— Ну да…
—  За Одессу ещё мне тут спой… Бегом в расположение казармы!

Наследующий день я подошёл к армейскому клубу. Около входа жался огромный жирный чёрный кот, в ожидание, когда кто-то откроет дверь для его беспардонного величества. Ничего я не имею против котов, но тут какая-то злость взялась, казалось бы, совершенно из неоткуда. Да только прилетела вдруг она, что котяра такой вот вроде беспомощный, но свободный зараза, и ходит там, где ему вздумается и жрёт, что хочется. В одну доли секунды мяукающее существо, поддетое с размаха моим бессовестным сапогом, уже летело в предновогодний сугроб. Кот отряхнулся довольно шустро от снега, посмотрев на меня такими жалостливыми глазами, что я не смог больше терпеть…
— Запомни, ты – дерьмо собачье! — выпалил я медленно и с расстановкой. — Только Советская Армия сделает из тебя человека!

Сказал и подумал о том, что настоящий солдат получается не из помывки полов, не из уборки плаца и чистки туалета. Его строит таковым и возвышает над окружающими удивительная человеческая готовность принять как должное, пусть про себя с некоторым нытьём, те невероятные тяготы с лишениями, добавляя словесно постоянно всех падших женщин и их матерей, но выполняя свой долг, несмотря ни на какие невзгоды – несмотря ни на что.

Чтобы далеко не ударяться в эти размышления, остановлюсь, пожалуй, на солдатском клубе более подробно. Ведь клуб, в какой бы то не было воинской части, выступает непременным очагом и распространителем культуры. Если нормально работает клуб, значит солдат в свободное время смотрит интересные фильмы, участвует в организации ансамблей и занимаются самодеятельностью. Отсюда, вне всякого сомнения, отношение к службе меняется в лучшую сторону и не даёт времени на другие негативные действия.

Вообще-то трое человек должны при клубе находиться постоянно: заведующий клуба, киномеханик и художник. Перед Новым Годом должность завклуба заняла служащая СА. Прибыл новый командир части и его дочке предоставили такое рабочее место. Вы представляете себе, что это такое? Я прекрасно представляю! Ведь до неё почти всем управлял замполит, потому что киномеханик в лице завклуба всё-таки не дотягивал, чтобы сделать какую-либо постановку в стиле патриотической идеологии. Да и слушались солдаты неохотно. То и дело разносилось эхом в пустом зрительном зале на репетиции:
— Воины, вы, чё? Совсем озверели?

Солдаты встали вряд и по очереди пытались читать патриотические строки из различных стихотворений в угоду Советской Армии и Родины в целом. Кто-то плохо выучил, кто-то просто переминался с ноги на ногу, потупившись в пол.
— Вы, чё творите, изверги? При прочтении этих замечательных стихов, находясь в положение подготовки таких великих праздников, как седьмое ноября, ну и нового года тоже, на лицах солдат просто необходимо должна блуждать патриотическая задумчивая улыбка! Улыбка, мать вашу так, а не оскал идиота непредсказуемого,  предвкушающего увольнение в женское общежитие.

До меня доходит очередь, начинаю петь сначала тихо, постепенно наращивая обороты. Со второй строчки закатываю глаза в потолок…
— «Неба утреннего стяг, в жизни важен первый шаг».
— Твою дивизию! — орёт старлей благим матом.
— А что? — удивлённо я смотрю в его сторону.
— Тебе чё, голых баб в первый ряд посадить, чтоб башка твоя поворачивалась куда положено?

А тут, вдруг такое…
— Здравствуйте, мальчики! — вошла в зал новая заведующая клубом.
— Здравия желаю! — ответил старлей, пока солдаты пробовали что-то сказать, заикаясь,.

Рты раскрылись в каком-то непредвиденном предвкушении, у кого-то даже защёлкала челюсть. А замполит вышел из клуба и до самого праздника больше не показывался.

Вскоре на сцене появилась ёлка, а следом за ней и Дед Мороз. Жанна, так звали нашу новую заведующую, выбрала поздоровей одного из солдат, нарядила его в шубу, повесив бороду с усами, вручив здоровенный мешок с подарками. Кстати, они с этим солдатом потом поженились. Бывают чудеса под Новый Год, я сам убедился в этом. Солдатик этот был, конечно, красавец – могучий парень–сибиряк, а она так себе. Я бы на гражданке даже внимания никакого на неё не обратил, а тут… Ну просто все пялились, не отрывая взгляд свой. Ей видимо это очень нравилось, да и о замужестве подсуетилась неплохо. Впрочем, если бы мне тогда сказали, мол, женись на ней. Женился бы, даже не задумываясь.

Жанна чувствовала себя вольготно и свободно, до той самой степени, когда ощущают себя королевой бала в образе снегурочки. Ей явно нравилось быть в окружение солдатиков и постоянно ощущать на себе воздыхательные обольстительные взгляды. То кокетливо поправляла платьишко, то невзначай дотрагивалась рукой до одного из нас… И видя наше помутневшее состояние, всякий раз пыталась нелепо пошутить.
— А что, мальчики, вправду говорят, что вам в кисель бром подливают?
— Не знаю… — отзывался один из нас.
— По вашему виду не похоже, — смеялась она, да так звонко, что все солдаты подхватывали вслед, гогоча.
— Можно, если что, и на мне проверить, добавляют или нет. — вдруг ударило в мою бестолковую голову и я моментально выпалил.
— Я те щас проверю! — схватил шутника за шкирку добрый дедушка  Мороз и попытался скинуть меня  со сцены в зрительный зал. —  Ты чё, боец, охренел от беззаботности? — орал через пышную бороду новоявленный ревнивец, каких свет не видывал. — Ты, сука, совсем нюх потерял? Я те, бляха, на ёкарный Магадан! — задыхался Дед Мороз от возмущения.

Но я совсем не унывал, вылезая из ямы зрительного зала на сцену. Отбрёхивался, как только мог, что имел ввиду не то, о чём все подумали и мой язык всему на свете враг и что его я сей момент отрежу. Очень уж не хотелось лишаться такого окружения, когда здесь – в армии, можно также запросто жить почти как на гражданке, хоть чуть-чуть затмевая грубые казарменные распорядки. Я старался, как только мог, чтобы получить в своё распоряжение ещё больше текста, дабы по более времени проводить в клубе на продолжительных репетициях.

Время шло, и у нас – солдат стало почти всё получаться, чему мы и наша милая руководительница были безмерно рады. Однажды, перед началом репетиции, я помогал Жанне поправить дождик на её груди и моя рука совершенно случайно… Что я тут вешаю? Совсем не случайно моя ладонь дотронулась до её груди и задержалась там секунд на пять. Как я и предполагал, почему-то была такая уверенность – сам не знаю почему, Жанна ничего не сказала и руку не одёрнула, а только повела острым подбородком в сторону Деда Мороза, который крутился спиной к нам возле ёлки. Откуда он взялся, никто из нас до этого момента не видел. Губки напухли у снегурки похотливо, румянец заиграл так, что светлее на сцене стало намного, а я остолбенел. Честное слово. В процессе репетиции выдалась минутка, когда нам удалось наедине перекинуться несколькими словами:
— Завтра пораньше закончим, можешь задержаться, когда все разойдутся. — прошептала Жанна томно, в ожидании утвердительного ответа.
— Да, конечно, — прошелестели мои губы с невероятной надеждой на новогоднее чудо. — А этот? — показал я взглядом на Деда Мороза.
— Этот завтра вообще не придёт, — улыбнулась она и отошла в сторону, показывая, как нужно звать её хором, чтобы Снегурочка вышла из-за кулис под бурные овации полного зала солдат.

Из клуба я летел на крыльях чудного вечера в удивительном   предвкушении и с великой надеждой на завтрашней день. У входа в солдатский буфет курил младший сержант Ча – кореец с русским именем Саша. Ещё когда мамка приезжала на присягу, он, с присущей ему наглецой, стал подкатывать ко мне, чтобы я у своей родительницы попросил ему трёшку в долг, а он в свою очередь, мол, будет следить за мной, чтобы никто не обижал. Тогда я аккуратно отшил его, но сейчас готов был с первым встречным отметить предстоящее радостное событие.
— Пошли! Чё стоишь? У меня рубль имеется!
— Не торопись, там товар привезли, — округлились корейские узкие глазёнки в примерную величину русского блюда. — Маша–буфетчица запряжёт коробки таскать! А тебе это надо?
— Плевать! Я чипок готов щас на руках таскать вместе с толстой буфетчицей, не только коробки какие-то!

Через секунду я был уже внутри. Маша, не по годам – полной наружности, лет до тридцати ей было, но с симпатичным круглым личиком, что-то записывала в тетрадку.
— Ага, помощник, — подняла она на меня голову. — Только не убегай, я ж тебе коржик бесплатно подарю.

По части в то время всякие разговоры ходили про Машу, будто кто к ней только не захаживал с известными намерениями – никому она, добрейшей души человечек, не отказывала.  Правда, как оказалось –  солдатики тут не в счёт. 

В подсобке наклонилась Маша в пол за карандашом. Взыграла молодость огнём. Мне тогда девятнадцать лет всего-то было. Видно она прочувствовала чересчур очень скоро этот момент, потому что отставила коробки на полку и прижалась всем своим громоздким телом ко мне.
— Ты это, — шептала буфетчица мне на ухо, — приказали работать на Новый Год, так что приходи во время просмотра фильма в клубе. Все там будут, а ты… А ты – у меня.
— Ага, — только и оставалось ответить.

«Вот это да!» — кричало всё моё нутро, когда лежал на койке после команды «отбой». Но тут какой вам сон, когда упёрся со всей силой в матрас и если бы не панцирная сетка, то проткнул бы кровать насквозь от нахлынувших видений невероятных. Даже про свою девчонку позабыл, что осталась меня ждать на гражданке. Ну что тут поделаешь? Ведь природа берёт своё и животные инстинкты никто ещё не отменял, даже у человека, который может лишь некоторое время сдерживать себя.

Столько планов одновременно переварить в себе? Я представлял и летал одновременно! Ведь даже на гражданке мне ещё не предлагали в один день сразу две девушки. Это было что-то! Хотелось крикнуть Армии прямо в её огромное лицо: «И чё я в тебя такой влюблённый!»

На следующий день – после обеда давалось полчаса свободного времени, и я побежал в клуб, чтобы удостовериться, что мне ничего не приснилось. Открывая дверь, я столкнулся с Жанной. И в это самое время – подбежал запыхавшийся боец со стороны контрольно-пропускного пункта, крича во всю глотку:
— Где ты есть? Целый час ищу… Девушка к тебе приехала!

Это вам похлеще будет, чем фраза из великой комедии Гоголя «Ревизор». Наши с Жанной два лица, застывшие в невероятном выражении, ни в каком театре не сыграть, честно вам говорю. То, что мне в голову первое пришло – это необыкновенная радость и одновременно мысль с печальным удивлением, мол, чё ты раньше на неделю не приехала. Да уж… Вот такая скотина из нас порой лезет, когда мы совсем ещё мальчишки, хоть и призванные выполнять особый долг. А Жанна… А Жанна, почему-то развернулась и зашла обратно в клуб, оставив облако великого разочарования, хотя до этого собиралась выходить наружу. На громко хлопнувшей двери проявилось ярко огромными буквами слово «Презрение», которое кроме меня никто больше не видел.

Совсем не волшебная сказка случилась со мной. На ночь меня не отпустили, потому что не было отметки, что я женат. Но посоветовали на следующий день пойти в увольнение до вечера. Я был даже готов на самоволку – бросить к чертям собачьим всё, а там – будь, что будет. Но моя девушка отказалась ночевать, потому что этим вечером уже нужно было уезжать. Так и просидели с ней на КПП в комнате для гостей, где я слопал жаренную курицу целиком и раз сто поцеловался с любимой.

Что да, то да, но хоть и грустно об этом говорить и как-то подленько, но девушка моя как-то не очень подсуетилась. А с Жанной так вообще облом конкретный вышел. Она после этого случая отказалась разговаривать совсем. Была у меня попытка…
— Слушай, — говорю. — Чё ты?
— Вали давай… — только и ответила.

Новогоднее выступление наше удалось на славу! Зал аплодировал! А замполит самолично всем пожал руку. После представления начали крутить кино «Максим-Перепелица». Честное слово, я бы нет, не пошёл бы к Маше в чайную, если бы вот так всё не случилось, но… Потихоньку прокрался из клуба и напрямки в чайную…
— Баххх… — пытаюсь открыть дверь – закрыто, тихонечко стучусь, трясущимися руками.
— Чё надо? — высунулась пропитая рожа прапорщика. — Брысь отсюда!

Я ни в коем мере не осуждал никого, только вдруг о себе задумался, о тех уродливых проявлениях человеческих – откуда только берётся эта гадость и фальшь, лишь бы удовлетворить собственное эго. Но, самое главное –  я уже был готов к самоанализу и к самокритике. А эта готовность достигается тренировкой ума и тела.

Что там не говори, а в Советской Армии, наряду с негативными моментами, а иногда и вопреки, была отработана опытным путём целая технология вытачивания солдата из домашнего оболтуса. Ведь все скрытые пороки и дефекты человеческой натуры в момент проявлялись, в отличие от длительной гражданской эволюции, и давали немедленно о себе знать. Конечно, кто-то ломался, не без этого, а кто-то, наоборот, оставался неуправляем.

Но самое главное – я искренне понял до мозга костей, что такое дом, что такое Родина. Я полюбил жизнь, о которой раньше совсем по-другому думал. Я полюбил её так, как раньше никогда не любил. А ещё я стал по-настоящему ценить свободу. При возвращении домой, мне совершенно стало неинтересно разговаривать с обывателями, видящих свою проблему в ремонте квартир, где что купить подешевле и тому подобное. Ведь только в Советской Армии я понял, что такое женщина! До меня только в армии дошло полностью и бесповоротно как любить женщину, как её желать. Я вдруг понял то, что никогда не понимал и если бы не армия, то не понял бы никогда, потому что только выживание заставляет начинать понимать окружающий мир совершенно по-другому. На гражданке все эти знания мне не раз спасли жизнь и помогли мне состоятся как человеку, не боящемуся ничего и одновременно – думающему и не лезущему напролом. Каждому в процессе собственной жизнедеятельности требуется найти свою золотую середину между «надо» и «не надо». Я нашёл, ещё будучи в Советской Армии.