de omnibus dubitandum 119. 225

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТНАДЦАТАЯ (1918)

Глава 119.225. ПОЛОЖЕНИЕ ЗДЕСЬ ОТЧАЯННОЕ…

    С первых дней переговоров в Бресте о заключении мира между Германией и Россией Балтийский флот - предмет тайных планов германского командования.

    В договорных документах оговаривался отвод в российские порты всех военных кораблей или немедленное их разоружение. А фактически немцы замышляли захват Балтийского флота. «Высадка немцев в Ганга, - сообщается в одном из агентурных донесений в Морской Генеральный штаб, - имеет целью в ближайшее время занять Гельсингфорс, дабы помешать русским военным судам выйти в Кронштадт.

    Завладев ими, в случае возобновления войны с Россией немцы будут смотреть на суда как на военную добычу, в противном случае суда будут переданы Финляндской Республике. Во всяком случае, немцы хотят покончить с русским флотом до начала навигации в Финском заливе, дабы иметь там полную свободу действий…».

    Враг рассчитывал, что в марте-апреле Гельсингфорс будет отрезан от Кронштадта сплошными ледяными полями с бесчисленными нагромождениями торосов, в таких условиях не было даже попыток переходов.

    Однако, когда днём 11 апреля германская эскадра подошла к Гельсингфорсу, немцы увидели на горизонте лишь дымы уходящих русских кораблей. Это взял курс на Кронштадт третий (и последний) отряд флота. Путь каравану из 167 кораблей, шедшему шестью колоннами, как и первым двум отрядам, покинувшим Гельсингфорс в середине марта - начале апреля, пробивали ледоколы.

    Всего за этот поход, который войдёт в историю Балтфлота под названием «ледовый», в главную базу придут 211 кораблей. В их числе 6 линкоров, 5 крейсеров, 54 эскадренных миноносца, 12 подводных лодок, 10 тральщиков, 5 минных заградителей, 15 сторожевых судов, 14 вспомогательных судов, 4 посыльных судна, 45 транспортов, 25 буксиров, один паром, плавмаяк и 7 яхт. Эти корабли стали основой Красного Балтийского флота и ряда флотилий.

    В начале 1918 года под видом корреспондента российской газеты в Гельсингфорсе работал тайный агент Ф.Э. Дзержинского Алексей Фролович Филиппов, о котором мы уже упоминали.

    Оценив значимость благоприобретенного друга-агента, Дзержинский предложил ему вояж в Финляндию под видом журналиста. На самом деле Алексею Фроловичу было предложено собирать всевозможную информацию о положении дел внутри только что образовавшейся страны, о возможности ее военного союза с Германией, о судьбе русского флота.

    Оказавшись прихотью истории первым сотрудникам ВЧК, работавшим в этом направлении за границей, Филиппов стал неплохим агентом-аналитиком. Причем ложились его донесения лично на стол Дзержинскому:

    «Ф.Э. Дзержинскому (лично и конфиденциально).

    После беседы с Председателем народных уполномоченных Маннером у меня сложилось твердое убеждение, что правительство Финляндии желает сохранить строгий нейтралитет и не будет предпринимать каких-либо действий, могущих вызвать вмешательство в их дела любой иностранной державы.

    Вместе с тем правительству трудно будет удержаться у власти, поскольку север страны и частично центральная часть ее продолжают оставаться под контролем финской буржуазии, которая имеет силу в Сенате и плетет интриги с Германией и Швецией, что несовместимо с нейтралитетом Финляндии».

    Одной из самых ценных оказалась идея Филиппова-чекиста об отводе российских кораблей в Кронштадт с помощью буксиров (?).

    В анналах советской разведки записано, что он спас Балтийский флот, предложив знаменитый «ледовый переход» в Кронштадт в феврале – мае 1918 года, и именно ему удалось уговорить командующего Балтийским флотом контр-адмирала Александра Владимировича Развозова перейти на сторону большевиков. Через год в «Крестах» Развозов не раз пожалеет о своем решении, но содеянного не возвратить.

    «Германские войска планируют приступить к захвату Балтийского флота, базирующегося в финских портах. Без этого даже взятие Петрограда не даст им желанной победы… Немцы, боятся только флота»…

    «Положение здесь отчаянное. Команды ждут весны, чтобы уйти домой. Матросы требуют доплат, началось брожение, появляются анархисты, которые продают на месте имущество казны. Балтийский флот почти не ремонтировался из-за нехватки необходимых для этого материалов (красителей, стали, свинца, железа, смазочных материалов). В то же время эта продукция практически открыто направляется путем преступных сделок, из Петрограда в Финляндию (совсем как "Озеро") с последующей переотправкой через финские порты в Германию».

    Сообщения Филиппова из Гельсингфорса, или, как их называли тогда, «разведки», могут служить примером толковой и профессиональной агентурной работы. Они рисуют реальное положение дел на Балтийском флоте в начале самого короткого в мире года.

    Другое дело, что с этими «разведками» делали Дзержинский и Лейба Бронштейн (Троцкий)…

    В.И. Ленин, как известно, назвал Брестский мир похабным.

    В полном соответствии с ленинским определением и вел себя ставший наркомвоенмором творец этого мира.

    Хотя Германия и настаивала на срочной передаче Балтийского флота, но Лейба Бронштейн (Троцкий) не спешил исполнять это положение договора — он вел неофициальные переговоры с прибывшим в Москву бывшим генеральным консулом Великобритании Робертом Брюсом Локкартом…

    Англичане, опасавшиеся усиления немцев на Балтике, готовы были, как сообщил Локкарт, открыть крупные банковские счета на имя Лейбы Бронштейна (Троцкого), если господин нарком прикажет подорвать русские корабли.

    И, видимо, так бы и произошло, и счета Лейбы Бронштейна (Троцкого) в западных банках существенно возросли бы, но начальник морских сил Балтийского моря, капитан I ранга Алексей Михайлович Щастный (на фото Алексей Михайлович со своей матерью) помешал осуществить эту гениальную комбинацию.

    Согласовав свое решение с Центробалтом, «наморси» Щастный организовал 12 марта выход из Гельсингфорса первого отряда кораблей — четырех линкоров («Севастополь», «Гангут», «Петропавловск», «Полтава») и трех крейсеров («Богатырь», «Рюрик», «Адмирал Макаров»). 4 апреля по его приказу линкор «Андрей Первозванный» повел в Кронштадт второй отряд кораблей.

    Сам Алексей Михайлович ушел из Гельсингфорса 7 апреля вместе с третьим отрядом, насчитывавшим 167 боевых кораблей и транспортов.

    Можно представить, какие чувства испытал начальник сил Балтийского флота и командующий Балтийским флотом Алексей Михайлович Щастный, когда на Большой Кронштадтский рейд подошли корабли последней колонны.

    На высокие должности он был назначен по рекомендации члена Морской коллегии Ф. Раскольникова и при единодушной поддержке совета флагманов уже в ходе операции. Но с самого начала, ещё как начальник штаба, он осуществлял её разработку, а затем и практическое выполнение. Все последние недели Алексей Михайлович жил в большом напряжении, и только теперь, наблюдая, как втягиваются во внутренние гавани корабли, Щастный мог, наконец облегчённо вздохнуть - Балтийский флот спасён!

    Он еще не знал, что командовать флотом, который ему удалось увести из-под носа врага, придётся совсем недолго. Не пройдёт и месяца, как его арестуют прямо в кабинете наркомвоенмора Троцкого, он предстанет перед судом Революционного трибунала ВЦИКа, и в ночь на 23 июня бывшего комфлота расстреляют как врага народа.

    За сорванный гешефт Лейба Бронштейн (Троцкий) отомстит морякам в 1921 году, когда прикажет Тухачевскому расстреливать каждого десятого, взятого в плен, участника кронштадтского восстания.

    Ну, а капитана Щастного покарали, не дожидаясь удобного случая, поскольку, во-первых, Лейба Бронштейн (Троцкий) просто обязан был без жалости уничтожать всех лучших и талантливейших из русских людей, дабы лишить рабскую Россию ее просвещенных руководителей, и тем самым устранить возможность восстания против советской власти, а, во-вторых, Алексей Михайлович Щастный и далее собирался руководствоваться лишь интересами флота, не желая ничего знать, о высшей политике большевиков, согласно которой следовало пожертвовать и интересами флота, и самим флотом.

    Демаркационную линию после Брестского мира не определяли, поскольку грядущая мировая революция должна была уничтожить все границы, да и на зарубежные счета Лейбы Бронштейна (Троцкого) она тоже никак не влияла…

    Поэтому когда Щастный сообщил из Кронштадта об угрожавшей форту Ино опасности со стороны внезапно появившегося немецкого флота, Лейба Бронштейн (Троцкий)  ответил, что никаких боевых действий предпринимать нельзя, но, если создавшаяся обстановка окажется безвыходной, необходимо взорвать форт.

    Настоящие революционные товарищи, как, например, товарищ Раскольников, или товарищ Крыленко, не задумываясь, исполнили бы приказ Бронштейна, приняв на себя всю ответственность…

    А что сделал Щастный?

    Он передал «условную директиву» Лейбы Бронштейна (Троцкого) в форме его прямого приказа адмиралу Зеленому, и в Петрограде началась паника. По всему городу заговорили о тайном обязательстве со стороны советской власти перед немцами совершить взрыв форта Ино.

    Да, это было провокацией, нацеленной не только против советской власти, но и против самого Лейбы Бронштейна (Троцкого).

    К тому же Алексей Михайлович усугубил свою вину, не пожелав, несмотря на прямой приказ Лейбы Бронштейна, вступить в переговоры с немецами.

    А ведь вступив в переговоры, Щастный бы спас себя.

    Не столько нужно было Лейбе устанавливать демаркационную линию, сколько скомпрометировать капитана в глазах флота.

    Единственное, что долгое время не удавалось установить, так это фамилию английского офицера, предложившего Троцкому денежные суммы. Изучение дела позволило дать ответ на этот вопрос. Он содержится в показаниях Альтфатера следователю Кингисеппу от 5 июня 1918 г.: «Фамилия английского офицера, упомянутого в показаниях Л. Троцкого, комендэр Кроми - он английский морской агент».

    Не это ли явилось причиной и расправы над Щастным «вождя и организатора Красной Армии», что он выступил против продажи русского Балтийского флота на сторону или даже его уничтожения?

    Алексей Михайлович Щастный спас Балтийский флот дважды. Первый раз - благодаря искусству стратега («Ледовый переход»). Второй - ценой собственной жизни.