Коллекция Брэйдинга-5. Патрисия Вентворт

Патриция Вентворт

                КОЛЛЕКЦИЯ БРЭЙДИНГА 
                (Мисс Мод Сильвер – 18)

ГЛАВА 22

Примерно в то же время, когда Чарльз и Стейси беседовали в Солтингсе, Рэндал Марч вышел из машины, вошёл в холл Уорн-Хауса и спросил мисс Мод Сильвер. Эдна Снагге считала его очень привлекательным мужчиной. Она могла восхищаться как Чарльзом Форрестом с его уродливым мрачным обаянием, так и абсолютно противоположным типом, к которому принадлежал Рэндал Марч – светло-каштановые волосы, твёрдый взгляд голубых глаз, пышущее здоровьем лицо. Она подумала, что мисс Сильвер на редкость везёт: Форрест и Марч посещают её один за другим без какой-то видимой причины. Она отправилась к мисс Сильвер и получила весьма любезное объяснение
– Мистер Марч? О да, конечно. Он мой старый воспитанник. Так мило и внимательно с его стороны навестить меня.
– Я отвела его в маленький кабинет, – сообщила Эдна. – Вас там не побеспокоят.
И получила в ответ сияющую улыбку.
Маленький кабинет находился в тенистой части дома. В холодные, унылые дни он превращался в мрачную дыру. Но в такой жаркий вечер у него имелись явные преимущества, хотя он так и не стал популярным местом для отдыха. Мисс Сильвер считала, что их разговору вряд ли кто-нибудь помешает.
Главный констебль стоял спиной к камину в виде гробницы, выполненной из чёрного мрамора. Часы соответствовали общей картине, которую оживляли маленькие золотые башенки. Тёмная гравировка того, что было, вероятно, картиной какого-то знаменитого сражения, едва отличалась от окружающих обоев.
После самых сердечных приветствий потоком посыпались вопросы о его матери («Я беспокоилась, узнав о её простуде») и о сёстрах, Маргарет и Изабель.
Как ни трудно в это сейчас поверить, Рэндал Марч был хрупким маленьким мальчиком, и по этой причине жил в школьной комнате своих сестёр. Он также был невероятно избалован. Успешно избавившись от двух гувернанток, он расценил прибытие мисс Сильвер как появление большого запаса пушечного мяса для своих забав. Местный врач высказал мнение, что упрямство не доведёт юного Рэнди до добра. Мисс Сильвер, сочувственно выслушивая всё, что говорила ей миссис Марч, выбрасывала эти сведения из головы и продолжала устанавливать жизнерадостную дисциплину, которую привыкла поддерживать среди своих учеников. Рэндал обнаружил, что для его энергии имеется неизмеримо более интересный выход, чем глупые проделки. И проникся высочайшим уважением к учительнице, которое сохранялось и поныне. С другой стороны, хотя мисс Сильвер никогда не позволяла себе иметь любимчиков и не допускала слабины в требованиях к его сёстрам, но совершенно неопровержимо, что её привязанность к Рэндалу носила более непринуждённый характер.
Расспросы завершились. Мисс Сильвер уселась и достала вязание – полоску мягкой бледно-розовой шерсти шириной в дюйм, демонстрирующую, что жилет для малыша находился в процессе создания.
Рэндал Марч уселся напротив неё и спросил:
– Итак?
Она слабо кашлянула.
– Итак, Рэндал?
Он рассмеялся.
– Ладно, начнём. Я хотел бы увидеть письмо Брэйдинга.
Мисс Сильвер вытащила его из сумки для вязания – обстоятельство, которое показалось Марчу характерным.
Наклонившись вперёд, чтобы взять письмо, он пробежал глазами несколько строк:
«Уважаемая госпожа,
Я пишу, чтобы попросить вас пересмотреть своё решение. События развиваются. Дело конфиденциально, и я не хочу идти в полицию – в настоящее время. Уорн-Хаус – неплохой загородный клуб. Я забронировал для вас комнату и обращаюсь к вам с просьбой о незамедлительном приезде. Сумму вознаграждения назовите сами. Если вы мне позвоните и сообщите, на каком поезде прибудете, я встречу вас в Ледстоу.
С уважением,
Льюис Брэйдинг».
Марч поднял голову и спросил:
– Что он имел в виду под событиями?
– Понятия не имею.
Он на мгновение нахмурился. Затем продолжил:
– Вы встречались с ним только один раз?
– Только один.
– Вы не сообщите мне содержание вашего разговора?
Она быстро вязала. Полоска бледно-розовой шерсти вращалась. После минутной паузы мисс Сильвер ответила:
– Да, думаю, что должна.
С абсолютной точностью, которой, как Марч знал, вполне можно было доверять, она передала ему слова Льюиса Брэйдинга и свои собственные. Когда мисс Сильвер закончила, он холодно заключил:
– Ну, кажется, он сам напросился. Знаете, это выглядит очень плохо для Моберли. Соответствует подозрениям в его адрес. Посмотрите – возможно, вам захочется сделать кое-какие заметки. Вот расписание того, что произошло вчера до выстрела. – Он наклонился, чтобы взять карандаш и бумагу, лежавшие у его локтя на небольшом письменном столе.
Вязание было отложено, карандаш занесён. Марч достал стопку бумаг из дела рядом с ним, вытащил один лист и начал:
– Так вот, Брэйдинг сел в автобус до Ледлингтона в девять тридцать. В десять пятнадцать он вошёл в Южный банк, встретился с управляющим и подписал завещание, которое было должным образом засвидетельствовано самим управляющим и клерком. И упомянул о том, что в ближайшее время ждёт поздравления. Женщина по имени Мэйда Робинсон говорит, что он попросил её выйти за него замуж накануне вечером.
Мисс Сильвер наклонила голову.
– Майор Форрест рассказал мне о миссис Робинсон. И тоже дал мне расписание посетителей, навещавших мистера Брэйдинга вчера днём.
– Что ж, уже легче – остаётся только утро. Брэйдинг вернулся домой в одиннадцать тридцать. И отправился в свой кабинет – полагаю, вам это известно?
– Да.
– Где находился около получаса. С ним был Джеймс Моберли. Один из официантов подслушал часть их разговора. Он маскирует свой поступок – заявляет, что взял для Брэйдинга некоторые письма, пришедшие со второй почтой, и не мог решить, входить или нет, потому что Брэйдинг и Моберли ссорились. Нет ни малейшего сомнения, что он услышал повышенные голоса и подслушивал сознательно. И, возможно, даже немного смягчил акценты – создаётся такое впечатление. Во всяком случае, он готов поклясться, что услышал слова Моберли: «Я не могу и не буду больше терпеть». Брэйдинг в ответ злобно рассмеялся и сказал: «Боюсь, вам придётся». Моберли отрезал: «Не буду, и точка!» Брэйдинг снова засмеялся и спросил его, что же он собирается предпринять, а Моберли ответил: «Сами увидите». После этого официант –  Оуэн, кажется – решил, что стоял там уже достаточно долго, поэтому постучался и вошёл. Он говорит, что Брэйдинг сидел за столом, а Моберли стоял, глядя в окно. Моберли признаёт, что между ними возникли разногласия. –  Марч отложил лист, который он читал, и взял другой. – Вот его показания – весьма приглаженные и безобидные:
«Я находился в кабинете в одиннадцать тридцать, когда вошёл мистер Брэйдинг. Я воспользовался возможностью и сказал ему, что хотел бы уйти в отставку. Не из-за каких-либо личных разногласий или недовольства с обеих сторон, а потому, что моё здоровье страдает от необходимости жить в неестественных условиях, которые хозяин считал необходимыми. Основная часть моей работы должна была проходить в пристройке, и спать мне приходилось там же. Отсутствие воздуха и света влияло на моё здоровье. Мистер Брэйдинг разозлился и заявил, что не отпустит меня. То, что говорит Оуэн, по существу правильно, но мы не ссорились. Хозяин был раздражён моим требованием, а я настаивал на своём. Без пяти двенадцать мистер Брэйдинг подошёл к пристройке. Я выждал минуту-другую, а затем последовал за ним. У меня был свой ключ, поэтому мне ничто не помешало. Я слышал, как его голос доносится из спальни. Он разговаривал по телефону, поэтому я остался на месте, то есть в коридоре, из которого открывается вход в спальню и лабораторию. Я стоял в дальнем конце прохода, поэтому не слышал слов. Когда он закончил, я собирался подойти к нему, но он вызвал другой номер. Я не мог различить, какой именно, но слышал интонацию. Голос звучал так, будто он злился. И в самом конце разговора я услышал, как он сказал: «Лучше постарайся», причём самым решительным образом. Когда он кончил говорить, я подошёл к нему и сказал, что не могу отказаться от своих слов, но, конечно, останусь, пока он не даст согласие. Затем я вернулся в кабинет и оттуда отправился на ланч. Когда мистер Брэйдинг закончил есть, он подошёл к моему столу и на мгновение задержался, чтобы сообщить, что у меня сегодня выходной, поскольку я ему не нужен».
Марч на мгновение поднял глаза.
– Они, очевидно, ели здесь, в клубе. Я спросил его, за отдельными ли столами они обычно принимали пищу, и он подтвердил: ланч проходил в разное время, и оба предпочитали не зависеть друг от друга. И персонал подтверждает это. Ну, продолжим. Осталось немного.
Он вернулся к заявлению Джеймса Моберли.
«Я вышел из столовой чуть позже и направился в свою комнату в пристройке за книгой. Стальная дверь была, как обычно, заперта, и я открыл её ключом. Когда через несколько минут я вернулся в клуб, то позаботился о том, чтобы запереть её, как и всегда. Замок автоматически защёлкивается при закрывании, и я совершенно уверен, что оставил дверь запертой. Я пошёл в кабинет и провёл там некоторое время за чтением. Я слышал, как часы бьют три. Минут через десять мисс Констэнтайн открыла дверь. Когда она увидела, что я один, то вошла в комнату. Мы сидели и разговаривали, пока майор Форрест не подал сигнал тревоги. Мы были вместе всё время. Никто из нас не выходил из комнаты».
Мисс Сильвер кашлянула.
– Окно в кабинете выходит на пристройку. Ты не спрашивал, мог ли мистер Моберли видеть стеклянный проход и заметил ли он кого-нибудь из посетителей мистера Брэйдинга?
– Да, я спросил его об этом, но это не продвигает нас ни на шаг. Он говорит, что люди приходили и уходили, но он читал и не обращал на них особого внимания. Единственным человеком, которого он увидел, был майор Констебль. По словам Моберли, он услышал, как кто-то бежит, поднял голову и увидел Констебля в стеклянном проходе. Он бежал из пристройки, и у него в руке было что-то белое.
Мисс Сильвер быстро вязала.
– Сумка миссис Робинсон белого цвета?
– Да, большая, из белого пластика. Там лежали её купальные принадлежности. По-моему, совершенно ясно, что Констебль возвращался, забрав её из кабинета Брэйдинга, когда Моберли увидел его. Вы упомянули, что Форрест дал вам полные сведения обо всех приходах и уходах?
– Да, мне это очень пригодилось.
– Ну вот, и Моберли говорит, что он никого больше не видел, пока не вошла мисс Констэнтайн, и после этого у них завязалась беседа.
– Что говорит мисс Констэнтайн?
– Что находилась с матерью до трёх часов, пошла в свою комнату, чтобы привести себя в порядок, спустилась вниз как раз в тот момент, когда Лилиэс Грей вышла из клуба, направилась в кабинет и провела там время, разговаривая с Моберли, как утверждает и он.
Спицы мисс Сильвер щёлкнули.
– Когда я спросила майора Форреста, не связывают ли их узы дружбы, он ответил, что у мисс Констэнтайн «и друзей-то не отыщешь». Кабинет принадлежал мистеру Брэйдингу. Если она не появлялась там раньше, то не могла твёрдо знать, что найдёт мистера Моберли в одиночестве. Знала ли она, что там больше никого не будет? Собиралась ли она встретиться с ним или же искала мистера Брэйдинга? В его кабинете.
Марч нетерпеливо взмахнул рукой.
– Это имеет значение?
Мисс Сильвер мягко посмотрела на него.
– Может быть, Рэндал.
– Оба утверждают, что находились вместе между тремя десятью и тремя тридцатью. Конечно, возможно, что один из них, а то и оба, лгут. Более того, смею вас заверить, что обстоятельства для Моберли складываются неблагоприятно. В этом случае мисс Констэнтайн может лгать, чтобы защитить его, а может, она просто запуталась во времени. Она произвела на меня впечатление довольно рассеянной особы
Мисс Сильвер задумчиво возразила:
– Всё не так просто. Время ухода мисс Грей определяется показаниями мисс Снагге в бюро, а также временем появления майора Форреста десять минут спустя. Мисс Констэнтайн было бы трудно не заметить, находился ли мистер Моберли в кабинете, когда она появилась там, а также в течение следующих десяти минут. Ты, очевидно, обращаешь моё внимание на тот факт, что именно в это время у мистера Моберли была возможность перейти в пристройку, чтобы застрелить мистера Брэйдинга?
Марч кивнул.
– По словам мисс Грей, в три десять Брэйдинг был ещё жив. По словам Форреста – мёртв в три двадцать. По словам мисс Констэнтайн и Джеймса Моберли, они находились вместе в кабинете в течение десяти минут. По словам Эдны Снагге, в зал никто не заходил. Поскольку вам всегда всё известно, думаю, что вы знаете и то, что другая комната – единственная, кроме кабинета, выходящая в этот короткий отрезок прохода – бильярдная, была заперта весь день.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Да, майор Форрест любезно согласился подтвердить это.
– Мисс Пето, управляющая, говорит, что есть только один ключ, и он находится у неё. Ключи от номеров не являются взаимозаменяемыми. Я все перепробовал, и нет такого, который подходит к двери бильярдной. Итак, ситуация складывается следующим образом. Льюис Брэйдинг жив в три десять и мёртв в три двадцать. За это время его убил один из шестерых – мисс Грей, Джеймс Моберли, мисс Констэнтайн, Чарльз Форрест, Эдна Снагге или сам Брэйдинг. Некоторые из подозреваемых слишком маловероятны, чтобы их можно было рассматривать всерьёз. Начнём с Брэйдинга. Смерть должна была выглядеть как самоубийство, но Крисп с самого начала заподозрил нечистую игру – инспектор Крисп из Ледлингтона. Наверно, вы помните его по делу «Огненного колеса» (65). У него нюх, как у терьера на крыс, и как только он получил отпечатки пальцев на револьвере, то сразу заявил, что они фальшивые. Это самая трудная вещь в мире – получить естественный отпечаток мёртвой руки. Убийца пытался, но не преуспел.
– Боже мой! – отреагировала мисс Сильвер.
Марч коротко рассмеялся.
– Вот именно. И это исключает Льюиса Брэйдинга. Теперь возьмём одну из невероятных кандидатур – Эдну Снагге. Весь график посетителей опирается на её наблюдения и показания. Она могла бы пройти по коридору и, при условии, что мисс Грей оставила стальную дверь открытой, войти в пристройку, пройти в лабораторию и застрелить Льюиса Брэйдинга. Только для этого не имеется никаких реальных причин. Я не думаю, что нам стоит подозревать её. Очень хорошая, респектабельная девушка, находящаяся на грани помолвки с очень хорошим, респектабельным молодым человеком. Она не является наследницей по завещанию Брэйдинга, и общалась с ним не больше, чем со всеми остальными. Действительно, у неё не было никаких весомых мотивов, и я упомянул её только потому, что она физически могла это сделать.
Спицы щёлкнули. Мисс Сильвер согласилась:
– Совершенно верно.
– Переходим к мисс Грей, у которой, похоже, нет мотивов. Мы общались с адвокатами Брэйдинга, и она не является лицом, заинтересованным в его завещании. Мать Чарльза Форреста удочерила её в то время, когда у неё не было собственных детей. Мать Брэйдинга –  из семьи Форрестов, так что, я полагаю, она может считаться двоюродной сестрой Льюиса Брэйдинга, но вы знаете, как это происходит в реальности. Они с Брэйдингом прожили практически по соседству около тридцати лет, сохраняя взаимоотношения, в которых не существовало ни близости, ни разногласий – возможно, этим отношениям не хватало близости, чтобы привести к разногласиям. Такое встречается сплошь и рядом. Они досконально знали друг друга и никогда не давали себе труда ссориться.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Отличное описание.
Марч улыбнулся.
– Похвала от сэра Хьюберта Стэнли (66)! Что ж, с мисс Грей мы закончили. – Он наклонился вперёд, слегка изменив интонацию, и произнёс: – Теперь Форрест. Крисп уцепился за Форреста. Усердный парень этот Крисп. Он отмечает, что у Форреста есть наиболее несомненный мотив. Финансы Форреста – в таком же печальном состоянии, как и у большинства собственников земельных участков. Чарльз сумел удержаться на плаву и платить по ставкам, разделив свой дом на квартиры и сдав его по частям. Отец Брэйдинга заработал кучу денег, занимаясь торговлей. На часть этих средств приобретены экспонаты Коллекции, но денег всё равно осталось порядочно, и по первоначальному завещанию Чарльз Форрест отхватит изрядный куш. Предполагаемый брак Брэйдинга и его новое завещание, несомненно, оказались нешуточным потрясением. Крисп триумфально указывает на очевидное: Брэйдинга застрелили, как только он обручился с целью женитьбы и изменил завещание. И новое завещание уничтожили. Крисп считает эти факты убедительными. Я не захожу так далеко, но... ну, есть некоторые подозрительные обстоятельства. И вдруг, внезапно, выползает прошлое Моберли. Что тоже является поводом. Но, разумеется, Криспу это не придётся по вкусу: мотив денег слишком очевидный и простой.
Мисс Сильвер процитировала своего любимого лорда Теннисона:
– «К наживе Каина стремятся все сердца» (67), Рэндал.
– Верно. Но не все мы – Каины. Обычный человек не выходит из себя и не совершает убийства только потому, что двоюродный брат обдумывает супружество. Должен признаться, что у Моберли имеется гораздо более сильный мотив. Брэйдинг шантажировал его. Многие годы он желал убраться прочь, но был вынужден остаться. Не очень-то приятно быть прикованным к своему прошлому, да ещё под непрестанными угрозами того, кто знает об этом прошлом и не стесняется использовать свои знания. Это мощное побуждение. Но насколько мощное – зависит от характера, нрава Моберли, а также от того, что побудило его начать новую жизнь. Скажу вам откровенно: я колеблюсь между ним и Форрестом, ибо вероятность вины обоих примерно одинакова.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Майор Форрест горячо убеждал меня, что мистер Моберли «и мухи не обидит» – цитирую дословно. Он знал, что у мистера Брэйдинга имеются некие материалы на секретаря, и знал, какие именно, но ни словом бы об этом не обмолвился, если бы я сама не передала ему высказываний мистера Брэйдинга на эту тему. Думаю, майор Форрест действительно уверен, что мистер Моберли не имеет никакого отношения к смерти его двоюродного брата.
Марч коротко рассмеялся.
– Особенно если он застрелил его сам. Может, так и было, но я не хотел бы отправить на виселицу невиновного. Я до сих пор считаю, что чаши весов, на которых стоят Форрест и Моберли, почти уравновешены. Но есть то, что может нарушить равновесие не в пользу Форреста.
Мисс Сильвер посмотрела на Марча, опустив вязание.
– Уничтожение завещания?
Он кивнул.
– Больше всего в этом заинтересован Форрест – фактически единственный, чья заинтересованность очевидна. Но если обратить внимание на мелкие детали – у Моберли, допустим, могла быть какая-то личная причина сжечь завещание. Например, он надеялся на некую помощь или обеспечение со стороны дружески расположенного к нему Форреста, а вот  от Мэйды Робинсон он ничего не мог ожидать. Не очень убедительная теория, признаюсь, но богатый Чарльз Форрест мог бы чем-то помочь Моберли.
– Верно.
– Итак, уже пятеро. Последняя – мисс Констэнтайн. Сомневаюсь, что преступление совершила она. Но, возможно, прикрывает Моберли. Видимой причины в настоящее время для этого нет, но, конечно, с уверенностью утверждать нельзя. Если она действительно говорит правду – что они с Моберли вместе находились в кабинете в течение тех важнейших десяти минут между уходом мисс Грей и прибытием Форреста – тогда Моберли исключается, и мы возвращаемся к Чарльзу Форресту. Остаётся просто копать и смотреть, что получается.
– Из Коллекции ничего не пропало?
– Нет. Брэйдинг собственноручно составил каталог. Мы перепроверили с помощью Моберли и Форреста. Ничего не пропало. – Он помедлил секунду, а затем медленно продолжил: – В открытом втором ящике письменного стола лежала бриллиантовая брошь, очень красивая – пять больших бриллиантов в ряд. Вам это что-нибудь даёт?
– Есть ли на ней отпечатки?
– Нет. Знаете, поверхности камней достаточно малы.
Во взгляде мисс Сильвер появилась задумчивость.
– Если он только что обручился с миссис Робинсон, брошь могла быть подарком.
На лице Марча отчётливо читалось отвращение.
– Довольно странный подарок, хотя и сам Брэйдинг был странным человеком. Брошь ценна, но имеет скверное прошлое. Трудно считать… – Он слегка пожал плечами. – В каталоге она обозначена, как «Брошь Марциали – пять бриллиантов по четыре карата каждый», а затем следует приписка: «Эта брошь была приколота на платье Джулии Марциали, когда 8 августа 1820 года граф Марциали зарезал жену вместе с её любовником».
Мисс Сильвер кашлянула.
– Вкусы мистера Брэйдинга были крайне неприятны.
Спицы снова щёлкнули. Розовая полоса значительно удлинилась. Она сказала:
– Полагаю, тебе представили отчёт об отпечатках пальцев. Ожидал получить что-нибудь интересное?
– А вы в это верите?
– Честно говоря, нет, Рэндал.
Марч расхохотался.
– И вы абсолютно правы. Накануне вечером Брэйдинг устроил вечеринку, чтобы показать свою Коллекцию. Присутствовали Майра Констэнтайн с обеими дочерьми, Чарльз Форрест, Лилиэс Грей, майор Констебль, Мэйда Робинсон, мистер и миссис Браун (безобидные люди, никак не связанные с Брэйдингом и имеющие железное алиби на время убийства), сам Брэйдинг, Моберли, и девушка, которая раньше была замужем за Чарльзом Форрестом, а нынче называет себя Стейси Мэйнуоринг. Полагаю, вы слышали о ней?
– Я видела её.
– Кажется, хорошая девушка. По-моему, не было никакого скандала по поводу развода – они просто расстались, оставаясь хорошими друзьями.
– Майор Форрест так и сказал мне.
– На этой вечеринке она была без сопровождения. И, конечно же, отпечатки пальцев – всех присутствовавших на всём, что возможно.
– Но не в лаборатории.
– Нет. Но большинство из гостей коснулись стальной двери, приходя или уходя, и все оставили отпечатки на столе и стульях в большой комнате. Можно с уверенностью сказать, где кто сидел. Но мы и так это знали. Брэйдинг достал свои экспонаты и пустил их по кругу, демонстрируя всем и каждому.
Мисс Сильвер кашлянула.
– А как насчёт других комнат? А как насчёт лаборатории?
Марч ответил по порядку:
– В других комнатах – ничего, кроме собственных отпечатков Брэйдинга, Моберли и тех женщин, которые приходили убираться. В лаборатории: Брэйдинг и Моберли повсюду, Констебль – на спинке стула, на котором сидела Мэйда Робинсон, как она утверждает. Стул стоит с противоположной стороны стола Брэйдинга – вполне естественное место для посетителя. Миссис Робинсон заявляет, что оставила там свою сумку, и если она лежала на другой стороне стола, Констебль, очевидно, опёрся о стул, когда наклонился, чтобы взять сумку. Это – его единственный отпечаток. Но нет следов ни Мэйды Робинсон, ни Лилиэс Грей. У Форреста – отпечаток правой руки на крышке стола сзади. Он говорит, что остановился там и наклонился, чтобы убедиться в смерти Брэйдинга, прежде чем обойти вокруг стола и коснуться тела. Отпечаток его левой руки – на спинке стула Брэйдинга, несколько отпечатков правой – в  углу стола рядом с тем местом, где лежала голова Брэйдинга. И всё.
– Нет отпечатков на двери?
– Брэйдинга и Моберли.
– Не миссис Робинсон?
– Нет.
– Тогда, должно быть, дверь была открыта, когда она пришла.
– Вполне вероятно. Брэйдинг ожидал её прихода, и Эдна Снагге позвонила из бюро и сообщила ему, что появилась миссис Робинсон. Он открыл ей стальную дверь и отвёл её в лабораторию.
– Понятно. Не было ли отпечатков на пепельнице, где сожгли завещание?
– Форрест рассказал вам об этом? Нет, там не было отпечатков.
– А на ручке ящика, в котором Брэйдинг держал револьвер?
– Только его собственные.
– А отпечатки на револьвере...?
– Оставлены после смерти.

;

ГЛАВА 23

Вскоре после того, как Рэндал Марч покинул Уорн-Хаус, к клубу подъехал Чарльз Форрест. Он вышел вместе со Стейси Мэйнуоринг. Эдна Снагге, как раз уходившая с работы, немало заинтересовалась этим событием. Она задавалась вопросом, каково это – выйти за кого-то замуж, потом оставить его, а затем приехать и встретиться с ним снова, как будто бы ничего и не случилось.
Чарльз отвёл Стейси в кабинет и отправился за мисс Сильвер, которую обнаружил сидевшей в гостиной у окна, наслаждавшейся прохладным ветерком и обдумывавшей свой разговор с главным констеблем. Он подошёл поближе и сказал:
– Стейси хочет вас видеть. По крайней мере, испытывает достаточно сильное желание. Думаю, она должна вам кое-что рассказать.
На него произвело сильное впечатление, что мисс Сильвер, не задавая вопросов, а просто ответив: «Я буду очень рада услышать, что скажет мисс Мэйнуоринг», без лишних слов встала и пошла с ним.
Стейси, стоявшей у окна, припомнились беседы с директрисой. Те же влажные ладони, такое же ощущение абсолютной внутренней пустоты. А потом мисс Сильвер улыбнулась ей, и всё стало совсем по-другому. Чарльз исчез, что достаточно облегчило ситуацию, и к тому времени, когда они сели, и мисс Сильвер вытащила вязание, в кабинете стало почти уютно. Стейси обнаружила, что говорит:
– Есть кое-что… Чарльз думает, что я должна всё вам рассказать… но я не знаю…
Мисс Сильвер достала клубок бледно-розовой шерсти и размотала его по длине, чтобы избежать сопротивления спицам. Затем спросила:
– Вы боитесь причинить кому-нибудь боль?
Стейси одарила её благодарным взглядом.
– Да. – Затем, после паузы: – Это может повредить им… ужасно.
Мисс Сильвер кашлянула.
– То, что вы должны сказать, связано со смертью мистера Брэйдинга?
– Я не знаю… может быть… Чарльз думает…
Мисс Сильвер ласково посмотрела на Стейси.
– В случае убийства личными чувствами и сдержанностью очень часто приходится жертвовать. Если вы что-то знаете, то думаю, вы должны рассказать об этом. То, что не связано с убийством, дальше не пойдёт. Но вы, возможно, не в состоянии судить о том, что является или может быть важным доказательством – и сокрытие доказательств может навлечь беду на невиновного.
– Чарльз… – начала Стейси и остановилась. Она перевела взгляд со стучавших спиц на лицо мисс Сильвер. И вдруг испытала необычайное чувство уверенности и облегчения. Она приступила к рассказу о том, как зажёгся свет в стеклянном проходе, как затем она услышала щелчок дверного замка и увидела проходившую через зал Хестер Констэнтайн, закутанную в яркую шаль матери.
Мисс Сильвер вязала и слушала. Затем заключила:
– Майор Форрест прав. Вам не следовало скрывать это.
Стейси пробормотала:
– Мне очень их жаль. Я не думаю, что между ними что-нибудь было.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Прошу вас, не расстраивайтесь. Если то, что вы видели, не имеет отношения к смерти мистера Брэйдинга, это останется их личным делом. И теперь, возможно, вы хотели бы уйти. Майор Форрест сказал, что даст нам несколько минут, а затем приведёт сюда мистера Моберли. Вы, возможно, не пожелаете…
– О, нет, – перебила Стейси и убежала.
Джеймс Моберли пришёл чуть позже, сопровождаемый Чарльзом Форрестом. После объяснения позиции мисс Сильвер он не удивился её присутствию. Всё стало настолько тревожным, настолько сложным, настолько чреватым неблагоприятными возможностями, что Моберли больше не ожидал ни комфорта, ни безопасности. Полиция или частные детективы, рычавший на него инспектор Крисп или пожилая дама, вяжущая бледно-розовую шерсть – всё это уже не имело никакого значения, поскольку впереди не ожидалось ничего, кроме полного краха.
Чарльз сказал:
– Садись, Джеймс. Думаю, что ты знаком с мисс Сильвер, – и сел сам, хотя предпочёл бы остаться на ногах. Итак, все уселись, но никто не произнёс ни слова – ни единого. Хотя давно следовало начать. Моберли считал, что снова и снова будет происходить то же самое, что ему пришлось неоднократно пережить. И поэтому просто сидел в унылом, горестном отупении и ждал.
Чарльз повернулся к нему, нахмурившись.
– Послушай, Джеймс, надеюсь, ты не возражаешь – для всеобщего блага мы должны сделать всё возможное, чтобы разобраться в этом деле. Как я уже говорил, мисс Сильвер здесь, потому что она частный детектив. Льюис встречался с ней две недели назад.
– Ты мне этого не сказал, – вяло отозвался Джеймс Моберли.
– Нет.
– Почему мистер Брэйдинг обратился к частному детективу?
Мисс Сильвер ответила предельно ясно:
– Он был обеспокоен. Он сообщил, что его сон неоднократно был крепче обычного, и после пробуждения у него складывалось впечатление, что в пристройке определённо кто-то находится.
Джеймс Моберли не стал ни бледнее, ни беспокойнее. Лицо оставалось бесстрастным.
– Ты понимаешь смысл? – спросил Чарльз.
Моберли слегка пожал плечами.
– Что я подсыпал ему снотворное? О да. Но с какой стати мне это делать?
– Он не объяснил. Но был обеспокоен. Он хотел, чтобы я приехала и начала расследование. Я отказалась. Сегодня утром я получила от него письмо, призывавшее меня пересмотреть своё решение. Отправлено из Ледстоу, накануне, в два тридцать пополудни. Сразу после письма я прочитала о его смерти в утренней газете. Затем майор Форрест попросил меня приехать сюда.
Молчание. Наконец Чарльз сказал:
– Это всё чертовски неприятно. Лучше покончить с этим.
Мисс Сильвер взглянула на него с упрёком и продолжила:
– Мистер Брэйдинг подозревал, что ночью кого-то впустили в пристройку. Хочу сказать вам, что его подозрение подтверждается некоторыми фактами. Два раза свет в стеклянном проходе – как я понимаю, он должен гореть всю ночь – на какое-то время выключался. Некто, глядя в окно, заметил, что в коридоре темно, и потом увидел, что свет снова включился. Этот человек был разбужен щелчком защёлки замка. Во второй раз то же самое случилось в ночь перед смертью мистера Брэйдинга. Свидетель заметил, что со стороны пристройки шла мисс Хестер Констэнтайн.
Джеймс Моберли не вымолвил ни слова. Он неподвижно смотрел прямо перед собой.
Мисс Сильвер промолвила:
– Человек, увидевший мисс Констэнтайн, смог описать каждую деталь её внешности. На ней была вышитая шаль её матери…
– Остановитесь! – перебил Джеймс Моберли. Но, когда наступила тишина, он по-прежнему молчал, пока мисс Сильвер не произнесла его имя:
– Мистер Моберли…
Только тогда он вышел из себя:
– На что вы намекаете? К чему всё это? Какое отношение ко мне имеет мисс Констэнтайн?
– Отвечать вам. Намёк, впрочем, вполне понятен. Возможно, следует попросить мисс Констэнтайн присоединиться к нам.
– Нет! – прохрипел Моберли. А потом: – Не надо!
Пронзив взглядом мисс Сильвер, он повернулся и уставился на Чарльза.
– Форрест…
– Послушай, Джеймс, всё уже зашло достаточно далеко. Тебе не кажется, что лучше выложить карты на стол? Факт очень прост – сейчас у нас больше не осталось личных дел. Если ты и мисс Констэнтайн встречались здесь или в пристройке – ну, при обычных обстоятельствах это бы меня совершенно не касалось. Но неужели ты сам не видишь, дружище, неужели не понимаешь – если ты оказался настолько глуп, чтобы пригласить её в пристройку…
Джеймс Моберли поднял голову.
– Она – моя жена.
– Боже мой! – только и сказала мисс Сильвер.
Он повторил фразу вызывающим тоном. Он даже не представлял, что, признавшись, испытает подобное облегчение:
– Она – моя жена. Мы поженились в Ледлингтоне месяц назад. Но никак не могли встречаться. Разве что урывками видели друг друга. Сам знаешь, Форрест. Мистер Брэйдинг не отпускал меня. Но не нужно говорить, что я одурманивал его – я этого не делал. У него имелись свои снотворные таблетки. Я не одурманивал его.
Чарльз засмеялся.
– Мой дорогой Джеймс! Итак, ты подбросил одну из его собственных снотворных таблеток в отвратительный напиток, который он всегда принимал перед сном – какую-то ужасную смесь солода и какао. Но ты не одурманивал его!
Во взгляде Моберли сохранялись усталость и упрямство.
– Это была его собственная таблетка. Я бы не стал одурманивать его.
Чарльз поднял руку и позволил ей снова упасть.
– Ну, хорошо…– вздохнул он. – Но не каждый способен на такое тонкое различие. Боюсь, что и Марч его не заметит.
Усталость во взгляде усилилась.
– Ты собираешься рассказать… полиции?
– Мой дорогой Джеймс, а что нам делать – тебе, мне, любому из нас? Предположим, мы умолчим, а они пронюхают. Ты не можешь жениться так, чтобы об этом не узнало множество людей. Где вы заключили брак?.. Бюро регистрации в Ледлингтоне? Ну, вот, пожалуйста. До убийства это никого не касалось, но теперь – теперь это обязательно выйдет на свет, и будет намного лучше для тебя, если ты сам сообщишь обо всём. В конце концов, не собирались же вы хранить тайну до конца жизни!
– Ты не понимаешь, – ответил Моберли. – Если вскроется, что мы с Хестер женаты, это поставит нас обоих под подозрение. Мы заявляем, что находились вместе в кабинете между временем, когда мисс Грей покинула отель, и временем, когда появился ты. Так оно и было. Мы оба сидели здесь. Я передал Хестер, что я до ланча сказал мистеру Брэйдингу, и что он ответил. Она знала: я прилагал очень большие усилия, чтобы побудить его отпустить меня. Но мне пришлось признаться, что я потерпел неудачу. Это тоже правда. Но полиция не поверит. Поскольку мы  женаты, они подумают, что я мог зайти в пристройку и застрелить мистера Брэйдинга, а Хестер утверждала бы, что я не двигался с места. Они могут даже сказать, что она… – Он простонал и умолк.
Мисс Сильвер наблюдала с интересом; руки были заняты вязанием, но глаза замечали каждую деталь. Слегка кашлянув, она произнесла:
– Согласна, мистер Моберли: ваше алиби на время убийства окажется не слишком прочным, когда станет известно, что мисс Констэнтайн – ваша жена. Но верно и то, что, как говорит майор Форрест, этот факт обязательно следует предать огласке, и любая дальнейшая попытка сокрытия не может не привести к пагубным последствиям. Если вы говорите чистую правду, я думаю, вам нечего бояться.
Он покачал головой и пробубнил, не глядя на мисс Сильвер:
– Вы не знаете…
– Знает, – прервал его Чарльз Форрест. – Льюис рассказал ей при встрече две недели назад. Всё, от начала до конца, всю историю, и упомянул, что я – его душеприказчик, и имею указания от него передать досье в полицию, если с ним что-нибудь случится.
Джеймс Моберли уронил голову на руки.
– Это конец. – И, после паузы: – Ты его передал?
– Досье ещё не дошло до меня. Понимаешь, оно хранилось не у Льюиса. А в сейфе его адвоката. В понедельник контора откроется, и я ожидаю, что мне его передадут. Что касается того, пойдёт оно это дальше или нет – я никогда не собирался давать ему ход. Но теперь от меня мало что зависит: Льюис выбил у меня почву из-под ног, когда нанёс визит мисс Сильвер.
Моберли поднял голову. Его лицо было пустым и жалким.
– Мисс Сильвер… он рассказал вам? 
– Да, мистер Моберли.
– Что? Что он рассказал вам?
– Мистер Брэйдинг известил меня, что держит вас под контролем. И сообщил мне о сущности этого контроля.
– Кто ещё… знает?
– Главный констебль.
Джеймс Моберли снова зарылся головой в руки. И так и остался сидеть, наклонившись вперёд. В тёмные волосы, падавшие на виски, вцепились длинные тонкие пальцы, запятнанные в лаборатории, где умер Льюис Брэйдинг. Внезапно с возгласом нетерпения Моберли откинул назад волосы, встал и повернулся к Чарльзу.
– Мне надо подумать. Мне необходимо время... я не могу мгновенно принять такое решение. Оно затрагивает мою жену. Никто никогда не считался с ней, но теперь всё по-другому. Я не хочу никого подвести, но мне необходимо время для раздумий; ты должен это понять.
Чарльз с любопытством посмотрел на него.
– Никто тебя не подталкивает.
Моберли, похоже, ничего не услышал. И продолжил, всё более и более решительно:
– Мне нужно время! Если бы мне требовалось защитить только себя! Ты был моим другом. Если бы только я… но это не так… этого не может быть… Я должен думать о Хестер. Я не могу подвергнуть её опасности без сопротивления. Ты должен меня понять.
– В твоём распоряжении столько времени, сколько захочешь, – кивнул Чарльз и увидел, как Моберли подошёл к двери и резко распахнул её.
На мгновение он застыл в проёме, наполовину обернувшись, как будто что-то собирался добавить, но затем отвернулся и ушёл, оставив дверь открытой. Чарльз встал и закрыл её. Затем вернулся и сел на угол письменного стола.
– Он вышел в пристройку. Та дверь в стеклянный проход щёлкает, как и упоминала Стейси. Вы это заметили?
– Да, майор Форрест.
Он изобразил пальцами на столе барабанную дробь:
– Вот бедолага! Против него состряпают дело. У него есть прошлое. У него есть мотив. Он подбрасывает в питьё наркотики своему работодателю – боюсь, жандармерия назовёт это наркотиками. Он тайно вступает в брак. И его алиби серьёзно зашаталось. Знаете, он не убивал Льюиса.
Мисс Сильвер пристально посмотрела на него.
– Почему вы так говорите, майор Форрест? 
Чарльз очаровательно улыбнулся.
– Потому что отлично понимаю: он думает, что это сделал я.

;

ГЛАВА 24

На следующий день, в воскресенье, мисс Сильвер посетила утреннюю службу в маленькой церкви, стоявшей посреди деревни Уорн – церкви очень маленькой, скорчившейся и старой, с кладбищем вокруг неё. Кладбищу этому давно стукнуло семьсот лет, и некоторые надгробия были настолько стары, что давно бы рассыпались, если бы мох и лишайники не удерживали их. Внутри маленькая девочка раздувала мехи старомодного органа, а девочка постарше, запинаясь, продиралась сквозь песнопения и гимны перед глазами собравшихся, которые видели, как она росла, и знали, что она заменяет школьную учительницу, ушедшую в отпуск. Девочка была пухлая, нервная, не старше семнадцати. И с каждым мгновением становилась всё краснее и краснее. Никакой благодетельный занавес не упал с неба, чтобы помешать верующим осознать этот факт, но общее мнение склонялось к тому, что Дорис провела службу не так уж скверно.
Мисс Сильвер нашла службу исключительно умиротворяющей. Простая вера и кровь норманнов, упомянутые в известном стихотворении её любимого лорда Теннисона (68), казалось, счастливо соединились в этом архаичном здании. Ни у кого в Уорне не было голоса, но все пели от души. Проповедь в разговорной манере произносилась  стариком, позволявшим долгим мечтательным паузам акцентировать внимание на звучавших фразах и бросавшим ласковые взгляды на собравшихся, часть которых впала в тихую дремоту. То, что происходило, существовало за тысячу миров от убийства. Тем не менее, когда все вышли на августовское солнце, то незамедлительно принялись за обсуждение, порицание и перешёптывание по поводу дела Брэйдинга. «Они утверждают, что…» «Моя Энни говорит…» «Им на голову свалился лондонский детектив…» «Я ничего не имел против мистера Брэйдинга…» «Ну, я всегда считала, что его Коллекция не лучше, чем Комната Ужасов (69) …»
Мисс Сильвер обладала исключительно острым слухом. Она улавливала эти и другие обрывки разговоров, пока шла по мощёной тропинке к воротам покойницкой, открывавшимся на деревенскую улицу. Она была в тени здания, когда позади раздались быстрые шаги, и бодрый голос спросил:
– Вы детектив Чарльза Форреста? 
Мисс Сильвер с достоинством повернулась. Она не была высокой, но вокруг неё витала некая аура, невольно внушавшая уважение и производившая впечатление.
Но только не на Теодосию Дейл, стоявшую под плавящим солнцем в толстых, зашнурованных туфлях, железно-сером твиде, чёрной фетровой шляпе, и повторявшую вопрос:
– Вы детектив Чарльза Форреста?
– Меня зовут Мод Сильвер. Я частный дознаватель.
Теодосия кивнула.
– Я так и думал. Вы остановились в Уорн-Хаусе. Мы можем идти вместе. У меня там ланч.
Они вышли на улицу. Было очень жарко, но на коже мисс Дейл не появлялось никаких признаков влаги. Льюис Брэйдинг был убит, но на лице мисс Дейл не имелось ни малейших признаков того, что это как-то повлияло на неё. Бесполезно прожигать её любопытными взглядами – никто бы не обнаружил никаких изменений. Та же самая мисс Досси, которая всегда выглядит одинаково – что зимой, что летом. Как и сейчас. Она шла рядом с мисс Сильвер и говорила:
– Вы расследуете смерть Льюиса Брэйдинга? Мне бы следовало думать, что этим обязана заниматься полиция. Впрочем, неважно: осмелюсь выразить уверенность, что они крайне некомпетентны, как и подавляющее большинство мужчин. Я слышала, это не самоубийство. Никто не заставит меня поверить в это. Льюис был не из таких. Если он хотел чего-то, то не останавливался, пока не получал желаемое, а получив, не выпускал его из рук. А тем более свою собственную жизнь. Что вы думаете обо всём этом?
Мисс Сильвер кашлянула.
– Я не могу высказывать своё мнение, – мягко сказала она.
Теодосия кивнула.
– Дейл, мисс Дейл, Теодосия. Друзья называют меня Досси. Я прожила здесь всю свою жизнь, и я – любопытная старая дева. Знаете, я могу оказаться вам полезной. Было время, когда мы с Льюисом собирались пожениться. Кто-нибудь обязательно расскажет вам, если я не сделаю этого сама. Определённо.
– Да… – задумчиво протянула мисс Сильвер. Мисс Дейл крайне заинтересовала её. Она наверняка выложит факты, которые могут быть полезны – или сбивать с толку. Раз уж они вместе идут в клуб, поговорить совсем не мешало бы. Кроме того, было бы чрезвычайно трудно помешать мисс Дейл выкладывать то, что она считает нужным.
Оказалось, что у мисс Дейл имелись очень решительные суждения.
– Я всегда говорила Льюису, что Коллекция станет причиной его смерти – неприятная болезненная страсть, и ему бы следовало стыдиться её. Я счастливо избежала опасности, когда решила разорвать помолвку. Все решили, что я сошла с ума, но я знала, что делала. Кто его убил?
– Как вы думаете, кто убил его, мисс Дейл? Я уверена, что у вас есть мнение по этому поводу.
Теодосия нетерпеливо покачала головой.
– Я бы хотела, но не знаю. Однако могу сказать вам, кто этого не делал – Чарльз Форрест.
– Почему вы так считаете?
– Не в его духе. Я знаю Чарльза с тех пор, как он родился. У него добрый нрав. И ещё одно – приверженность своему клану, сильное чувство семьи. Ему не нравился Льюис, но он испытывал к нему семейные чувства. И пошёл бы на любые жертвы, чтобы уберечь Льюиса в случае опасности. То же самое с Лилиэс Грей. Чрезвычайно утомительная женщина, но, поскольку мать Чарльза удочерила её, Чарльз продолжит предоставлять ей квартиру и обеспечит таким же доходом, как если бы она была его родной сестрой – а это больше, чем сделали бы многие братья. Возьмите этого загнанного секретаря Льюиса – никто не стал бы даже думать о нём и не относился бы к нему, как к человеку, если бы не Чарльз. Понимаете, что я имею в виду – такой человек не становится убийцей. Но я не удивлюсь, если этот гнусный инспектор из Ледлингтона попытается выдвинуть против него обвинения. Совсем не удивлюсь. Чарльза в своё время посадили и оштрафовали за превышение скорости. Скверно. Крисп – самовлюблённый чинуша. Послушайте, есть кое-что, что вы можете мне сказать – о револьвере. Льюиса застрелили из револьвера, не так ли? Не из того ли, который Чарльз подарил ему?
– Я так считаю.
– Что ж, они могут быть уверены. Но это одна из вещей, которую я хотела вам рассказать. Пусть не думают, что смогут втянуть Чарльза в преступление из-за револьвера, потому что их у него было двое, и когда около полугода назад он дал один револьвер Льюису, то выцарапал на нём его инициалы: «Л. Б.». Льюис показывал мне револьвер после этого, и я могу повторить своё заявление под присягой. Так что притянуть Чарльза им не удастся.
– Спасибо, мисс Дейл. Это очень интересно, – кивнула мисс Сильвер.
Они повернули к воротам Уорн-Хауса.

;

ГЛАВА 25

Оказалось, что за ланчем мисс Дейл делит стол с Майрой Констэнтайн и её дочерьми. Будь мисс Сильвер той заурядной дамой, которую изображала, она, конечно же, не согласилась бы присоединиться к компании по приглашению женщины, которая сама являлась только гостьей, но, как детектив, не оказала сопротивления, когда Теодосия представила её Майре, леди Минстрелл и Хестер Констэнтайн, после чего без околичностей заявила:
– Попросите её разделить с нами ланч, Майра. Слишком уныло есть в одиночестве после всего случившегося.
Мисс Сильвер оказалась между огромной миссис Констэнтайн в платье, ярко разукрашенном маками и васильками, и бледной, как будто принуждённой здесь находиться Хестер, бросившей на неё взгляд, похожий на взгляд недоверчивого нервного коня, а затем опустившей глаза к тарелке.
Джеймс Моберли, как всегда, сидел один за маленьким столиком у двери. Они с Хестер даже не смотрели друг на друга. Каждый из них ощущал бремя чужого страдания, чужого страха.
Комната была почти пуста. Мистер и миссис Браун отбыли в спешке. Гольфисты исчезли на весь день. Гости, бронировавшие номера на выходные, отменили свои заказы.
Мисс Сильвер принялась за холодного лосося и обнаружила, что вовлечена в разговор с Майрой Констэнтайн.
– Шокирующее событие, и я надеюсь, что вы узнаете, кто это сделал, прежде чем оно разрушит клуб. Знаете, в его создании участвовал Льюис, да и я тоже. Забавно, что люди так холодно отнеслись к случившемуся. Вот если бы это произошло в клубе… Я всегда говорила Льюису, что его Коллекцию надо отправить в музей, но он был не из тех, кто слушал… – Она прервалась, чтобы позвонить официанту. – Андре, ещё немного этого майонезного соуса!
– Мадам!..
Серебряный соусник водрузили на стол. Майра продолжала говорить.
– Жалеют приправ, видите? Вечно считают, что знают лучше других. Но что толку от лосося без большого количества соуса? – Она щедро оделила себя и повернулась к мисс Сильвер. – Это касается всего, согласны? Что лосось, что жизнь – всё одно и то же: просто соус, который стоит дорого, и нравится мне в большом количестве. – Она крикнула через стол: – Ну вот, мисс Мэйнуоринг, теперь вы знаете, как надо, так что приступайте к еде! Не нужно просто ковырять вилкой. Я не хочу, чтобы Чарльз заявил, что мы затащили вас сюда и морим голодом. Никому не становится лучше, если он отказывается от еды, и то, что я сказала мисс Мэйнуоринг, – о Боже, я больше не могу докучать вам, дорогая, просто мне надо было сказать Стейси пару слов, и всё. Мои слова касаются и Хестер – она вообще не ест и шатается от ветра. И что хорошего в том, что рядом со мной кто-то голодает и доводит себя до болезни. Что бы ни случилось, мы должны есть, и если ты не любишь рыбу, Хет, есть холодная ветчина и салат, и ты съешь либо одно, либо другое, и это не бессмыслица! Андре, принесите мисс Констэнтайн немного ветчины!
Хестер Констэнтайн вообще не проронила ни слова. На её щеках мгновенно вспыхнул тусклый румянец и тут же исчез. Когда ветчину принесли, она нарезала её на крохотные кусочки и затолкала их под салат.
Мисс Сильвер непринуждённо заметила, что в такой жаркий день у многих людей очень плохой аппетит. Майра подцепила кусочек огурца, добавила латук, картофель и кресс-салат, наложила эту смесь на кусок лосося большого размера и умело поднесла его ко рту.
– Слава Богу, я всегда отличалась завидным аппетитом, – похвасталась она. – Выделялась среди других. В юности мне вечно не хватало. Не поверите, насколько я была голодна, и постоянно наблюдала, как другие девушки уходят ужинать со своими молодыми кавалерами. Никто на меня и не смотрел – уж слишком уродлива я была. А потом… – она подняла бокал с шендигаффом (70) и отхлебнула изрядный глоток – ну, уродство никуда не делось, но на меня положили глаз, и я стала ужинать с лучшими.
Леди Минстрелл прервала разговор с Теодосией Дейл, чтобы вмешаться:
– Мама, дорогая!
Майра усмехнулась.
– Можешь выражаться на свой лад, Милли, моя дорогая, исключительно мило и утончённо, а я продолжу по-своему. Я не из сливок общества и никогда такой не буду. Никогда не стремилась, иначе, полагаю, я бы попала туда точно так же, как и Лотти Лоринг, которая сейчас настолько высококлассная и стильная, что она не пошла бы по той же стороне дороги, по которой шла, когда получила свой первый пинок. Андре, ещё шенди!
Она снова повернулась к мисс Сильвер.
– Раз ужвыбрала какой-то путь, тебе скверно придётся, если начнёшь изворачиваться, чтобы выглядеть как-то иначе: будешь похожа на женщину-змею. Я-то знаю – сама прошла через это. Бедный Сид – мой муж – был таким утончённым. Не хотел влюбляться в меня, но ничего не мог с этим поделать, если вы понимаете, о чём я, и когда мы поженились… то, как я проглатывала «Х» в начале слов, его просто потрясло (71). Так что я испытала это на своей шкуре. Когда родилась Милли, ему понадобилось красивое изысканное имя, поэтому мы выбрали Миллисент – красиво и легко выговаривается, да и Милли сойдёт, если ты не в настроении. А потом появилась Хестер, и он захотел дать ей имя, начинающееся на «Х», чтобы у меня было побольше практики. Понимаете, ему взбрело в голову, что, если мне придётся произносить имя на «Х» каждые несколько минут круглые сутки, у меня выправится произношение. Так что я уселась и задумалась. Он хотел назвать дочь Хермионой, но я отрезала: «Нет, нет, Сид Констэнтайн – категорически нет! Я не собираюсь устраивать рождественское представление каждый раз, когда зову свою дочь, так что и не думай об этом! Хочешь «Х» – будет тебе «Х», но я выбираю тот вариант, с которым смогу извернуться. Пусть будет Хестер, а если у меня вдруг случайно сорвётся «Х», так Эстер – тоже хорошее имя: и в Библии (72), и везде, и ты не сможешь возразить мне». – Она рассмеялась горловым, низким смехом. – Он был раздосадован, но возразить мне не смог – я позаботилась. Это оказалось хорошей практикой. Я стала чётко выговаривать букву и смогла называть дочку Хет до того, как ей исполнилось два года, только к тому времени бедного Сида уже не стало, так что это не имело значения. – Она зачерпнула огромную порцию трайфла (73) и окликнула Стейси через стол:
– Чарльз приедет сегодня днём?
– Не знаю, – ответила Стейси. Ей было неприятно чувствовать, как она розовеет под взглядом Теодосии Дейл.
– Ну, наверно, они с тем майором Констеблем должны были где-нибудь чего-то перехватить. С тем же успехом могли бы прийти сюда и подкрепиться среди друзей – если только не заедут на ланч в Солтингс к Лилиэс. Или к миссис Робинсон. Не думаю, что она жаждет одиночества сильнее, чем большинство из нас, когда дела идут плохо. Забавная мысль – оставить человека одного, потому что у него случилась беда.
Мисс Сильвер мягко кашлянула.
– Некоторые люди действительно предпочитают именно это, миссис Констэнтайн.
Майра покачала головой.
– А я не могу этого уразуметь. Когда дела идут плохо, тебе нужны друзья. Вот тогда и узнаёшь, кто тебе друг. Когда бедный Сид умер, а у меня оставалось двое детей и не хватало денег, чтобы устроить ему похороны, думаете, я не хотела помощи от друзей? Или узнать, кто из них был настоящим, а кто – нет? Был такой тип, о котором я даже и не вспоминала – один из тех, кто нёс на сцене всякую чушь – так он отправил мне двадцать фунтов и ничего взамен не потребовал, а это больше, чем можно сказать о некоторых.
Спустя некоторое время мисс Сильвер позвали к телефону. В трубке прозвучал голос Рэндала Марча.
– Простите за беспокойство…
– Никакого беспокойства, Рэндал.
– Как мило с вашей стороны. Форрест в клубе?
– Кажется, нет.
На другом конце линии раздался раздражённый голос:
– Я хочу встретиться с ним. В Солтингсе его нет.
– Очевидно, он не остаётся у себя на ланч. Там нет удобств. Возможно, сегодня он не захотел встречаться с другими. То, что сейчас творится в клубе, похоже на большую семейную вечеринку.
– Именно.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Думаю, он придёт. Он случайно упомянул, что будет заниматься бумагами мистера Брэйдинга.
– Спасибо, – ответил Марч. – На всякий случай я загляну. Хотел бы выяснить у него одну деталь. – И повесил трубку.
Чарльз Форрест появился в клубе около трёх часов, направился прямо в кабинет и сел за письменный стол.
Он пробыл там не более пяти минут, когда в кабинет вошла мисс Сильвер, чопорная и хладнокровная, в сером платье из искусственного шёлка с узором из чёрных точек и маленьких сиреневых цветов. Платье украшали брошь из морёного дуба в форме розы и гармонирующее с ней ожерелье из маленьких резных чёрных бусин. Поскольку на улице было очень тепло, чёрные чулки были хлопковыми, а не шерстяными. Новые шевровые туфли украшали плоские банты из питершемской ленты (74).
– Надеюсь, майор Форрест, вы не сочтёте меня назойливой.
– О нет, – процедил Чарльз тоном, означающим: «О да».
– Я не задержу вас.
Он вежливо встал и застыл в тревожном ожидании, пока мисс Сильвер не предложила сесть. После чего он не вернулся к своему собственному стулу, а прислонился к столу в полусидячем положении. Такая поза предполагает, что продолжительного разговора не ожидается. Вязаная сумка мисс Сильвер свисала с руки. Чарльз испытал некоторое ободрение от того факта, что она оставалась висеть. И на свет не появилось никаких вязальных спиц, никакой розовой шерсти. Мисс Сильвер произнесла:
– Я просто заглянула, чтобы сообщить вам, что главный констебль позвонил мне вскоре после обеда. Он хотел знать, были ли вы в клубе. Когда я сказала ему, что вы появитесь здесь позже, он ответил, что приедет и встретится с вами.
Чарльз нахмурился.
– Что ему нужно?
– По его словам, имеется одна деталь. Он пытался разыскать вас в Солтингсе.
Хмурый взгляд усилился.
– Я отвёз Джека Констебля в Ледбери. Выходные бедняге не удались. Ну вот… – В голосе безошибочно слышалось: «Это всё?»
Мисс Сильвер ответила на незаданный вопрос.
– Есть кое-что, о чём я хотела бы упомянуть. Я вышла из церкви с мисс Дейл – Теодосией Дейл.
– С нашей Досси! Тогда не думаю, что мне осталось что-то сказать. Она знает все ответы.
Мисс Сильвер позволила себе улыбнуться.
– Она сообщила мне много интересного, и, считаю, является вашим искренним другом. Она привела мне ряд причин, превращающих в абсурд любые обвинения в ваш адрес.
Его веки опустились, закрывая радужную оболочку и зрачок, пока не остался лишь тёмный блеск между ресницами.
– Неужели для того, чтобы поверить, что я не убивал Льюиса, надо быть моим близким другом?
Мисс Сильвер кашлянула.
– Крайне опрометчиво выражаться подобным образом. Я думаю, что мисс Дейл –  действительно хороший друг. Тот факт, что она также крайне несдержанна, в значительной степени игнорируется её друзьями, настолько привыкшими к её манере изъясняться, что они практически не придают значения тому, что именно она говорит.
Чарльз расслабился в иронической улыбке.
– Меня озарил луч надежды! Она, по сути, местная жёлтая пресса. Если она пойдёт гулять по деревне и рассказывать всем, что я не стрелял в Льюиса, через двадцать четыре часа не останется ни одного, кто бы верил в мою невиновность. И это все её слова?
– Ни в коем случае. Она сделала заявление об оружии. Если быть совсем точной, она задала мне вопрос о нём.
– Да?
– Она хотела знать, был ли револьвер, найденный у тела мистера Брэйдинга, тем, который вы ему дали.
– Конечно. Я сказал вам, я сказал Криспу, я сказал главному констеблю. Вы, я полагаю, сказали Досси. А Досси может пойти и известить весь мир!
Мисс Сильвер почти неслышно кашлянула.
– Мисс Дейл, очевидно, решила, что это навлекает на вас подозрения. Она заявила, что может засвидетельствовать: вы дали ему револьвер, и существует ещё одно доказательство –  вы выцарапали на нём инициалы, «Л.Б.».
Чарльз кивнул.
– И что это доказывает? Все знают, что я дал ему револьвер; все знают, что он хранил его в этом ящике. Когда я нашёл Льюиса, ящик был открыт, а оружие лежало рядом на полу. Я не понимаю, какое отношение к случившемуся имеет то, что я дал ему револьвер более шести месяцев назад. 
– Я не считаю, что мисс Дейл достаточно ясно выражает свои мысли, – ответила мисс Сильвер.
В этот момент дверь открылась, и вошёл Рэндал Марч. Он сказал:
– Добрый день, мисс Сильвер! Привет, Форрест! Пришлось погоняться за вами. Надеюсь, я вас не потревожу.
– О нет, – ответил Чарльз и встал. Когда Марч уселся, он вернулся к своей прежней небрежной позе – полусидя на столе.
Окно было открыто настежь, но ветер не проникал внутрь. Стены, заставленные книгами, затемняли комнату, и в такой жаркий день никакого дискомфорта не ощущалось. Сами книги испускали слабый аромат старой бумаги, старой кожи, который сильно ощущался при входе в комнату, но быстро переставал привлекать внимание. Марчу пришло в голову, что Брэйдинг увлекался созданием исключительно мрачного окружения. Самому ему был по душе избыток света и воздуха. Марч посмотрел прямо на Чарльза и спросил:
– В отношении револьвера возникает вопрос: не знаю, можете ли вы вообще нам помочь. Вы говорите, что дали этот револьвер мистеру Брэйдингу. А вы случайно не знаете, была ли у него лицензия на оружие?
Чарльз поднял плечо и снова опустил его.
– Понятия не имею. Можно только гадать. Но если позволите мне высказать предположение, я отвечу: крайне маловероятно.
– А не объясните ли, почему?
– Просто так работал его разум. Некоторые люди являются сторонниками того, что вы могли бы назвать второстепенными пунктами закона. Льюис был совершенно иным. Правила раздражали его, ему нравилось обходить их. Предполагаю: он утверждал бы, что он имеет полное право держать частный револьвер в своих частных помещениях для защиты своей частной собственности.
– То есть вы не думаете, что лицензия имелась? 
– О, я не рискну высказывать определённое мнение.
– Да, мы не нашли следов. Если бы лицензию выдали, мы, естественно, смогли бы идентифицировать оружие. А не было ли у него каких-либо особых примет?
Мисс Сильвер сидела, сложив руки на коленях, не открывая свою сумку для вязания и внимательно наблюдая за лицами обоих мужчин. Днём в воскресенье Рэндал не появлялся в клубе, чтобы спросить Чарльза Форреста, получил ли его двоюродный брат лицензию на револьвер. Она пришла к выводу, что мисс Дейл делилась мыслями не только с ней. Ей показалось, что Чарльз немного напрягся, спрашивая:
– Что вы подразумеваете под особыми приметами?
– Именно то, что я сказал. Например, инициалы. 
– О да, – небрежно отозвался Чарльз.
– Какие инициалы?
– Его собственные: «Л. Б.».
– Гравировка?
– Нет. Я выцарапал их на торце рукояти перед тем, как дать ему револьвер.
– Вы совершенно уверены в этом? 
– Совершенно.
– Кому-нибудь известно об этом? 
– Я не знаю. Может быть, кому-нибудь. Я не могу ни за кого ручаться, разве что...
– Разве что?
– Я подумал о Джеймсе Моберли, но это всего лишь очередная догадка. Могу я спросить, к чему вы ведёте?
– Чуть позже. Вы говорите, что выцарапали инициалы Брэйдинга на револьвере, который дали ему. Револьвер – один из пары. Вы оставили свои собственные инициалы на другом?
– Нет. Я хочу знать, к чему ведут ваши вопросы.
– Вы уверены, что оставили инициалы Брэйдинга на том самом револьвере, который дали ему?
Чарльз встал.
– Настал момент, когда я должен заявить, что больше не буду отвечать на вопросы без присутствия адвоката?
– Вы не обязаны отвечать, – серьёзно заметил Марч.
Чарльз подошёл к окну, повернулся и вернулся обратно.
– Что ж, я отвечу. Конечно, уверен. Если вы покажете мне револьвер, я продемонстрирую вам, где выцарапал инициалы.
Марч абсолютно невыразительно произнёс:
– На револьвере, из которого стреляли в Брэйдинга, нет никаких инициалов.
– Боже мой! – сказала мисс Сильвер.

;

ГЛАВА 26

Стейси ждала в холле. Она хотела увидеть Чарльза – хотела больше всего на свете. Что-то происходило, и она не знала, что. Никто не сказал ей ни слова, но она чувствовала всё, о чем думают окружающие, и ей казалось, что события с каждым часом становятся всё страшнее и страшнее. Как будто она очутилась в трюме корабля, захваченного штормом – ничего не видишь, не знаешь, что происходит, но чувствуешь удары волн и слышишь, как крепчает ветер. Что-то происходило. Голос Майры за закрытой дверью усиливался и усиливался, а затем внезапно умолк. Хестер, шатаясь, вышла из комнаты, похожая на призрака, разорванного в клочья. Затем к Майре вошла леди Минстрелл, и голос вновь стал усиливаться, пока стены не дрогнули и не ответили эхом. Сидя в своей комнате, отгороженной двумя дверями и проходом между ними, Стейси ощущала себя листком на сильном ветру. А потом, когда прозвучал гонг на обед, появилась и сама Майра, без малейших признаков шторма или землетрясения. Кудри торчали во все стороны, глаза сверкали жизненной силой. Излучая жизнерадостность, она с искренней теплотой завязала разговор со Стейси:
– Тут у нас случилась небольшая заварушка. Наверно, вы что-то слышали. Я всегда славилась пронзительным голосом. Помню, как Мосскроп говорил, что я могу заполнить весь Альберт-Холл, и жаль, что мне ни разу не представилось шанса. Но зато у меня разыгрался аппетит. Никто не смеет думать, что собьёт меня с ног. Хет – вернись в комнату и подкрасься! Ты не труп, и нечего примерять саван. Милли, проследи за ней! Я сегодня на коне, и мисс Мэйнуоринг поможет мне, если я захочу. Я собираюсь довести дело до конца, а если кто-то думает, что сможет меня выбить из седла – ну, были такие, кто пытался, и им пришлось потом крепко почесать в затылке!
На протяжении всего ланча она продолжала оставаться в этом возбуждённом расположении духа и непрестанно расспрашивала леди Минстрелл, безмолвную Хестер, двух официантов, управляющую, мисс Пето, мисс Сильвер, да и саму Стейси: ожидается ли появление Чарльза Форреста в клубе, а если нет, то почему, и чем он занят? По этому же поводу звонили в Солтингс, но безуспешно. Когда около трёх часов Чарльз вошёл в клуб, это вызвало сильный взрыв возмущения, поскольку он закрылся в кабинете вместе с мисс Сильвер и главным констеблем.
Стейси, сидевшая, как на иголках, обрадовалась представившейся возможности сбежать:
– Я сбегаю в холл, миссис Констэнтайн, и поймаю его, как только они выйдут.
И вот она здесь. И сколько времени пройдёт до того, как Майра потеряет терпение и сама возьмётся за дело? Она вполне способна ворваться в кабинет и вытащить оттуда Чарльза под носом у всей полиции.
В зале были стулья, сгрудившиеся по два-три вокруг маленьких ярких столиков. Стейси уселась так, чтобы наблюдать за дверью кабинета. Перед ней открывался короткий коридор с бильярдной слева, кабинетом справа, а прямо – французская дверь (75), ведущая к стеклянному проходу. Она увидит Чарльза в тот момент, когда он выйдет, и если он останется в кабинете, когда другие уйдут, ей и двух шагов сделать не придётся. Она представила себе, как бежит по коридору, открывает дверь кабинета и врывается внутрь. На этом её воображение обрывалось.
Минуты текли одна за другой, будто капли дождя на оконном стекле, двигаясь незаметно, неохотно, вяло, сливаясь с другими каплями, чтобы скользить по стеклу и никогда не возвращаться.
Стейси казалось, что она сидит там уже целую вечность, когда её позвала девушка из бюро – бледная, полная девушка (у Эдны Снагге был выходной). Стейси не знала её имени, но девушка знала её. И сообщила её, оставаясь за стойкой:
– Вас вызывают, мисс Мэйнуоринг. Вы знаете, где будка – в задней части зала.
Стейси встала и направилась к телефону.
Находясь в будке, она не могла видеть дверь кабинета. Если Чарльз выйдет из коридора, она заметит его, но только если он не пойдёт в пристройку. Она подняла трубку и придушенно выдавила:
– Алло!
Ответивший женский голос звучал не слишком дружелюбно и навевал мысли о бомбазине и бакраме (76). Вообще-то Стейси не знала, что такое бомбазин, но интонация собеседницы ясно подсказывала это:
– Говорит мисс Коулсфут. Это мисс Мэйнуоринг?
– Да, – ответила Стейси, по-прежнему затаив дыхание. На мгновение она потеряла ощущение реальности. Затем её озарило. Тони – Тони Коулсфут. Мисс Коулсфут – тётушка Тони, та самая, на чьё попечение она оставила его с простудой в четверг вечером.
Голос ничуть не смягчился.
– Я звоню по просьбе Энтони. Уверена, вы будете рады узнать, что у него девяносто девять и восемь десятых (77).
– О да.
– Доктор говорит, что доволен, и я могу только надеяться, что он не слишком оптимистичен. Он говорит, что разрешает Энтони принять тихого посетителя. Если вы придёте после чая (78)…
Кровь Стейси начала закипать. Тони, казалось, принадлежал к некоему отдалённому периоду истории, а мисс Коулсфут вообще не существовало.
– Мне очень жаль, но я боюсь, что не смогу… – При этих словах сердце сильно забилось в груди, потому что Тони вечно воображал, что умрёт, если поранит палец. Она поспешно продолжила: – Я посмотрю, как сложится завтра. Могу я перезвонить вам? – И повесила трубку, не дожидаясь ответа.
Мисс Сильвер и главный констебль как раз выходили из коридора. Предположим, она не слышала их… предположим, мисс Коулсфут заставила её скучать по Чарльзу… Эта мысль так ранила душу, что Стейси задумалась, что же с ней случилось. Всего четыре дня назад она, облачившись в неприступную броню, совершенно не заботилась о том, что происходит с ней или с кем-то ещё, а теперь у неё не было даже убежища. Как больно…
Она побежала по коридору и открыла дверь кабинета. Чарльз застыл у окна, глядя на улицу. Даже со спины Стейси поняла, что он хмурится. И подумала, не проклинает ли он пристройку и Коллекцию Льюиса Брэйдинга. Сильно смахивало именно на это.
Стейси очень тихо закрыла за собой дверь, подошла, чтобы встать рядом с ним, и взяла его за руку. Чарльз не слышал, как она вошла. У него было такое выражение лица, которое появляется только в одиночестве. Стейси мельком заметила это выражение до того, как прикоснулась к Чарльзу. Она ошибалась – он не хмурился. Лицо выглядело открытым, беззащитным, молодым. Но стоило Стейси прикоснуться к Чарльзу, как лицо снова закрылось. Он посмотрел на неё сверху вниз и сказал:
– В чём дело, милая?
Какая глупость – позволять сердцу так бешено стучать! Чарльз ничего не имел в виду, произнося это слово. Стейси всего лишь следует передать ему сообщение Майры. Вместо этого она испуганно выпалила:
– Что здесь случилось?
– Ничего, чему ты могла бы помочь, дорогая.
– Чарльз, что здесь случилось?
Он обнял её.
– Да так, кое-что.
– Скажи мне.
– Льюиса застрелили не из его собственного револьвера.
Она изумлённо спросила:
– Почему они так решили?
– Я выцарапал на рукоятке его инициалы, прежде чем дать ему оружие. Досси известила об этом всех и каждого. По-моему, ей кажется, что она очищает мою репутацию – не могу уразуметь, почему. Во всяком случае, она заставила полицию искать инициалы, а их не было.
– Это… плохо?
– Возможно. Видишь ли, я отчётливо осознаю, что они понимают: не так-то легко подойти к человеку, сидящему за письменным столом, открыть ящик, в котором он держит свой револьвер, и тут же застрелить его. Да и сам я с этим согласен. Льюис подозревал всех и каждого больше, чем кто-либо в целом мире. Так что подобное просто не могло произойти.
– Кто-то принёс с собой револьвер, выстрелил в Льюиса и забрал его.
– Но как это осуществили?
– Чарльз… разве это не было самоубийством?
– Нет, милая, нет. С отпечатками пальцев всё не так. Кроме того…
Она сильнее прижалась к нему, как будто их двоих заперли вместе, и никто не слышал, что они говорили друг другу. Да никто и не мог разобрать ни звука – Стейси прошептала еле слышно:
– Чарльз… ты знал… когда его нашёл?
– Что это был не его револьвер? Да.
– Чей он был?
– Мой.
– Что ты сделал?
– Я ничего не мог сделать. Марч ушёл, чтобы взять с собой Криспа. Затем мы вместе отправляемся в Солтингс и ищем другой револьвер. Интересно, найдут ли его там?
Стейси в ужасе прошептала:
- Его застрелили…из твоего револьвера… который оставался у тебя?
– Да.
– Они знают, что это... твой?
– Думаю, почти уверены.
– Чарльз, кто это сделал?
– Разве ты не собираешься спросить меня, не я ли это сделал?
– Чарльз…
– Хорошо, спрашивай.
– Нет, нет, нет!
– Не собираешься?
– Нет!
– Хорошо, хорошо…– ответил Чарльз. Его рука опустилась с её плеч. Возможно, он услышал шаги в коридоре, возможно – поворот дверной ручки. Сама Стейси не слышала ничего, кроме биения своего сердца. Но когда Чарльз повернулся, она повернулась одновременно с ним и увидела, что дверь открывается. Леди Минстрелл вошла в комнату и сказала:
– О, майор Форрест, прошу меня извинить, но не могли бы вы подойти к маме? Случилось кое-что, о чём она хотела бы побеседовать с вами.

ПРИМЕЧАНИЯ.
65. См. шестнадцатый роман серии – «Огненное колесо», оригинальное название – «Колесо Екатерины». Когда император Максимилиан пожелал взять в жёны святую деву Екатерину Александрийскую, та воспротивилась, мотивируя свой отказ тем, что была невестой Христа. Разгневанный правитель приказал пытать Екатерину на колесе с шипами, но путы, которыми она была привязана к колесу, спали сразу же, как только колесо начало поворачиваться. Ей отрубили голову, но из раны потекло молоко, а не кровь. По легенде, ангелы перенесли её тело на Синайскую гору, где её останки по сей день покоятся в монастыре. Святая Екатерина стала покровительницей мастеров колёсных дел и прядильщиц, а чудесное превращение крови в молоко сделало её покровительницей медицинских сестёр. Catherine wheel также обозначает кувырок «колесом». Не исключено, что оригинальное название романа подразумевает именно кувырок, путаницу – «всё наоборот», поскольку из текста абсолютно непонятно, откуда взялся эпитет «огненное».
66. Похвала от сэра Хьюберта Стэнли – высшая оценка, одобрение до превосходной степени. Сэр Хьюберт Стэнли – персонаж пьесы восемнадцатого века «Лекарство от сердечной боли», написанной Томасом Мортоном и впервые поставленной в Лондоне в 1797 году.
67. Альфред Теннисон. Поэма «Мод». Перевод А. М. Фёдорова.
68. Альфред Теннисон. «Леди Клара Вер де Вер». Ирония в том, что в самом стихотворении первое противопоставляется второму – то есть простая, незамутнённая вера выше крови знатных норманнов.
69. Комната Ужасов – оригинальная выставка в музее мадам Тюссо в Лондоне, представляющая собой выставку восковых фигур знаменитых убийц и других печально известных исторических личностей.
70. Шендигафф – коктейль, смесь простого пива с имбирным или с лимонадом.
71. Характерная особенность английского просторечья, которое в ту пору бытовало среди низших классов. Элиза Дулиттл из пьесы Б. Шоу «Пигмалион» и созданного по этой пьесе мюзикла Ф. Лоу «Моя прекрасная леди» до обучения выражалась точно так же. Профессор Хиггинс заставляет её выучить скороговорку «In Hertford, Hereford and Hampshire hurricanes hardly ever happen» – сплошные «Х» в начале слов. А когда Элиза поёт «Подожди, Генри Хиггинс», на самом деле (в оригинале) она произносит: «Подожди, ‘Енри  ‘Иггинс»!
72. Эстер (Эсфирь, Есфирь) – центральный женский персонаж событий, о которых повествуется в «Книге Есфири».
73. Трайфл – блюдо английской кухни, представляющее собой десерт из бисквитного теста (часто смоченного хересом или вином) с заварным кремом (часто затвердевшим), фруктовым соком или желе и взбитыми сливками. Перечисленные ингредиенты, как правило, расположены в трайфле послойно.
74.Питершемская лента – толстая, жёсткая, но гибкая плетёная лента, обычно из хлопка, вискозы, или смеси волокон хлопка с вискозой. Используется модистками и портными в качестве облицовки.
75. То же, что и французское окно. См. примечание 60.
76. Бомбазин – плотная хлопчатобумажная ткань, бакрам (букрам) – жёсткий хлопок (иногда лён или конский волос), полотно рыхлого переплетения. Из этих тканей обычно шили платья в XV – XIX веках. Кроме того, buckram в переводе с английского означает не только название ткани, но и «чопорность».
77. 37,7 градусов по Цельсию.
78. Традиционное английское чаепитие – в пять часов вечера.