Глава 8. Город без прошлого

  Почтовый дилижанс прибыл на станцию точно в обеденное время. Йежик подхватил свой саквояж и, кряхтя, выбрался наружу. За время езды среди ящиков с посылками спина и ноги онемели, пришлось разминаться прямо у подножки. Извозчик курил трубку с важным видом, лошади топтали пыль.
  Глухое место, такое, что уши моментально заложило от тишины. Людей, кроме них двоих, ещё некоторое время не было видно. Лишь спустя несколько долгих минут из станционного дома вышли два сухих, как щепка, грузчика с бледными лицами, будто выбеленными стенной штукатуркой, и принялись торопливо разгружать приехавший дилижанс.
  Постояв ещё с минуту, молодой учёный на неверных ногах двинулся в дом. Желудок сводило – три дня в пути, и ни крошки перекуса!
  Где-то играла музыка, так тихо, что почти не нарушала царящего вокруг безмолвия. Йежик уныло поплёлся внутрь станционного домика, надеясь найти там хотя бы какое-то подобие буфета. Ожидание не оправдалось, внутри было так же пусто и уныло, настоящая глухомань, куда редко приезжали путешественники.
  Станционная кухня была заперта, видимо, работники приносили еду с собой. Стало совсем как-то грустно.
  Переступив порог второй двери, Йежик очутился на дороге, ведущей в городок. Палящее солнце слепило, пыль лезла в рот и глаза, казалось, над этим местом какой-то колосс пронёс гигантскую линзу и всё выжег – и кроны сухих деревьев, и придорожную траву.
  Почему он приехал сюда? Молодой учёный искал приюта, после бегства от институции и светил чернавской науки, пытавшихся подмять его в Гуссии, не оставалось иного выхода, как залечь на дно в какой-нибудь глуши. По слухам, здесь работал один-единственный храмик, да и то – почти никак не влиял на существование местного населения, совершенно не заботящегося о вечной жизни по скончании земного пути.
  Зато городок отлично подходил для того, чтобы в нём переждать грозу. Йежик прекрасно понимал, что, повернувшись спиной к учёным мужам в доме почившего Хасепа, он поставил крест на своей карьере механика и навлёк на себя праведный гнев научного братства. Он выждет, а затем явит миру свои самоходные изобретения, но вот сколько должно пройти времени – едва ли кто-то мог с точностью ему подсказать. Скорее всего, придётся и вовсе покинуть страну, чего, конечно, молодой гений не жаждал, но о чем неоднократно подумывал за все время пути сюда.
  Первая же конторка, которая подвернулась Йежику на пути, оказалась местечковым управлением дел. За неимением большого количества этих самых дел здесь занимались всем подряд: выпиской счетов, начислением пеней, составлением исков и трудоустройством. Старый клерк в толстых очках подставил ухо к самым губам посетителя и кивал, пока Йежик излагал суть своей проблемы: негде переночевать и нужно заработать на хлеб. Потом полез в управскую книгу, стал листать её, закладывая пальцами места, которые могли быть полезны. Когда свободные пальцы кончились, клерк щёлкнул вставными зубами и дребезжащим голоском ответил:
  - В библиотеке нужен был уборщик, да… Жить там можно. В сторожке. Сторож тоже им требовался.
  Ещё раз клацнув челюстью, старик убрал книгу, сел на стул и немедленно задремал. Йежик отправился искать библиотеку.
  Нашёл он её довольно быстро – старинное здание с колоннадой на самой широкой улице. Рядом – подобие садика, высохшего и неухоженного.
  Его встретила пыльная пустота. Сквозь высокие окна в холл проникал жёлтый уличный свет, люстра под потолком не горела. Гулкое эхо шагов разнеслось по внутренности здания, заставив выползти из укрытия смотрительницу – такую же старую, как клерк в конторе.
  Старуха, однако, прекрасно слышала и видела. Она бегло посмотрела бумагу с печатью, выданную Йежику в управлении, затем свернула её и спрятала в глубокий карман халата. Жестом смотрительница велела следовать за ней, и странник подчинился. Они пришли в каморку под центральной лестницей, и старуха начала экскурс.
  - Жить будешь здесь. Спать тебе лучше днём, ночью будешь следить. Никто не лазит, поэтому ружья тебе не дам, но для порядка возьмешь пугач. Ключи будут весь день у меня, вечером буду вешать на крючок. Особо нигде не броди – запоры старые, сильно скрипят, не нужно шуметь. Два обхода – вокруг и внутри.
  - Могу ли я брать книги? – осведомился Йежик, и старуха метнула на него пронизывающий взгляд:
  - Тебе зачем?
  - Люблю читать, - вздохнул изобретатель.
  - Ааа… Что в сумке?
  - Да так, - неопределенно дёрнул плечом Йежик. Распространяться о своих научных изысканиях он не хотел.
  Старуха покачала головой и покинула его.
  В первую же ночь Йежик, вооружившись масляным светильником, обошёл библиотеку и прилежащую окрестность. Никто и не думал покушаться на покой хранилища знаний, городок спал, даже собаки не подавали голоса. Только вороны каркали без устали до самого рассвета и ухали совы.
  Утром Йежик подмел дорожку и вытер пыль в главном коридоре. Требовалось ещё помыть окна, но сон разбирал путешественника, даже читать не хотелось так, как уронить неприкаянную голову на жёсткий валик подголовника.
  Приснилась ему дорога – бесконечная и пустая. С небес светило белое солнце, лучи его дрожали за клубящейся пылью. Йежик метался на своём лежаке, отдохнуть ему так и не удалось. Во вторую ночь он всё-таки решил утолить жажду знаний и забрёл в один из книжных залов. Он питал живой интерес к тому, что на самом деле могло послужить причиной мёртвого пейзажа, поэтому начал поиски летописных сводов – хроники жизни городка.
  Подшивки газет, альманахи минувших лет не дали ему ответа. Все они повествовали о событиях, случившихся не далее как полвека назад, а об этом времени ему и без чтения ветхих бумаг было известно достаточно. Йежику казалось, что в этом богом забытом уголке Чернавии есть нечто, что могло бы помочь в его изобретательстве, что здесь некогда было средоточие мудрости предков.
  За окнами гулко ухали совы, Йежик листал пожелтевшие страницы. Ничего, будто история городишки началась с момента воцарения в Чернавии благодетельного устройства, будто само Писание было создано лишь полстолетия назад. Даже в самых старых публикациях – ни единой отсылки к минувшим временам.
  Вернувшись под утро в свою каморку, Йежик уселся на пол и вытянул ноги. Взгляд скользнул сверху вниз. Механический пёс, созданный Йежиком в доме почившего Хасепа, бездвижный сидел под кушеткой. В дороге диковинку сильно растрясло, ослабли шарниры и выскочило несколько пружин. Но извлечь изобретение даже на такой ограниченный свет, чтобы его отладить, Йежик не решался. Зловещий и гнетущий фон заставлял быть начеку, не давая расслабиться даже во сне. Посидев так ещё немного, Йежик нехотя потянулся за сумкой и спрятал от греха подальше своё творение.
  Это место слыло проклятым, ходили слухи, что когда-то давно поблизости стояла цитадель дьяволопоклонников, которые своими ритуалами навлекли беду на всех жителей захолустья. Потом там случился пожар, обитель ужаса сгорела дотла, а все, кто были причастны к ней, бесследно исчезли.
  Йежик не верил бредням, но поневоле проникался с каждым мгновением духом упадка. Ещё немного, и, казалось, самоучка сам бы начал сочинять небылицы про то, как следят за ним духи старого дома, полного совершенно пустых книг.
  Старуха появилась в этот день рано, долго шаркала по половицам, мешала заснуть и без того беспокойным сном. Потом – Йежик слышал, но не повернул головы – дверь его кельи как будто приоткрылась, и долго кто-то немигающим взором следил за его лицом. После дверь тихо притворили. Больше его не беспокоили.
  Когда свечерело и старуха покинула библиотеку, Йежик снова вышел на поиски. Его ждал зал с научной литературой, которая, по разумению искателя, должна была приподнять завесу тайн над историей городка.
  Тщетно. Ни естественнонаучных, ни исторических трудов он не отыскал. Здесь были книги явно не по адресу – табличка над входом нагло лгала. Какие-то стихи, какие-то любовные истории, как будто не нашлось иного для них пристанища. Уже под утро Йежик был готов с горечью покинуть залу, но тут в глаза ему бросилась книжица в бордовом переплёте.
  Это были чьи-то путевые заметки. Сам не зная, почему он так поступает, Йежик сунул книжицу за пазуху и ушёл отдыхать.
  Старуха днём чем-то гремела, таскала туда-сюда придвижную лестницу, то и дело поднималась и спускалась с этажа на этаж. Спал Йежик ещё хуже, чем день назад.
Следующей ночью он снова бродил по пустым коридорам. На улицу не выходил – за окнами поднялся неистовый ветер, тучи пыли клубились по дорогам, песок сочился в щели меж рамами. Работы к утру прибыло, Йежик еле успел вымести песок до прихода старухи.
  Та же притихла. Изредка до полусонного сторожа доносилось как будто раздосадованное её бормотание.
  Четвёртая ночь была очень необычной. Впервые Йежика не покидало ощущение того, что в библиотеке кроме него есть ещё кто-то. Он, чтобы развеять наваждение, отправлялся на обход каждые полчаса, четырежды выходил наружу, но никого так и не нашёл. Но навязчивая мысль не отпускала.
  Когда же под утро он отправился спать, то увидел, что сквозняком приоткрыло дверь каморки, хотя та плотно прикрывалась им накануне.
Спать расхотелось вовсе. И Йежик вспомнил про книгу, которая так и лежала у него под рубахой. Дав себе обет обязательно сходить в городскую мойку и отправить бельё прачке, Йежик принялся читать.
  «27-й день моего пребывания здесь, - гласили письмена безымянного автора. – Война ещё не дотянулась до захолустья, но чувствуется, как местные обитатели тревожатся ею. Всё мужское население от пятнадцати до пятидесяти лет покинуло город – остались старики и больные, а ещё – совсем дети, которые носятся по улицам, размахивая деревянными ружьями. Впервые я задумался, что моё ремесло врача требует немедленного отбытия туда, где нужны мои знания. Но я чувствую, что здесь моё присутствие нужнее, и в скором времени пригодится. Из учёного дома никаких вестей, я веду дневник, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о неминуемом».
  «День 29-й. Сегодня ушли ещё четыре десятка человек. ОНИ добрались до учёного дома и уводят тех, кто к нему причастен. Пока ещё не всех, как доказать ИМ, что нельзя оставлять без присмотра пламенеющую сердцевину?»
  «День 32-й. ОНИ снова появились здесь, прошли через каждый дом, заглядывали в подвалы и на чердаки. ОНИ ищут людей, тех, без которых, по их тупому разумению, войны не выиграть. ОНИ забыли, что если увести всех знающих, то в этот город придёт смерть. Спрашивали и меня. Я не сказал. Я не скажу ИМ, что знаю о тайном убежище, где эти люди схоронились и продолжают свою работу. Если их найдут, то, возможно, по законам этого чёртового военного времени, убьют на месте. Тогда город обречён. Обречены и ОНИ сами, если вовремя его не покинут. ОНИ не понимают. Меж тем сердцевина, по словам моего пациента, даёт сбои. Давно не привозят необходимое, ресурсы истощаются. Как раздобыть ЭТО, если ОНИ выставили кордоны? ОНИ глупы, боже, как ОНИ глупы!»
  «35-й день. Люди из убежища рискуют жизнями, входя ТУДА. Они продолжают работать, хотя учёный дом под наблюдением, хотя цитадель с их детищем с каждым часом превращается в обитель смерти. Одного вчера поймали и увели. Мы молча простились с ним навеки. Эти люди не ведают, что творят. Мой пациент говорит, что ОНИ пытаются заставить учёных мужей обратить их труды на пользу военному делу, дескать, тогда перевес сил окажется на нашей стороне. Я ответственно заявляю: перевеса не будет. Никто не спасётся».
  «День 40-й. Сегодня случился пожар. Люди охранки покинули город моментально, никого не забрали с собой. Старики, женщины, дети, инвалиды – все эти люди оставлены ИМИ задыхаться ядами. Я знаю, что те, кто остался, кинулись спасать своё детище. Судя по тому, что мы ещё живы, им удалось. Но какой ценой?»
«День 50-й. Я продолжаю лечить. Раны всё страшнее. ОНИ не вернулись. ОНИ обнесли город заставами, отрезав нас от внешнего мира. Война? Мы не знаем, кто сейчас ведёт. На чьей стороне перевес сил. ИХ предупреждали: не надо ЭТО трогать. ОТТУДА тоже никаких вестей. Пожар погас, город устоял, но теперь он медленно умирает. Вчера горела библиотека. Я знаю, что дочь моего пациента не оставит на видном месте ни одной записи, которая могла бы помочь вновь запустить сердце той цитадели. Я всего лишь врач, я лечу людей».
  «День 54-й. Люди из учёного дома так и не появлялись. Мужественная девушка приходила ко мне. Я посоветовал ей укрыться, показал мой дневник и передал все мои записи. Я скоро угасну. Яд во мне. Яд в каждом, живущем здесь. Сменится три поколения, пока он ослабит действие. Вчера взошло солнце, и я увидел, как пожухла листва. Начало лета – и листопад. Видел ли кто-нибудь такое?»
«День 71-й. Возможно, это последняя запись. У меня было много работы, у меня и у приходского священника. Впервые мы разговорились с ним – это умнейший человек, несмотря на рясу. Он сказал, что теперь вся Чернавия станет другой. Что сгоревшая цитадель и уничтоженные научные труды развяжут руки многим мракобесам. Я болен, я чувствую вкус крови по утрам. Я сказал ему об этом. Святой отец признался мне, что он тоже. Мне тяжело писать, пальцы не слушаются. Она обещала похоронить нас обоих. Славная девушка, дочь славного человека. Надеюсь, она дождётся своего жениха, он ушёл одним из последних».
  «80. Я всё ещё жив. Хоть и с трудом. Вчера умер св. о. ОНИ приезжали. В облачении. Я не сказал ИМ. ОНИ не нашли ничего. Это ИМ по заслугам. Пусть ЭТО умрёт на многие века, пусть вообще не сможет ожить при НИХ. ОНИ недостойны».
  На этом записи прекращались. Йежик отвёл взгляд от пожелтевших страниц и посмотрел по сторонам, точно за его плечами кто-то в действительности мог стоять и читать путанные строчки вместе с ним. Мало что было понятно на самом деле, но одно изобретатель разобрал: до войны здесь жили светлые умы, они делали великие открытия, а потом всё погибло. Ни одного научного термина, ни одного имени, да это и не было важным. Безымянный врач сказал ему так много, как только мог сказать человек, давно покинувший этот мир. Где-то здесь сокрыта великая тайна, и если Йежику удастся добраться до неё, он сможет говорить на языке забытой науки, он сможет явить людям чудеса, давно погребённые под толщей времени.
  Не только Чернавия, но и другие народы предпочли заживо похоронить свою науку, чтобы дать возможность этому миру жить дальше. Они убили то, что давало им жизнь, во имя жизни всех остальных.
  Сердце бешено колотилось, Йежик трясущимися руками спрятал книжицу в своей сумке и прилёг. Однако сон не шёл. Не терпелось скорее сорваться на поиски, но сделать это ночью не дозволяла совесть, а уход прямо сейчас, казалось, вызовет подозрение у смотрительницы, которая и без того явно была чем-то обеспокоена последние дни.
  Йежик решил выждать время. В конце концов, у него нет обратного билета, а покрытая пылью тайна способна потерпеть пару лишних дней.
  И всё потекло своим чередом. Три ночи Йежик делал свои обходы, три дня старуха возилась с приставной лестницей и гремела ключами. По ночам половицы пустой библиотеки нередко скрипели, заставляя лишний раз зажигать фонарь и навещать укромные уголки старого дома. Утром даже в своей каморке Йежик перестал чувствовать себя одиноким. И дело было вовсе не в механической твари под кроватью, растревоженным нервам изобретателя не давал покоя чей-то дух. Будучи по природе своей скептичным и рациональным, Йежик едва не уверовал в бестелесного обитателя библиотеки, который мял его постель, распахивал дверь, передвигал стул и лязгал задвижкой, точно помышляя запереть ночного сторожа снаружи.
  На четвёртую ночь Йежик решился сделать первую вылазку. В глухой предрассветный час он выбрался наружу и дошагал до старого кладбища с покосившимися надгробиями. Он нашёл могилу врача, рядом – священника. Теобор Новак и отец Крамус. Свежие цветы удивили учёного – кто-то приходил ухаживать за могилами, кто-то настырный, и только сюда. Другие могилы были нетронуты, однако, пройдя дальше, Йежик нашёл ещё одно захоронение со свежими цветами – Ванцал Кобич.
  Три могилы. Три человека. Йежик посмотрел на светлеющий небосвод – пора возвращаться. Он погрузился в раздумья. В дневнике доктора сказано, что люди из ученого дома исчезли – тогда кто лежит под третьей плитой?
Неприютные в любое время улочки поскупились даже на эхо. Здесь всё точно оглохло от бесконечной тишины. Йежик начал уже привыкать к местному колориту, но сегодня эта глухомань казалась ему пугающей.
  «Так недолго и спятить, мой друг», - сам себе сказал Йежик и содрогнулся от осознания того, что сам к себе обратился.
  Тень старой библиотеки нависла над высохшим садом. Тень поглотила учёного, едва тот шагнул на дорожку, ведущую к парадному входу. Ещё более густая тень встретила его внутри, после зарождающегося рассвета темнота на мгновение ослепила Йежика.
  Внезапно громкий вскрик раздался из его каморки. Ученый вздрогнул и похолодел, но уже в следующую секунду понял, что произошло, и кинулся на шум.
  На полу у кровати сидела старая карга, а механический пёс скрипуче рычал, держа в пасти подол старушечьей юбки. Смотрительница от испуга даже не пыталась высвободиться, она, точно рыба на песке, шарила выпученными глазами и беззвучно открывала рот.
  Йежик зажал пальцами пружину на затылке своего творения – пёс разомкнул челюсти. Затем Йежик обездвижил его и осторожно посадил на кровать.
  - Вставайте, - учёный подал руку незваной гостье, но та, кряхтя, поднялась сама.
  - Что… что это за… за тварь? – дрожащим голосом спросила она, когда к ней вернулся рассудок.
  Йежик понял, что правду скрывать больше нет смысла.
  - Это моё творение, - ответил он, садясь рядом с механической собакой.
  - Я думала, ты поставил на меня капкан…
  Старуха не спешила уходить. Напротив, в её глазах Йежик уличил интерес к изрядной штуковине.
  - Можете к нему прикоснуться. Не бойтесь, больше он не укусит.
  Смотрительница дернула носом:
  - Так ты не из институции?
  - Нет, матушка. Изобретатель, - со вздохом сознался Йежик.
  - Изобретатель? – она склонила голову, как старая сова.
  - Я, матушка, от институции сам прячусь. Вот… - Йежик похлопал себя по карманам и извлёк пару шестерёнок и крохотную пружину. – Нашёл в дилижансе, так и ношу с собой. Вы ведь что-то искали?
  - Искала. Книжицу мою. Ты?
  Йежик виновато улыбнулся.
  - Грешен. Я приехал искать ответы. Я слышал истории об этом месте, будто оно проклято. Будто здесь жили заклинатели. Будто они наслали на Чернавию гнев Творца, хотели спалить мир, а потом дьявол забрал их всех до одного.
  - И ты не поверил?
  - Нет, матушка.
  - Ты прочёл?
  - Прочёл.
  Старуха села у изножья постели, с другой стороны от опасной находки. Она переменилась. Теперь Йежик видел не злобную древнюю клячу, рядом с ним сидела волевая женщина, похожая на идол.
  - Теперь слушай. Доктор Новак приехал сюда, когда наши врачи один за другим покинули город. Кто-то ушёл на войну и погиб, кто-то умер по другим причинам.
  Кто-то сбежал в страхе перед тем, чем занимался мой отец. Приехавшего врача решено было не посвящать в тайну учёного дома, но он явил образец искренности и самоотверженности, поэтому многие тайны узнал. И унёс их с собой. Когда люди охранки закрыли подъездные пути, когда устроили охоту за секретом, доктор Новак был одним из тех, кто помогал спрятать записи. Мой отец доверял ему. Он понял, что война перелицует Чернавию, что уйдет из неё свет наук и просвещения, что искусство падёт под гнётом. Учёный дом был последним оплотом надежды – другие уже отняли и разорили. Но когда они, адепты нового порядка, осознали, что сердцевина, над которой работал мой отец, может ускорить их восхождение, они сделали всё, чтобы к ней пробраться. И тогда сердцевину уничтожили. Отец знал, что вырвавшееся на волю медленно убьёт его и его сподвижников, всех, кто коснётся их, всех, кто коснётся коснувшихся. Он принял это решение, о чём сообщил доктору Новаку. И тот кивнул. Я стояла за дверью, я видела тот кивок. Я вошла в тот вечер к отцу, он понял, что я всё знаю. И передал мне то, что ещё можно было сохранить. Ты напрасно искал это здесь – я надёжно это скрыла. Едва ли кто догадался, - она загадочно улыбнулась, показав беззубые десны. – А потом все умерли. Последним был доктор Тео. Он отдал мне свои записи, и я берегла их. Когда пришёл ты, я решила спрятать книжицу, но отвлеклась и позабыла её.
  - Могила… - вдруг осенило Йежика. – Третья могила, Ванцал Кобич!
  - Это имя моего отца, - кивнула старуха. – Но там, под землёй, нет его тела. Там покоится дело его жизни. Я не смогла похоронить ни одного из учёного дома – они и правда все пропали.
  - Вы похоронили записи вашего отца?
  - Да, если угодно. Но едва ли кто-то сможет их прочесть, даже если найдёт. Способ утрачен, возроди его, если сможешь.
  - Почему вы верите мне? Ведь я мог специально подбросить сюда собаку…
  - Но вряд ли эта тварь стала бы слушаться чужого человека. Собака и есть собака, и хозяин у неё один, - она тяжело поднялась, снова превращаясь в замшелую хранительницу мертвого времени. – Когда ты найдёшь способ прочесть, перед тобой встанет выбор: присвоить находку и окунуться в милость или же долго и мучительно искать разум в этом мире.
  Она вышла, припадая на левую ногу. Йежик убрал своё изобретение и откинулся на спину. Сегодня как никогда цель была ясна ему, но вели к ней две разные дороги, старуха была права. Одно он знал наверняка: с этой ночи в старом доме больше не раздастся случайных скрипов.