58. Тайна Белого Братства

   ...  .... ....
   В одной из комнат Валери уговаривала Жанно остаться с ними в России.

- У тебя несчастный вид, Жанно, какой-то обреченный. Зачем тебе с ними ехать? Я догадываюсь, даже не сомневаюсь, что Лапьер имеет тайное задание от парижских якобинцев и Фернексу, думаю, нашлось дело на Родине.

  Боюсь, что они влезут в анти-бонапартистский заговор и погубят себя...
 
  Ты сделал много добра и мне и Жерому, я хочу, чтобы ты остался с нами...Жанно, ты давно уже не чужой нашей семье... Мне будет больно, если с тобой там что-то случится...

- Вы очень добры ко мне, Валери... – Жанно неуверенным жестом поднес к губам ее руку – но здесь, в этой стране я чужой... и наконец... я совсем один... вы с Жеромом семья, у вас растет сын... а что есть у меня?

   Меня никто нигде не ждет, хорошо мне или плохо, жив я или сдох...да-да, понимаю, тебе жаль, ты добрая... «принцесса»...  – снова неловким жестом коснулся ее руки - скорее всего я либо умру в одиночестве в нищих рабочих трущобах Сент-Антуана, откуда и вышел, мобилизованный Революцией, либо... сумею быть полезным товарищам... что куда приличнее... Я тоже жутко не хочу расставаться с вами... но я уезжаю...

...  ....  ....
 - Месье Анжельбер, это вам, господин Зимин... просил передать...

- Спасибо, Мари, можешь идти отдыхать, на сегодня ты свободна... 

 Жером, получив записку от служанки и быстро пробежав глазами строки, извинился перед гостями и вышел. Записка была от студента Белова, но принес ее и передал служанке другой их местный товарищ Зимин.

   Словно почувствовав что-то, через минуту вслед за Анжельбером вышел и Сергей Александрович. Он догнал Жерома недалеко от входа в библиотеку.

   Шаги гулко раздавались в полумраке длинного коридора.
   По обеим сторонам плохо освещенного коридора белели, как призраки, бюсты философов уходящего в историю восемнадцатого столетия. Руссо, Вольтер,  д, Аламбер, Дидро...

   И начал разговор невозмутимо, издалека, как бы ни о чем. Но прозвучало жестко:

- Итак, вы намерены остаться в России... А я не имею ничего против, знаете ли. Но вот вопрос... у вас растет сын... славный мальчик, похож на вас, Жером... в каких правилах вы намерены воспитывать своего сына у нас в России, в якобинских?! Ответьте мне!

  Анжельбер коснувшийся было ручки двери, от неожиданности отпустил ее и обернулся к Рысакову.

- К чему вы об этом? Мой сын вырастет разумным и законопослушным... – чуть не вырвалось «гражданином», вот черт  - подданным, достойным доверия, которое вы оказали его отцу.

   Подобная тема уже поднималась у него в разговоре с Валери, она утверждала, что ему придется смириться с мыслью, что Максимильен вырастет верноподданным роялистом, иначе, его заранее ожидает очень печальная судьба и в России и во Франции, когда произойдет реставрация.

   А в том, что когда-нибудь это произойдет, урожденная графиня де Марбеф не сомневалась. Не может же отец желать зла своему ребенку, страстно и озабоченно спрашивала мужа Валери. 

   Жером не стал с ней спорить, но про себя решил, это вопрос не ближайшего времени, он сумеет воспитать сына достойным республиканца 1793 года вопреки всем враждебным обстоятельствам.

  Но не стоило волновать Валери этими планами, а такому человеку, как Рысаков давать почву для догадок на эту тему совершенно ни к чему.

  Анжельбер отпер дверь в библиотеку и жестом пригласил Рысакова пройти.

- Я в вашей власти, Сергей Александрович... к чему напоминать мне об этом так часто...Что же у вас за интерес изучать полумертвого противника... если бы мы встретились лет пять-шесть назад... во Франции, при нашей власти... другое дело.

- Полумертвый? Отчего вы так о себе, Жером?  - Рысаков удобно расположился в глубоком кресле, положив ногу на ногу и скрестив на груди руки - вы правы, на вас я изучаю психологию масона, революционера, якобинца...

  Считаю, что необходимо понимать миропонимание, ценности таких людей, как вы, но лишь для того, чтобы надежнее защититься от ваших собратьев.

   Я считаю, что противника нельзя презирать и считать глупее себя, это опасно и чревато поражением, слепая ненависть также не помогает в осмыслении и в успешном противостоянии.

   Соревнование в жестокости и кровавая месть здесь тоже не поможет, лишь выставит вас «мучениками за веру», которых так уважает простой люд.
   Его Величество Павел Петрович поступил очень разумно, что приказал освободить Новикова и Радищева.

    Считаю, что якобинская идеология разрушительна для христианской, монархической цивилизации, но, вынужден честно отметить, она крайне убедительна и сильна, раз захватывает умы миллионов людей и не только во Франции, ваши роялисты ничего всерьез не смогли ей противопоставить, кроме сомнительного воспевания средневековых порядков...

   Потому проиграли ваши роялисты. Да-да... я - монархист, защитник трона России, но я считаю, что морально они проиграли, как ни сочувствую я и его величеству Людовику Восемнадцатому и честному офицеру принцу Конде и его людям...

    Бурбоны не могут вернуть власть и старый режим собственными силами, а вернувшись в Париж в обозе  победителей-интервентов будут только ненавистны народу и презираемы, а значит, новый революционный взрыв не за горами...

    Но пока мы имеем дело с бывшим революционным генералом и что от него ждать, покажет время...

     Анжельбер, слушал его без комментариев, отвернувшись к темному, заиндевевшему окну, за которым метались снежные духи, то собираясь в фантастические фигуры, то распадаясь на миллионы снежинок, отпер сейф и достал оттуда коньяк и пару рюмок. 

   Сергей Александрович беззлобно усмехнулся, ему импонировало присутствие духа и невозмутимость француза.

- Жером... – тут тихий стук в дверь библиотеки прервал Рысакова. Дверь тихо приоткрылась, возникла длинноволосая голова Жанно:

- Не очень помешал? Я принес вот... мадам Анжельбер просила передать... – сунул в руки Анжельберу поднос, на котором гордо красовалась бутылка красного вина, салатница и тарелка с нарезкой колбасы и сыра.

   Жанно озабоченно сверкнул глазами в сторону Рысакова и исчез за дверью.

 - Жером, всё это время я не угрожал вашей жизни, поставив только главное условие – отказ от деятельности, которая может угрожать безопасности империи.

   Почему «полумертвый»? Нет, интересно, честное слово. Это какая-то внутренняя угнетенность?...

   Я приметил сразу ваш пиетет к режиму 1793 года...вы его и не особо скрывали. Будто не боялись казни и сами искали эшафот или пулю.

    Вы имели тогда вид человека, на глазах которого оплевали и растоптали всё святое, жизненно важное и принципиальное, чем он жил...

    Только мадам Анжельбер и маленький сын спасли вас от резкого необдуманного шага «в никуда»...

    Любой другой из моих коллег воспользовались бы этим и уничтожили вас с чувством права и выполненного долга перед империей и государем... Тсс! – Рысаков предупреждающе поднял ладонь – я не стану более касаться этого пункта.

   Но для меня, без обид, вы все, граждане революционеры, «на одно лицо»: жирондисты и якобинцы, в чем особое различие, не пойму.

     «Крайние» Эбера, «снисходительные» Дантона, «центристы» Робеспьера, в чем различие, почему перекусались насмерть?

     Термидорианцы и якобинцы... не из одного ли Клуба, не из одних ли масонских лож вы все «родом»? Молчите...

    Но я хочу понять и не перестаю надеяться, что когда-нибудь вы соизволите объяснить мне эти любопытные нюансы...- Рысаков закурил и откинулся в кресле – я дам добро на то, чтобы вы с семьей остались в России...но за ваш политический нейтралитет спрошу с вас очень жестко...

- Франция... – (« Республика, Революция», четко прозвучало в мыслях) и вслух продолжил - превыше всего... но для  новой Франции генерала Бонапарта якобинцы  такие же враги, как и роялисты...   Франция вновь превращается в монархию, пусть и не прежнюю бурбонскую...

    Император Павел ищет союза с Францией, но эта идея нравится не всем, если победу одержит партия придворных, считающих себя «либералами», ориентированная на союз с Англией, наши страны ждет война...господин Рысаков...

    Якобинская Республика времен Конвента ничем не угрожала России, она лишь защищала свое право на жизнь, лидер этой новой Франции агрессор и захватчик по натуре...конкистадор наших дней, он не усидит в границах нашей страны...

     Рысаков медленно поднялся с кресла и прошелся вдоль слабо освещенных кенкетом полок с книгами, вглядываясь с особым выражением в блестящие в полумраке переплеты.

-   Еще неделя до Нового одна тысяча восьмисотого года. Что нам принесет новый, девятнадцатый век... кто знает...

    Считаю, делай, что должно и будь, что будет. Ненависть врага – лучшее украшение защитника Отечества...- Рысаков поправил манжеты и чуть искоса взглянул на француза.

    К его удивлению, Анжельбер прижал левую руку к груди и слегка склонил голову, уважительно и серьезно.

- В новом веке наша страна должна принять на себя защиту христианских и монархических ценностей, попранных во Франции, и воздвигнуть железный занавес на пути распространения зловредных идей 1789 года, идей демократии, Республики и Прав Человека... – Рысаков четко чеканил слова, холодный взгляд был направлен внутрь себя... – будьте внимательнее в отношениях с моими соотечественниками, Жером, чтобы мне однажды не пришлось раскаяться в своем терпимом и гуманном отношении к вам...

   Анжельбер наблюдал за ним, скрестив на груди руки, и думал о своем.

    Памятуя четкие указания Филиппа Буонарроти и других братьев, он помнил свои обязанности, политическое просвещение и обучение русских молодых разночинцев в обстановке строжайшей секретности, незаметно и осторожно... работа рассчитанная на долгие годы...