Второе сошествие

Она очень боялась тогда. Может боялась бы и сейчас. Но сейчас – это сейчас, в этот момент её уже нет. И никогда более не будет. Время смыло её, оно часто смывает явления этого мира со своего пути. Оно и меня смоет, просто волна ещё не дошла.
У неё не работали почки, вот она и сидела на диализе. И ей не хотелось так жить. Ещё у неё была кошка, а кошке жить хотелось. Болезни сжали их крепко-накрепко. Но Лиза решила дождаться трансплантата, ведь она понимала, что новая почка её спасёт.
И ещё то, что ветеринар спасёт Алису, так ведь звали её кошку. У неё была какая-то ушная инфекция, постоянно шёл гной, вызывалась боль. Вроде бы все боятся смерти, стесняются её. А почему стесняются себя? Нас так учат.
Нас учат стесняться. Нас, но не меня. Мне было очевидно, что Лиза потому и умерла. Она не думала о себе. О кошке – да, о себе – нет. Ей выписали таблетки, которые гасят иммунитет. «Чтобы почка не была уничтожена иммунным ответом». Кошке давались таблетки, но себе нет. И кошка осталась жить, а Лиза свою жизнь завершила. Так ни разу и не распрямив плечи.
Кошка жила потом у её матери.
Так приятно на НЕЁ смотреть. Приятно думать обо всём, хотя меня оставили. И я даже не знаю – хорошо это или нет? Разницы нет, везде смерть.
У меня брат в детстве умер. Мы были на пляже, а он любил плавать, бегать, двигаться. Он в один момент пропал. И я знал, что были вокруг волны: из людей, из песка, волны моря. Ветер гасит волны. Они качались сильно, а потом не очень. Сильно, потом не очень. И на этой карусели качалось тело моего маленького брата. Он теперь был утопец.
- Я любил его – плакался отец.
- А я буду искать его – сказал ему я.
Я мог и не сказать так, ведь память не что-то по типу хроники. Многое смешивается, умножается, бурлит. Фразы, обрывки событий – они притягиваются друг к другу. С таким успехом всё могло быть и так.
- Я убил его – отец больше не плакал.
- Но как? – спросил его я.
- Слово может убить человека, если человек готов смиренно есть слова.
«Я сказал, чтоб он тонул, а он послушал».
И в этом был императив жизни. Ты тонешь в ней, слушая только других. А я не хотел иметь с ними дел. Потому я стал стремиться к звёздам. Особенно меня влекла Венера, но это и не звезда вроде. Вам есть разница? Мне нет разницы.
Греки ценили красоту, в этом что-то есть. Был среди нас один неудачник, что испытывал удачу. Он хотел стать лучше в космосе, но обгорел. Его подожгло на испытаниях, а ветер только помогал огню избивать прыщавое тело. Огонь бил, оставляя чёрные синяки. Один глаз вытек, другой остался. Это было такое вот зрелище.
Он обгорел, но принял себя. Огонь, но не звёзды, сделал его удачливым. В своём уродстве он нашёл красоту и силу, теперь у него была семья, теперь у него были звёзды в голове. Он писал книги. А я так не хотел.
Мне было нужно отыскать брата в космосе. Его прах стал космическим телом. Чем ещё может стать ваш прах? Есть только космос и бесконечное пространство. И где-то есть Бог, но не здесь. В голове Его тоже нет.
Самый страшный мой кошмар – это звёзды в голове. Вдруг окажется, что мы всё выдумали? И красота есть только в голове, а вокруг всегда только сплошное уродство.
Сейчас я понимал, что это не так. И все мои мысли перед лицом конца сущий пустяк.
Наша миссия потерпела на Луне полную неудачу, так что дух мой обмяк. Я просто сидел и смотрел на Землю, которая вращалась вокруг Солнца.
Очевидно, что меня бросили умирать. Но ещё очевиднее, что они бросились умирать сами. С поверхности Луны мне открылось многое. И, конечно, ОНА. Венера. Уже неделю мне в голову приходили голоса. Они жгли мой мозг калёным железом.
«Пала-пала комета Венеры».
Уже неделю я знаю, что всё это закончится. Что Венера сдвинется с места, отправится в сторону Земли. Два космических тела уже скоро схлопнутся, не оставив ничего, кроме галактического мусора. И было ясно, что сейчас на Земле всё не так уж солнечно и ясно. Ведь ОНА начала двигаться.
Экипаж моего модуля оставил меня умирать тут, думая, что это меня остановит. Но это уже не имело никакого значения. Пришло их время, пришло время каждого из этих существ.
И им было пора умереть, каждому.
Небесное тело врезалось в МКС, превращая станцию в космический фарш, отправляя старую станцию в утиль. Отправляя тела людей навстречу солнечному крематорию. Они не хотели умирать, вот что. И никакой Хьюстон не мог сообщить о том, что к ним приближается смерть. В космосе смерть совсем бесшумна. Но что Земля?
Большая, закруглённая, тёплая. Вот такая была Венера. Всё в солнечной системе было таким – живым. Но они жили какой-то своей жизнью, а я жил своей. Хотя стоит сказать, что мой брат умер не просто так.
Думается сейчас, что это его смерть привлекла ко мне голоса. Они хотели столкновения Венеры с Землёй.
Они хотели уничтожить всё живое, чтобы потом возродить всё из пепла.
Никто из них не говорил про Бога, но сейчас стало понятно, что так нужно не только голосам. Даже Бог решил поучаствовать в этом, стерев миллиарды людей с маленькой планеты. И Он про это мог говорить раньше.
Может и не говорил.
Но сейчас казалось, что об этом где-то говорилось. Что всех ждёт смерть и суд. Но так как никто особо об этом не думал, то голоса осознали, что всё придётся делаться заново. И даже спускаться в мир тёмной печали придётся во второй раз.
В этот раз никого не распяли, только оставили меня на Луне. Оставили наблюдать смерть планеты Земля. Видеть состыковку Земли и Венеры. На щитке шлема было видно, что воздуха почти не остаётся. Но он и не был нужен.
Земля и Венера уже горели. Думается, что все уже погибли. Разом. Кого-то пустили в мир новый экстерном, кого-то ещё предстоит прощать. Но кто будет прощать? Голоса про это ничего не сказали.
Я встал.
Обломки планет кружились где-то вдалеке. Все уже были мертвы. И я это знал. Я слышал сотни криков и треск жаркого костра.
Пора было снимать шлем, воздуха уже нет.
Голоса мне сказали:
- Спуск в Ад одинаков повсюду.
***
Я пришёл к ним.
- Я сошёл, друзья.
Уже во второй раз.