Невус

 У Димки Черепанова невус на правой щеке. Невус, кто не знает, — это такое пятно на коже, вроде родимого. В рабочем посёлке при рыб. заводе Димку дразнили: «Меченый». Бабка Капиталина утешала внука: «Это тебя ангел поцеловал, знать ждёт тебя особый путь».
 Родителей у Димки не было. Папка затерялся на стройках коммунизма, а мамка сгорела от водки, оставшись без работы по причине ликвидации завода при нарождающемся капитализме.
 Бабка выхлопотала опекунство над единственным внуком. Димка учился хорошо, и после школы сумел поступить в архитектурный на бюджет. Впрочем, больше сопромата, материаловедения, клаузур и проектов, юношу интересовала живопись. Рерих, Чюрлёнис, Кандинский, Малевич стали истинными учителями и наставниками молодого человека по жизни.
 Западные школы сибиряк считал вторичными, Дега и Пикассо — вырожденцами, Матисса — маляром, Ван Гога — сумасшедшим, Дали мошенником и проходимцем.
 Ко второму курсу Димка Черепанов отрастил длинные патлы, частью скрывающие пятно на лице, обзавёлся солдатскими ботинками НАТОвского образца времён «Бури в пустыне», красноармейской долгополой шинелью и окончательно ощутил себя художником.
 Баба Капа вскорости померла, оставив внуку половину домика у озера рядом с железной дорогой.
 Получив диплом архитектора, в поисках работы Димка немного помыкался в центре, плюнул на это безнадёжное дело, вернулся домой и начал жизнь свободного художника: до обеда спал, вечерами писал угловатые закаты, перемежая их абстрактными полотнами в депрессивной гамме и ждал славы.
 Вскорости он встретил свою музу. Музу звали Музой, и как все музы она была легка, воздушна и в локонах, к тому же, дочерью БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА из райцентра.

 В Димке романтическая Муза увидела ХУДОЖНИКА, а не безработного с винным пятном на лице, как то разглядели её приземлённые родители.
 Папа узнав, что зять закончил архитектурный, предложил пост городского архитектора, намекнув, что вместе они наделают «много дел», но молодые заявили, что от «опричников и служителей режима» им ничего не надо. Они проживут своим трудом.
 Папа хлопнул кулаком по столу, мама заплакала. Муза поссорилась с папой, выдержала истерики мамы — ЖЕНЫ БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА, собрала в сумку вещи первой необходимости: розовый iPhone, бельё от Victoria.s Secret и из КОТТЕДЖА со всеми удобствами ушла в маленький домик без водопровода с «удобствами» на дворе.

 От любви прекрасной Музы невус на лице художника почти исчез. Молодые стали жить вдвоём и ждать Димкиной славы. Питались с одичавшего бабкиного огорода и продажей примитивных сувениров «Привет с Байкала», которые Димка рисовал на плоских гальках.
 Грошовые сувениры охотно брали приезжие туристы. Концептуальное искусство никого не интересовало.
 «Плебеи»,- шептала Муза, таща тяжеленную сумку с полотнами мужа от автомобильной трассы.
 Пока ХУДОЖНИК творил, она торговала.
 У красивой продавщицы часто останавливались мужчины на дорогих иномарках, но предлагали другое.

 Под действием созерцания прелестей своей Музы Димкины пейзажи и абстракции обрели чувственные формы, но их по-прежнему никто не покупал.

 С приходом зимы, трава из огорода закончилась, стоять у трассы стало невозможно. Молодые жгли в печи остатки забора и грелись в постели. Муза стирала и мылась в алюминиевом тазике. Хозяйственное мыло превратило чудесные локоны в сосульки, а дорогое бельё от лучших производителей в тряпки, такие же невыразительные как отечественные трусы мужа.
 Однажды Муза исчезла. Вместе с женой пропала парочка холстов.
 Художников страдал и заламывал руки. Он бы пустился в запой, но пить было не на что.
 Невус на лице заалел печатью дьявола и стал вновь заметным.

 Муза вернулась через неделю. Волосы её вновь вились и сияли, в сумочке лежал новый яблочный телефон и деньги. Много денег.
 Муза сказала, что удачно продала Димкины картины деловому партнёру отца из Германии. Немец коллекционер и сумасшедший любитель русского авангарда.
 С тех пор так и повелось. Раз в месяц Муза на неделю уезжала с картинами, возвращалась с деньгами. Весною молодым удалось выгодно продать бабкино наследство и перебраться в родительскую дачу. Всё равно там никто не жил.
 Художнику понравилось хорошо питаться и ходить не в дырку в доске, а в белоснежный унитаз. Денег хватало. Немец покупал картины. С родителями жены отношения тоже наладились.

 За год сытой жизни лицо Димки Черепанова стало большим. Вместе с лицом вырос невус, но художнику было не до него, он писал, тем более, что его большая любовь, его Муза пятна не замечала.

 Всё кончилось, когда Димка забрёл в гараж тестя. В самом дальнем углу на стеллаже среди хлама художник увидел свои полотна. Не было никакого немца, весь последний год он прожил на подачки от тёщи и тестя.
 Димка поступил, как поступают настоящие мужчины — запил горькую, хоть спиртное переносил плохо.
 Муза просила прощения, он её не слушал. Винное пятно на лице разгорелось пожаром адского огня. Теперь все, кто видел Димку-художника, вначале замечали его яростно пламенеющий невус, больший даже, чем отчаяние в глазах.
 Димка тащил из дома всё, пропил даже алюминиевые кастрюли с тестевой дачи. Муза его не корила. Находила в самых гнусных притонах, уводила домой, отмывала. Протрезвев, Димка пробовал писать. Из-под кисти выходила невыразительная мазня. Димка вновь срывался в спасительный запой.

 Однажды, очнулся в заброшенном лодочном гараже. Зуб на зуб не попадает. Холодный рассвет, мешаясь с туманом, ползёт в дыру на месте дверей, давно сданных на металлолом и пропитых местными алкашами. Поднял голову от ложа из останков дивана, тряпок и картонок, собранных со свалки за дачным посёлком, открыл глаза.
 Тусклый шар солнца оторвался от чёрной линии горизонта, разгорелся, сделав глазам больно, и словно увидев Димкино перекошенное лицо, скрылся в плотной пелене из облаков, плотно завесившей небо. Облака вспыхнули, на короткое мгновение стали розовыми, фиолетовыми и вновь погасли. Начался ещё один обычный, постылый день.
 Мучительно болит голова. Пахнет дымом, старыми сетями, бензином и мочой. Поднялся, придерживаясь рукой за стену, побрёл к выходу. Долго пил холодную воду из озера. Пустой желудок исторг содержимое — какую-то мерзкую слизь. Димка переполз на новое место.
 «Сейчас бы чего горячего, хоть кипятка из банки»,- подумал художник, но сил развести костёр не было. Димка наклонился, чтобы прополоскать рот. Из воды на него посмотрел незнакомец. Всё лицо незнакомца занимало огромное красное пятно. Незнакомец сказал:
- Что уставился, мурло пьяное? Дать бы тебе в харю! Ты кто такой? Художник? Ага, счас! Наклонись ниже. Я открою тебе глаза! Никакой ты не художник! И даже не человек! Тебя уже нет! Все видят вместо тебя одно пятно! Невус! Ты и сам видишь.
- Нет, тварь лживая!- хотел закричать Димка, -я есть! Я художник!
 Но вместо крика в горле его жалко булькнуло.
- Теперь я Димка Черепанов! Нет, я - Дмитрий Анатольевич Черепанов,- сказал ему Невус,- а ты — никто. Был ХУДОЖНИК, да весь вышел. Умри!
И художник Димка умер.

 Димка писать перестал и сжёг все свои картины. Запах горелой краски предвещал перемены. Когда Муза вернулась домой, увидела перед собой нового человека и не смогла признать в нём своего художника. Димкины волосы были коротко острижены, вместо джинсов и бесформенной рубахи муж был облачён в тёмный костюм чиновничьего вида. Но главное было не это: во всё лицо тёмно багровел невус.

 Скоро Димка занял должность городского архитектора. Папа — БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК радостно потирал руки. Из родительской дачи молодые перебрались в собственный КОТТЕДЖ с финской сантехникой, соснами и кедрами за оградой из дикого камня. Но отныне всегда, даже закрыв глаза, даже занимаясь любовью в полной темноте, Муза видела винное пятно на лице мужа. И все люди, встречая молодого архитектора, после ничего, кроме пятна, припомнить не могли.

 Без своего художника Муза затосковала. На день рождения подарила мужу мольберт и краски. Дмитрий Анатольевич снисходительно посмеялся и провёл жену в гараж, где их ждал новенький чёрный «Майбах».
 Ночью Муза плакала, а муж спал. Самодовольная улыбка приклеилась к пятну на лице.

 Всё кончилось, когда папу задержали, как заказчика убийства конкурента и политического соперника, одним зимним вечером найденного в собственном гараже с дырою от ПМовской пули в башке. Показания на БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА С РАЙОНА дал его бывший подчиненный. Отсидев полгода в камере предварительного заключения, папа отдал бизнес КОМУ НАДО и вырвался из лап правосудия. Бывший подчинённый, давший на него показания, повесился в камере. Должно быть, совесть замучила.

 Папа скрылся за границей, где, как у всякого дальновидного чиновника, у него был припасён запасной аэродром.
 Городского архитектора Черепанова сняли с работы за махинации с земельными участками и посадили. Муза скоро с ним развелась и вышла за бедного поэта… француза. Женщина уехала к новому мужу. Говорят, что от поэта-француза Муза сбежала с рок музыкантом, но может, врут люди.
 Женщину, обликом похожую на Музу, я однажды встретил в областном центре. Она стояла у гостиницы и кого-то ждала. Лицо её было ярко накрашено, в руках с чёрным маникюром сигарета. Муза проводила меня равнодушным взглядом, хоть когда-то мы были близко знакомы.

 После зимы наступила весна. Так всегда бывает. Дул ветерок, гнал в синем небе лёгкие облака. У забора на солнцепёке колготились первые бабочки. Заключённый Черепанов обновлял надпись: «На свободу — с чистой совестью!» Едкий запах ацетона мешался с ароматом оттаявшей земли и первой зелени.
- Твою мать! Да ты, Меченный, настоящий художник!- услышал заключенный восхищённый голос инспектора-дежурного по жилой зоне капитана Скрипко.
 Димка повернулся к тюремному начальнику. Весеннее солнце в упор ударило в лицо заключённому. От запаха краски, солнца, живой эмоции в голосе капитана Димка Черепанов внезапно вновь ощутил себя ХУДОЖНИКОМ. Ему нестерпимо захотелось нарисовать красное лицо тюремного начальника, лужу на плацу, вобравшую в себя всю синеву неба, передать сияние прозрачного воздуха, обнявшего жилую зону с серыми асфальтовыми дорожками, нежной зеленью газонов, пропитанные солнцем белые стены казарм. Художник улыбнулся.

 Капитану Скрипко показалось, что уродливое пятно на щеке заключённого, так всегда раздражавшее всех, исчезло. Капитан даже помотал головой. Что за наваждение?
Протёр глаза. Нет, пятно было на месте, но стало почти незаметным, словно тень, красным рефлексом случайно упавшая на лицо Димки-художника и совсем не портящая его.
«Померещится чертовщина, или краской надышался»,- подумал капитан, а вслух сказал: «Пляши, Черепанов! Пришло твоё УДО. Скоро выходишь. Так сказать, на свободу — с чистой совестью!»

 Где-то далеко, может даже за границей, может даже за синим морем, или океаном, одной нашей бывшей гражданке нестерпимо захотелось домой...