Спасти париж 7

                Глава шестая
                ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ

    С объявлением Германией войны России возникла на¬стоятельная необходимость назначить Верховного Глав¬нокомандующего Вооружёнными силами Российской Им¬перии. По закону государства им становился царь, но Николай II не имея военных талантов, отказался в пользу своего дяди — великого князя Николая Николаевича Ро¬манова. Второго августа прошло его назначение, а уже третьего была определена Ставка Верховного Главноко¬мандования — город Барановичи[2]. В намечающийся центр военной власти тут же напросились представители дру¬жественных союзных стран: Франции, Бельгии и Сер¬бии.

    Начальник Генерального штаба России генерал Нико¬лай Николаевич Янушкевич, по протекции Николая II стал и в Ставке начальником штаба у Верховного Главноко-мандующего. Янушкевич после нового назначения спешно собирался в Барановичи, когда в его петербургский каби¬нет заглянул высокопоставленный приятель — военный министр Владимир Александрович Сухомлинов. Разговор зашёл, конечно, о Ставке и о самой фигуре Верховного. Янушкевич, читая в глазах Сухомлинова скепсис и преду¬беждения о великом князе Николае Николаевиче, хорошо зная их непростые отношения, тем не менее, осторожно хвалил Главнокомандующего:
—Я думаю, никто не будет отрицать, что Верховным избран достойный, решительный в суждениях и поступ¬ках человек. Ведь он очень популярен в России и, кстати, во Франции... Да просто посмотреть на двухметрового кра¬савца приятно...

     Старческое лицо Сухомлинова от последних слов смор¬щилось, и он желчно произнёс:

- Зря его взяли в Верховные. Я думаю, всего лишь за красивые глаза и походку. Великий князь слабо разбира¬ется в крупных военных вопросах и вообще колеблется при принятии решений.

- Да, — с сожалением заметил Янушкевич и усмехнул¬ся. — Он раздражителен и бывает вспыльчив. А главное — вас не любит...

- Я не красна девица! — резко махнул рукой Сухомли¬нов и встал. — Конечно, все мы не без греха... разрешите откланяться, спешу...

    На полчаса разминулись недруги в кабинете Янушке¬вича. Великий князь Николай Николаевич гордо зашёл теперь к своему подчинённому и вежливо поздоровался. Романов был пятидесятилетним великаном двухметрового роста, стройным, с красивой головой. Правильные черты лица снизу опоясывала аккуратная бородка, а прямой взгляд голубых глаз поневоле завораживал. Ранее он воз¬главлял в империи Совет национальной обороны и зани¬мал немало других высоких должностей, и везде и всегда им гордилась русская армия.

    Романов пришёл обсудить ряд насущных военных воп¬росов, что диктовала начинающаяся Великая война и на¬чал с главной темы:

—События развиваются так, как мы и ранее предпола¬гали с союзниками: Германская Империя развязала войну на два фронта. По данным французской разведки, боль¬шая часть германской армии сосредоточилось у границ Франции, готовясь нанести сокрушительный удар.

       Янушкевич, понятливо улыбнувшись, сказал своим бар¬хатным голосом:
—Французы уже сейчас, до вторжения немцев, начи¬нают стонать и будут просить о помощи.

       Верховный Главнокомандующий, пожав плечами, на¬хмурился и ответственно заявил:

—По русско-французской военной конвенции, Фран¬ция выставит против Германии миллион двести тысяч че¬ловек, а мы в свою очередь — восемьсот тысяч. Но не надо забывать, что в данное время наш основной противник — Австро-Венгерская Империя и нам как-то надо помочь ещё и православным сербам...

      Янушкевич, согласно кивая головой, продолжил:
—Мы, по договорённостям последних лет с француза¬ми, обязаны провести крупную наступательную операцию в Восточной Пруссии, если немцы обрушатся всей своей военной мощью на Париж.

      Романов, располагавшись в удобном кожаном крес¬ле, неожиданно встал и озабоченно заходил по кабине¬ту:

- Всё-таки зря мы взяли на себя столь тяжкие обя¬зательства: быстрое и энергичное наступление против германцев и одновременно ещё сражаться с почти всей австрийской армией. Ведь наша мобилизация непомер¬но затянется в отличии от Германии и других европей¬ских держав. С кем пойдём в наступление? Только с кадровой армией мирного времени и ближайшими ре¬зервами?

- Да, получается так, — с сожалением промолвил Януш¬кевич. — С теми, кто у границы, плюс мобилизационные части из ближайших военных округов.
      Верховный по-прежнему хмурился и обижался:

—Я ранее вдалбливал в умы нашего военного руковод¬ства мысль о том, что нам, прежде всего, необходимо уда¬рить по Австро-Венгрии, как наиболее слабому противни¬ку. Беда в том, что сейчас, в августе, у нас на ожидаемых фронтах нет желательного преимущества ни перед немца¬ми, ни перед австрийцами. А наступать надо!

     Янушкевич, отчасти виновный в сложившейся трудной военно-политической ситуации России, моргая глазами, широко развёл руки:

- Теперь всё не переиначишь, особенно если немцы предпримут в ближайшие дни мощное наступление на Париж.

- Да уж, — нехотя согласился Верховный Главноко¬мандующий. — Сам погибай, а товарища выручай. Мы не можем потерять Францию как союзника в войне.
- Тогда нам надо жертвенно наступать, — обречённо отозвался Янушкевич. — Немедленно и тогда германцы перебросят часть сил с запада на нас. Мы спасём францу¬зов.

- Заготавливайте приказ о наступлении, — торопливо заговорил Романов. — Назначьте даты выступления Пер¬вой и Второй армий против Пруссии и Третьей и Восьмой — против Австрии... Начинаем жертвенное наступление — это наш тяжкий крест, и мы его понесём! Иначе через месяц Россия останется одна против Германии, Австро-Венгрии, да и Турция вот-вот выступит на нас. Эти три державы просто разорвут Россию на куски! На лакомые куски...


                Глава седьмая
                НА НАПРАВЛЕНИИ ГЛАВНОГО УДАРА

    В начале августа 1914 года генерал Михаил Василье¬вич Алексеев, только что назначенный на должность на¬чальника штаба Юго-Западного фронта, объезжал штабы четырёх русских армий, противостоящих войскам Австро-Венгерской монархии. Со дня на день и австрийцы вслед за германцами должны были объявить войну русским, и потому Алексеев поспешил в эти тревожные дни увидеть положение дел на местах. Начал он свою инспекционную поездку с южного участка фронта, с вновь образованной Восьмой армии Брусилова.

   Не шумная, провинциальная Винница встретила Алек¬сеева привычной августовской жарой. Михаил Василье¬вич вздохнул с облегчением, когда пыльный автомобиль подкатил к небольшому особняку, где размещался штаб Восьмой армии, и генерал, войдя в него, окунулся в ка¬менную прохладу здания. Алексеев был ранее знаком с Брусиловым, и потому они крепко обнялись. И тут же погрузились в лихорадку военных приготовлений. Два опытных генерала низко склонились у большого стола, над разрисованной картой запада Украины. Начальник штаба фронта доводил до командарма то, что спланирова¬ли на самом верху, в Петрограде:

 - Алексей Алексеевич, наш Юго-Западный фронт про¬тив австрийцев предполагает начать военные действия на пару-тройку дней позже, чем Северо-Западный фронт про¬тив германцев. Это вполне естественно: Германия сама объявила нам войну, а Австро-Венгрия всё телится...

- Да, где уж нам! — иронически усмехнулся Брусилов. — Вот наши две армии, нацеленные на Восточную Прус¬сию, те будут спасать Париж.

- Вы правильно заметили, — серьёзно говорил Алексе¬ев, но бросив карандаш на карту австрийской Галиции, повеселел. — Хотя именно наш, Юго-Западный фронт, станет в первые месяцы войны решающим. Для этого зак¬лючения достаточно бросить взгляд на карту и знать силы сторон. У нас, я уверен, будут биться две миллионные армии, а в Восточной Пруссии с каждой стороны — по две-три сотни тысяч человек. Жаль только в Петрограде мне не удалось выпросить Шестую или Седьмую армию на наш фронт. Не мне вам объяснять, как необходим пе¬ревес сил, когда начинаешь наступление. Правда кое в чём перевес у нас есть.
    Алексеев хитро сощурился и посмотрел на Брусилова, а тот моментально догадавшись, опередил начальника штаба фронта:

- Вы хотите сказать о нашей кавалерии, о казаках?
- Да, Алексей Алексеевич, о них родимых, — заулы¬бался Алексеев. — Всей кавалерии у австрийцев десять дивизий, а у нас сейчас двенадцать. Но в конце августа этот расклад сильно изменится: наших двадцать конных дивизий против одиннадцати австрийских. Каково! Я очень рассчитываю в грандиозном сражении на землях южной Польши и Галиции на пашу гвардию, гренадеров, драгун и казаков. Они — цвет русской армии. Им предстоит пере¬ломить хребет австро-венграм. Я, кстати, не случайно на¬чал поездку с вашей армии...

     Алексеев замолчал, явно стараясь передать инициативу в разговоре Брусилову, и тот подхватил:

- Я уже слышал по телефону от командующего фрон¬том Иванова намёки о больших подкреплениях для меня. Теперь вижу прибывающих донцов, кубанцев и оренбуржцев. Я понял вашу задумку: нанести решающий удар по австрийцам на левом фланге фронта, здесь в Галиции. Да и как не понять, если подходят крупные кавалерийские силы. Особенно казаки — они в обороне сидеть не любят.

- Да, да и ещё раз да! — обрадовался Алексеев прони¬цательности собеседника. — Где как не здесь и до самых Карпатских круч разгуляться военной коннице. Здесь про¬тивник пока не ждёт нашего наступления, не зная о боль¬ших подкреплениях подходящих теперь к вам. Австрийцы делают ставку на южную Польшу, да и германцы застав¬ляют их там наступать, чтобы отвлечь русских от Восточ¬ной Пруссии. По плану немцев миллионная армия австро-венгров должна накрепко приковать к себе главные силы русских. И не дай Бог, если мы ещё начнём от Варшавы наступать прямо на столичный Берлин, тогда это будет кошмарный сон германских генералов. Я недолго думал с Ивановым, сносился с Петербургом по поводу нашего на¬ступления в Галиции. Генеральный штаб дал добро. Именно ваша Восьмая и Третья армии станут той силой, от кото¬рой должен развалиться австрийский фронт от румынс¬кой границы до Вислы.

     Алексеев вновь склонился к карте Западной Украины и показывая на участок, где расположилась Восьмая ар мия, провёл карандашом до австрийского Львова:
—Здесь следует ударить на врага: тут и австрийцев мало, пересечённая местность, речные долины, есть ноля и немного леса. Всё способствует для конных обходов с флангов. Это мечта казачьих полков и дивизий. Именно у вас решено сосредоточить половину всей конницы фрон¬та. Даже больше — двенадцать дивизий! А больше-то и негде: севернее противник предполагает создать многослой¬ную оборону на открытой местности. Здесь, южнее Льво¬ва, такой плотной обороны нет, ввиду сложной местности, да и австрийцев против Восьмой армии пока мало. Не ждут они нас на этой периферии фронта. Думают, тут курорт у румынской границы. В общем, казаки и драгуны должны стать главной движущей силой вашего совместного наступ¬ления с Третьей армией генерала Рузского. Первая ваша цель — Львов. Столицу Восточной Галиции надо взять обязательно, так как это важнейший политический, эконо¬мический и военный центр.

— Не сомневайтесь, Михаил Васильевич, — не подве¬дём! — заверил Брусилов. — Только дайте срок и те силы, которые вы мне обещали...



                Глава восьмая
                НАЧИНАЮТСЯ ЖЕСТОКИЕ МУЖСКИЕ ИГРЫ

      Алексей Алексеевич Брусилов был очень занят при¬готовлениями Восьмой армии к началу боевых действий, но при этом не забывал и о графине Статьницкой. Они каждый день говорили по телефону и время от времени встречались в Виннице. Уже накануне боевых действий в Восточной Галиции, графиня предложила генералу сви¬дание в номере шестиэтажной гостиницы в центре горо¬да. Но он, сделав над собой усилие, отказался. Тогда она вызвала его на прогулку возле штаба армии, и они увиделись в жаркий августовский полдень на тенистой буковой аллее. Оба были заметно озабочены и печаль¬ны, будто встречались в последний раз. Алексей Алек¬сеевич — в обычной полевой форме без всяких регалий, а Елена — в своём роскошном зелёном бархатном пла¬тье, но без дорогих украшений. Он бережно держал её под ручку и парочка, мило беседуя о пустяках, неспеш¬но прогуливалась по длинной аллее. Брусилов ждал, когда Статьницкая заговорит о главном, о том, что ей было нужно от него, как от командующего русскими войсками. Наконец, графиня как бы невзначай спроси¬ла:

—У нас тут болтают, что на нашей границе уже воюют. Прибыли ли к тебе достаточные подкрепления из России? Справишься ли ты с австрийцами?
      Генерал вдруг неожиданно привлёк даму к груди, и сурово глядя в её испуганные глаза, строго спросил:

- Елена, скажи мне правду. Ведь я наводил о тебе справ¬ки. Зачем тебе, знатной полячке, выведывать у русского командира сведения секретного характера?
- Ты сошёл с ума! — затрепыхалась графиня в силь¬ных руках командующего. — Ты заработался, думая толь¬ко о проклятой войне... тебе уже мерещатся какие-то аген¬ты...

     Она попыталась отвести глаза, отвернуться, но он од¬ной рукой взял её за подбородок и продолжал обвинять:

—Мы не случайно встретились в поезде на Винницу, и особенно в предыдущем, в берлинском скором на Варша¬ву. Самое интересное то, что ты в Германии подсела ко мне с женой не одна, а с германским агентом, давно меня сопровождавшим. Зачем?! Зачем тебе, польской графине, эти грязные дела? Ты знаешь, что сейчас я должен отвес¬ти тебя в русскую военную разведку как вражеского шпи¬она. Ты хочешь в тюрьму на долгие годы?

     И Статьницкая не выдержала Брусиловского натиска и разрыдалась на его плече. Она плакала так долго и так надрывно, что он заранее поверил всему тому, что пред¬стоит услышать. Елена заговорила сразу, как успокои¬лась:
—Я действительно была завербована австрийской и гер¬манской разведками. Меня вызвали в Краков. Живу я одна, и для меня было неожиданно и страшно, когда пришлось беседовать сразу с несколькими солидными мужчинами в отдельном кабинете. Для этого господа из разведки вызва¬ли меня под благовидным предлогом в городскую ратушу. Они были настойчивы и давали понять, что у меня нет выбора. Я должна была принять их условия, иначе бы лишилась многого в Австро-Венгрии. Государство ожида¬ло моей помощи в трудную минуту. Господа утверждали, что моя разведывательная деятельность будет легка и не сложна. Я сидела перед чиновниками, и они мне обещали приятное путешествие за государственный счет и легкий роман с одним приятным высокопоставленным русским командиром. После моего вынужденного согласия я от¬правилась в Берлин на учёбу, а потом...

- А потом был я, — догадался Брусилов, улыбаясь в усы. — Значит, я был у тебя первым русским?

-Да, да! — искренне, взахлёб, говорила Статьницкая. — Первым! Я не вру...

        Алексей Алексеевич, окончательно успокоившись, об¬легчённо вздохнул:
- Я не хочу, чтобы ты оказалась в тюрьме. По долг чести русского генерала превыше всего, и я обязан защи¬щать свою Родину...

- Всё-таки ты сделаешь мне больно! — запричитала Елена. — Я же тебе всё рассказала... А ты!

        Брусилов теперь мягко привлёк к себе Статьницкую и поцеловал в лоб. Она же тряслась от возмущения:

—Теперь я тебе противна!
       Генерал со смешанными чувствами разглядывал крас¬ное от слёз лицо дамы и размышлял вслух:

- Мы по-прежнему питаем друг к другу тёплые дру¬жеские чувства. Я искренне хочу помочь тебе выпутаться из этой сложной ситуации, в которую ты угодила помимо своей воли. Но я стою на страже своей страны и теперь вижу только один способ, чтобы не пострадала ни ты, ни моя Родина...

- Я приму от тебя свою участь безропотно, — тихо сказала графиня, не выдержав паузы.

       Брусилов взял её руки в свои и стал спокойно объяс¬нять:
—Участь твоя по нынешним временам не плоха. Слу¬шай меня внимательно. Ты сегодня же возьмешь билеты на поезд до Петрограда и уедешь в столицу. Далее ты переберёшься в русскую Финляндию, а оттуда в нейтраль¬ную Швецию. Поверь, там тебе будет лучше всего. На всё про всё даю тебе неделю... ну хорошо десять дней. После чего я вынужден буду заявить о тебе в военную разведку, ибо мне некогда, да, и нет возможности узнать выполнила ли ты моё указание. Ты должна исчезнуть из России в Скандинавию. В имперской Европе начинаются жестокие мужские игры...




                Глава девятая
                РЕЗИДЕНТ ИЗ ФИРМЫ ЗИНГЕР

     Елена Статьницкая вернувшись к вечеру в свою усадьбу, после рокового свидания с генералом Алексеем Брусиловым, слегла от переживаний в постель. Она заплакала, навзрыд уткнувшись в пуховую подушку. Ей было стыдно и жалко себя, что она, графиня Статьницкая, вынуждена работать на немецкие разведки и что её разоблачил и отверг как шпионку, такой видный русский генерал. Теперь Елена, как неприкаенная, должна спешно бежать из своего дома, от воюющих сторон, куда глаза глядят…

   Неизвестно, чем бы кончился для Статьницкой её нервный срыв, если бы к ней поздно вечером не подошла пожилая горничная Василиса. Эта полная седая женщина с добродушным светлым лицом, села на краешек постели рыдающей госпожи, которую она с младенческих лет выхаживала, запела Елене украинскую песню:

              Не для меня придёт весна,
              Не для меня Буг разольётся,
              И сердце радостно забьётся
              Не для меня, не для меня…

    Статьницкая почти сразу затихла, шмыгая носом, а Василиса, закончив петь, вздохнула, сказала своим грудным  голосом:

- Время позднее, надо соснуть, Я сейчас тебе дам настоя из целебных трав и ты поспи. Утро вечера мудренее…

     На следующее утро Елена проснулась поздно. Из открытого окна спальни доносились птичьи трели и трепет листвы от дуновений тёплого ветерка. Служанка Василиса была по-прежнему рядом с приболевшей госпожой и заботливо ухаживала, выполняя все её просьбы. От своей няни Статьницкая, вставая с постели, услышала и грозную весть – Австро-Венгрия объявила войну России:

- Господи! Что же творится на свете белом! – причитала Василиса. – Видно Христос послал нам всем наказание за грехи наши…

    Елена, уже в целом, успокоившись, после вчерашних тревог, довольно спокойно встретила новое грозное известие. Она его ожидала и сидя в гостиной за утренним кофе, даже сама стала успокаивать свою Василису:

- Ничего с нами пока плохого не случится. Надо просто действовать. На время уехать от большой войны. Хочешь, я возьму тебя с собой, и мы уедем далеко-далеко от всех несчастий…

    В просторную гостиную вошёл её старый придворный Тарас. Лысый высокий старик в тёмном костюме, слегка поклонившись, объявил:

- К вам пани графиня пожаловал Станислав Комаровский. Он коммивояжер фирмы «Зингер» и утверждает, что вы его должны принять. Господин очень настойчив и нетерпелив.

    Статьницкая невольно вздрогнула, услышав о немецкой фирме «Зингер». В Германии и Австро-Венгрии, где её обучали шпионскому ремеслу, её предупреждали: в начале войны с Россией к ней на связь выйдет резидент разведки – под видом коммивояжёра одной немецкой фирмы. Елена, изменившись в лице, с дрожащей кружкой в руке, нетвёрдым голосом попросила Тараса:

- Сейчас же проси его, и принесите для него кофе…

    В большую гостиную живо вошёл невысокий пятидесятилетний мужчина в чёрном сюртуке. Его золотой монокль на широком полном лице с чёрными аккуратными усиками и бегающими карими глазами, призывал к осторожности. Его намерения тщательно скрывались за холодной маской неподвижного белого лица.

- Доброе утро графиня! – с лёгким поклоном волнительно произнёс коммивояжёр и недоброжелательно покосился на прислугу. – В Карпатах уже начались дожди…

    Статьницкая обречённо кивнула на произнесённый пароль и жестом попросила Василису и Тараса оставить их. Она, собравшись с мыслями и дождавшись выхода слуг, выдавила из себя:

- Значит, и до нас дойдут дожди.

    Комаровский широко улыбнувшись, по-хозяйски расположился в гостиной: он, пристроив саквояж и трость, вольготно развалился на мягком кресле, закурив сигарету. Раскрепощённый коммивояжер, пуская в потолок кольца дыма, вожделённо разглядывая графиню, стал вещать:

- Ну, вот и до вашей усадьбы дошла знаменитая фирма «Зингер». Ведь у вас тоже есть швейная машинка. Теперь Станислав Комаровский будет здесь желанным гостем…
- Не обольщайтесь господин! – возмутилась Елена. – Мне ни к чему ваше лживое имя и фамилия. Вполне достаточно пароля.

- Будьте осторожнее в словах! – предупредил резидент немецких разведок. – Началась война. Я требую конспирации. Давайте о нашем деле.

- Давайте о деле – обречённо согласилась Статьницкая.
- Какие сведения вам удалось узнать от генерала Брусилова? – спросил Комаровский, оглядываясь на закрытую дверь гостиной. – Меня интересуют самые свежие данные.

     Елена молчала и кусала губы. Теперь она по-настоящему жалела, что тотчас, вчера  вечером не уехала поездом в Петербург. Теперь надо, что-то сказать этому неприятному  типу, иначе…

- Иначе, моя милая графиня, – сказал резидент, будто читая мысли женщины, -  я должен ликвидировать Брусилова.

- Как, уничтожить?! – на милом лице Елены пронеслась целая буря чувств. – Вы не шутите?

- Нет! Какие могут быть шутки – война! – настаивал Комаровский. – Этот важный русский генерал должен давать через вас важные сведения о своих войсках в Галиции, иначе его ждёт яд или меткий выстрел…

- Вы хотите сказать, что я должна ему подсыпать яд?! – негодовала Статьницкая.
    Комаровский на это  возмущение женщины, спокойно достал из своего саквояжа маленький белый пакетик и с ехидной улыбкой протянул ей:

- Только вы имеете доступ к этому военачальнику. Здесь вполне достаточно яда, чтобы из жизни ушёл один из лучших русских генералов…

- Нет! – решительно заявила  Елена. – Мне Брусилов на последнем свидании немало сказал о подготовке своего корпуса к войне с австрийскими войсками.
- Ну и замечательно! – обрадовался резидент разведки – Пусть пока Алексей Алексеевич поживёт, давая нам ценные разведывательные данные, тем более, что вы к нему не равнодушны. Ведь так?

   Графиня, заметно покраснев, стала слабо протестовать:

- Нет, это не так. Мы просто дружим. Он отличный собеседник и вообще талантливый мужчина.

- Хм! - сомнительно покачал головой Комаровский, рассматривая через пенсне ладную женскую фигуру Статьницкой – Лично мне всё равно, куда зайдут ваши отношения с Брусиловым. Меня волнует, что он вам разболтал на последнем свидании.

    Елена, сморщив нос и лоб, стала старательно вспоминать:
- Он говорил, что в последнее время к нему подходят эшелоны войск по железной дороге. Правда, как и другим корпусам в Галиции…

- Какие именно новые войска? – в нетерпении переспросил резидент. – Будет ли Брусилов здесь наступать?

- Большого наступления не будет, - заверила графиня, обдумывая каждое слово, - потому что Брусилов был недоволен количеством подкреплений из России. Даже сетовал, что лишь бы удержаться на границе. Хотя обещал провести казачьи рейды по австрийской территории.

- Для начала – хорошо! – удовлетворённо потёр руки Комаровский. – Вы уже дали ценные сведения центральным разведкам. Я вами доволен и это будет оплачено. Но всё же постарайтесь узнать у Брусилова, какие именно войска к нему подошли из глубин России.

- Я постараюсь.
- И ещё! – вдруг вспомнил шпион. – Сейчас мне станет сложнее встречаться с вами – война! Штаб Брусилова и он сам будет перемещаться в зависимости от военных успехов и неудач. Нам надо договориться, где и когда, получать от вас сведения.
- Да – теребила подол платья Елена.

    Комаровский достал из нагрудного кармана фотографию уже немолодой полной женщины и приказал:

- Вот эта пани будет встречаться с вами три раза в неделю по понедельникам, средам и пятницам. Куда бы, не перекочевал штаб Брусилова, он будет располагаться в селе или городке. Вы станете ходить по этим дням в главную церковь на заутреннюю службу. Эта женщина будет подходить к вам и тихо произносить наш пароль. Она запомнит все ваши свежие сведения от Брусилова.

- Я всё исполню – холодно  заверила Статьницкая.

- Мы не сомневались в вас! – с ухмылкой встал с кресла Комаровский и стал прощаться: - Спасибо графиня за утренний кофе. Я очень спешу. У фирмы «Зингер» столько дел – вы не представляете…



                Глава десятая
                С КУРОРТНОГО КОРАБЛЯ НА КРОВАВЫЙ БАЛ

      В самом конце июля 1914 года русское командование, уже на пороге Великой войны, стало спешно раздавать назначения своим генералам на свободные должности ко¬мандиров дивизий, корпусов и армий. Все эти судьбо¬носные для империи перестановки производились второ¬пях, не делая чести Генеральному штабу и военному ми¬нистру. Так вершилась история...

     В начале жаркого августа из курортного Крыма во взволнованную близкой войной российскую Варшаву при¬бывали поезда с генералами и офицерами. В одном таком литерном поезде в столицу Царства Польского ехал пяти¬десятипятилетний генерал Александр Васильевич Самсо¬нов. На его крупном лице, частично закрытом бородой и усами, покоились спокойные, казалось бы ничего не вы¬ражавшие глаза, но внутри этого большого и сильного че¬ловека всё клокотало от волнения. «Господи, как велика Российская Империя! — думал он. — Я служил на Даль¬нем Востоке, в Средней Азии, и вот теперь — Царство Польское. Это «царство» уже более ста лет входит в со¬став матушки России. Свободолюбивые поляки в XIX веке побунтовав, успокоились и давно мирно живут среди со¬тен народов, населяющих необъятную империю от Варша¬вы до Тихого Океана. Но вот война... большая война в Европе. Что будет со мной и Родиной через месяц, через год? Увижу ли я конец Великой войны»...

     Генералу Самсонову, командовавшему кавалерийской дивизией в русско-японскую войну, сейчас, в августе 1914 года, предстояло взять под свою руку целую армию, наце-ленную на борьбу с сильнейшим противником — кайзеров¬ской Германией. Александр Васильевич не боялся смерти в открытом бою, мог без надрыва поднять за собою в атаку любую воинскую часть, но сможет ли он, простой комдив, грамотно управлять многими и многими десятками тысяч русских воинов? Справится ли? Отказаться от приказа Самсонов не мог, да и не хотел. У него захватывало дух от мысли, что его Вторая армия, через пару-тройку недель сойдётся с германцами в смертельном сражении: «Что ж, будь, что будет. На всё воля Господа Бога...»

     Знакомство Самсонова со своим главнокомандующим Яковом Григорьевичем Жилинским состоялось в Варша¬ве, в штабе Северо-Западного фронта, и оставило непри-ятные впечатления: непосредственный начальник оказал¬ся желчным, неуравновешенным человеком. Яков Григо¬рьевич держался свысока, был худым, костлявым и имел землистый цвет лица, за что его в армии прозвали «живой труп». Но начиналась война, и надо было думать, как за¬щитить Россию, хотя, похоже, Жилинский больше пёкся о Франции. Он указал Самсонову:

- Из Петрограда приказано незамедлительно готовить наступление на Восточную Пруссию — надо спасать фран¬цузов, ибо главные силы германцев сосредоточились про¬тив них.

- Насколько я знаю, французов будет не меньше, — пожал плечами Самсонов, — у нас же кроме германцев, ещё и австрийцы...

- Приказы не обсуждаются! — резко оборвал Главноко¬мандующий. — Противостоящая нам в Пруссии Восьмая гер¬манская армия значительно уступает нашим двум: вашей Второй и Первой армии генерала Ренненкампфа. Будем насту¬пать почти одновременно, чтобы обескуражить противника.

- Но Мазурские озёра! — сопротивлялся Самсонов, глядя на карту. — Они встают между двумя нашими арми¬ями непреодолимым барьером. Мы будем вынуждены сра¬жаться изолированно друг от друга, а германская Восьмая, да ещё и с местными резервами, я думаю, значительно сильнее каждой русской армии в отдельности.
- Ничего страшного, — заверил Жилинский, играя желваками. — Первая армия и начнет первой, имея за со¬бой город Вильно и железную дорогу. Она стянет на себя почти все немецкие войска в Восточной Пруссии. Ваша задача: обойти с запада Мазурские озёра, выйти немцам в тыл, отрезав их от Вислы, а значит и от Германии. Они окажутся в котле и сдадутся...

        Самсонов смирившись, осведомился:
—Какие наши дальнейшие действия?
—На Берлин! — радовался Жилинский. — Его от Вислы, на которой стоит русская Варшава, отделяет все¬го-то двести сорок километров...




                Глава одиннадцатая
                ПОЗОРНАЯ ВАКХАНАЛИЯ

      Германская Империя, объявив войну сначала России, а третьего августа и Франции, подготовила к вооружённо¬му конфликту не только армию, но и население. Государ¬ственная пропаганда милитаризма велась с размахом: со¬зданный для этого в 1890 году Пангерманский союз к 1914 году имел в своих рядах 2 600 ООО членов. В этот военный союз входили 20 тысяч банкиров, крупных промышлен¬ных и земельных магнатов, купцов, интеллигентов... Ни¬чего подобного в других странах и близко не было! Пан¬германский союз руководил военной подготовкой молодё¬жи через «Юнг Дойчланд», в котором состояло более 300 тысяч человек. На пропаганду будущей войны работало 35 влиятельных газет и журналов. И когда пришёл роко¬вой август 1914 года, то германская пресса зашлась в на-циональном экстазе: «Мы так ждали этого часа... Благо¬словение нашего оружия: немцы упиваются счастьем... Меч, который заставили нас взять в руки, не будет вложен в ножны, пока мы не добьёмся своих целей и не расширим территорию, как требует необходимость...»

    Германскими газетами и журналами были вытащены из небытия и высказывания широко известных немцев, уже ушедших из жизни. Так опубликовали цитату великого Фитхе[5]: «Германский народ избран провидением, дабы занять высшее место в истории Вселенной...» А у философа Гегеля вырвали из контекста такую фразу: «Немцы ведут осталь¬ной мир к славным вершинам принудительной культуры...»

     Первыми жертвами агрессивной Германской Империи стали не французы и даже не бельгийцы, на которых нем¬цы в первую очередь решили напасть, а русские путеше-ственники, на свою беду оказавшиеся на раскалённой германской земле. Ещё в конце июля перед русским посоль¬ством бушевала, бесновалась огромная толпа, одурманен¬ная государственной пропагандой. Это были цветочки...

     В августовские дни Германия покрыла себя несмывае¬мым позором: в массовом порядке производились дикие издевательства над русскими. Только в одном столичном Берлине находилось, и было схвачено 50 тысяч невинных людей, а по всей Германии — до 100 тысяч человек. Их не только поместили в тюрьмы, но и подвергали избиениям и насилиям. Особенно ужасна была участь женщин и деву¬шек. Протесты часто заканчивались расстрелом. Русские мужчины призывного возраста были обречены на длитель¬ное заключение в тюрьмы и первые концентрационные лагеря...

    Бесчеловечные, варварские деяния немецкого пангерма¬низма, возведённого в ранг государственной политики, мно¬гократно проявились в годы Великой войны. Не тогда ли начали рости ноги у германского фашизма, не оттуда ли черпал свои мрачные идеи Адольф Гитлер?