Потеряшка ч. 2, 8

 
         В общем, всё как я и мыслила. В смысле, практически ничего нового. Точнее сказать, ничего такого, что не согласовывалось бы с предоставленной мне ранее информацией или о чём я сама уже не начала догадываться. Ничего-то ничего, а на деле очень многое.
 
              Поведал посетитель мой, частенько в последнее время ко мне захаживающий (верно, чавой-то зачастил он с визитами) мою историю давнюю. Ага, всё ж-таки не так, как пугал меня ранее, будто нет и никогда не было у меня отца-матери. Да я уже и без того вспомнила дорогих моих родителей.
 
           И сразу встрепенулась всё внутри, как вымолвили губы (память тела?) ещё одно дорогое имячко! Л у ч е з а р а... мама.
 
                *   *   *
 
           Та, она была чересчур озорной и беззаботной, любознательной и открытой даже для этого щедрого края внепространственного безвременья...
 
       - Под лопатками саднит, - жаловалась, набегавшись по бесконечно-ярко-синим просторам неизведанного, матери.
 
       - То крылышки проклёвываются, ангелочек ты мой, - шутила Лучезара, заботливо укрывая маленький, льнувший к её груди комочек, мягким пушистым покрывалком.
 
         И я засыпала на её груди, абсолютно счастливая, убаюканная самой нежной на свете песней, напетой самым мелодичным во всех мирах голосом. Смутно чуя из-за полога чей-то (ревнивый?) взгляд.
 
           Да, это была МОЯ история — не фальшивая и не навязанная — самая что ни на есть настоящая. Я могла бы долго предаваться нахлынувшим воспоминаниям о милом доме, отце и сёстрах... Однако, время не ждёт! То, что ещё мне поведал загадочный собеседник навело на одну идейку.
 
          А поведал он следующее: в том миру, невзначай мной оставленном, дела имелись недоделанные... И может быть, так оно и оставалось бы, если не вспомнились мне все те события до малейшей детали. Как воссоздалась я в лесу, себя не помятуя, как вышла на спутников моих разлюбезных, вскоре ставших ближее братьев милых, как вела переговоры с кем-ни-попадя, договорившись о недоговоряемом.
 
          Видать, нужда во мне острая там имелась. И научило троллье отродие, как обратно мне попасть-возвертаться. Потому время терять было теперь никак не моженно.
 
         Вышла я на перекрест семи ветров, вкруг себя закрутилась по ветру северному, мысленно представала место действа оставленного и...
 
          Вокруг всё встрепенулось, завертелось да в одночасье и рухнуло. Это измерение, что доселе меня окружало. Рухнуло, что твоя иллюзорная матричка, ну, или как ещё сказать-то, даже не знаю. Гля, река вокруг — та самая — родная  Баклеюшка (смотри-ка, даж название само вспомнилось!). Бегу домой очертя голову.
 
            Как же они мне обрадовались: не описать словами! Басюля-дружочек так стиснул в объятиях — я и не подозревала о столь недюжей силушке моего самого субтильного братца.
Мунтарь серьёзно приветствовал, но в глазах, нет-нет, да мелькали тож искры-радужки. Громид... ничегошенки не сказавши мне, просто взял накрепко за руку. И не отпускал до самого вечера. Тут братья всё и поведали, что без сестры любимой поделывали, как её (меня, то есть) отыскивали.
 
            А было тут без меня у них вот что.
 
            Как пошёл Громид по душеньку его кардинальшества, как хрястнул кулачищем по столу, веля вернуть меня, ни-пойми-кем-куда-упохищенную — так и затряслось у их темнейшества во поджилках: ни сном, ни духом само-собой обо мне не ведоемом. Туда-сюда его хитрость растопырилась, меж двух (коль не более) огней оказамшися... Ох, и чавой-эт я каким замогильным напевом распричиталась тут? Хорошо ж всё в конце окончилось. Или не конец ещё...
 
            В общем, не нашли общего языка (в прямом и переносном) Громид с моим, якобы начальством — так и расстались, друг другом (ой, ну, какие тут из них друзья, я Вас умоляю!)  оченно недовольные. И затаил на моего милого супостат змее-ящерный злобу лютую. Кабы мне раньше о том ведать... Эх, да что уж тут? Ладно, след, пока сказывать дальше.
 
            Мунтарь-дружок, обмозговав и взвесив недавние все обстоятельства, решил мой след искать во дворце царевом (откуда меня братцы на конях схитили). Не убоялся — так и пошёл к самому царю-батюшке. Однако, затея та тоже боком вышла. Не пустили детинушку и близко пред государственны очи. Мало того, ещё и слежку за ним организовали (не-не, не сам царь — то фигура проходная, пешечная).
 
         Хитрей всех оказался неожиданно младшенький мой названный... Пошёл он ни к реке Баклейке, откуда ноги процесса (как он понял) моего пропажества выросли, ни к царям-сыскарям, и даже не к кардинальству серому — аккурат к тому месту, откуда я когда-то к ним вышла. Не, то самое, откудова я появилась (лесную полянку) он знать не мог... А вот таверню, где наше знакомство случилося сыскал. И то, что свои стопы в ту самую таверню направил, в дальнейшем сослужило нам немалую службу.
 
           Так... теперь про кого мне наперёд рассказывать? Сама уже запуталась на радостях и вообще. Тьфу, ты — ладно: пускай само тогда и сказывается. А я привыкла рядком всё выстраивать.
 
            В общем, счастью от встречи сердечной — конца-краю не было. Отмечали до поздней ночи. Я, как у нас уж повелось, начала им в лицах сказывать, про сватов, да Симку-Серафимку, с гримасами да ужимками, как лишь я и умею. Вот братья мои ухохатывались, вот у них со смеху слеза блестела. А я-то и рада стараться-веселить своих да счастливлить. Пока не дошел рассказ до Тролля. Это я случайно сперва о нём выболтнула, в ажиотаже своего лицедейства. Сперва сказывать не собиралась. Как вылетело троллево поганое имя-звание, так и смутилась сама негаданно. Так и ребятки мои, глаяжу, сами собой притихли. И оказалось у них каждого на этот счёт своё разумение. Что ж, я с интересом слушаю: с недавних пор уяснив, что равно к каждому их моих спутников верных — прислушиваться надобно. Ох, как надобно! Плохого — ясно дело — не присоветают да ещё и своим осмыслением (новым взглядом) могут очень важное что-то угадать.