Один день из жизни старика

               Сначала он услышал сквозь сон негромкое, но настойчивое мяуканье кошки. Она уже спрыгнула с кровати, где каждую ночь уютно устраивалась в его ногах, и требовательно говорила на своем языке: - хватит спать, не пора ли  накормить меня?
       - Ничего не поделаешь, - подумал он, - придется вставать и давать кошке утреннюю пищу - цыплячью голову. Кошка очень любила эту еду. Если не дать сразу, то кошка будет требовательно мяукать до тех пор, пока у старика не кончится терпение. Поэтому он, не дожидаясь этого, встал с постели, достал из холодильника  цыплячью голову и положил ее в кошачью миску. Мурка, так когда-то он назвал кошку, с довольным урчанием набросилась на еду и забыла обо всем на свете. Старик постоял немного около кошки, любуясь тем, с каким аппетитом она поглощала свою любимую еду, и, ежась от холода, отправился досыпать в свою кровать. Мимоходом, он бросил взгляд на градусник. Градусник показывал + 11, как обычно в это зимнее время года.

            Укутавшись в одеяло, он попытался заснуть, но, разбитый кошкой сон, не возвращался. В голову опять полезли тягучие мысли об одиночестве, которое наваливалось на него грузной тушей каждое холодное утро. Потом опять начнется очередной серый зимний день, такой же,  как вчера, и позавчера…и будущее виделось таким же безотрадным и  серым как этот начинающийся день. Ничего не говорило ему, что что-то может измениться в его жизни, хоть на капельку… Вот это беспросветно серое, как этот будний день, будущее, которое ничего ему уже не обещает, не вселяет надежды, и не высветит, хотя бы краешек солнца, больше всего его угнетало.
           Будущее, которое не дарит никакой надежды, это самое страшное будущее… зачем тогда и ради чего стоит и дальше жить, в однообразной тягомотине дней. Этот вопрос вставал перед стариком каждое утро, но никакого ответа на него он не находил. 
 
           Пытаясь прогнать эти мысли, старик сначала ворочался с боку на бок, желая все же заснуть, но потом, видя бесполезность своих попыток, нехотя встал и, ежась от холода в комнате, включил обогреватель. Несмотря на работающую весь вчерашний день систему отопления, в двух комнатах было довольно прохладно, и старик обычно ближе к вечеру затапливал печку, а отопление отключал, чтобы сэкономить на электричестве. Но, все равно, к утру в обеих комнатах было очень холодно. Поскорее натянув на себя теплые штаны, рубашку и свитер, старик прошел на кухню и, наскоро умывшись, начал готовить завтрак. Завтрак, как всегда, был самый обыкновенный: геркулес на воде, в который он добавлял сушеные яблоки, изюм, финики или банан. Доведя кашу до кипения, он никогда не варил ее, а снимал с электроплитки, накрывал полотенцем, чтобы она томилась, пока он сделает свою утреннюю йогу.

           Йога уже более 10 лет стала его обязательным утренним и приятным ритуалом, и если бы не она, он давно бы сыграл в ящик. Он включил свою любимую музыку для йоги – индийскую флейту - и уже после первых плавных движений почувствовал, как в него вливается прана, волшебная жизненная сила, как она постепенно наполняет его энергией. Проделав все упражнения, на которые у него уходил примерно час, старик ощутил прилив энергии, которой ему обычно хватало на целый день.
       Закончив завтракать, старик бросил задумчивый взгляд в окно. За окном по-зимнему было еще сумрачно. Сплошные серые тучи низко нависали над заснеженной землей, словно готовясь совсем обрушиться на землю и похоронить всякую надежду на лучшие времена. Он уже потерял счет этим сумрачным дням, похожими друг на друга, без единого лучика солнца, от которых уже не спасало ничто: ни разговоры с Муркой, ни прослушивание любимой музыки. Он обожал слушать классику: романтические ноктюрны Шопена, концерты Мендельсона, музыку Чайковского, особенно в исполнении своего любимого скрипача Йегуди Менухина.

        Новый день за окном постепенно светлел, и надо было снова делать скучную рутинную работу по хозяйству: прибраться в доме, сменить туалет у кошки, сходить к колодцу за водой. Эта рутина несколько отвлекала старика от грустных мыслей, не давала им поселиться надолго в его голове. Но, когда вся работа по дому заканчивалась, неприятные мысли опять лезли в голову: все продукты вчера закончились и надо  как то добраться до райцентра, чтобы запастись продуктами. Село, в котором он жил последние восемь лет, было отрезано от остального мира, автобусы давно уже не ходили, поскольку в селе оставалось всего  несколько старух, доживающих свой век. А еще, надо было  как- то экономно дожить до следующей пенсии, поскольку  в этом месяце он непредвиденно выбился из режима экономии, одолжив тоже одинокой соседке Марье Петровне тысячу рублей на лекарства.
– Ничего, как - нибудь пробъемся, не впервой - подумал он. Этот жесткий режим экономии висел над ним как дамоклов меч, отравляя жизнь своей неизбежностью. Иногда его единственная дочь, давно живущая очень далеко от него, помогала деньгами в непредвиденных ситуациях. И хотя он старался не перекладывать на нее свои финансовые проблемы, она каким-то внутренним чутьем угадывала их и просто сбрасывала на его банковскую карту то тысячу, то две рублей, именно тогда, когда эти деньги ему были позарез необходимы. Но полноценного общения с дочерью не получалось. Почему, он не знал, хотя часто задавал себе этот вопрос, и не находил ответа. На все его звонки, смс-ки, когда ему так хотелось пообщаться, она не отвечала…и ему оставалось только общение  с кошкой Муркой.

           Чтобы как то разнообразить тягомотину дня, если погода позволяла, он выходил на прогулку. Шел по пустынной дороге, километр за километром и никого навстречу, ни одного человека порой за неделю или даже две, он не встречал. И было от этого у него стойкое ощущение, что в этом мире он остался единственным живым человеком, и не с кем даже перекинуться хотя бы парой слов.
        Вот и сегодня он отправился на одинокую прогулку. Возвратившись домой, старик приготовил нехитрый обед из одного блюда: гречневой каши и немного овощей. У него давно уже пропал аппетит и наслаждение от обильной и разнообразной еды. Готовить для одного и есть одному не было никакого настроения. И ему хотелось только одного - как бы сделать так, чтобы вообще не готовить и не есть ничего, а питаться одной праной. Поэтому часто его единственной пищей за день были два-три яблока и пара бананов да чай.
         Перекусив, старик мельком взглянул на часы, они показывали только пять часов вечера. А за окном уже было темно и казалось, что эта ночь, начавшись так рано, будет тянуться вечно.  Оставалась единственное средство скоротать очередной долгий вечер – посмотреть какой-нибудь любимый старый фильм, напоминающий ему о прошедшей, теперь уже далекой юности. 
         Просматривая фильм, он почувствовал как ностальгия по прошедшей жизни накрыла его, словно большая волна, целиком, вызывая в памяти такие яркие щемящие образы… он видел словно наяву любимые лица, слышал в ушах звонкую капель ранней весны, чувствовал ее пряные волнующие запахи… и себя, таким молодым и радостным… Но, как-то слишком быстро жизнь пролетела, словно стая журавлей на юг, оставив только воспоминания. И уже никогда ему не быть опять таким молодым, таким полным радостных ожиданий от разворачивающейся перед ним жизни... Никогда ему уже не стать, например, известным артистом, со сцены взирающим в зал, полным восторга от его игры. Никогда уже не снять фильм, получивший Оскар. Никогда уже не стать ему знаменитым пианистом, объездившим с концертами весь мир…все давным-давно  прошло…

         А за окном пошел снег, накрывая землю, деревья пушистым одеялом. И глядя в окно, лаская Мурку, старик подумал: хотя все  и прошло, и хорошее и плохое, но … все-таки, может быть, что-то еще будет….