Искромётное эссе
Один из спорщиков был хозяином дома, а второй — ранним гостем. Но, право, не стоит думать, будто бы на чужой порог его привело отсутствие чуткости или банальное нахальство . Ещё загодя приятели договорились о том, что соберутся до завтрака и станут писать искромётное, глубокое эссе, которое, безо всяких сомнений, овладеет умами современников и послужит хорошим вкладом в историю, благодаря которому запомнятся, неким образом, их собственные имена.
Итак, начало было положено.
Писатели расположились в кабинете, имевшем большое восточное окно, через которое можно было видеть улицу со всем её оживлением и полноводье живительного света. Хозяин сидел в кресле за письменным столом и держал в руках чашку свежезаваренного кофе. Гость же, с похожей чашкой, стоял, прислонившись к оконной раме, дабы иметь возможность наслаждаться «течением жизни», по его собственному выражению.
— Итак, всё это конечно чудесно, однако, не стоит ли нам выбрать тему? — хозяин зевнул, оправляя свободной рукой ворот халата.
— Полагаю, что да, — гость многозначительно кивнул.
— Тогда приступим. Если мы хотим приложить руку к созданию чего-нибудь важного, то должны, я думаю, действовать по наитию. Нельзя, чтобы тема наша была вымучена.
— Полностью согласен с тобой, mon ami, — поддержал друг, однако, не промолвил больше ни слова, словно бы предлагая собеседнику разгадать шифр собственного многозначительного молчания.
В комнату заглянула экономка с подносом. Прошагала к столу, волоча за собой кухонные запахи, а избавившись от ноши, снова исчезла за дверью.
— Тогда, — хозяин побарабанил пухлыми пальцами по тёмному подлокотнику кресла, — остановимся на завтраках. Вот, например, в деревне на завтрак едят кашу. И, кажется мне, если бы не тяжёлый, изнурительный труд, они дали бы фору нам, городским, по долгожительству. Здоровая пища омолаживает организм...
— Решительно протестую, — перебил его гость, — Во-первых, я не хочу начинать день с каши, а во-вторых, столь прозаический предмет стоит оставить дешёвым газетам и провинциальным женушкам.
— Тогда, — после некоторого раздумья, собеседник философски взмахнул рукой с кусочком бекона, — допустим, городская мода. Как она влияет на умы, заставляет нас делать завивку и укладывать волосы, вытравливая из мужчины природное мужество. Тогда как по идее должна возвращать к героическим временам античности...
— Друг мой, — соавтор снисходительно и немного жалостливо посмотрел на сидящего за столом, — это всё пустое. Моя стрижка ничуть не умаляет моей мужественности. Вчера, например, я имел пренеприятный разговор с братом мадам Л. Он вернулся из Европы и теперь мнит себя Петром. Ей богу, ещё чуть чуть, и я скатился бы до постыдной драки.
— Хорошо, если ты хочешь серьёзных тем, давай же напишем о студенчестве. Весь Петербург захватили студенты. Они на улицах и в приличных домах, в кружках и ресторанах. Они жаждут деятельности, мнят себя борцами за народное счастье, тогда как крестьянские дети вынуждены отправляться «в кусочки».
— Мне, право, неловко в третий раз отвергать твою идею, но в политику я лезть не желаю. Сиюминутной драмой истории не напишешь. Да и как ты объяснишь собственное бездеятельное благополучие при столь щекотливой теме?
— Ну знаешь ли! — хозяин стал раздражаться, — я пока что не услышал ни малейшей идеи от тебя! Прошу, не стесняйся!
— Не стоит заводиться, — гость нехотя отвернулся от окна и начал собирать пальцем пылинки с бюста Нейрона на полке, — допустим, любовные письма. Как сильно они влияют на нас, заставляют придумывать образ, который не имеет малейшего отношения к действительности. Разжигают ураган страстей, который вскоре, быть может, разобьётся о скалы жизни. Тема любви вечна!
— Позволю себе не согласиться, — мстительно улыбнулся бекону собеседник, — оставим любовные записки женскому полу с его сентиментальностью и чувствительностью.
— Допустим. Тогда почему бы нам не коснуться темы чести. Сколь часто была эта черта роковой для лучших представителей нашего брата? О! Как много достойных мужчин сгинуло на войне и дуэлях, разорилось или вынуждено было отказаться от самого счастья, — он замолчал, победоносно глядя на хозяина дома.
— Мнэ... — последний скривился, подбирая слова, — не кажется ли тебе, что тема чести звучит громковато? Она была бы уместной, коли ты что-нибудь знал бы о предмете разговора...
— Что? Не изволишь ли повторить? — в лицо гостя ударила кровь. Он буквально задохнулся от возмущения незаслуженным оскорблением.
— Постой, ты верно неправильно меня понял, — опомнился приятель, — я хотел сказать только, что ты не был на войне и...
— Я предельно ясно вижу, что ты имел в виду! И мне претит столь мелочная мстительность. Ты, верно, решил отыграться за то, что я отверг предложенное тобою!
— Позволь! — Теперь и лицо хозяина стало красным, что, благодаря комплекции, смотрелось даже более грозно, — я был терпелив к твоей переборчивости, не грубость ли говорить обо мне в таком тоне?..
Ах. Думается мне, что пересказывать дальнейший разговор сих господ не стоит. Разразилась чудовищная сцена, после которой один ушел, хлопнув дверью, а второй был вынужден попросить экономку вызвать доктора. И всё же, есть одна вещь, о которой я жалею, как случайный свидетель, оказавшийся, по воле судьбы, рядом с тем самым окном. Мне никогда не доведётся прочитать искромётного, глубокого эссе.
Свидетельство о публикации №221020101468