Сало для гостей

                Хлебосольный человек вы, наш Иван Юрьевич, так говорили многие про этого невысокого роста полноватого отставного  вояку, с головой, будто вросшей, а то и вовсе выросшей из плеч. И вправду сказать, даже после второй, третьей или  четвёртой встречи с ним,   совершенно невозможно  было сказать, что Иван Юрьевич был жаден, просто чертовски жаден, что  являлся он  самым что ни на и есть  настоящем жмотом.

                И как же скажешь-то такое, когда стоит только зайти к нему в кабинет, чтобы решить свои вопросы, а он тебе сразу и кофейку предложит, и сам же и чашку вымоет, и сахарок в ней размешает и подаст. А к кофейку конфетки на стол выложит, нырнёт с головой в холодильник, разыщет там кусочек сыра или, скажем, колбаски, и предложит всё это дорогому гостю, пришедшему к нему по служебной нужде. Одним словом, уж в чём-чём, а обвинить Ивана Юрьевича в жадности, бескультурии или в чём-то таком ещё было дико, преступно и более того  — просто бесчеловечно.

                И вот снова очередной посетитель, и снова Иван Юрьевич предлагает ему сесть, спрашивает, что будет дорогой гость, тем более, что человек-то он новый, а новичка  принимать надо от всей души, чтобы понёс он потом в народ весть благую  о радушии начальника охраны одного незначительного казённого учреждения.

                — Стало быть служить к нам пришли?  — Учтиво интересуется всех охранников начальник.

                — Да, перевёлся из провинции. Набрался там опыта, посмотрел как работает муниципальная власть, и вернулся в столицу. Буду иногда к вам заходить по своим вопросам. Ко мне многие будут приезжать на встречи, нужно чтобы проблем с парковкой не возникало.

                Иван Юрьевич тут же изобразил понимание и подобострастно улыбнулся. Такое  сколько ведь раз-то бывало. Придёт неприметный человечек на ерундовую казалось бы должность, походит в ней как в костюме не по размеру, а через три месяца уже, глядишь, и его большим начальником ставят. А ты к нему, если хорошо относился пока он носил должность не по размеру, то потом он про тебя непременно вспомнит и премию тебе выпишет или ещё какими благами обеспечит. Потому-то Иван Юрьевич и был предельно учтив со всеми от мала до велика, кроме, конечно, тех, у кого на лице было написано, что претендовать он может разве что на главного сантехника. Этих наш герой вычленял сразу, брезговал ими, выговаривал, если даже они находились не у него в подчинении, одним словом, отрывался как мог. Бывает, конечно, что такому с низкой должностью не свезёт и тогда он быстро становился в глазах Ивана Юрьевича презираемым элементом. Но как убедиться в том, что не свезёт, не знал никто, а потому даже таких не уважаемых личностей командир охранников зазывал к себе в кабинет испить чайку или чего покрепче. А то мало ли… Вот ведь может такое быть: не везло-не везло, а потом раз и в дамки! А я же его от чая отлучил, от кабинета своего… Нет, так нельзя. Тут надо до последнего терпеть, рассуждал Маслёнов, делая вид, что слушает новоприбывшего.

                — Так значит, не очень-то там в провинции сейчас?

                — Не то чтобы не очень. Люди ведь они везде люди. Вот только всё как-то захолустно, при этом захолустность эта  она во всём —в  пыли на столе, в замызганных канцелярских папках, в какой-то потрёпанности что ли, в не поставленных запятых, небрежных, ленивых письмах. Ведь знают черти как надо. Знают, но не хотят. А  в столице,  — всё продолжал вновь прибывший, — темп, требования, лоск, небрежность ко всем, но придирчивость во всём. Но картина государственного устройства там, в провинции,  виднее, нагляднее, что ли. Как бы так сказать, явственнее проступают пороки всей системы. Законы, будто переводные картинки. Пока он на бумаге, пока его подписывает Президент, он белый, нарядный, а когда чьи-то руки мочат его в блюдечке с водой и пытаются применить по назначению, он  и нарядность свою теряет и уже совсем не такой, как был минуту назад. Тут линия уже вкось пошла, а тут вовсе не жирная, а какая-то недоделанная.

                — Вот вы всё и поправите! — Привычно польстил Иван Юрьевич.

                Лесть он довёл до автоматизма и порою льстил не к месту, но по иному уже и не умел.

                — У вас отличное чувство юмора. — Почти в унисон отвечал ему Константин Андреевич своим бесцветным голосом.

                Так они просидели около часа, пока Константин, наконец, не счёл, что о тонкостях работы начальника местных цепных псов узнал всё, что хотел, а Иван Юрьевич не уверовал в то, что новоприбывший вряд ли выберется за пределы своей никчемной должности, такой промежуточной и скучной, но вроде бы и нужной, ведь нужна же линейка, которую всегда кладут в стандартный канцелярский набор. А с другой стороны, ну к чему сегодня в эру высоких технологий эта ваша линейка? А вдруг понадобится? Раз в год, но понадобится же, а тут вот она, родимая, лежит себе на столе, скромная, не требовательная, потерявшая свой чёрный цвет под слоем пыли.

                А этот не более, чем линейка, продолжал размышлять про себя хлебосольный командир охранников. Важной папкой для секретных документов ему не стать. Слишком много думает, рассуждает, философствует. Не таков должен быть начальник. Начальник нагл, нахрапист, недообразован. Этот же тонок, чувствителен, образован. Но кто его знает, вдруг у него, у этого интеллигента, тесть занимает высокий пост, а этого так сразу не прознаешь.

                На этом Иван Юрьевич уже решил, что пора сослаться на важные дела, прочистил горло, поправил форменный галстук, но тут дверь со скрипом отворилась и в большой и светлый кабинет его вошёл коллега, занимающий должность чуток повыше, можно даже сказать, что был он начальником командира охранников, ведь назывался он руководителем службы безопасности.

                — Аааа... сало для гостей! — Радостно с порога провозгласил балагуристый, чернобровый и ясноглазый Фёдор Трифонович, заприметивший светящееся, всё в красноватых прожилках, нарезанное тонкими кусочками сало, нетронутое новичком. — Иван Юрьевич, ты хорошее сальце-то от тёщи своей достань, угости за знакомство. И горилку из-за дивана вытаскивай, а эту отраву лично мне не наливай. Ещё пожить охота.

                Иван Юрьевич стремительно покраснел, но сумел изобразить некоторое недоумение. Политическая ситуация складывалась не в его пользу. Фёдор не мог особенно повлиять на карьеру Маслёнова, но слегка подпортить беспечную, хлебосльную жизнь последнего было в его власти. Вот пойдёт и скажет высокому начальству, что огнетушители давно не проверялись и получит Иван Юрьевич втык по самое не балуйся, а то и чего похуже — премии ненароком лишат. А тут ещё этот новенький. Опытный в лавировании командир охранников понял, что придётся делиться душистым, отменным, белым салом! Но расставаться с добытой в стане врага, то есть у тёщи, с милой его сердцу горилкой Иван Юрьевич категорически не собирался.

                Медленной походкой, продолжая изображать плохую память, оскорблённые чувства хлебосола и изумление одновременно, он прошествовал к холодильнику, с досадой пошарил по полкам и нашёл-таки ладненький кусочек, завёрнутый в бумагу.

                — Эко вы Фёдор Трифонович владеете информацией о моих запасах-то продуктов, можно подумать, изучаете на досуге содержимое. Только вот горилка, почему-то кончилась.  — Позволил себе колкость Иван Юрьевич, чётко зная, что питейные пристрастия начальника и регулярные возлияния   могут стоить ему места службы.

                Новичок, сидя в стороне, спокойно наблюдал за происходящим своими серыми умными глазами, выделяющимися на его не примечательном лице. От сала он отказался, сославшись на проблемы со здоровьем и необходимость соблюдать диету. А это плохой признак: не угощается, значит, не доверяет и того и гляди подсидит, и посадит на это беззаботное место своего родственника.

                — Может ещё кофию?  — смекнув об угрожающей ему опасности залебезил Иван Юрьевич.

                Однако насмешливый взор Фёдора Трифоновича не сулил ничего хорошего,  и потому пришлось со вздохом доставать дорогую, молотую  арабику вместо обычного растворимого «кофе для гостей»;,  которое собственно гость даже и  не допил.

                Константин Андреевич с некоторой жеманностью согласился. Сделал  глоток.

                — А что же конфеты совсем не кушаете?
 

                — Так эти ваши шоколадки со сладкой патокой вредны, уж простите.

                — Ах ну что вы!  — Всплеснул пухлыми ручками Иван Юрьевич,  выдвинул ящичек стола и извлёк из него плитку горького швейцарского шоколада элитной марки. Гость отказываться не стал, от сердца Ивана Юрьевича отлегло, но пришло понимание, что новичок-то не так-то и прост, и возможно выдаёт себя за эдакого скромного трудягу. Срочно нужно было принимать решение. А далось оно Ивану Юрьевичу ой как нелегко, который ещё больше вспотел, покраснел, как-то весь разом погрузнел и через силу, будто бы сам себе закрывая рот, писклявым голоском вскрикнул, как раненый зверь:

                — Коньяку французского не желаете? Не крутка. Друг из Парижа привёз.  — На последнем слове Иван Юрьевич чуть не сорвался на слёзы.

                — Не откажусь.

                С трудом Иван Юрьевич нашёл нужный ключ от сейфа, хотя точно знал, каким он запирает железный шкаф. Трясущимися руками распечатал драгоценную бутылку с  напитком обещанного высокого качества.

                Гости выпили, повеселили, как показалось Ивану Юрьевичу, и он уже начал  успокаивать себя мыслями о том, что всё это, затраты на перспективу, как вдруг Константин Андреевич поинтересовался, а не завалялся ли в холодильнике сыр и виноград под коньячок. Даже не скрывая своей печали, Иван Юрьевич снова уныло поплёлся к двухкамерному красавцу и вытащил оттуда всё необходимое.  Вяло нарезал сыр, разложил виноград и попытался помечтать о годовой премии, которую выпишет ему вознесшийся уже до руководящего кресла Константин.

                — Фёдор Трифонович, а вот ведь какой у вас начальник охраны в этой вашей инспекции по оценке качества зерна, вот уж можно и за зерно не беспокоиться! — Похвалил радения Ивана Юрьевича новичок.

                — И не говорите Константин Андреевич! А вы с вашим начальником уже как,  свели знакомство? — поинтересовался начальник службы безопасности инспекции по оценке качества зерна.

                — Так я что-то  не понял.  — Только и смог вымолвить Иван Юрьевич. — Вы же у нас вроде в аппарате референтом будете?

                — Так не у вас же, а в соседнем здании только совсем другого ведомства, дорогой мой Иван Юрьевич. Двор-то у нас общий, стоянка одна, а пропускают ваши орлы. Вот я  и пришёл договариваться. И ведь не зря зашёл!

                Обалдевший Иван Юрьевич собрал остатки сил в кулак, чтобы изобразить любезную улыбку. В сторону начальника своего он даже смотрел, дабы не видеть, как тот посмеивается в открытую. А когда за обоими, наконец, закрылась дверь, сел и тихонько заплакал. Говорят, с той поры каждого прибывшего в инспекцию досматривали даже строже, чем в Кремле, а начальник охраны с извиняющейся улыбкой лично проверял служебное удостоверение.