Реликвия

Болею. Сижу дома. От скуки рассматриваю старую мебель, еще дедовскую. Массивные предметы загромождают пространство, а его коллекция, состоящая из  старых  фонографов, граммофонов, патефонов и  электрофонов, занимает все стеллажи и верхние ярусы шкафов.

На стене большой портрет деда, выполненный здесь же, в его кабинете,  уже в последние годы его жизни: он в атласном халате, седые пряди обрамляют высокий лоб, умные глаза смотрят пронзительно вдаль. Он сидит в глубоком мягком кресле с высокой спинкой, Не зная,  можно подумать, что это полотно выполнено в конце XIX – го – начале XX – го века.  Если бы не одна деталь… На спинке  кресла, на самом верху, уютно расположился джек рассел, который вообще –то в России и в постсоциалистической Европе объявился лишь в 90-х годах минувшего века.
У деда было две страсти: патефоны и собаки. Так уж сложилось, что он любил охотиться, а какая ж охота без хорошего пса? Один из друзей, вернувшись из загранкомандировки в начале 90-х, подарил ему «новинку» - годовалого рассела. Тогда дед еще время от времени выезжал на охоту, правда, всем остальным, включая дрессуру и прогулки, уже занимались мы, младшие, потому что активный «зверь» английских кровей требовал необыкновенной мобильности, дед же любил его за ласковый «домашний» нрав и результаты охоты, по крайней мере, теперь уже вся женская половина нашего семейства могла хвастаться «коллекциями» гардероба , пополненными   благодаря сноровке «подарка».

После смерти деда, это случилось ровно десять лет тому назад, собаку забрал к себе в дом мой двоюродный брат – теперь там целое семейство расселов! У брата дом в сосновом бору, да и охоту он любит пуще деда.

Тот всю жизнь служил в филармонии, немного преподавал теорию музыки на музыкальном факультете местного университета, отсюда и страсть к   коллекционированию  фоновых  инструментов и . конечно же, пластинок. особую ценность из которых представляла старая – престарая с записью голоса Шаляпина, приобретенная дедом  где-то на музыкальных развалах давным – давно и воспроизводимая на самом древнем из всей коллекции аппарате – антикварном фонографе. Правда,  он несколько потрескивал, передавая потомкам голос гения, но  все – таки делал это достаточно качественно. Когда я болею, я включаю ее и слушаю:

Уймитесь, волнения страсти!
Засни, безнадежное сердце!
Я плачу, я стражду, -
Душа истомилась в разлуке;
Я стражду, я плачу, -
Не выплакать горя в слезах.
Напрасно надежда
Мне счастье гадает,
Не верю, не верю
…

Тут же на полке над бюро стоит зачитанная «Маска и душа», а рядом альбом с фотографиями певца.

Не знаю, может быть, это увлечение деда музыкой сыграло свою роль, но я, впрочем, как и большинство моих сверстников, полупринудительно закончив когда –то музыкальную школу, теперь вдруг, по прошествии многих лет, тоже «живу» в музыкальной среде, руковожу студией балалаечников.  «Каждому свое» - а это, наверное, все – таки мое, как показала жизн.

Телефон. Откашливаюсь. Беру трубку. Ваня Комаров! Его голос можно узнать когда угодно и где угодно, в любое время суток!

- Да, буду. Как договорились. Разучивайте ноты! Пока!- хриплю я в трубку.
Температура зашкаливает. Осторожно приподнимаюсь, бережно выключаю фонограф,  кладу  реликвию на место и  смотрю на часы: пора идти  полоскать горло.

2015  Клайпеда