Детство Индейского Мальчика. Часть II

Дорогие друзья, если кому-то любопытно, первая часть «Дневников» лежит вот по этой ссылке

http://proza.ru/2020/10/22/1919



ПРОБОЧНЫЙ ВОПРОС

Игра в пробки проникла в нашу школу, когда я учился классе во втором. За кратчайший срок она приобрела характер эпидемии. Дуться в пробки на переменах и после уроков стало повальным мальчишечьим увлечением – в них резались даже суровые старшеклассники.

Игра была примитивна и тем гениальна, напоминая старинную «стукалочку» или «пристеночек». Двое соперников выставляли на кон по равноценной пробке (разные пробки имели разную условную стоимость, но об этом чуть ниже). Положив свои пробки на пол боком, противники надавливали на них пальцем и резко отпускали, пытаясь поставить свою пробку на попа. У кого первого пробка «загалилась» – тот и получал право бить. Встаёшь на место своей пробки в полный рост (сгибаться или приседать строго запрещено!) и бросаешь своей пробкой в пробку соперника один раз. Попал – забираешь обе. Не попал – ход переходит к противнику. И так, пока кто-то не выиграет.

Надо ли говорить, что на всех окрестных помойках с флакончиков моментально были собраны и скручены все пробки, и мамы спохватывались, что дома магическим образом исчезают пробки с духов, одеколонов и зубных паст? Игра в пробки развивала глазомер и меткость, а иногда перерастала в драку, если кому-то казалось, что партнёр жульничает. Например, попадание не засчитывалось за победу, если кто-то помешал броску или пробка попала в другую только на отскоке, рикошетом.

Условная стоимость пробок была строго откалибрована на внутренней мальчишечьей бирже. Низший, самый дешёвый сегмент представляли конусообразные пробки от зубной пасты, они назывались, по-моему, «солдатиками», а также пробки от канцелярского клея (их называли «дворниками»). Этих пробок везде было слишком много и особой ценности они не представляли. Далее шли пробки от духов и одеколонов: "слоники", "королевские слоники", "фантомасы", "пеструшки", "фестивальки". Пробки белого цвета опять-таки считались наименее крутыми, а вот пробки красные, жёлтые, синие встречались реже и ценились выше. Ещё дороже были розовые пробки и пробки «золочёные», например, от духов «Шарм». Пробки от «Шарма» назывались «королевами» и игрались либо на равноценную пробку, либо с условием: чтобы выиграть, тебе надо попасть в неё своей «дешёвкой» несколько раз подряд.

Пробки от аптечных флаконов, шампуней и тому подобного почти не котировались и в серьёзную игру не принимались. Аптечные пробки от всяких нашатырей и муравьиного спирта презрительно именовались «жабами», потому что имели форму сплюснутых шайб и вставали на попа практически всегда. А пробки от шампуней были слишком крупными – в карманах не потаскаешь.

Итак, около года или больше в пробки резался весь мужской состав нашей школы, с первого по десятый классы. Учителя не знали, что делать с «пробочниками», но на всякий случай гоняли их из коридоров, утверждая, будто это «азартная игра». Враньё, конечно. Пробки не стоили денег и не обменивались на них. Не припомню, чтобы какой-то дурак выложил кровные деньги за кусочек пластмассы. Но азарта было действительно хоть отбавляй.

Я был не очень везучим игроком, однако постепенно насобирал довольно много пробок – целую кастрюльку. Золочёные «королевы» у меня тоже были, поскольку мама иногда пользовалась духами «Шарм», и я ревниво выжидал, когда у неё освободится очередной пузырёк. Сердило, что легкомысленная мама душится «Шармом» не каждый день, а только по праздникам. Можно бы и почаще брызгаться. Разве не видит она, что пузырьки убывают слишком медленно? 

АВТОПАРКИ И ЗАБОРЫ

Игрушек у меня было много. Очень много. Бабушка по отцу вечно ругала моих родителей, что они «сунут новую игрушку, лишь бы с ребёнком не заниматься». Но откуда бабушке было всё знать, а я-то знал, что это неправда. У мамы была такая работа, что она могла дежурить на дому. Потому что радиорелейная станция стояла прямо напротив и к нам домой на окно была протянута так называемая «служебка» - обычный динамик от старого приёмника.

Если в «служебке» начинали хрипло орать «Четвёртая! Четвёртая!» - значит, кто-то вызывал нашу станцию ПРС-4. И тогда мама или папа сломя голову убегали отвечать начальству, что всё нормально и «четвёртая» никуда не делась. А в остальное время мама хлопотала по дому и маленькому огородику (мы сажали несколько грядок, хотя почва там была неплодородная) и постоянно возилась со мной и старшей сестрой, пока мы не подросли. Читала нам книги, пела песни, рассказывала сказки, шила платья для сестриных кукол, мастерила нам из бумаги всякие цветные фигурки, рисовала картинки (мама вообще здорово рисовала и на станции её вечно заставляли оформлять стенгазету).

Однажды мама перевела через копирку и нарисовала нам в детской комнате на белёной стене целую кучу сказочных героев – Винни-Пуха, Крокодила Гену, Карлсона и прочих. И всё раскрасила цветными мелками! Получилась сказочно-мультипликационная стена. Такое я видел только в «иностранных» фильмах типа «Игрушка» с Пьером Ришаром или «Мэри Поппинс, до свидания».

Так вот, об игрушках. Конечно, я обожал машинки, солдатиков, оружие и конструкторы. Машинок у меня в шкафу было, не соврать бы, сотни полторы. Дорогие и дешёвые, пластмассовые и металлические, заводные и простые, грузовики и легковушки, тракторы и самосвалы. Я различал свои игрушки не по заводской стоимости, я любил их совсем за другие, «играбельные» свойства (Хм, есть ли такое слово – «играбельные»? Не знаю, пусть будет!) Например, я обожал пластмассовый оранжевый джип-«виллис» с открытым верхом. Стоил он, как сейчас помню, всего-то 90 копеек, зато у него был очень лихой военный вид, сзади стояла «запаска», и был крючок, чтоб буксировать пушку или прицеп, и на сиденьях можно было свободно рассаживать мишек или солдатиков, потому что джип был довольно большой.

Безусловным альфа-самцом коллекции был огромный, тяжеленный, полностью металлический автомобиль-экскаватор размером с собаку. Весил он килограмма четыре и стоил шесть советских рублей. Если покрутить за ручку, в действие приходила кривошипно-шатунная передача, ковш загребал воздух (песок, землю, грунт), а затем вываливал – всё по-честному.

Экскаватор предназначался для песочниц, но таскать игрушки на улицу я жалел – не любил их царапать и пачкать. На улице я играл отжившими свой век машинками из сарая, которые уже было не жалко. Сухой и чистый песок для экскаватора я приносил из пожарного ящика на папиной работе, высыпал дома на газету и перегребал его ковшом, пока не надоест.

Очень часто я играл в «автобазу». «Автобаза» начиналась с того, что я отгораживал изрядный угол комнаты забором из деревянного строительного набора. Набор состоял из огромного количества брусков, дощечек, кубиков, пирамидок и был незаменим для производства строительно-монтажных работ.

Забор автобазы я строил кропотливо и не просто так, а в полном соответствии с настоящими автобазами. Я видел автотранспортные предприятия и знал, что забор вокруг них обязательно должен быть косым, кривым, разнокалиберным, со щелями и дырами. Поэтому в моём заборе тоже было не найти двух одинаковых пролётов. Каждый из них был по-своему уникален, потрясающе крив и восхитительно дыряв.

На территории автобазы я ставил контору, гаражи, накладывал кучи стройматериалов, «мусора», а также произвольно раскидывал несколько машинок со снятыми колёсами и имитацией прочих поломок, поскольку настоящие автобазы тоже обязательно переполнены хламом и негодными машинами. Эх, сюда ещё бы немного слякоти! Иногда я жалел, что нельзя принести домой горсть-другую грязи и размазать её по ковру для пущего сходства с аутентичным АТП. Но моя чистоплотная мама не поняла бы, что в нашем деле реализм – превыше всего.

КОНСТРУКТОРСКОЕ БЮРО И ВОЕННЫЙ ШТАБ

В детстве я мыслил столь широко, что места на столе или подоконнике мне катастрофически не хватало. Я предпочитал играть на полу. Родителям я объяснял, что на полу удобнее – с него ничего никуда не падает и не теряется. Мои коленки вечно были в заплатах, поскольку я часто передвигался на четвереньках и продирал штаны о жёсткий розовый палас.

Впрочем, помимо пола для своих неотложных нужд я захватывал и подоконник, и стол, и прочую мебель – мне всего было мало! У нас в детской стоял раскладной диван, на котором мы с сестрой ночью спали, а по утрам складывали (точнее, это была чисто моя обязанность). Если приподнять откидной верх, диван походил на машину с распахнутым капотом или на бегемота, разинувшего пасть. Диван был моим командным пунктом, капитанским мостиком и плацдармом для решающих сражений между пластмассовыми солдатиками.

Солдатиков у меня была тьма. Пластмассовые наборы конников и пехоты стоили всего по 50-60 копеек и лежали в каждом захудалом промтоварном магазине. Были и «чапаевцы» и «будённовцы», и «революционные матросы» и «старинные рыцари», тачанки, танки и прочее. В полном соответствии с правилами военной науки я делил солдат на взводы по пять человек, роты по 20 человек и батальоны по 60 человек. Затем подкреплял их артиллерией – для этого у меня были несколько пушек, стреляющих пластмассовыми снарядами. Строил деревянные укрепления и объявлял военные действия открытыми. Кроме пушек в ход шёл пистолет с резиновой присоской и кольт, барабан которого заряжался пятью патронами и был почти настоящий.

Солдаты шли в атаку, отступали, контратаковали, предпринимали хитрые маневры, усеивая комнату своими пластмассовыми телами и подбитыми танками. Сражение длилось до полного истребления одной из сторон, а поскольку солдат, как я говорил, у меня было много, то и комната с остатками разбитых крепостей и грудами павших героев напоминала потом подлинное поле брани.

Ещё у меня была целая куча конструкторов. Пластмассовые «склеивающиеся» кубики с пупырышками, этакий прообраз «Лего», я считал слишком детскими. Из них хорошо было строить лишь статичные предметы – домики да заборы. Я же предпочитал более сложные вещи, чертежи, металлические наборы с сотнями деталей, отвёртку, ключ и честные винты с гайками. Подъёмные краны, грузовики, станки, карусели, блоки шестерён, червячные передачи – чтобы всё вертелось, крутилось и функционировало. Вот это было по-мужски, это было здорово! Я собирал всё что угодно, почти не глядя в инструкцию-подсказку, а чаще изобретал что-нибудь своё.

Особенно меня восхитил немецкий конструктор С-03, подаренный отцом на Новый год. Он стоил сумасшедшие 20 советских рублей. На эти деньги можно было купить четыре обычных «наших» набора!

Не скрою, немецкий подход к игрушкам меня впечатлил. Детали-то там были те же самые: планки, колёсики, гайки. А вот инструкция… Нет, это была не убогая чёрно-белая инструкция на газетной бумаге, как у нас. Это был полноформатный цветной глянцевый таблоид и его можно было самозабвенно листать часами. Что я, собственно, и делал.

Каждую модель, которую можно построить из конструктора, немцы педантично описывали на четырёх языках, а вместо рисунков и чертежей у них были чёткие цветные фотографии всех моделей и отдельных узлов, причём все фото были оформлены сочно, с выдумкой и декорациями. Трактор из конструктора стоит под погрузкой крана из конструктора, с крюка даже свисает груз. А вот мотоцикл с небрежно отвёрнутым рулём. А вот чёртово колесо, будто бы стоящее в миниатюрном парке. А вот вам образец швейной машинки «Зингер», даже с подставленным под «иглу» куском ткани (кстати, после сборки она стрекотала как настоящая, хоть и не шила).

Самое классное, что детали от немецкого чуда точь-в-точь совпадали по параметрам с нашими конструкторами. И из нескольких конструкторов, сложенных вместе, можно было собрать столько невероятных штук, что я готов был колдовать над кучей колёс и хромированного железа целыми сутками… Если бы спать не загоняли.

БАБА ЛЮБА - МАМИНА

Летние и зимние каникулы мы с сестрой обязательно проводили у бабушек. До маминой бабушки, бабы Любы, нужно было ехать на автобусе несколько часов, а до папиной бабы Тони – ещё дальше, но уже на электричке. Поэтому в начале лета мы, как правило, останавливались у бабы Любы, после чего пробирались дальше. Обе бабушки наши были одинокие, своих дедушек я в глаза не видел, только на фото. Один умер вскоре после войны, другой сошёлся с прежней женой и уехал к ней.

Отправка в гости начиналась с раннего-раннего подъёма, торопливого чая и колючей-колючей «парадной» кофты, от которой не защищали даже рубашка с майкой. Мы с мамой садились на перекрёстке в междугородний автобус, папа помогал нам погрузить сумки и уходил на работу. На дороге у нас стояли синие указатели, по ним я знал, что до конечной точки, где живёт мамина бабушка, всего-то 150 километров. Но по брусчатой дороге, горам и извилинам флегматичный лазовский автобус петлял часа четыре.

Всю дорогу я героически стоял рядом с водителем, вцепившись в поручень и глядя на убегающую под нас шишковатую дорогу. Отогнать меня было невозможно, я же мечтал стать шофёром! И я не забывал ревниво смотреть на спидометр – быстро ли едем? Если мы делали посредине пути долгую остановку, то ехали все пять часов и высаживались у бабы Любы уже в разгаре дня.

В «гощении» у каждой из бабушек были свои чудесные плюсы и свои мелкие недочёты. В смысле, недочёты в их месте жительства. Баба Люба жила почти в городе, хотя в частном секторе. А в городе, конечно, были роскошные магазины игрушек, мороженое и кинотеатр, в котором баба Люба работала киномехаником. Туда нас всегда (ура!) пускали бесплатно и даже дозволяли смотреть кино из кинобудки, куда вход посторонним был строго воспрещён.

Что там шло? Индийские боевики, «Великолепная семёрка», югославские вестерны, «Верная рука – друг индейцев», всякие милые американские комедии, какие-то детективы… Пользуясь халявой, многие фильмы мы смотрели раз по десять подряд. Представьте то самое чувство затаённой детской гордости, когда на входе в кино контролёрши со всех требуют билет, зрители судорожно роются в карманах, а ты небрежно кидаешь контролёру: «Здравствуйте, тётя Лиза!» - и проходишь бесплатно!

- А, Любины внуки явились, - говорила через плечо тётя Лиза. – Подросли, молодцы! Проходите!... Эй, кто там дальше - готовим билеты, не задерживаем очередь!

Ещё у бабы Любы рядом текла полноценная река, где можно было купаться и рыбачить (дома реки у нас не было, и к своему стыду я почти не умел плавать где-то до 11-12 лет). Плюс к этому околоток у бабушки был очень большой, людный, детей здесь жила целая куча, иногда на поляне в центре набиралась ватага человек до тридцати-сорока, а то и больше.

Из детских развлечений на поляне была одна-единственная деревянная катушка, однако мы умудрялись играть вокруг неё в сотни игр. «Войнушки», футбол, штандр, вышибалы, «цепи кованые», чай-чай-выручай, «гулливеры и лилипуты», «колечко – выйди на крылечко» и уйму других. А ещё под катушкой вечером рассказывали страшные истории, тайком дулись в подкидного дурака «на вылет» и дёргали девчонок за косички. Ага, и в «московский зонтик» тоже играли, когда взрослые не видят.

Высокоинтеллектуальный «зонтичный квест» заключался в том, чтобы подкрасться сзади к любой девчонке, приподнять ей подол и радостно заорать: «Московский зонтик!» Вроде фигня фигнёй, а шуму-то и гоготу сколько!

У бабы Любы была половинка дома с двором, полным таинственных тёмных закоулков, в которые порой даже было страшновато ходить одному. Зато играть там в прятки с компанией или искать забытые сокровища – милое дело. Также были тенистые огород и сад, яблоки, малина, крыжовник, земляника и виктория. И в огороде стоял совершенно потрясающий колодец со скрипучим воротом, откуда мы по очереди поднимали воду на полив.

Минусов в привольном житье у бабы Любы для ребёнка, пожалуй, было только два. Во-первых, негде толком уединиться, когда хочется побыть одному, слишком уж много народу в деревне и в доме. Во-вторых, слишком далеко от леса и ягодных мест. Чтобы набрать грибов и земляники, нам приходилось тратить полдня, пилить чёрт-те куда и желательно под присмотром взрослых, и всюду уже было всё истоптано, срезано и собрано. А что вы хотите - густонаселённый пригород!

БАБА ТОНЯ – ПАПИНА

За уединением и грибо-ягодными местами однозначно надо было ехать ко второй бабушке – бабе Тоне. Буквально полчаса на электричке от бабы Любы – и мы попадали в абсолютно иной мир. Мир тишины, спокойствия, безлюдья, пения птиц и жужжания шмелей.

Электричка останавливалась на крошечном полустанке, даже не имеющем названия, просто «такой-то километр». Справа к небу в гору взбегают пахучие сосняки и ельники, слева – большая долина, тонущая в пшеничных полях с васильковым отливом. Электричка сигналит и убегает за гору, стихает стук колёсных пар, и мы остаёмся в неправдоподобной тишине под июльским солнцем, в летнем мареве запахов иван-чая, татарника, мазута, ромашек, рельс, горячей насыпи и цветущей клубники.

Я был твёрдо уверен, что именно этому полустанку ансамбль «Самоцветы» посвятил свою бессмертную песню:

«На дальней станции сойду, трава по пояс,
И хорошо с собой наедине
Бродить в полях ничем, ничем не беспокоясь,
По васильковой синей тишине…»

О деревне моей бабушки пел и Юрий Антонов в песне «Родные места», и Сергей Беликов «Снится мне деревня». Потому что ведь вот оно всё – трава по пояс, дальняя станция, бескрайнее небо и еле заметная тропка, по которой непременно надо бежать во всю прыть, глотать этот воздух, эту свободу, эту открытую и добрую сказку! А вон за теми акациями, если подняться на выемку, будут видны крыши бабушкиной деревушки. Их деревня имеет всего одну улицу. Уходя, хозяева подпирают дверь веником или щепочкой, потому что воров тут нет. Улица начинается с деревянных мостков и холодного, ломящего зубы ключика, бьющего из-под земли возле тёти Валиного дома, и заканчивается полем, окаймлённым ольховником, там пасут коз. Бабушкин дом – третий слева, на четыре окна, а в палисаднике калина, лиственница и бело-розовые флоксы.

Вся деревня бабы Тони – домов двадцать, зато коз здесь – целый табун, и их полагается пасти в порядке живой очереди. По-взрослому, целый день! Махать хворостиной, бегать вприпрыжку, «заворачивать» упрямых коз, хвалить и гладить коз послушных, сидеть на раскладном креслице и пить чай из термоса с подтекающей пробкой. И вернуться вечером домой усталым и загорелым до черноты!

У бабы Тони есть маленькие цинковые ведёрки, в которых я буду носить воду с ключика. У неё есть мудрый белый пёс Джек, коза Девка (всех её коз испокон веков зовут Девками), есть кролики, куры, две кошки Белки (Белка-мать и Белка-дочь). Есть дымная баня, черёмухи, огород с изгородью, на которой можно качаться. Есть амбар с кроватью, где спит папа, когда приезжает в гости. Есть русская печь и радиола, укрытая вышитой салфеткой. И есть репродуктор на стене, который в шесть утра играет гимн СССР и объявляет:

- А теперь начинаем утреннюю зарядку!

Лежишь себе под уютным одеялом, утопая в пуховой перине. Слушаешь проходящие поезда, в такт гимнастическим маршам шевелишь пальцами ног и блаженствуешь. Бабушка возится за стенкой (она встаёт часов в пять, а то и в четыре), гремит ухватами, печёт шаньги, громко топочет, хлопочет и разговаривает вполголоса с кошками, боясь разбудить любимых внуков (или внука, если я приехал один, без сестры).

САМ СЕБЕ ХОЗЯИН

У бабы Тони в её крохотной деревушке моё школьное лето вступало в самую счастливую фазу. Грибы – вот они, только поднимись на косогор у железной дороги, и грибовница обеспечена! Земляника, клубника – хоть облопайся! Сеновал с куриным гнездом, куда надо лазать за яйцами по приставной лестнице, обязательно оставляя одно «на подкладыш». Свежее молоко из холодильника. Грохочущие поезда, которые я очень любил рисовать. Гора книжек и цветные карандаши. В двух километрах – село, куда мы изредка ходим за продуктами, но в основном у бабушки всё своё. Яйца, мёд, овощи, молоко, сметана, ягоды, хлеб из печи. Из покупного нужны разве что крупа, мыло да конфеты.

Конфеты бабушка покупала простые, но безумно вкусные: фруктово-ягодные карамельки, к которым намертво прикипела обёртка. Длинные сосательные «карандаши» по три копейки. Лимонное драже, обсыпанное сахаром. Подушечки «Популярные», обсыпанные какао. А шоколадные конфеты хранились у бабы Тони под замком в чулане и торжественно выдавались мне только за выполнение особо важных поручений по хозяйству.

Усадьба и живность требовали неустанных забот. У бабушки была маленькая литовка, поэтому косить я научился рано. Тренировался в болоте на осоке, которую было не жалко. Заодно научился клепать и точить косу. Тюкать топором дрова, складывать поленницы, окучивать картошку, грести сено, чинить изгороди. Всё это было не в тягость, а в удовольствие – чувствовать себя взрослым и деловитым человеком с топором подмышкой и соломинкой в зубах.

И великолепная, глубокая, вкусная тишина. Здесь нет ни машин, ни магнитофонов, ни случайных людей (деревня была тупиковая, сюда ехали только «свои»). Только блеянье коз, петушиные крики, стукоток молотка (кто-то из соседей правит крылечко) да монотонное гудение пчёл за окном светёлки.

Да, баба Тоня держала пчёл. Это было слегка досадно, потому что пасека стояла прямо в малиннике, а пчёл я побаивался и жутко распухал от укусов. Малиной можно было полакомиться лишь после заката, когда пчёлы «уснут». Второй минус, более серьёзный – в отличие от бабы Любы, в деревне у бабы Тони не было ни реки, ни пруда, только маленький холодный ключик. Ни рыбалки тебе, ни купанья, до реки страшно далеко, километра три или четыре. Одного ни за что не отпустят.

Рогатки, поединки на самодельных шпагах, строительство «штабов» в кронах деревьев, прятки, скакалки, «двенадцать записок»… Ребят сюда летом приезжало довольно много, было с кем поиграть, но можно было и уйти куда глаза глядят, когда захочется. Влезть на сеновал и почитать книгу, например. Или взобраться на берёзу над деревней, сесть на ветке, глядеть на бесконечные поезда и думать, думать… о чём? Да ни о чём и обо всём понемногу. Здесь я бегал босиком, не боясь порезать ногу, и знал окрестности как свои пять пальцев.

А уж гнать на велосипеде по полевой дороге, ловко обходя «нырки» и вздымая колесом невесомую серую пыль… что ещё нужно для счастья, когда тебе восемь лет?

«А в поле стреножены кони,
Ах воля, весёлая дрожь,
Чуть слышно летят перезвоны
И падают в тёплую рожь…»
                (певец Валерий Белянин, «Кони в ночном»)

Эта песня появилась позже, но она тоже была о бабушкиной деревне. Пускай там и не было коней.

P.S. На этом, думаю, можно завершить вторую часть «Дневников И.М.». Хотя на ум уже лезут и третья, и четвёртая… Рад, если вам было интересно. Приношу извинения, если вам было, наоборот, скучно.

Спасибо всем, кто прочёл и не уснул.)))