А потом

    А потом тебе звонят и говорят, что папа умер.
    И вот это «потом тебе звонят и говорят, что папа умер» меня не отпускает. Потому что в любой момент снова могут позвонить и сказать то, что слышать не хочется. Я избавляюсь от телефона, я постепенно теряю слух, но это лишь бегство, это не значит, что меня не найдет очередная подобная новость и не ударит. Я рою норку из подушек и прячась в них, накрываюсь одеялом, я домике и я рыдаю, но вот это «потом» снова подойдет и вытащит меня из моего укрытия и так больно ударит, и ни раз. Мне страшно.
    А вот снова вспоминательно-воспоминательный случай и я бегу к папе, раскрываю свои объятия и уже вот-вот упрусь в его надежную грудь, но я не добегаю, теперь никогда не добегаю, пап, то падаю и теряю его из виду, то он пропадает вдруг, то я обнимаю вместо него воздух в недоумении и теперь так всегда, и теперь мне всегда грустно. Мне даже кажется, что я уже не могу быть полноценно счастливой.
Мне кажется, пап, я всегда умела быть позитивной и полной благодарности, но после той новости я до сих пор не могу прийти в обычное состояние. У меня теперь базово все плохо, несмотря на красочные декорации, приятную музыку, различные вкусности.
    Мне даже кажется, что я психопат, меня бесит, когда кто-то сильно радуется, или я смотрю на людей и думаю о том, что вдруг у них кто-то умер и они идут, погруженные в это, а я не могу им помочь. Много общаясь с улыбкой, я вдруг могу начать грустить. Делая то, что должно, могу резко подвергать все это сомнению. Но и это пройдет, все равно когда-то пройдет и боюсь, что снова начнется с очередной «новостью». Но надо как-то жить вот так вот, видимо так и живут все.
    А потом все реже разрешают видеться с теми, кого я люблю, например с племянниками. А потом утверждают, что мой ребенок сам виноват в ситуации и я одна во всем мире на его стороне. А потом дом, в котором я росла, выставлен на продажу, и я смотрю с сайта фотографии комнат, которые мои родители создавали, кажется, совсем недавно, они возделывали все это для нас – детей, а теперь это все никому не нужно. А потом соседи, с которыми мы много лет здоровались переехали. А потом, потом, потом. И из этих «потом» и состоит оказывается моя жизнь, именно этим «потом» я начала чувствовать ее движение, которое плохое или хорошее, но заканчивается и сменяется новым. Раз за разом, шаг за шагом. И страх, что «потом» это больше плохое, не дает мне двигаться смело и бодро дальше и вперед как раньше, я хочу приостановиться в моменте, где мне более-менее комфортно и переждать, зарывшись в подушки и одеяло. Но и это проходит.