Майские звезды. Глава 13. Катастрофа

Глава 13. Катастрофа.

Вечером я позвонил нефтяникам и, как вы уже вероятно догадались, они дали согласие на участие в качестве спонсоров нашего концерта. Они действительно согласились. И дали денег. И абсолютно не капризничали, и не ставили каких-то невыполнимых, дурацких, условий. Такое было время – ехали, зашли, десять минут поговорили и вышли с десятью тысячами долларов. А вы говорите – лихие девяностые. Нет, положительно, что-то было такое, интересное и удивительное в тех временах…
Все опять складывалось удачно. Мы уже начинали опасаться. И не зря.

Через несколько дней пришла вторая партия денег от Панаса. В фонде вовсю кипела работа. Несколько молодых девушек и ребят занимались решением текущих вопросов, которых постоянно возникало несметное множество – бронирование гостиниц для иногородних коллективов и артистов (один приглашенный Федей хор кубанских казаков насчитывал два десятка человек), заказ транспорта, печать и расклейка рекламных плакатов, пригласительных билетов, программок, составление и утверждение списка участников, приглашенных на фуршет, оформление зала и прочее, и прочее, и прочее.
Федя Полянин носился из кабинета в кабинет и проводил время в бесконечных телефонных и личных переговорах с администраторами артистов, оговаривая их гонорары, торгуясь до хрипоты.

Надо было согласовать  график прибытия артистов, оговорить с ними наличие качественной фонограммы номера (в живую в Кремле не выступали – только фонограммы, за исключением речи ведущих). С теми, у кого не было фонограммы надлежащего качества, надо было договориться о том, чтобы они прибыли раньше, арендовать для них студию звукозаписи, согласовать время этой записи. Более неорганизованных и ветреных людей, чем артисты, я ни до того, ни после не встречал. Это вносило массу неразберихи и сумятицы в работу по подготовке концерта. Условия и время их прибытия все время изменялись, они постоянно капризничали, дулись, выдвигали все новые и новые требования. При чем, чем выше был ранг «звезды», тем более мудаковатым было их поведение. Слава Богу, занимался всем этим бедламом Федя Полянин. Мы были всего лишь свидетелями его общения со звездной публикой и регулярных его нервных срывов, обусловленных этим общением. Не зря он получал свой гонорар. Ох, не зря.

Пришло время и нам вплотную заняться решением одной из важных и, на первый взгляд не очень сложной, задачей – изготовлением и размещением огромного рекламного стенда. С технической точки зрения в планы работы фонда эта задача не входила, мы должны были от его имени  заключить все необходимые договоры, а фонд лишь оплатить все спонсорскими деньгами.

Сроки поджимали. Деньги пришли, и мы прибыли в фонд для согласования с Цесевичем финансового вопроса – выделения денег на изготовление стенда. К тому же,  как нам казалось, справедливо рассудили - поскольку наш спонсор заплатил уже половину оговоренной суммы, мы имеем право хотя бы на часть обещанных нам премиальных – работали мы с утра до вечера уже почти целый месяц, не получив пока за это ни копейки. Цесевич молчал, мы до поры, до времени тоже. И вот мы посчитали, что время для этого разговора пришло.

Раз уж я представил и описал вам Диму, а вы не бросили это чтиво и добрались до этого места моего повествования (что мне несказанно приятно), вам, вероятно, не безынтересно узнать, как же выглядел еще один наш герой – Андрей Цесевич. Как уже неоднократно упоминалось, все мы были ровесники. Цесевич был высокий – метр восемьдесят - светло-русый блондин с вытянутым лицом. Из-под пшеничных бровей на вас смотрели небольшие светло-серые глаза, под прямым носом над тонкой верхней губой топорщились того же цвета, что и брови - пшеничные негустые усы. Не смотря на то, что я никогда не слышал, чтобы он занимался каким-либо спортом, он был мускулист и строен. При ходьбе немного косолапил. Он обладал густым низким баритоном, хорошо рисовал, умел писать плакатными перьями и отличался абсолютным отсутствием музыкального слуха.

Мы приехали в фонд. Цесевич традиционно находился у Ерша на совещании и, в ожидании его, мы скучали в приемной, Дима флиртовал с молоденькими сотрудницами, также ожидающих в приемной окончания совещания.

- Дмитрий, мне Ваше лицо кажется удивительно знакомым – лепетало нежное создание с огромными голубыми глазами, наивно глядящими на Диму.

Тот явно «распустил перья».

- Да?  Возможно,  вы видели мою фотографию на обложке моей книги.

- Ой! А Вы писатель? Правда?

- Ну, какой там писатель! – кокетничал Дима. – Так, пописываю на досуге. Я вам подарю авторский экземпляр с автографом.

- Да что Вы? Ой, как здорово! А когда Вы сможете? Очень интересно почитать. Никогда не видела живых писателей.

- Хоть сегодня. Вот закончится совещание, Цесевич кабинет откроет, я Вам принесу. Хоть десять.

Ну что ж, понимаемо. Кому не нравятся слава, внимание и уважение?
Совещание завершилось. Из кабинета директора вышел явно озабоченный Цесевич, увидев нас, кивнул и предложил:

- Пойдем, покурим - замучился на этих совещаниях, курить хочу, аж уши опухли.
Мы вышли в коридор, подошли к распахнутому окну. Группка девушек вышла за нами якобы покурить, а на самом деле послушать - на лицах их  явно читалось любопытство. Они встали в кружок поодаль и тоже закурили.
Цесевич затянулся и начал:

- Замучили эти артисты. Постоянно все меняют, ничего нельзя спланировать, денег хотят немеряно, а где их на все взять? Сидим, Тришкин кафтан латаем.
Пронеслась мысль – а куда ж вы, суки, Панисмовские бабки дели? Поделили уже? Надо же, в конце концов, и совесть иметь. Но вслух ничего не сказал.

- Кстати о деньгах, Андрюша – начал Дима. – Нам надо на рекламный щит,  на наружную рекламу, телевезионщиков еще подогреть, чтобы с интервью все срослось. И кстати, нам же там десять процентов причитается, хотелось бы тоже хоть часть получить – жить же на что-то надо.

- Нет денег. Требуйте у Панасенко. Затрахал он в мумию – сделай ему то, подай ему это. Мне, бл…дь, артистам платить нечем,  разбегутся – будет нам всем и Панасу вашему концерт. (Нашему, сука, Панасу?)

- Как нет? Он же только что перевел! Как мы будем у него просить, если отчитываться перед ним нечем? Итак он, считай, авансом, под наши обещания, уже половину перевел, ты что же нас, кинуть задумал?
Глаза Цесевича побелели, лицо покраснело. И он вдруг заорал, в полном смысле, благим матом:

- Дима, ё… твою мать! Ты совсем дебил,  что ли? Я тебе говорю – нет денег. Ты слышишь, что ли херово? Семен, объясни хоть ты ему, если он ни хрена не понимает. Вечно ходит тут, деньги клянчит.

Девицы в углу притихли. Было ясно, что ни о каких авторских экземплярах книги с дарственными автографами ждать уже не приходится. Дяденьку автора их грозный начальник, за что-то, разносит по полной программе.

Лицо Димы превратилось в маску, губы сжались в нитку.
Меня всегда удивляли их отношения. Это было просто непостижимо – почему Димка - острослов и балагур, никогда не лезший «за словом в карман», терялся перед агрессивным напором Цесевича, попадая под влияние его злобного натиска, опускал голову и молчал?

Я попытался что-то возразить Цесевичу, но Дима жестом остановил меня и хрипло выдавил:

- Андрюша, (Андрюша, бл…дь!) ты не прав. Когда это я деньги клянчил? Забыл, сколько вы с Ершом на моей книге заработали?

- Сайдинов, ещё раз спрашиваю – ты полный дебил? – Цесевич, уже не выбирал выражений, не обращая внимания на стоящих рядом сотрудниц, замерших в ужасе. – Да на хер твоя книжка кому сдалась? Ни одного экземпляра не продали, весь кабинет мне засрал! Забирай их нахрен. Ты забыл, почему мы ее напечатали? – Цесевича понесло, он не мог остановиться и орал  уже явно лишнее. Я молчал, понимая, что влезать сейчас мне в их разборки не стоит - многого я не знаю.

- Забыл, говорю, как ты здесь тогда побирался, а я тебе мелочь на метро и сигареты давал? Ерш денег тогда надыбал на «поддержку молодых писателей». Нам похер тогда было, что печатать – хоть, бл…дь, поваренную книгу. Я тогда о тебе подумал, решил помочь другу, дать подзаработать. Ты же всё прекрасно знаешь и тогда всё прекрасно понимал. Незаконный третий брат Стругацкий! Ты же ведь тогда еще и нас чуть не обделал – все сроки сорвал – у него, видите ли, творческий кризис был! Азимов хренов! А Галке почему не заплатил? Думал, я не знаю? Она твою хрень вычитывала, ошибки правила, печатала – а ты ей даже шоколадку сраную не купил, хотя денег обещал. Что, жаба задушила? Все, Дима, некогда мне с тобой тут базарить, иди ты на хрен.
Цесевич замолчал, резко развернулся и, не дожидаясь ответа, ушел.

Я стоял раздавленный, не зная как мне быть и что обо всем этом думать? Но, почему Дима просто стоял и молчал? Почему не заорал что-то в ответ? Почему не дал Цесевичу в рожу? Вопросов было больше, чем ответов. Впрочем, и впоследствии я так и не разобрался до конца, кто же был прав, а кто виноват в их конфликте, в который я отнюдь не по своему желанию оказался втянут. Конечно, Димка был мне гораздо ближе, тут и говорить нечего, и при любых раскладах я был на его стороне, но я понимал, что не все здесь было просто и однозначно. Я не стал лезть в душу друга, которому сейчас и так было нелегко – придет время, захочет - сам все расскажет и объяснит.