18 Новая работа

            Долго не могла уснуть, а под утро позвонил Гриша и разбудил ее. Он не мог знать, что она не на дежурстве, что вместо нее работает Леонид,  поэтому не рассердилась. 
            Обычно не ошибался, помнил все  ее смены, не забывал поздравлять с праздниками, в этот раз тоже поздравил с прошедшим рождеством.  Сколько раз объясняла, что православное рождество седьмого января. Ему без разницы, какая религия, лишь бы был повод выпить и с ней поговорить по телефону.
         
          «Ты пьешь,  Гришаня?» - спрашивала она.  « Ни, ни, Хеля, только в праздники, грех не выпить». Каждый раз один и тот же разговор. Что звонит? От одиночества?   Говорит, что у него есть приходящая женщина.  Как ее зовут? Неважно. Сколько ей лет? Не спрашивал.
          Если любят, должны быть вместе, а если без любви, то грешат, значит, в ад попадут.
          
          Они встречались четыре года,   при нем Майя пошла в школу. Он дарил дочери кукол, приходил в гости, когда отец работал в ночную смену, пили чай на кухне. Ни разу не поцеловались, он пытался касаться ее, но она  уворачивалась, хотя внешне не урод,  молчаливый,  ей нравилось все ему рассказывать, он слушал, не перебивал. 
         А тут купил сладенького винца, Майя гуляла, отец на работе, пили, закусывали соленьями, и вдруг  резко поднялся, думала, в туалет, нет, схватил ее и потащил в комнату. Она больно ударилась коленом,  испугалась, ни слова, ни намека, схватил и тащит.  Расцарапала ему руку, пришлось мазать йодом, он  извинился и все, больше не встречались. Жалела, ходила мимо его дома, решила, уехал. Потом узнала, что женился, сын почти ровесник Майи. Он уже был, когда они стали встречаться. Значит, не хотел на той жениться.  Гриша ушел от нее, когда сын уже вырос.
    
         Тогда она не думала о замужестве, но если бы  сделал  предложение, согласилась бы. Все должно быть правильно: хочет с ней спать, через загс, пожалуйста. Со временем уговорила себя, что ей тоже повезло, однозначно рассталась бы с мужчиной, у которого сын растет на стороне. Но чувство, что не воспользовалась шансом, гнетет до сих пор.
           Жалеет? Теперь да, но тогда теплилась надежда, что муж вернется.
      
           Гришаня  позвонил ей, когда  родилась Юля (так и не  сказал, кто дал телефон), и спросил: «Ты теперь в церковь ходишь? Не ожидал». – «Почему?» – «Тебе не подходит, туда ходят страшненькие, а ты красивая».  Это самая  длинная речь за все годы знакомства.

           Деньги у него просить бесполезно, уже пробовала, он извинялся, ни гроша, еда есть, выпивка тоже, но деньги у него не водятся, все отдает женщине, чтобы не пропить.
 
       
          Сразу после Гришани позвонила  Зоя и сказала, Петр  очень жалеет, но придется расстаться, за ним будет ухаживать дочь.   Кто решил?  Семья решила. У Ефима инсульт случился, на глазах у Петра, так что ему лучше в кругу семьи побыть, успокоиться.

          Для Хельги это был удар. После праздника внучку  забирает другая сторона (баба Нина, дедушка Вася и отец) до старого Нового года.  Они сняли домик в горах, где лежит снег, будут катать на санках любимую внучку. А что делать сейчас?
          До тридцать первого дежурит Леонид,  магазин закроется до четвертого, будет дежурить сам хозяин.   Где брать деньги на  подарки, она не знала. Дочь поймет, а как объяснить Юле, что подарка от бабушки не будет? 

          Почему ей так не везет, почему ангел – хранитель не помогает? Она встала на колени перед иконой Божьей матери, долго молилась, затекли ноги, поднялась с трудом, но успокоилась. Даже пришла здравая мысль попросить у Петра компенсацию за потерю работы, он поймет.
   
         Опять  позвонила Зоя и в этот раз обрадовала, есть работа на сегодня, нанимает Ваня, надо поухаживать за отцом Ирины.  Он привередливый, но если она ему понравится, то наймут на неделю, а сами поедут отдыхать на Ай-Петри.    Согласилась сразу, одно другому не помешает, денег много не бывает.      

          Иван встретил ее на остановке, улыбнулся,  она почувствовала, будто  на свидании. Но возбуждение прошло, как только села в машину, тепло и удобное кресло разморили ее.
         
                - Не выспалась? – услышала она голос Ивана и открыла глаза.
                - Да, помешали.
                - Мне бы кто помешал, - он  с интересом смотрел на нее.
      
          Он была спокойна, не как в прошлый раз, глупо вела себя. Ей хотелось спросить о Петре Федоровиче, но не решилась, что-то останавливало ее.
               
                - Приходить рано или днем? Мне удобнее днем, из-за внучки.
                - Утром соседка услышит, он постучит, если  что-то потребуется, завтрак ему приготовит. А потом уж вы.  Ирина холодильник загрузила, вам только разогреть. Само собой, если договоримся, надо будет ночевать. Дадите ему снотворное, он до утра проспит. Его нельзя выпускать на улицу, заблудится, с памятью плохо, маразм. А так он крепкий. Я говорил Ирине в дом престарелых отправить, она ни в какую.
                - А кто за ним смотрел?
                - Да никто, соседка помогала, он отказывался от нашей помощи до последнего времени, а тут включил газ и забыл зажечь, хорошо Ирина пришла.   
                - Соседка не хочет?
                - Работу нашла, - коротко ответил он.

         Могли ей платить, - подумала Хельга, но не сказала.

         Свернули на тихую улицу трехэтажек. Район новый, дома свежевыбеленные с  застекленными лоджиями.
          Поднялись  на второй этаж, длинный коридор, с одной стороны большие, блестевшие чистотой  окна, с другой квартиры,  Иван Иваныч открыл ключом дверь с номером тринадцать, Хельга перекрестилась, -  широким жестом пригласил ее.
          Прихожая узкая, переходит в тесную кухоньку с открытой  лоджией.

                - Не холодно? – спросила она, колеблясь,  снимать ли сапоги.
                - Нет, туда проведено отопление.
         
         Он достал из кладовки шлепанцы. Она наклонилась снять обувь и почувствовала, что кто-то смотрит на нее. Держась за стену, стоял старик, одетый  в теплый свитер  и джинсы, на ногах тапочки. Сытый на вид, лицо гладкое, розовые  щечки, почти нет морщин, очень похож на Ефима, только старее, и волосы зачесаны так, чтобы скрыть лысину.

                - Вот, дед, как просил, чтоб не скучно было.
                - Как зовут? – хрипло спросил дед.
                - Ты не поверишь, Хельга.
                - Немка, значит, видал их много.
                - И как?
                - Плохих женщин не бывает.
      
         Хельга засмеялась и прошла в лоджию. Солнце ярко слепило, после  серых дней   почувствовала себя уютно. В  лоджии кроме дивана  стояли столик и два кресла, приятно по утрам пить чай и смотреть вдаль, на голубую полосу моря.
            
                - Дед, давай, показывай  ей тут все, а я спешу, вечером приду.
   
          Дед  открыл холодильник: верхняя полка  забита колбасами, на нижней стояли кастрюли.
                - Колбаску любишь? - спросил он. 
                - Люблю, но мне нельзя,  пост.
   
         Он кивнул, открыл ящик стола и достал плитку шоколада, придвинул к ней, в тарелке мелко нарезал колбасу.
               
                - Смотри сюда. - Открыл навесной шкаф, и она увидела бутылки, много, как на витрине магазина. – Пива хочешь? – она кивнула.
         
         Он достал бутылки, пиво шоколадом она еще не закусывала, но другой закуски не предложили.   Ничего, бодренький старичок, она повеселела.

         После пива он пригласил ее в просторную комнату с диваном в углу и тремя столиками вдоль стены.
         
                - Тут лекарства, слева направо, то, что надо принимать утром, днем и вечером, Ваня придумал. Телевизор хочешь посмотреть?
      
         Только сейчас увидела: экран  занимал чуть ли не треть противоположной стены. Он взял пульт, Хельга вздрогнула: большие головы дергались в такт оглушительной музыки. Выключил, извинившись.

          Нормальный дед, спокойный, старается  выпрямлять плечи, демонстрируя военную выправку. Но зря радовалась, неожиданно положил руку ей на грудь, она вывернулась,  сделал еще одну попытку, она оттолкнула, и он чуть не упал. Вредный старикашка, она отталкивала его, а он ходил за ней, пытаясь обнять. Наконец, устал и сел на диван.

                -  Что ты себя жалеешь, мне жить осталось всего ничего.
                - Я замужем, мне нельзя, грех.
                - Ты мне не говорила, но если так, дай таблетку от давления, - он кивнул на столы.
    
          Хельга стала разбираться в записях на коробках: от маразма, для памяти, от тахикардии, - нашла от давления, тут же на столе стакан с чистой водой. Все продумано до мелочей, как и на работе, Ирина постаралась.
    
          Дед  стал заваливаться на диван.
         
                - Что с вами? Вам плохо?
       
          Он побледнел и часто задышал. Она стала искать нитроглицерин, хотя бы валидол, открыла ящик среднего стола и увидела пятитысячную купюру, как  схватила ее и сунула в лифчик,  прошло мимо ее сознания. Больше некуда, не было карманов.

         Нашла нитроглицерин, поднесла к его рту, он послушно открыл, несколько минут лежал неподвижно, лицо порозовело. Она предложила ему поспать, присела снять тапки, но он заупрямился, снял сам и лег, укрывшись пледом.
         Пока он спал, она разобралась в холодильнике, нашла борщ, котлеты и гречневую кашу на гарнир. Даже винегрет, себе взяла кашу с винегретом, ему  борщ и котлеты.

         Проснулся бодрым, сказал, что голоден. Обед перетек в ужин, сытая Хельга согласилась выпить шампанского брют, всего бокал, кислятина,  сладкого выпила бы больше. Чуть опьянела.  Решила больше не пить, но дед открыл бутылку пива, отказаться не могла.

         

         Купюра покалывала грудь,  стыдно не было, дед неприятный, из тех времен, когда она десятилетней школьницей ездила в переполненном троллейбусе в Дом пионеров петь в хоре.  Почти всегда рядом оказывался старик  с липкими руками и тошнотворным запахом застарелого пота, тройного одеколона и  сердечных капель. Он прижимался к ней, давил, будто случайно касался  груди. Ее мутило, она ждала, когда освободится место, садилась, и вскоре рядом оказывался он. Она чувствовала, как его ладонь гладит колено, пальцы лезут под юбку. Просто удивительно, что никто этого не замечал. Ей было стыдно, с трудом вырывалась из его цепких рук и выскакивала на ближайшей остановке.

         На разных маршрутах  один и тот же старик, один и тот же запах тройного одеколона, самый ненавистный, от него тошнило, болела голова. «Странная ты у меня, - говорила мама, -  если потереть виски одеколоном, боль проходит.

        Со временем поняла, что дед не один такой. Когда дочь захотела в художественную студию при Доме пионеров, она не разрешила, через весь город в переполненном автобусе, нет.   

         Дед рассказывал, что плавал по морям, бывал трижды в кругосветке, такого повидал, расскажет, если она будет себя хорошо вести. Таких, как она, десяток прокормит, хочет, поедем в Париж, хочет, на Мальдивы. Он был всюду.
          Разговор раздражал ее, хотелось домой. Она пыталась подняться, он прижал ладонью ее колени:
               
                - Ты послушай, тебе будет  интересно, я помогу, у меня есть деньги.
                - Я замужем, - вяло повторила она.
                - Ты мне не говорила.
       
           Говори не говори  маразматику, бесполезно.   Он открыл еще бутылку пива, налил ей и себе.

                – Ваня советует, чтобы я связывался только с поверенными женщинами, а то ограбят, у меня много денег.
                - Ваша жизнь в опасности,  -  засмеялась она, прикрывая  щербатый рот.
                - Ничего, зубы себе вставишь, красивые.
   
          Она услышала, как открылась дверь, явился Иван, увидел шампанское, улыбнулся:
       
                - Все нормально? Ты доволен?
                - Она украла деньги, - сказал вредный старикашка, - сунула в лифчик, поищи.

          Иван приблизился, пахнуло резким потом. Хельга замерла, почувствовала мужские руки, ощупывающие грудь, покраснела, но не сопротивлялась. Он медленно вытащил купюру,  больно ущипнув сосок. Боль вывела ее из ступора, она  оттолкнула его, схватила куртку и сапоги, сбросила тапки и выскочила за дверь. Спряталась под лестницей, прислушалась, никто за ней не гнался,  выбежала на улицу, бежала до остановки как от погони.

          Дома Майя говорила по телефону, Юла смешивала краски, все как обычно. Хельга легла на диван и разрыдалась.

          Вскоре позвонила Зоя:
            
                - Ты деду понравилась.
                - Я больше к ним не пойду.
                - Что так? Приставал? Он такой, с порога начинает лапать. Ему бы только потрогать, тебе ничего не надо делать, делаю я за хорошие деньги.   
         
        Хельга решилась признаться, что украла деньги у вредного старикашки, хотелось  облегчить душу, но Зоя перешла на тему женской порядочности, сплошь воровки, Ваня отчаялся найти честную.
         
 
                - Я понимаю этих женщин, дед такой противный, - не выдержала Хельга.
                - Ну, знаешь, если бы был не противным, а красивым и здоровым, пришлось бы тебе платить, чтобы  потискал. Спасибо скажи, что я тебя рекомендовала.
          
          Хельга не успела возмутиться, воровать нечестно, а прикидываться, что у него приступ, и подсматривать - честно?  Зоя отключилась.