Последний заяц

     Фигура мужчины в серых штанах и такой же куртке маячила на остановке. Худощавый, без шапки, хотя на улице минус 7, совершенно такой же, как и год назад, без малейшего намёка на временные перемены. Секунды, превращающиеся в минуты, часы и дни преобразуют, как известно всё на свете, а он был такой же, как и тридцать лет назад, пять лет назад, год назад. Подумаешь год, казалось бы ерунда. Особенно когда тебе двадцать лет. На самом деле год, году рознь. Вечные, миллионами людей, сделанные выводы, о том, что старость рано или поздно обязательно придет каждый живущий на земле открывает для себя как первый раз. Евгения Петровна, а среди своих Женечка, это тонко подмеченное на собственном опыте умозаключение, что старение приходит импульсами, толчками, а не постепенно, как казалось  теоретически, должно было бы быть, обнаружила в возрасте сорока лет. Стремительно неслась домой после работы и ощутила острый камешек в изящном туфле, раздражающий и болезненно сверлящий ногу, остановилась, сняла и попыталась вытряхнуть, а его там и не было. Надела туфель, а острая боль продолжилась. Лёгкая вздутая венка на пальце просигналила, что молодость уходит. Спустя день, седая ниточка в волосах превратилась в прядку, овал лица начертал странную конфигурацию кожи и нежные прелестные руки посинели сеткой венозных сосудов. Как-то это произошло одновременно и совсем не связано с какими-то ни было переживаниями, просто РАЗ и сразу небольшой букетик старости.

***

     Городской телефон позвонил пару раз и умолк. Женечка работала за компьютером на удалёнке, делала финансовый квартальный отчёт, когда телефон зазвонил снова. Порывисто вошла в коридор, взяла трубку, раздражённо  крикнула:
     – Вас слушаю!
     – Привет от дедушки, – глуховатый голос Ильи Николаевича, тихий, бесцветный, вдруг налился молодостью тридцатилетней давности, – Это я, ты что, меня не узнала?
Женечка растерялась. Конечно, узнала. Разве может быть иначе.
     – Как дела? – банально проблеяла Евгения Петровна, мучительно думая, что же следует предпринять? Какой выбрать тон? Радоваться, смеяться? Внутренне она была страшно рада, что он позвонил, жив, слава богу,  наверное, здоров.
     – Я на твоей остановке автобуса. Можешь выйти?
     – Что-нибудь случилось? Ты здоров?
     – Всё нормально. Давно не виделись. Проезжал мимо.

     Женечка дрожащей рукой подкрашивала веки, припудривала бледные серые щеки, рыскала в поисках спортивной, но элегантной одежды для променада. Она хорошо помнила, что прогулки, которые они совершали тридцать лет по Крылатским холмам, набережной, вдоль Строгинской поймы и ещё в тысячах мест, города, всегда были душевными, необходимыми и такими гармоничными, что она не замечала, сколько километров отмотали их шарнирные механизмы стоп. Только на следующий день чувствовалась боль в мышцах и во всём теле от несистематической ходьбы. Они всегда брали с собой бутерброды, фрукты, иногда вино или коньяк. Сейчас Женечка не знала, брать что-нибудь или нет. Она растерянно постояла у раскрытой двери холодильника, взирая на ветчину, сыр и квашеную капусту, но потом решила ничего не брать. Столько печальных событий принесла пандемия века. Она знала, что его жена умерла от осложнений коронавируса. Их странная дружба-любовь длившаяся столько лет, удивительным образом сбережённая от посторонних глаз и сохранённая от родных и близких в глубокой тайне, до сих пор жива и Женечка чувствовала, что она нуждается в ней все больше и больше.

***

     Серая фигурка Ильи, худая, немного сутулая, напоминала мальчишку съёжившегося от холодного ветра, сбежавшего с уроков. Женечка не успела подойти, как он радостно крикнул:
     – Здравствуй! А я сегодня взял водку. Холодно. Я помню, что ты водку не пьёшь. Ещё взял шоколад и банан.
     – А я ничего не взяла. Не знаю почему, постояла около бутербродов и ушла, – Женечка помнила, что они никогда не договаривались, кто и что берёт и всегда всё гармонично сочеталось.
     – Пошли, – он взял её за руку, как всегда и делал, и они отправились знакомой тропой к набережной Москва реки. Снега в этом году на удивление выпало много. Чистый, белый, он уже был утоптан жителями рядом стоящих домов, в виде тропинок спускающихся с кручи к воде. Несмотря на выходной день в этом месте было пустынно. Огромные деревья в распадке, возможно единственном, оставшимся в этом месте, казались сказочной чащей, а они сами чувствовали себя детьми, путешествующими  в волшебном лесу. Как только они спустились на полпути к реке, сопки в кружевах деревьев и кустарников, засыпанных снегом, окружили их, и городской шум исчез, появилось полное ощущение глухой тайги.
     – Хочешь водки? – спросил Илья.
     – Нет, – ответила Женечка.
     – А шоколадку, а банан?
     – Нет, спасибо, ничего не хочу, – она растерянно смотрела на него и держалась за его тысячу раз знакомую руку, – Хочу здесь стоять и никуда не идти…
И вдруг они увидели стремительно скатывающегося с одного склона, несущегося по снежным заносам, залетающего на противоположный склон зверька. Длинные серые уши его болтались и трепетали на спине.
     – Боже мой, – прошептала Женечка, – это же заяц!!!
     – Вот это да!, – воскликнут Илья, – в пятнадцати минутах езды от Красной площади! Это же наш любимый пейзаж и наш любимый персонаж! Ты помнишь? Все наши прогулки сопровождали эти чудесные зайцы! – Илья рассмеялся и превратился в молодого почти мальчишку, каким его помнила Женечка на школьном собрании их детей в школе 1032, когда они впервые познакомились.
     Действительно, толстопопый серый заяц однажды вышел прямо к ним на тропинку на склоне Крылатского холма. Затем спустя пару лет такой же пухляк, видимо со своею подругой, подбирался к их расстеленной на траве  подстилке. Оба симпатичных зверька внимательно рассматривали неподвижных мужчину и женщину, пока Женечка не рассмеялась, тут серые стремительно бросились наутёк. Ещё много раз бывали эти встречи. Теперь, когда бегущий по снегу зверёк резко повернул обратно, испуганный катающимися с горы детьми, он напоминал загнанного в загон несчастного, у которого нет выхода. Везде люди, везде смерть. Ошеломлённые Женечка и Илья молча шли по набережной. Пологие склоны холмов, где когда-то они встречали зайцев, побритые от остатков деревьев и укатанные горнолыжниками, напоминали адский пейзаж безнадёжно необратимых процессов уничтожения остатков природы. Огромное количество дорогих автомобилей громоздилось на когда-то построенных дорожках для велосипедистов. Гремела музыка. Стало плохо, страшно, грустно.

     – Это был видимо последний заяц, – тихо сказал Илья и посмотрел на Женечку, – Не плач, прошу тебя. Не плач. Это же счастье, что он ещё есть. Что он ещё жив…