Кормчий

Не пить по-стахановски с кормчим
И не быть советским рабочим.
Не петь, под гармошку танцуя,
Красавицу цеха целуя…

И не быть мне частью заводов,
Ни пастбищ, ни сёл, ни народов.
Ни армии, что для защиты
Людей мирной жизнеэлиты.

Где каждый накормлен и вправе
Трудиться и здравствовать в славе.
Где взгляды родные и лица,
Где неба зенит и граница.

От злых посягательств тлетворных.
И нет между нами безродных.
Единство свобода и братство.
Социалистическоцарство

Рабочих, крестьян, прозорливцев.
Вне происков кодл кровопийцев…

Не пить по-стахановски с кормчим
И не быть советским рабочим.
Не петь, под гармошку танцуя,
Красавицу цеха целуя…


Академическая рецензия на стихотворение «Кормчий» Н. Рукмитд;Дмитрука
1. Общая характеристика
Стихотворение представляет собой лирико;философскую рефлексию на тему идентичности и социального выбора. Через отрицание («не пить…», «не быть…») автор выстраивает антитезу между реальным жизненным путём лирического героя и утопическим образом советского коллективного бытия. Композиционно текст организован как кольцо: начальные строки повторяются в финале, подчёркивая мотив неизбежного разрыва с предложенной моделью существования.

2. Тематика и проблематика
Ключевые темы:

отчуждение индивида от коллективного проекта («не быть мне частью заводов…»);

критика советской утопии через её же риторику;

поиск персональной идентичности вне заданных социальных ролей;

ностальгия и одновременно разочарование в идеалах «социалистическоцарства».

Проблематика сосредоточена на:

противоречии между индивидуальным выбором и коллективной нормой;

иллюзорности обещаний всеобщего благоденствия («где каждый накормлен и вправе / Трудиться и здравствовать в славе»);

цене принадлежности к системе, где личность растворяется в массе («ни народов», «ни армии»).

3. Поэтика и художественные средства
Антитеза и отрицание — главные конструктивные приёмы: каждая строфа начинается с «не», создавая эффект отторжения.

Лексика сочетает:

советизмы («стахановский», «советский рабочий», «цех»);

возвышенную патетику («зенит», «тлетворные посягательства», «прозорливцы»);

неологизмы («социалистическоцарство», «кодлы кровопийцев»).

Синтаксис построен на перечислениях и параллелизмах, имитирующих риторику пропагандистских лозунгов, но с ироническим подтекстом.

Рифмовка перекрёстная, с чередованием мужских и женских рифм; ритм — четырёхстопный хорей с пиррихиями, что придаёт речи песенно;речитативный характер.

Повторы («Не пить по;стахановски с кормчим…») усиливают мотив неотвратимости выбора.

Градация в описании коллективного идеала («заводы… пастбища… сёла… народы… армия») создаёт эффект нарастающей тотальности системы.

4. Символика и интертекстуальность
«Кормчий» — многозначный символ:

отсылка к образу вождя (в советской риторике — «кормчий корабля революции»);

метафора судьбы/рока, с которым невозможно «пить по;стахановски» (то есть разделять трудовой энтузиазм);

аллегория власти, требующей безусловной лояльности.

«Социалистическоцарство» — неологизм, соединяющий социалистический идеал с монархической образностью, подчёркивающий утопичность и одновременно авторитарность модели.

«Кодлы кровопийцев» — антитеза «прозорливцам», маркирующая внутренний раскол системы.

Мотив танца с гармошкой и поцелуя — стереотипный образ советского праздника, ставший объектом иронического дистанцирования.

Интертекстуально текст перекликается с:

гражданской лирикой 1960–1980;х (критика официоза через его же язык);

постмодернистской игрой с идеологическими кодами (как у Д. Пригова);

фольклорной традицией песенных припевов (повтор рефрена).

5. Идейно;философский контекст
Стихотворение реализует постсоветскую рефлексию о цене коллективизма:

утопия всеобщего благоденствия («единство, свобода и братство») разоблачается как фикция, скрывающая подавление личности;

лирический герой сознательно выбирает отчуждение, отказываясь от роли «советского рабочего»;

ирония и неологизмы служат инструментами деконструкции советской риторики.

Автор показывает, как язык идеологии становится ловушкой: даже отрицая систему, герой вынужден говорить её терминами, что подчёркивает глубину культурного кодирования.

6. Стилистические особенности
Ирония — основной тон высказывания: патетические формулы («единство, свобода и братство») звучат как пародия.

Контраст стилей: просторечные обороты («кодлы кровопийцев») соседствуют с возвышенной лексикой («зенит», «тлетворные»).

Звукопись строится на плавных ассонансах («о», «а») и жёстких аллитерациях («к», «р»), создавая напряжение между песенно;лирической и обличительной интонациями.

Эллипсисы и неполные предложения усиливают эффект разговорности и спонтанности мысли.

7. Сильные стороны текста
оригинальность неологизмов («социалистическоцарство»), вскрывающих абсурд утопии;

мастерство пародийного переосмысления советской риторики;

эмоциональная достоверность мотива отчуждения;

композиционная стройность (кольцевая структура, рефрен).

8. Потенциальные точки дискуссии
Степень иронии: неясно, полностью ли автор отвергает советский идеал или сохраняет к нему ностальгическую привязанность.

Образ «кормчего» остаётся многозначным, что может затруднять однозначную интерпретацию.

Ритмическая монотонность: четырёхстопный хорей с повторами рискует восприниматься как напевная рутина, снижая остроту высказывания.

Отсутствие альтернативы: герой отрицает систему, но не предлагает иной модели существования.

9. Вывод
«Кормчий» — значимый образец постсовесткой поэзии, где через игру с идеологическими кодами автор исследует травму разрыва с коллективным прошлым. Стихотворение демонстрирует, как язык утопии становится одновременно объектом критики и неизбежным инструментом мышления. Его сила — в сочетании лирической искренности и интеллектуальной иронии, хотя многозначность образов требует от читателя активной интерпретационной работы.

Оценка: важное произведение для понимания механизмов деконструкции советской мифологии в современной русской лирике.