Там, где свеча гаснет

Тот день я запомнил в мельчайших деталях.
К утру началась сильная вьюга. Горные тропы завалило снегом, а скалистые каскады вершин утонули в ледяном тумане. Наш ашрам будто оказался в самом сердце этой непогоды. Ветер гудел под крышей и стучал резными ставнями, заметал парадный вход и укрывал пушистым одеялом восточную террасу, где Учитель любил практиковать йогу.
Нежданная метель нарушила привычный распорядок монашеской жизни, и это выбило меня из колеи. Несколько часов я слонялся без дела, рассматривая выцветшие гобелены в главном зале. Затем долго медитировал у окна, созерцая замысловатый танец снежинок. А после, окончательно задубев на морозе, отправился греться у печи в библиотеке, где другие послушники разбирали гимны Ригведы и делились впечатлениями.
Снаружи уже стемнело, когда по коридорам пронесся яркий звон колокольчика — знак того, что в нашу горную обитель прибыл какой-то важный гость. За три года жизни в монастыре я слышал этот звук лишь дважды и оба раза нас посещали мастера из ближайших деревень, что находились у подножья хребта.
Поэтому разлетевшийся над храмом перезвон меня порядком удивил. Кто же мог забраться столь высоко в такой сильный буран? Да еще и найти в темноте старинный ашрам, выросший среди скал?
Крытую галерею быстро пересекла процессия во главе с Учителем. Удивленные ученики зашептались, с интересом выглядывая из комнат, а самые проворные послушники на цыпочках прошмыгнули в большой зал, чтобы оттуда рассмотреть гостей.
Я же, набравшись терпения, остался сидеть в библиотеке. Было очевидно, что как только визитерам воздадут все почести, монахи соберутся в парадном зале для торжественного приветствия и чтения мантр.
Однако я ошибся.
Вместо песен и празднеств всех послушников пригласили в святилище — маленькую, но высокую башенку, стоящую в самом центре двора. Насколько я знал, это была первая здешняя постройка, вокруг которой позже и возвели храмовый комплекс. Внутрь допускались далеко не все, лишь Учитель и оба его помощника посещали башню по большим праздникам для вознесения молитв и глубоких медитаций.
А теперь, по воле случая и таинственного гостя, настала и моя очередь.
За расписанной красками дверью располагалась круглая молитвенная комната. Спускающиеся амфитеатром ступеньки были заставлены десятками зажженных свечей. Выскобленные стены заливал мягкий янтарный свет. В теплом и густом как патока воздухе витал аромат пчелиного воска и благовоний.
Это место полнилось древней силой. Пространство словно вибрировало от тысяч мантр, прочитанных здесь за многие века.
Ощутив эту энергию, я задрожал: по спине пробежали мурашки, а лоб покрылся испариной. На долю секунды мной овладел страх перед неизведанным, но затем — внезапно — наступило полное спокойствие. Будто кто-то мягко подтолкнул меня, придав уверенности.
Я опустил глаза на устланный жесткими циновками пол и вдруг увидел посетившего нас гостя.
Он был необычайно молод и хорош собой. Смуглая гладкая кожа золотилась в свете огней. Плавные черты лица выдавали в нем благородную кровь, однако одежды его напоминали скорее обноски скитальца. Густые черные точно смоль волосы, были перетянуты шелковой лентой. На них еще сверкали крошечные бусинки растаявшего снега.
Но более всего поражал взгляд незнакомца. Чудилось, будто в бездонные колодцы его глаз вместилась целая вселенная, преисполненная безмятежности, доброты и невообразимой мудрости. Он словно постиг самый важный секрет бытия и теперь владел всем миром.
Разумеется, я сразу узнал этого человека, хоть и не встречал его раньше. Слишком много слухов доносилось о нем с разных концов страны. Первый Пробужденный. Достигший Абсолюта. Мастер всех мастеров. Сиддхартха Гаутама.
Оглядев оторопевшую толпу учеников, мужчина тепло улыбнулся и повел рукой, приглашая нас сесть подле него. Сам же он сложил ноги в полулотосе и прислонил спину к пьедесталу Учителя, на котором лежала аккуратно отглаженная подушечка и наполированные до блеска деревянные четки джапа-мала.
Боясь нарушить чарующую тишину, мы расселись вокруг гостя и затаили дыхание. Двенадцать пар глаз, не моргая, уставились на странника. Тот же, нисколько не смутившись, одарил взглядом каждого и снова улыбнулся.
Внезапно меня охватило чувство глубочайшего уважения и симпатии к нашему посетителю. Я словно узрел в нем родственную душу, близкого друга, о котором втайне мечтает каждый из нас. Повинуясь этому порыву, я сложил ладони в мудре приветствия и поклонился до самого пола. Остальные ученики поспешили повторить мой искренний жест.
К всеобщему удивлению, Сиддхартха тоже совершил поклон, приравняв тем самым себя к простым послушникам монастыря. В тот же миг я ясно понял, что для него более нет различий в званиях и санах и что перед ним равны все живые существа.
Словно прочитав мои мысли, Гаутама тепло взглянул на меня, а потом заговорил.
Он поведал нам о тонкостях медитации, правильном дыхании и сосредоточении, поделился знанием о пути восьми ступеней, о страдании и освобождении от него. А после долго отвечал на вопросы учеников и рассказывал о своих странствиях по миру.
Послушники с благоговением впитывали каждое слово, старательно вникали в суть благородных истин и оттого глаза их наполнялись искристым светом.
Беседа с Сиддхартхой потрясла меня до глубины души. Она озарила мой мир, расширив его границы, и стала путеводной звездой, указывающей единственно верный путь к освобождению.
Пораженный безграничностью ума нашего гостя, я и не заметил, как разговор подошел к концу. Монахи начали собираться и, низко кланяясь, покидали святилище. Сам же Гаутама выпрямил затекшие ноги и неторопливо поднялся.
— Сиддхартха, — тихо позвал я, вновь опустившись перед ним на колени.
— Да, друг мой? — Он без тени усталости посмотрел мне в глаза. Прядь густых волос красиво упала ему на лицо.
— Я... я лишь хотел узнать. Ты поведал нам о пути избавления от страданий, о природе вещей и иллюзорности сущего. Но ты не сказал о том, что ждет нас за пределами знания, по ту сторону освобождения.
Гаутама хмыкнул и облокотился на пьедестал Учителя. Затем повел взором по расписанным стенам, будто ища вдохновения для своих слов.
А после, взяв в руки небольшой огарок, показал его мне:
— Твое сознание подобно огоньку свечи, сжигающему мрак неведения. Наполняясь светом мудрости, он пылает все ярче и освещает округу все дальше... — Лепесток пламени в его пальцах вдруг засверкал, увеличиваясь в размерах. — ...Но однажды разум достигает своей вершины и выходит за грань понимания. Там уже нет ни тьмы, ни света, там кончаются все концепции и знания. Там, мой друг, твоя свеча угаснет. Это и есть Нирвана.
Пламя на фитиле волшебным образом съежилось и исчезло.
— Подумай об этом. — Сиддхартха поставил дымящийся огарок на камень и тихо удалился.
Я же застыл посреди комнаты и еще долго размышлял над сказанным, наблюдая за серебристыми ленточками дыма, танцующими в пустоте.


15.12.15