Завтра будет день

   На своём веку Авдотья повидала не мало. Можно бы уж и на вечный покой уходить, но не принимали её пока что-то. Толи  дела за ней какие числились, толи мест там на всех не хватало, как в больнице, только просыпалась она каждый день с мыслью:  «Опять день настал. Ну что же, будем жить».

  Обижаться на жизнь ей было бы грешно. Бог дал и счастья,  и семью, и родных, и работу хорошую. Только думала она, что будет всегда бегать, спешить, порхать, везде успевать, а вот, на тебе – сидит сиднем. Побежала бы, а куда бежать, всё дочка делать успевает, да ноги почему-то слушаться перестали.  Глаза работу видят, умом понимает, что надо сделать, а сил-то нет, и лень какая-то наваливается.
Так, потопчется когда, и то понимает, что только мешает. Вот тебе и жизнь! Жить – то охота, видеть всё вокруг, слушать, но это ж, как повилика,  на чужом горбу в рай въезжать.

  Было время она со свекровью жила. Всё, бывало, одёргивала её: « Сиди мам, я сама всё сделаю, отдыхай, наработалась уже». И невдомёк  ей было тогда, каково  хозяйке дома сложа руки сидеть, доверить хозяйство снохе, хоть проворной и хозяйственной. И ни разу не посидела с ней, не поговорила - всё дела, всё бегом.  Упрёков не слышала – это правда, но почему-то иногда ночью та тихо плакала, надеясь, что они не слышат. Списывала  Авдотья слёзы эти на болезни свекрови, на старость.

   А сейчас  сама нет – нет да,  захлюпает.  И ведь не со снохой, с дочерью живёт.  А всё равно – им всем бежать надо: то на работу, то по другим делам, то отдохнуть охота – устают, конечно. А она одна безмолвно сидит в своей отдельной комнате и, порой, кажется, что и говорить скоро разучится.  Обид нет.  Какие обиды, если сама точно так жила. Но слёзы отчего-то неудержимо бегут, и хочется, чтоб спрашивали не только: «Поела или нет»-, а, чтоб посоветовались или поделились своими делами, успехами или печалями.

   С подружками иногда на лавочке посидит, поворчат на молодёжь, да на жизнь.  А что ворчать  - то? Жизнь она и есть жизнь:  всегда разная, всегда скороспелая – не успеешь оглянуться, а уже на лавочке с костылём. Это пока молодой думается, что ей конца нету, что всё ещё будет, а проснёшься в одно утро – всё…, можно не спешить, никто нигде не ждёт, только и делов, что себя обиходить, если ещё силы есть, да покормиться  - потому что надо, вроде.
И загадываешь только одно « Завтра снова будет день…?!»