Воспоминания о прошедшем лете

     «Вот и лето прошло» - вертелась в голове строчка Тарковского... Так было осенью, когда я жил вроде как по инерции, регулярно бывая на свежем воздухе, ощущая тепло южного солнца, но уже задумал рассказать, каким запомнилось мне любимое время года, омрачённое пандемией коронавируса. Так было и в последовавшие затем месяцы неторопливых раздумий, совместного с родителями смакования особо памятных мгновений и усердного нанизывания одной строки за другой.

     Оно, это лето, стало первым не только для новорождённых. Таким, с ежедневной статистикой по коронавирусу, вошедшими в привычку мерами элементарной предосторожности и минимумом живого общения, оно было впервые для многих. Лично мне предстояло научиться не держаться за перила, благо знаю количество ступенек во всех лестничных маршах своего подъезда и давно  избавился от детского приставного шага, предстояло забыть о совместных с мамой походах за покупками, участии в библиотечных вечерах. Казалось бы, никаких позитивных впечатлений остаться не могло... Однако я благодарен этому лету, ибо научился ценить каждую минуту жизни, радоваться малому, находить интересными хорошо знакомые вещи, занятия и места!
 
     Ставрополь недаром считается зелёным городом: у нас много аллей, скверов, рощ! Но парков – только два. Прежде я любил бывать в большем из них, куда вдобавок надо ехать на троллейбусе. А близлежащий центральный парк, который по утрам наводняли дети из пришкольных лагерей, оставался не у дел. В начале июня, просидев дома всю весну, мы с родителями решились только дойти до него, уже на следующий день робко вошли в призывно открытую калитку, наконец, осмелели настолько, что принялись по старинке обходить все его уголки. Гуляли с утра пораньше. На скамейки первое время не садились. По словам мамы, бросалась в глаза общая запущенность. Клумбы не пропалывались, местами трава успела вырасти и между тротуарных плиток... Особенно же меня огорчили побитые какой-то болезнью листья каштанов. Два дерева неподалёку от старинного, давно не работающего фонтана вообще успели спилить. Сам бы я ничего этого не заметил, брёл бы себе да брёл, удивляясь непривычной тишине. Впрочем, абсолютной тишины не было: со всех сторон неслись птичьи голоса! Осмелевшие чёрные дрозды то и дело перебегали парковую дорожку, воробьи стайкой вспархивали при нашем приближении, а голуби, явно оголодавшие без любителей попкорна и жареных семечек, буквально ходили по пятам. Я просил родителей описывать мне сизокрылых и давал клички наиболее приметным. Наверняка это делает каждый второй горожанин, и бедные птицы, словно какие-нибудь короли, носят по десятку имён! Но тогда мне не было до этого дела.

     Желая удлинить прогулку, мы взяли за привычку попадать в парк с улицы Дзержинского, минуя два центральных входа. Четвёртый вход, нижний, во-первых, нам не по пути, а во-вторых, идти к нему пришлось бы по лабиринту узких улочек, где затруднительно соблюдать дистанцию с другими прохожими. Надо сказать, наименее освоенная, едва ли не реликтовая и, что немаловажно, дорогая сердцу моей мамы часть Центрального парка отлично подходила для утреннего променада. Родители описывали мне  вековые дубы со стволами в несколько обхватов и остов бывшего ресторана «Колос». А я представлял сам или просил маму вновь припомнить эпизод из её детства, воссозданный в одном из моих рассказов. Этот маленький отрывок послужит хорошей иллюстрацией начала наших прогулок:
 
     «Проводя лето вдали от родителей, девочка незаметно обзавелась новыми привычками; например, бегать к бабушке на работу и обратно. Парк через дорогу, но машины тут не ездят – красота! Надо пробежать по длинной аллее, в самом начале которой стоит их с бабушкой любимая скамейка, миновать по мостику пруд с лебедями и лодочкой, обычно полной детворы, и ещё дальше, дальше… Она чувствовала себя храброй, самостоятельной, даже гордилась собой! Бабуля всегда разрешает ей складывать в жестянку из-под монпансье монетки, полученные от любителей шахмат».

     Налево от упомянутого пруда призывно, а для кого и угрожающе, сбегает в нижнюю часть парка  крутая лестница, направо – дорожка к выходу, где в дневные часы можно и дротики побросать, и хот-дог перехватить. Но мы, придерживаясь выработанного маршрута, поднимались по дубовой аллее на обширную открытую площадку с десятком скамеек по периметру и сиротливой нынче маленькой эстрадой. Вот куда надо идти, если хочешь покормить голубей: их здесь много, может, девятнадцать, как во французской трагикомедии «Чистый лист», может, и больше! За целое лето сложно не приметить других гуляющих, причём процесс этот обоюдный. До личного знакомства или хотя бы приветственных кивков у нас ни с кем не доходило, но, помню, беспокоились, не видя кого-нибудь из постоянных членов «голубиного общества». В большинстве своём люди были пожилые. Не знаю, всегда ли они приходили сюда спозаранку или, так же как мы, изменили распорядок дня и стали бывать на свежем воздухе в утренние часы, пока все прочие едут на работу или только просыпаются. Одни супруги патриархального вида запомнились тем, что добросовестно носили медицинские маски, другие выделялись за счёт вызывающе ярких тонов одежды и обуви спортивного стиля. Был среди нас и одинокий старик в синих штанах с лампасами, явно домашних, и спущенной на подбородок маске. Наблюдая за ними, мы и вспомнили не раз виденный кинофильм.

     Его главный герой – обыкновенный француз по имени Жермен, свой облик и голос которому подарил сам Жерар Депардье. Сперва он производит впечатление неотёсанного типа, живущего в городке, где все друг друга знают, слывущего даже среди своих знакомых глупым и недалёким, вследствие чего над ним часто насмехаются и подшучивают.  Но небольшой эпизод жизни Жермена, лёгший в основу картины, меняет как самого героя, так и отношение к нему.
 
     Однажды, кормя в парке голубей, он знакомится с маленькой милой старушкой по имени Маргаретта:

- Вы часто сюда приходите?

- Почти каждый божий день.
   
     За разговором о голубях – Жермен может отличить и назвать по кличке каждого – они немного рассказывают о себе. «Спасибо, что представили меня своей большой семье», - говорит Маргаретта. Их встреча могла случиться и в 1810-ом, и в 2010 году, когда «Чистый лист» вышел на экраны, а могла и теперь, минувшим летом. Грустную улыбку вызывает адресованный герою фильма вопрос: «В это время дня мужчины редко приходят в парк, вы безработный?» Однако я не склонен сравнивать себя с Жерменом, гораздо больший интерес для меня представляет его собеседница и перемена, происходящая в нём рядом с нею. Возвращая Маргаретте словарь, её недавний подарок, упрямец тем не менее произносит глубокомысленную фразу: «Это всё равно, что дать близорукому очки: он внезапно начинает видеть слишком много, все дефекты, все дырки в самом себе».
            
     Итак, она увлекает того самого «неотёсанного типа» чтением, что сближает их и  благотворно сказывается на жизни обоих. «Я люблю читать вслух, - признаётся Маргаретта, - но если увидят, как я сижу одна и бормочу себе под нос, меня примут...» И они начинают! С Альбера Камю, помнится. Мы с мамой потешались над Жерменом, слушая, прямо скажем, далеко не простые отрывки! Сами любим «громкие чтения» в семейном кругу. Чаще всего диктором выступаю я, отчасти реализуя мечту о работе в студии звукозаписи. Но это дома, а как пойдёшь с брайлевской книгой на прогулку? Увесистый том под мышкой – полбеды, стоит же только устроиться, найти нужное место и открыть рот, окружающие начнут глазеть, любопытствовать, попросту мешать... Позволю себе привести ещё один показательный диалог из кинофильма:

- Мы прочитали «Чуму» с небольшими повторами за десять дней.

- Вы прочитали.

- Нет, не говорите так! Вы прекрасный читатель, слушать – это тоже чтение.

     От встречи к встрече Жермен всё больше входил во вкус! А я неоднократно задавался вопросом, можно ли было добиться того же при помощи аудиокниг? Понимаю, до недавнего времени мало кто позволял себе роскошь такого чтения в тишине парка. К тому же неоценимую роль в случае Жермена сыграли обаяние и рассудительность его новой знакомой. Дай она ему послушать Камю на диске, вполне могла бы повториться история со словарём... Не помню, чтобы родители говорили об одиноко сидящих и явно что-то слушающих по наушникам людях. Почти каждое утро попадался на глаза только один молодой папаша: заняв одну из четырёх скамеек у центральной клумбы, куда, покормив голубей, приходили и мы, он успевал копаться в телефоне и покачивать ногой коляску, где спал ребёнок.

     По сюжету кинофильма наступает момент, когда Жермен сам начинает читать вслух, а Маргаретта благодарно слушает «общую», как это называется у нас дома, книгу. Поменяться местами их вынуждает падающее зрение старушки. «Я больше не могу считать голубей, - сокрушается она. - Скоро мне понадобится трость, чтобы обходить препятствия на улице». Трость он ей делает, причём с набалдашником в виде головки голубя! Но вот что странно: вместо того чтобы пробудить интерес, такой поворот вызвал у меня при первом же просмотре отрицательные эмоции... Минуту назад расслабленно слушал диалоги героев с мамиными пояснениями в паузах и вдруг напрягся внутренне, помимо воли сосредоточился на одной-единственной, волнительной для себя теме. «А как? А что? А где?» - сыпал я вопросами в ущерб основному смыслу и чарующему флеру французской трагикомедии. Познакомься мы с такой Маргареттой – говорю о родителях, так как сам первым в беседу никогда не лезу, - вряд ли я начал бы брать на прогулку брайлевскую книгу. Мне бы, скорее всего, не захотелось делать над собой усилие ради чужого человека. Ей бы, скорее всего, не захотелось переучиваться с плоского алфавита на рельефно-точечный. Выходит, Жермен – молодчина, а я, хоть и сам не вижу, - интроверт и зануда?

     Посиживать на скамейке в лучах утреннего солнца стало для нас одним из удовольствий, наряду с ходьбой и кормлением голубей, от посещения парка летом 2020 года. Первым делом читали новости, не исключая свежей статистики по заболеваемости коронавирусом. Перед выходом из дому я делал звук на телефоне еле слышным, хотя и понимал, что по нынешним временам болтливостью грешат не только «говорящие» гаджеты. Обсудив отдельные заголовки и сообщения, что сопровождалось непременными вздохами, хмыканьем, реже - смехом, мы надолго замолкали. Со стороны обширной открытой площадки неслась разудалая музыка местной радиостанции, над клумбой шла незаметная жизнь пирующих насекомых, среди которых, по словам родителей, выделялись шмели, целиком помещавшиеся в гостеприимных венчиках похожих на колокольчики цветов, под ногами же у нас вбирал тепло старинный, чудом сохранившийся на этом пятачке булыжник. Потом нехотя вставали и либо сразу плелись к выходу, либо позволяли себе побродить по дорожкам бывшего детского автогородка, где след простыл малышей и машинок времён Перестройки. Перешагнув по команде мамы высокий бордюр, за которым сплошь уложена тротуарная плитка, я уже задумывался о предстоящем дне, но иногда возвращался мыслями к Жермену и Маргаретте. Эти двое словно оставались в парке, с голубями и очередной книгой для совместного чтения. Зачем им ещё кто-то? Но вот однажды я придумал, чем бы мог заинтересовать любого из числа гуляющих!

     Началось всё с Горького! Как-то в разговоре ни о чём отец упомянул попавшийся, вероятно, ему на глаза бюст пролетарского писателя. Я удивился, даже переспросил: какой ещё бюст... Оказалось, ошибки нет, сколько себя помнит, стоял здесь, занимая лужайку справа от центральной каштановой аллеи. Надо же, я и не подозревал об этом... Ребёнком видел, конечно, да по незнанию или просто по малолетству не обращал внимания. После сделанного для себя открытия попытался найти информацию в Интернете, но кроме года, когда бюст был установлен – 1954, ничего не узнал. Зато почерпнул много сведений о самом парке, который одно время носил имя Горького!
 
     Оказывается, его история тесно переплетена с историей нашего города и страны в целом. Когда-то на этом месте была непролазная чаща Чёрного леса, но по мере строительства Ставропольской крепости значительную часть многовековых деревьев безжалостно вырубили. За более чем двести лет существования парк сменил великое множество названий, причём успел побыть и рощей, и садом с прибавлением разнообразных «титулов». Центральным, как легко догадаться, впоследствии назван из-за своего расположения: находится он в центральной части старого города, почему иногда его тоже называют Старым. Первым владельцем будущего парка был поручик Матвей Бабин, фамилия которого тоже осталась в исторической топонимике города. При нём здесь проложены парковая аллея и несколько боковых дорожек. В 1847 году, после многолетнего запустения, Бабина  роща была передана в дар мужской гимназии. А всего через год она снова подверглась переименованию и кардинальному видоизменению. По воле наместника на Кавказе князя Воронцова-Дашкова здесь благоустраивается площадь для гуляния общественности, создаётся питомник фруктовых и декоративных деревьев, виноградной лозы. Словом, прежняя роща всё больше напоминала городской, ныне известный как Воронцовский, сад. Постепенно он разрастался и развивался - сегодня территория парка составляет 12 гектаров, - был даже знаменит своими садовниками. Одному из них, Б. Новаку, мы и обязаны появлением на центральной аллее каштанов, высаженных по нескольку в одну лунку. Он же создавал ансамбли клумб на зависть современным мастерам ландшафтного дизайна. Например, цветник «Варяг» занял первое место во всероссийском конкурсе 1904 года, а потом ещё долго обсуждался во всём мире! Попадались мне упоминания и о других тематических композициях на злобу дня: созданная в 1909 году в честь строительства новой ветки железной дороги называлась «Поезд Туапсе-Ставрополь», цветник «Дирижабль» символизировал начало эры воздухоплавания. В период немецкой оккупации города, называвшегося тогда Ворошиловск, парк сильно пострадал. Были вырублены деревья, сломаны скамейки и фонари. Его второе рождение приходится на 50-е годы XX века, с этого времени он неоднократно признавался «Лучшим парком СССР»!

     Я вообще люблю делиться с близкими людьми услышанной или где-то вычитанной любопытной информацией, но прошедшим летом, когда им, хочешь не хочешь, пришлось проводить больше времени в моём обществе, эта привычка достигла апогея. Впрочем, иногда я только подкидывал тему для разговора, а родители, чаще всего отец, её подхватывали. Кто знает, может быть, другие члены «голубиного общества» тоже могли бы пополнить мои познания о знакомых с детства местах... У входа в парк мы регулярно встречали одного старика, только вот кормил он рыжего кота – возможно, злейшего врага полюбившихся мне сизарей. Бывало, мы уже уходили, а усатый подопечный оставался ждать своего благодетеля: то ли завтрак у него затянулся, то ли ещё что...

     «Вот и лето прошло» - поётся в одном, как принято сегодня говорить, «нафталиновом» шлягере. Мелодия весёлая, заводная, а стихи Арсения Тарковского, на которые написана музыка, - грустные. Так и в жизни. Добро и зло, печаль и радость всегда идут рядом, а мы пробираемся сквозь смысл антонимов в поисках тепла, что согреет душу. И отовсюду слышится рефрен из песни: «Только этого мало». Каким будет второе после начала пандемии лето, не знает никто. Но хотелось бы свежего ветра и прелести раскрепощения...