Ноги

   
    Помнится, когда-то я написала текст про руки, а теперь вот думаю, что и про ноги надо тоже написать, ибо это не менее важно. Впрочем, этот текст даже не про сами ноги, а про те невероятные, незабвенные тактильные ощущения, которые передаются от босых ступней напрямую в мозг.
    Это не менее важно, чем запахи и звуки из детства, которые в любом возрасте способны пробирать до дрожи; эта телесная память составляет некий ментальный базис, который сильнее памяти ума, и возвращается против воли, стоит только разуться и снять носки. 
     С полутора лет и до двенадцати каждое лето я проводила с бабушкой в каком-нибудь пионерском лагере - и бабушка всегда заставляла меня ходить босиком, не только на пляже, но и по пыльным деревенским дорогам, где приходилось тщательно обходить коровьи лепёшки, по лесным тропинкам, изобилующим корнями, сосновыми иголками и шишками, и по песчаным дюнам, поросшим жёсткой, как швабра, выдубленной солнцем травой.
    Бабушка говорила, что таким образом мы «размагничиваемся», имея в виду какие-то мистические свойства землицы-матушки - но я уже в те годы поняла, что босиком удобнее всего ходить по асфальту. Бабушка в своих практиках асфальта не одобряла - но мне помог именно он.
    В самый переломный момент своей жизни, когда я впервые увидела свой «серебряный свет», распустила волосы и вышла на улицу босиком, под моими ногами оказался сначала бетон подъезда, а потом асфальт, чрезмерно зернистый, растресканный и такой горячий, что местами даже мягкий.
     Асфальт был грязным, как и весь городишко, но мне было пофиг. Кто-то из жителей, много лет травивших меня, в очередной раз швырнул в меня с балкона стекляной банкой, но я только рассмеялась. Мне больше не хотелось никого убивать, даже себя. Переступив через осколки босыми ногами, я преспокойно пошла дальше, ощущая, что я, наконец-то, свободна от любых условностей.
    Можно сказать, что именно тогда я окончательно «размагнитилась», ибо ни один магнит больше не держал меня в обитаемом аду. Бабушки уже не было в живых, так что я навсегда оставила мерзкий городишко, и с тех пор мои ноги познавали счастье. Счастье обретённого пути, каким бы тяжёлым он ни был.
     Конечно, я не ходила босиком по трассе, и свои 30000 км прошла в какой-никакой, но в обуви - зато в Питере летом я практически не обувалась. Его асфальт, его гранитные набережные, диабазовую, замшелую брусчатку дворика на Гангутской хотелось впитать в кожу, вобрать в себя целиком. Эту обволакивающе-ледяную невскую воду, холод, тепло, грязь... Во второй свой приезд я прошла босиком всю Фонтанку от Прачечного до Египетского моста, и в награду услышала, как говорят Сфинксы.
    Не всё было гладко и безболезненно - но даже боль от осколков, впивающихся в кожу, была разделённой болью Города, не моей болью. Впрочем, осколки я ловила не так уж часто, всего пару раз, тогда как кайф - регулярно! Город берёг меня, и не только Город.
    В 1998-м я вписывалась на станции «Университет», а потому прекрасно помню ногами потёртый линолеум, деревянные планки лючков и бугристую железную дрожь загаженного межвагонного сочленения в электричке ЭР-2. Помню резиновые коврики, прибитые металлическими полосами в салоне ЛИАЗа, и даже ребристые ступени эскалатора метро.
    Да-да, я в те годы прекрасно умудрялась ездить в метро не только без маски бесплатно, но ещё и босиком. Ментов и охраны на станциях почти не было, и, если меня не замечали, я прыгала или просачивалась "прицепом". А если тётки-дежурные всё-таки замечали меня, то я искренне просила их меня пропустить. И они, надо отдать им должное, после непродолжительных уговоров всё-таки пропускали, отваживаясь идти против норм и правил.
   И не говорите, что я что-то там не помню и потому романтизирую свою молодость, нет. Это было не просто другое время, это был другой мир, другая реальность, где даже жестокость компенсировалась простой человечностью и смелостью.
    По той же чудесной причине мои ступни помнят гладкий, и одновременно шершавый, щелястый паркет в зале ДК Ленсовета. Это был концерт памяти Сергея Курёхина, и мы прошли туда целой толпой во главе с Левым Филом по его ксиве соцработника, под видом «группы трудных подростков». Помню даже, что для изображения настоящей «группы трудных» нам не хватало массовки, поэтому мы с собой прихватили, кроме босоногих себя, ещё каких-то жизнерадостных, бухих панков, подобранных прямо у Ленсо.
    Старушки-билетёрши старой закалки, профессиональные церберы на входе, конечно, офигели от нашего вида - но ведь ни в одних правилах не было написано, что на концерт нельзя ходить босиком! Так что мы благополучно проникли внутрь, и дружно прыгали в оркестровой яме, толкаясь в толпе, а под ногами у нас было множество пустых и полных бутылок, и ощущение разлитого под ногами пива тоже дополнило мою копилку. Ибо да, в зал с бутылками тоже было можно! Там, разве что, курить в зале было нельзя, потому что это был, всё-таки, ДК, а не клуб - но зато в сортире было накурено до одурения. И мокро, и кафельно-скользко под босыми ступнями...
    Противно, скажете? Неприятно, не спорю. Но знаете, это было в жизни моих ног не самое неприятное.
     Самое неприятное было вот что. Когда-то у моей тёти Тани был дог, который мог запросто навалить большую кучу посреди коридора. Тётя Таня его не наказывала, только шутила, что он срёт к деньгам. Так вот: наступить ночью в темноте босой ногой в кучу тёплого собачьего дерьма - это, я вам скажу, тактильный шок! Это - самое неприятное.
     А самое приятное было - совершение Ритуала Троицкого Моста. Это обычно делалось в первый жаркий день года, поздним вечером, когда ночь светла, тепла, и нагретый Город отдаёт все свои самые трепетные и нежные запахи. Тогда нужно было прийти к Троицкому мосту, на правый спуск у правого берега, разуться, сесть на ступеньку у самой воды и опустить ноги в Неву. Сидеть так можно было столько, сколько выдержишь, потому что вода в это время года ещё совсем ледяная - а потом встать, подняться босиком на мост, перейти дорогу, а потом - мост, только, обязательно, не по тротуару, а по левому поребрику. Какие это давало внутренние бонусы радости, я рассказать не могу, это надо почувствовать лично.
     Вот так, из самого низкого и самого высокого, с годами получился результат, который я имею сейчас. Он почти безоценочен, он вообще неописуем, этот потрясающий опыт - однако он здорово помогает мне не только выживать, но и носить в себе частичку той недосягаемой, не лицемерной свободы, которую у меня уже не отнять. Частичку того внутреннего бунта, без которого человек - не человек, а винтик системы.