Возвращение к любви... 1

***

Неужели?!
Она?!
Нет!
Бред!
Этого быть не может! В подобное, даже если его искусно придумаешь, вряд ли кто-то поверит, слишком нереально все выглядит. Таких совпадений в жизни не может быть! Фантастика? Нет! Даже фантастика не должна переходить определенные границы. Иначе она превращается в абсурд.
Он остановился, в глазах потемнело, сердце сначала попробовало резко притормозить на полном ходу, но ничего у него не получилось, и наоборот, оно заколотилось в бешеном ритме.
— Инна, ты?! — спросил он хриплым, срывающимся голосом.
— Наверное, я! Если ты, Григорий, меня за меня принимаешь.
Она через силу улыбнулась, внимательно посмотрела на него, попробовала снова улыбнуться, но губы ее задрожали, ей пришлось быстро отвернуться.
Григорий хотел сделать шаг навстречу, обнять ее, но что-то его остановило, попытавшиеся взметнуться вверх руки, вмиг ослабли и повисли плетями. Он на мгновение замер и просто не знал, как ему поступать дальше.
— Ну, здравствуй, Инна!
Голос и в этот раз подвел его.
— Здравствуй, Григорий! — тихо ответила она, снова кинула на него короткий влажный взгляд и опять быстро отвернулась.
Он никогда не думал, что снова приедет сюда когда-нибудь. Были возможности, находились и потребности, но он всегда искал весомое основание, чтобы отказаться от любой причины вновь ступить на улицы этого города. Боялся воспоминаний. Но все же он приехал сюда.
Оказалось, даже приятно было по прошествии стольких лет побродить по знакомым местам. Воспоминания кружили голову, терзали душу и жгли сердце, хотелось под воздействием этих, не очень приятных для него ощущений, снова пережить то время, которое можно было отнести к самому счастливому периоду его жизни. Которое было таким недолгим и что уже никогда не повторится.
Как раз примерно то же время года и приблизительно такая же погода. Улицы города, кажется, вообще не изменились за прошедшее время. А чему здесь было меняться? Старые постройки, времен существования Советского Союза, им еще не скоро в этом районе города придет что-то более современное на смену. Если только баннеры на зданиях и рекламные растяжки над улицами стали другими. Но кто на них сегодня обращает внимание, от них отмахиваются, словно от назойливых мух.
Ноги сами привели его к тому магазину, где произошла их первая встреча, этот магазин был стартовой площадкой их счастливых, нежных, страстных, безумных отношений, которые по совершенно немыслимым обстоятельствам, после нескольких безуспешных попыток превратиться в ничто, все же в конце концов иссякли. Иссякли, как ему кажется сегодня, в то время, когда они находились еще очень далеко от своего апогея.
Григорий вошел в магазин, осмотрелся, почти ничего практически здесь не изменилось. Показалось, даже персонал этой торговой точки тот же самый, хотя уж больно моложаво он выглядит после прошедших семи лет.
Бессмысленно осматривая стеллажи, он неторопливо пошел по торговому залу. Даже ассортимент товара вроде бы тот же, хотя вряд ли он сейчас вспомнит какой кефир, какой коньяк, какие конфеты он покупал здесь тогда, в той, прошлой жизни своей.
Нет, есть изменения, раньше входные двери бесшумно закрывались, а сейчас громко хлопают. Прижимистым стал хозяин магазина, денег на доводчик пожалел, обычную пружину поставил.
Вон снова кто-то вышел. Дверь опять громыхнула на весь торговый зал, Григорий бросил взгляд в сторону входа. Нет, не вышел кто-то, а вошел. Летом можно было и снять пружину… Он снова посмотрел в сторону входа и замер.
Неужели!?
Она?!
Нет!
Бред!
— Ну, здравствуй, Инна!
— Так поздоровались уже! — Инна еле заметно улыбнулась. — Какими судьбами сюда, в наши края?
— По работе.
— Все там же трудишься?
— Занимаюсь почти тем же, а вот место работы другое. А ты как здесь?
— А я живу в этом городе, к твоему сведению. Ты уже об этом забыл?
— Я в смысле… Ну, в этом магазине… Зачем здесь? Ты живешь все там же?
— Нет, живу я по другому адресу, уже давно. Просто мимо проезжала, вспомнила, что хлеб нужен, вот зашла сюда.
— А я за сигаретами.
— Ты же когда-то бросить хотел, так и не расстался с этой вредной привычкой?
— Нет, бросил. Давно бросил! Товарищ, коллега по работе попросил для него купить. По дороге.
— Ну, покупай свои сигареты. А я пошла. Удачи! Прощай!
— Прощай! Постой! Погоди! Погоди!
Она, забыв про хлеб, который ей был совсем не нужен, вышла из магазина. Он, которому совершенно не нужны были сигареты, вышел за ней следом. Выйдя, словно по чьей-то команде они одновременно остановились у края тротуара, повернулись, и посмотрели друг другу в глаза. Попрощавшись на словах, им тяжело оказалось это сделать на деле.

***

Семь лет назад.
Начало лета.
Замечательная погода. И солнышка достаточно, и не жарит оно еще во всю свою мощь, греет приятно.
Раннее утро.
Небольшой городок в центре России. Невозможно понять, чем этот город заинтересовал владельцев крупного, известного по всей России холдинга, но именно здесь прописался один из крупнейших его филиалов, охвативший своей работой чуть ли не всю европейскую часть Российской Федерации.
К центральному офису филиала за полчаса до начала работы подъехал внедорожник. Остановился. Из него вышел мужчина средних лет, одетый в джинсы, футболку и кроссовки. На вид подъехавшему было лет около сорока, может быть чуть меньше, может быть даже чуть больше. Немного выше среднего роста, средней по плотности комплекции. Темно-русые его волосы подстрижены коротко, даже очень коротко. Мужчина закрыл автомобиль, и вошел в здание офиса.
Приемная директора филиала. За столом перед компьютером и парой телефонных аппаратов, сидит молодая, белокурая, симпатичная секретарша.
Открылась входная дверь, в приемную вошел тот же мужчина, что ранее подъехал к зданию офиса. Секретарша подняла глаза на вошедшего.
— А, Вы?! Здравствуйте, Григорий! Что-то Вы рановато! - девушка опустила глаза, ей было немного неудобно, за свое обращение просто по имени к мужчине, который старше ее почти в два раза. Но он сам всегда просил обращаться к нему именно так.
— Доброе утро, Алина. Да вроде не хотелось по личным делам отвлекать директора в рабочее время. Знаю, что он раньше положенного на работу приезжает. Он ведь сейчас на месте?
— Да, Константин Сергеевич у себя. Доложить о Вас?
— Конечно, Алина! — улыбнулся в ответ ранний посетитель.
Директор, сидящий за столом, поднял глаза на вошедшего.
— Доброе утро, Григорий! Не часто тебя здесь, в моем кабинете видеть приходится. В смысле тогда, когда ты сам инициативу проявляешь на подобные посещения. Чего так рано? Что-то случилось?
— Пока вроде нет, — улыбнулся вошедший: — Просто, если Вы примите мое… Ну, в общем, согласитесь с моим желанием… Или с предложением, то этим нужно заниматься сегодня же с самого утра.
— Что за желание? Аванс, отгул, отпуск надобно перенести?
— Нет, всего этого не надо. Пока ничего вроде не горит. Вы Демидова отправляете в командировку?
— Да, все уже решили на неделе. Не справишься здесь что ли без него? Тогда в помощь кого-нибудь дадим.
— Чего там справляться? Дело для меня привычное. Я о другом. Демидов вроде бы не очень настроен на командировку?
— Да! Повозмущался тут немного, но я, сильно не налегая на него, уговорил, он все-таки согласился.
— Я разговаривал с Демидовым, и после согласия своего не очень-то хочет он ехать…
— Ну а ты-то здесь причем? Заинтересуем его еще чем-нибудь, поедет.
— Пошлите, пожалуйста, меня вместо Демидова!
— Погоди…
Директор встал из-за стола, подошел к собеседнику.
— Командировка не на неделю. Не на месяц. Я сам даже не знаю, сколько эта командировка займет времени. У тебя же все-таки семья. Сын. А Демидов не женат еще. Может, смена места положительно повлияет на него, невесту найдет там.
— Константин Сергеевич, Демидов будет доволен, что я поеду вместо него, а со своей семьей я все сам решу. Пошлите, пожалуйста, меня.
— Ну не вопрос. Раз ты сам хочешь, сегодня все утрясем. Работу ты знаешь не хуже, если не лучше того же Демидова. А он здесь один справится без тебя?
— Он молодец. Не подведет!
— Хорошо! Тогда готовься. В понедельник к восьми утра должен быть уже на месте. Билет на поезд у Демидова заказан, выезжать послезавтра, вечером воскресенья. Сегодня оформляй все бумаги, а потом отдыхай, готовься к поездке, прощайся… Тьфу, типун мне на язык! В общем, общайся перед командировкой с близкими.
Директор пожал руку своему сотруднику.
— Я все понял, Константин Сергеевич, не подведу.
Новоявленный командировочный вышел из кабинета в приемную.
Дома новость о командировке была принята и женой, и сыном достаточно холодно. И вечер пятницы, и суббота прошли у него на некотором привычном уже расстоянии от семьи.
И вот наступило воскресенье. Последний день перед, возможно, долгим расставанием. Сын с утра уехал на тренировку, он занимался спортом, и жена, управившись с утренними туалетами и делами по дому, начала тоже куда-то собираться.
— Галя, ты что, уезжаешь?
— Да! Нужно мне кое-куда съездить. Сначала к подруге, к Вике заскочу, у нее там проблемы небольшие, помочь надо ей, а потом мама просила меня к ней приехать. Я давно уже у нее не была. Соскучилась по ней, и она по мне. А что ты хотел?
— Я? Я ведь завтра буду уже далеко отсюда и, наверное, долго буду далеко от тебя.
— Ты что, хотел попрощаться? На это и вечер у нас с тобой будет.
— Хотелось в последний день вместе побыть.
— Последний день Помпеи что ли сегодня? Больше уже не увидимся? Тем более, он мог быть не последним, а обычным, в твоих силах было побороться за себя, и не соглашаться на эту чертову командировку. У тебя семья.
— Давай не будем снова заводить разговор, который за два прошедших дня уже серьезно поднадоел всем.
— Как знаешь, но мне нужно идти. До вечера!
Жена вышла, немного при этом громче обычного прикрыв за собою дверь.
Он решил ехать не на поезде, отказавшись от билета, а на своем личном автомобиле. Свои колеса, вполне возможно, там не раз ему пригодятся, и сейчас понял, что зря принял такое решение. Захотелось вдруг выпить. Что-нибудь из крепкого алкоголя, выпить немногим побольше обычной дозы для себя, чтобы как-то изменить реальный мир, или вообще отторгнуть его от себя на время. Но в ночь садиться за руль, нужно быть трезвым. Поэтому только ванна и чашка крепкого кофе после ванны.
Мало и плохо он спал в прошедшую ночь, оттого даже чашка крепкого кофе не помешала ему проспать до самого вечера.
Пробудившись, он увидел у двери спальни большой баул, собранный женой ему в дорогу. Сама же Галина крепко спала. Сын, в отличие от жены, бодрствовал, он яростно бился с черными силами в своей комнате на игровой приставке.
Григорий снова заварил себе и выпил кофе, поцеловал перед уходом сына, взял свой баул и вышел на улицу, к машине. До места назначения ехать надо было максимум пять часов, у него впереди до восьми утра времени было почти в два раза больше, но оставаться дома уже не хотелось. Хотелось просто уехать, если не туда, куда нужно было, то хотя бы куда-нибудь.
Он бросил баул в багажник. Сел за руль. Сунул сигарету в зубы, прикурил, завел машину и резко взял с места.
На выезде со двора на улицу, кинул взгляд на окна своей квартиры, увидел, как зажегся свет в их с женой спальне. Григорий невесело улыбнулся и сильнее вдавил газ в пол.
А она жила своей жизнью.
Недавно справила свой первый круглый юбилей, двадцать пять лет. Была неплохая работа, со стабильным и хорошим для здешних мест заработком. Была своя квартира, небольшая, но обжитая и очень уютная. Мама недавно переехала в частный дом, принадлежавший раньше ныне умершей бабушке, и оставила дочери, ей, Инне, свою квартиру.
Был, конечно же, у нее парень. Она молода, красива, с изящной фигуркой и, конечно же, было бы странным, чтобы на нее, жгучую брюнетку с изумительными по своей красоте глазами, не обращал бы внимания противоположный пол. Да все вот как-то до последнего времени серьезные отношения ни с кем из претендентов на ее сердце не складывались, не получались.
Казалось, что и с ним, с этим парнем, все несерьезно, все так же ненадолго. Но Александр всем своим внешним видом, характером и положением, не предполагал легких, ни к чему не обязывающих отношений. Брутален, с иголочки и с хорошим вкусом одет. Чувствовалось неплохое воспитание. Он занимался частным предпринимательством, при этом, каких бы то ни было финансовых затруднений он не испытывал.
Занимательные, интересные, престижные выходы в свободное время, дорогие, достойные подарки, внимательное и заботливое ухаживание сделали свое дело. Она им, с неожиданностью для себя самой, серьезно увлеклась. Иногда даже делала вывод для себя же, размышляя в одиночестве, что она его по-настоящему любит. Не просто же так Инна позволила себе сблизиться с ним, как можно только было сблизиться девушке с парнем. Но это решение, что она его правда любит, исходило от ее разума, а не от сердца и не от души. Все шло для них так, как им хотелось в это время, и ни Александр, ни она ничего не собирались менять в своих отношениях. Их пока все по-человечески во всем почти устраивало.
Однажды от него последовало довольно-таки странное предложение, которое Инна сначала приняла за шутку. Но это оказалось совсем не шуткой. Мысли в голове перемешались, она старалась все поставить на свои места, чтобы разобраться, что это значит. Но мысли путались, ничего не хотело ложиться на свое место на полочке. И вдруг она решила, надо немного отдохнуть друг от друга, разобраться все-таки до конца, что для каждого из них значат их отношения. Она решила на время уйти, отойти от него. О чем Инна при следующей встрече ему сказала.
— Ты уходишь? — с нехорошим выражением на лице спросил Александр.
— Да! — ответила она.
— Учти! Этот день может быть нашим последним днем.
— Что же делать? Даже если так оно, как ты говоришь, и будет, я считаю, что это лучше для нас обоих.
— Ну что же, тогда иди! А лучше проваливай!
— Что? — она с легкой усмешкой посмотрела на парня и удивилась, насколько неприятно его лицо, как же оно могло так ей нравиться раньше. — Прощай!
Она ушла. И даже не оглянулась уходя, в поиске его глаз, сожалеющих об ее уходе, и извиняющихся перед ней. Он ей в том момент стал совершенно неинтересен, безразличен, даже неприятен.

***

А Григорий сразу же по приезду с большим рвением включился в работу. Начальник нового филиала, куда его послали в командировку, подобрал неплохую здесь команду. Отсутствие некоторых навыков и определенного опыта местные сотрудники компенсировали энергией, заинтересованностью, старательностью. Дела в общем шли хорошо.
Вечерами делать в гостинице было нечего, развлекать себя он не умел и не испытывал какой-то тяги к развлечениям. Он задерживался в филиале допоздна, своей ударной работой перевыполняя все планы руководства. И вот пришло то время, когда подолгу оставаться на производстве не было уже смысла. Все шло своим чередом, в привычном ритме и с приемлемой загруженностью. Теперь вечерами он не торопился в гостиницу. В свободное перед сном время, не спеша катался по улицам незнакомого для него города, осматривая его, привыкая к нему.
Конец очередного рабочего дня. Григорий ехал в свою гостиницу. Сегодня он немного устал и решил, что вечером лучше поваляться в кровати перед телевизором, нежели бесцельно кататься по улицам города. Заметил про себя то, что прожил всего немного здесь, а номер в гостинице для него стал уже почти домом. И странно, в настоящий дом, к семье пока еще не тянуло его. По сыну он, правда, очень скучал.
Ехал, как всегда, не торопясь. Лето теплое. Много на улице девушек и женщин, и на большинстве из них минимум, для поддержания приличия, одежды. И он, как и большая часть мужчин, имел такой грешок, тешил свой взор стройными женскими ножками, округлыми, обтянутыми плотно тканями, попками, аппетитными животиками, красивой грудью и симпатичными мордашками.
Но кто это? Девчонка идет рядом с машиной по тротуару. Девчонка как девчонка, ничего лишнего не оголено на показ, ничего выставочного. Но как она обворожительна! Он словно по чьей-то строгой команде резко обернулся, проехав мимо нее, и только истошный вой клаксона встречной машины спас обоих водителей от лобового столкновения. Григорий успел вывернуть руль в последний момент.
Выбрав свободное местечко на обочине, остановился, нервно закурил, потихоньку успокаиваясь. Сердце колотилось, и он не понимал, почему оно так сейчас бьется. За рулем он уже давно, не первый десяток лет, бывали ситуации посерьезней сегодняшней, и никогда до этого случая его сердце в его же груди не стремилось покинуть данное природой место с такой энергией и настойчивостью. Что-то здесь совсем не так. Что за чертовщина!
Не докурив до фильтра эту сигарету, Григорий нервно затушил ее в пепельнице и сразу же полез за новой. Беда! Та, сейчас им затушенная, была последней в его пачке! Он вышел из машины. Где-то неподалеку должен был быть продуктовый магазин. Ах, да, вон она, нужная ему сейчас торговая точка, немного впереди.
Коли пришел в магазин, так чего же ограничиваться покупкой одних лишь сигарет, надо хлеба взять на вечер, стоит кефира купить. Чего-нибудь еще прикупить из мясопродуктов для ужина всухомятку. Завтракал и ужинал он в своем номере гостиницы. Можно и выпить немного, почему не взять бутылку конька. Коньяк в умеренных дозах полезен для сердца, которое пока еще не бьется в привычном ритме.
В магазине, в торговом зале, пятясь вдоль полки, выбирая кефир из общей массы кисломолочных продуктов, он вдруг почувствовал, что толкнул нечаянно кого-то позади себя.
— Ой!
Он резко обернулся, батон выпал из его рук. Боже! Она! Нет, не может быть! Та девушка. Та девушка с улицы. Он ошибается. Глаза сейчас хотели ее снова увидеть, вот и подводят его. Да нет, точно она...
— Извините! — сдавлено вырвалось у него.
— Да ладно! Ничего страшного! — ответила девушка с трогательной улыбкой, изумительным по своей нежности и красоте голосом. — Все в порядке. Не беспокойтесь.
Да что же с ним происходит сегодня! К кардиологу надо на следующей неделе на прием срочно записаться. То ли сочный тембр ее прекрасного голоса, то ли ее неповторимый облик с волшебными озерами глаз и аппетитно-пухлыми, влажными губками, то ли правда странная, неожиданно навалившаяся на него сердечная болезнь снова запустили его сердце биться в бешеном ритме.
Она еще раз улыбнулась и с обворожительной улыбкой обошла его. Григорий машинально повернулся, провожая ее взглядом, наступив при этом на свой бедный батон, лежавший на полу. Отойдя недалеко, девушка обернулась и еще раз улыбнулась. Дойдя до конца зала, опять повернула милую головку в его сторону и снова одарила его лучезарной улыбкой. А он столбом стоял на своем раздавленном батоне, разинув рот, совершенно не понимая, что с ним, и что в данной ситуации он должен делать.
Она скрылась за рядом полок, а он, наконец, закрыл рот, поднял с пола свой раздавленный батон, взял первый попавшийся в руки кефир с полки и поковылял к кассе.
И тут... Ну что такое? В небольшой очереди перед ним стояла снова она. Григорий не видел ее лица, но шестым чувством чувствовал, что она так же лучезарно улыбается. А он стоял сзади и громко сопел толстым гиппопотамом, жадно вдыхая сердцем и душой аромат ее волос и тела. Букет чувственных запахов кружил ему голову и не давал сердцу угомониться.
Девушка достала телефон из сумочки, изящным тонким пальчиком набрала номер, поднесла его к нежному маленькому ушку. После некоторого ожидания, громко сказала в трубку.
— Привет! Ты дома! Чего, не узнала меня? Это я! Запиши новый номер моего мобильного — 8183559418.
Григорий всегда имел проблемы с памятью на числа, никогда не мог сразу запомнить набор любых цифр. Но этот номер обязательно нужно было сохранить. Он лихорадочно пошарил по карманам брюк. Суматошно лазил по карманам, хотя знал точно, записать здесь нечем и не на чем.
— 8183559418, 8183559418, 8183559418 — повторял он про себя...
К чертям кассу! Еще немного и все забудется! Цифры цен и стоимость покупки вышибут из его головы номер телефона. И тогда беда! Надо бежать! Он бросил все, что хотел купить, и рванул бегом к своему автомобилю, где мог записать нужный ему номер. Бежал, повторяя набор этих цифр про себя на ходу.
А Инна жила своей жизнью.
За два дня до того случайного знакомства в магазине, она неожиданно поссорилась со своим парнем. Поссорились они серьезно, по-настоящему. Доля ее вины в этом, скорее всего, была немногим больше его, но она решила так: ни за что не позвонит сама первой, не напомнит о себе никоим образом. Он ведь мужчина, ему все карты в руки. Пусть сам решает, стоит им возобновлять свои отношения после той ссоры или же нет.
Ночь после их раздора у девушки была практически бессонной. Следующий день прошел словно в густом тумане. Сменивший день вечер так же проплыл в легком полусне, так же, как и наступившая ночь. А Александр так и не позвонил.
А на утро вдруг все разом переменилось. Она проспала на работу, но проспав, проснулась совсем в другом для себя мире. Как будто вовсе не было его, Александра, раньше. Мало того, появилось ощущение каких-то очень хороших и приятных перемен в ближайшем будущем в ее жизни, что внушало оптимизм и поднимало на должный уровень ее настроение. Она улыбалась.
День прошел отлично. Вернувшись с работы, Инна скинула туфельки в прихожей, прошла в комнату и, прямо в джинсах, завалилась на диван. Все, нужно отключиться на время от всего мира. Просто полежит, а уснет — и того лучше. Две полубессонные ночи давали о себе знать.
И вроде как она задремала. Но тут зазвонил ее сотовый телефон в прихожей. Первая мысль — это он звонит, одумался, отошел, решился! Нет, не пойдет ко звонку, столько времени молчал. Нет, не поднимет трубку, не ответит ему. Однако какая-то неведомая сила подняла Инну с дивана, и она, хотя была в квартире одна, с явно показной неспешностью пошла в прихожую, словно хотела продемонстрировать кому-то свое безразличие к телефонному звонку. Шла с надеждой, что Александру надоест звонить, а уж перезванивать ему она точно не будет.
Сначала не спешила. Но последние метры она прошла с явным ускорением и успела… Он? Нет, не он! Мама! Господи, она же вчера не звонила маме днем. Вечером поговорили, но мама на расстоянии почувствовала подавленное состояние дочери и быстро свернула их разговор. А сегодня Инна проспала, торопясь на работу, забыла телефон там, в прихожей. И снова за день маме от нее ни звонка. Можно было представить состояние ее мамы.
Она ответила, извинилась и, не прерывая разговора, прошла на кухню. Есть Инне совсем не хотелось, а вот чаю она с большим удовольствием попила бы. Где там ее любимый зеленый чай? А нет ее чая, он закончился, еще два дня назад. Не до него было в эти дни. Но без зеленого чая сегодня, скорее всего, она не обойдется, очень его хочется. Великая сила привычки.
Закончив разговор с мамой, Инна решила немного выгулять себя, пройтись до магазина. Действительно, когда чего-то хочется, а этого нет, то хочется этого в несколько раз больше. Она собиралась нацепить туфли… А ну к черту эти джинсы! Пусть летнее вечернее солнышко по коленкам лучами пробежится, да ветерок проветрит все то, что под джинсами скрывалось. Ей это не повредит уж точно, только на пользу.
Инна быстро скинула джинсы и футболку, надела легкое, коротенькое платьице, нацепила босоножки и выскочила из дома на улицу. Десять минут назад с дивана подниматься не хотелось, а тут вдруг словно лопатки в крылышки превратились, и она легко, почти вприпрыжку, зашагала по тротуару.

***

Шла по улице она так, словно была одна во всем городе. Не следя совсем за тем, как она идет. Походкой эдакой беззаботной, шаловливой девчонки. Шла и беспечно вертела головой по сторонам. Мимо нее проезжала машина, Инна бросила на автомобиль быстрый взгляд и встретилась с глазами водителя той машины. Он, не глядя на дорогу перед собой, просто пожирал Инну взглядом.
— Ой! — вырвалось у Инны.
Машина любопытствующего мужчины резко вильнула влево. Еще пара секунд, и он собой соберет весь встречный поток автомашин. Однако истошный сигнал едущей навстречу машины вернул глазастого не по делу водителя к действительности. Он рванул руль вправо и ушел от страшного лобового столкновения. Метров через тридцать впереди, девушка увидела знакомый автомобиль у обочины. Проходя мимо машины, она украдкой бросила взгляд на водителя. Тот, нервно куря, смотрел куда-то вверх.
«Штанишки сушит», — весело подумала она: «В следующий раз памперсы, дружок, перед поездкой надевай, коли ездить не умеешь»!
По пути ей встретился магазин бытовой техники. Вот они мелочи жизни, которые в большей степени влияют на жизнь людей, на их судьбу. Она зачем-то зашла туда. Зачем? Бог ее знает! Просто зашла. Просто пошла вдоль рядов стиральных машинок, холодильников, газовых плит. И эта задержка по дороге, возможно, сильно повлияла на ее жизнь в ближайшем будущем.
— Можно Вас?
Она обернулась. Почему-то ей показалось именно тот мужчина, чуть было не поигравший в кегли машинами на улице, окликнул ее. Нет, не ее позвали, немолодой мужик, похожий чем-то на позднего Юрия Никулина, подзывал к себе продавца-консультанта.
— А есть у Вас такая же, но…
Чего не хватало мужчине в той стиральной машинке, которая была ему нужна, она не услышала, но в голову сразу прилетело: «У Вас нет такого же, но с перламутровыми пуговицами». Она жизнерадостно улыбнулась, легко выпорхнула на улицу, зашла в нужный ей продуктовый магазин и тут же увидела перед собой наклонившегося за каким-то продуктом мужчину, выставившего в ее сторону обтянутую тонкой тканью летних брюк попку.
«А ничего у него попка»! — мелькнула странная мысль у нее в голове. Да что такое с ней? Никогда она не обращала раньше внимание на эту часть мужского тела. Она подошла ближе, и прямо перед ней мужчина вдруг резко выпрямился и сделал небольшой шаг назад.
— Ой, — выдохнула она.
Мужчина легко задел ее локтем. Он обернулся, глянул на нее. Вот это да! Да это же тот глазастый водитель, пытавшийся ее взглядом раздеть прямо на улице города. А вроде как ничего он собой. Не первой, правда, свежести уже, то есть не совсем молод, но хорош, ничего не скажешь, не потаскан еще временем, ухожен, в теле… Он что-то прохрипел, видимо извинялся.
— Ничего страшного, — ответила она, улыбаясь. — Со мной все в порядке. Не стоит беспокоиться.
Сказала и пошла дальше.
«Да ты, дядечка, не только ездить не можешь, ты и ходить, милый мой, не умеешь»! — вертелось в ее голове.
Отойдя метров на пять, оглянулась. Та картина, какую Инна увидела, заставила ее широко и весело снова улыбнуться. Мужчина, словно примороженный, стоял на месте, причем под одним из его ботинок находился бедный батон хлеба. Мужчина, словно зачарованный, не отрываясь, смотрел в ее сторону.
За зеленым чаем надо было идти ближе к кассе, но она ради интереса решила пройтись до конца торгового зала, чтобы там еще раз, оглянувшись, взглянуть на … на бедный батон под ногой мужчины.
«Наверное, за памперсами зашел», — мелькнуло в голове. Чего-то ее прет сегодня, шальные мысли так и лезут в голову. Да нет, памперсы ему были не нужны. Если судить по его сухой попке, беды сегодня с ним не случилось.
Дойдя до конца зала, она снова бросила свой взгляд назад. Тот же мужчина, та же поза, тот же батон на полу.
Выбрав нужный чай, подойдя к очереди в кассу, Инна почувствовала тяжелое дыхание за своей спиной. Даже не оборачиваясь, поняла, что это он, тот мужчина с батоном, стоит за ней. Захотелось поиграть немножко, настроение позволяло. А ну-ка, приятель, тест тебе на сообразительность. Она достала из сумочки телефон, набрала наобум несколько цифр, поднесла мобильник к уху.
— Але! Привет! Ты дома? Чего, не узнала? Это я! Запиши новый номер моего телефона — 8187445581…
Мужчина сзади задышал еще чаще, еще тяжелее. Потом вдруг выскочил из очереди, и бегом рванул к выходу.
Господи, какая же она дура! Ну, зачем! Кто ее за язык тянул? Судя по тому, как он рванул к выходу, скорее всего, украл чего-нибудь. Вор! А что он украсть мог? Наверняка бутылку водки спер. Потаскун немолодой, вор и еще алкоголик в придачу, аж три в одном, полный джентльменский набор. Ну, зачем? Ну, кто ее за язык-то тянул.
Придя домой, Инна, бросив телефон в прихожей, пошла на кухню заваривать для себя чай. Телефон она хотела выключить еще там, в магазине, но потом отчего-то передумала. Не смертельно. Что она потеряет, только старый, привычный для нее и для некоторых ее близких и знакомых номер. А вдруг позвонит? А все-таки интересно, позвонит, или не позвонит?
Во время третьего глотка горячего чая, в прихожей зазвонил ее телефон. Она при этом звуке чуть чаем не подавилась. Инна тихонько подошла к телефону, можно даже сказать, подкралась, подобралась на цыпочках. Так. Понятно здесь все. Номер ей не знакомый. Отвечать или не отвечать? Пока она думала, вызов прервался. Ну и ладно. Ну и хорошо. Ну и к лучшему. Пусть будет так, как есть. Пусть все так остается, как было, никак. И тут снова раздался звонок. Номер высветился тот же. Она, уже не думая взяла в руку телефон, ответила на звонок.
— Я Вас слушаю!
— Девушка, извините, не бросайте, пожалуйста, трубку, мне всего сказать Вам несколько слов нужно.
— А Вы кто?
— Я тот, что из магазина, который толкнул Вас нечаянно.
— И что же Вы от меня хотите?
— Извиниться хочу! С глазу на глаз...
— Мне Вас нужно пригласить в гости к себе для этого?
— Ну зачем Вы так? Давайте встретимся, когда Вы сможете. Мне, правда, так неудобно перед Вами.
— Так извинитесь по телефону, если Вам неудобно.
— Ну что это за извинения? Я себе не прощу, если не подарю Вам в знак извинения большой букет цветов.
В голове бродило несколько вариантов. Просто послать! Поломаться немного, а потом послать! Поломаться немного, согласится, но не прийти! Поломаться, согласиться и прийти! Последний вариант, как приемлемый ею не рассматривался, он просто попал в общий ряд из всех вариантов.
— И когда же Вы хотели встретиться?
— Да хоть сегодня.
— Ну что Вы, сегодня поздно уже.
— Ну, тогда завтра!
— Завтра? Во сколько?
— Во сколько скажете.
— В три?
— В три я работаю, но могу отпроситься...
— Не стоит, я тоже работаю, просто Вы сказали, мол, во сколько скажете, вот и вырвалось у меня...
— А после работы?
— В какое время?
— Хотя бы в половине шестого?
— Ну, в половине шестого рановато будет, а вот в шесть в самый раз.
— Мне куда подъехать за Вами?
— Ну что Вы, в машину, к незнакомому мужчине? В его машину?
— Я на такси.
— Не стоит тратиться. Магазин, где мы не разминулись с Вами, помните? Найдете его?
— Конечно!
— Вот у входа в магазин, завтра, в шесть.
— Все понял, до завтра!

***

Наше время.
Молчание затянулось.
— Ну что? Вроде все. Прощаемся?
— Погоди, не уходи, давай посидим где-нибудь. Ну, хотя бы десять минут посидим. Поговорим немного.
— А о чем нам с тобой разговаривать? О прошлом? Прошлое так и осталось в прошлом. О настоящем? Так вот оно наше настоящее. Ничего другого у нас нет. О будущем? Так его нет и не будет. О чем разговаривать нам?
— Ну, хотя бы просто посидим, рядом.
— И где мы посидим?
— А давай в том кафе, где ... Ну, где мы с тобой были, в тот, во второй день нашего знакомства, оно ведь недалеко отсюда.
— Так нет его уже, того кафе, там салон красоты какой-то.
— Может быть на водохранилище поедем? На тот полуостров?
— Хм! Ну ты даешь! Ты может меня еще в гостиницу к себе пригласишь? Ты нынче так же в гостинице живешь? Ладно, есть тут неподалеку некое подобие кафе. Пойдем. Но недолго. У меня много дел на сегодня.
Грязные, обветшалые пластиковые столики, такие же стулья. Тяжело было найти что-то более-менее чистое, чтобы свободно присесть. У Григория пересохло во рту, он направился к стойке, купить что-то из напитков.
— Возьми обычной минералки, что-то другое здесь покупать не советую.
Он и вернулся с бутылкой нераспечатанной минеральной воды в стеклянной бутылке и с двумя пластиковыми стаканчиками.
— Стаканы чистые, при мне новую упаковку вскрыли. Вот только чем бутылку открыть? У них даже открывалки нет.
Она улыбнулась, полезла в свою сумочку. Достала оттуда зажигалку. В ответ на его недоуменный взгляд с той же улыбкой сказала.
— У женщины в ее сумочке должно быть все, что может ей хоть раз пригодиться в жизни. Как видишь, и зажигалка пригодилась.
Он открыл минералку, налил в оба стакана, свой опорожнил за пару глотков, она лишь пригубила из стаканчика. Он, не мигая смотрел на нее.
— Ну что так смотришь? Постарела сильно?
— Нет, что ты, ты из молодой смазливой девчонки превратилась в прекрасную, роскошную женщину. У меня нет просто слов!
— Ну и выдал! Хотя на комплименты ты всегда был щедрым. Но ты тоже молодец. Очень даже хорошо выглядишь.
— Да хватит тебе...
— А какой мне смысл врать? Ты за эти годы заматерел как-то, какой-то импозантностью, основательностью и статусностью от тебя так и разит. Где живешь сейчас? А имею в виду, место постоянного проживания.
— В том же городе. Где и раньше жил.
— В семью вернулся?
— Нет. С женой редко, но встречаемся случайно, сын в стольном граде обосновался, остоличился, видимся крайне редко. Не женился. Это я о сыне. Не женился. Это я уже о себе. Пробовал пару раз, но, чтобы тебя заменить, нужно быть не такой, как ты, а намного лучше тебя. Так что не сложилось. Не нашел еще.
— Ой, да ладно тебе! Лучше!!! Да какие твои годы, встретишь еще.
— А ты замужем?
— Да.
— За ним?
— Ну, вот еще! Я к прошлому не возвращаюсь.
— И кто же он?
— Господи! Да какая тебе разница. Очень хороший человек. Почти семь лет мы с ним уже, как муж и жена.
— Дети?
— Дочка. Шесть с небольшим лет.
Она бросила на Григория быстрый взгляд, но тот не поймал его, он смотрел в это время немного в сторону. Что-то в их общении сильно мешало.
— Послушай. Давай прощаться. И я, и ты тяготимся этим разговором. Зачем нам с тобой это нужно. Допивай свою воду, и пойдем.
— Я бы сейчас не воды, я бы сейчас чего-нибудь покрепче выпил.
— Слушай! Не начинай! Я не знаю, что для тебя значат эти прошедшие семь лет, для меня это почти четверть жизни. Это половина, так сказать, моей взрослой жизни, если за точку отсчета взять совершеннолетие. Давай прощаться. Встретились, поговорили, по-моему, это все, что между нами возможно сегодня.
— Мы еще увидимся?
— Вряд ли! Зачем?
Инна решительно встала, кивнула, повернулась и быстро пошла в конец парка.
Он не шелохнулся. Он сидел и смотрел ей вслед, в надежде на то, что она оглянется, но она не оглянулась.
Она просто ушла.


***

Семь лет назад.
Ах, если бы кто знал, как нелегко Григорию достался тот первый звонок Инне! Он не сразу уехал от магазина. Прибежал в машину, записал номер и сидел в ожидании. Раз она пришла с этой стороны в магазин, значит, и уйти должна в эту сторону. Так хотелось ему ту девушку еще раз увидеть. Наверное, снова заметив его в машине, она улыбнулась бы. Замечательная улыбка у девушки, вроде бы как ироничная, но очень милая, такие губки другой выдать не могут.
И в глаза ее взглянуть хотелось еще раз. Есть избитый штамп, на что, мол, можно смотреть вечно. Ему казалось, что он бы мог вечно смотреть в глаза девушки. Он не мог назвать причины, почему ему в них хотелось бы смотреть всегда, наверное, это за пределом его осмысливания. Глаза у прекрасной незнакомки чудесные, а значит увидеть их равноценно тому, что и познать чудо. Но ее не было.
Он вышел из машины. Осмотрелся, ее не было. Скорее всего, прошла вперед, в другую сторону. Он сел снова в машину и поехал в ту же сторону, куда предположительно ушла девушка. Нет, не суждено ему было в тот день снова увидеть ее. Григорий не знал, нашел бы он в себе силы, увидав ее тогда, подойти, попробовать заговорить. Скорее всего, нет, не решился бы. Но увидеть ее страшно хотелось.
Проехав по городу километров пять, он заехал туда, где до сего времени еще ни разу не был. Григорий заблудился. И не мудрено. Григорий просто не думал о том, куда он ехал. Захотел повернуть, повернул, захотел не повернуть, не повернул. Вот так и приехал в никуда. Остановился. Посмотрел на листок с номером телефона, лежащий на сидении рядом, взял его в руки. Достал телефон. С минуту думал. Убрал телефон. Посмотрел на листок еще раз, опять достал телефон.
И все-таки решился. Вот убей его летняя молния, он практически не помнил, о чем они говорили в тот раз. Услышав ее нежный голос, он отключил свою голову, ничего не запомнилось из слов, но главное услышал и запомнил: " Там, у входа в магазин, завтра, в шесть".
В тот вечер, после согласия девушки встретиться, Григорий весь остаток вечера и почти всю ночь кружил по городу на машине. Ему хотелось петь, и он пел, ему хотелось танцевать, и он выписывал всевозможные па на автомобиле. Выйти на дорогу и танцевать там одному под свое же пение он не решился.
Окончилось его представление часа в три ночи. По банальной причине завершилось. Закончилась горючка. Григорий не имел представления, где он находится. Вроде, только что вокруг были дома, а тут везде лес, и ни единого блика от света автомобильных фар, уличных фонарей и окон домов. Но ему повезло в ту ночь, первая же проезжавшая мимо него машина остановилась. Подцепила, подтащила к ближайшей заправке.
А он даже рад был всем этим злоключениям, все равно бы не уснул у себя в гостинице после встречи в магазине, и после своего звонка незнакомке. Ожидание новой встречи с девушкой выбило из него понятие состояния покоя.
Шесть часов — это счет времени утром. А вечером, принято считать, наступает восемнадцать часов. От шести до восемнадцати целых двенадцать часов. Почти весь световой день. Половина суток. Ох, и тяжело было прожить в тот день эту половину. Понимал он, что бессонная ночь, изматывающий ожиданием день, привлекательности его, не пышущей юностью физиономии, шарма не придадут. Но времени на принятия водных процедур у него перед свиданием не было.
Фонтан! Никогда в жизни он так не радовался, увидав городской фонтан. Он бросил машину посередь дороги, кинулся к фонтану и сунул голову в ледяную воду. Милые гаишники, дорогие милиционеры, какие же вы все-таки молодцы, что в тот день он не попал в зону вашего внимания. А ведь его мальчишеские выходки могли закончиться для него не так уж весело.
Машина стоит на стоянке. Букет в руках. И полчаса времени впереди. Не удержался. Прибежал к тому магазину на полчаса раньше.
Парадокс времени. Последние полчаса показались ему длиннее всего того времени, что прошло от слов на другом конце связи: " Там, у входа в магазин, завтра, в шесть". И мысли одолевают нехорошие. Почему-то только сейчас появилось сомнение в том, что она придет, и с каждой минутой сомнение все усиливалось. Ну, зачем он ей. Поигралась девчонка, пошутила при телефонном разговоре. Пошутила. Позвонить ей? Нет! Будет ждать. Или позвонить? Зачем. Время еще не вышло. А просто позвонить и спросить. Придете? Нет! Она же сказала, что придет. Он позвонит, получится, что он сомневается в ней. Нет! Потом позвонит, если... Да, что такое, почему если? А почему нет?
— Молодой человек, Вы не меня ждете?
Кого это? Она? Его? Его! Букет задрожал в его руке, пришла!
— Здравствуйте! Вас! Вот, пожалуйста, букет!
— Ой, это мне? Спасибо! Очень красивый!
— Да это... Как бы... Того... Обычный... Не за что!
Он уже жалел, что позвонил ей. Жалел не о том, что разочаровался в девушке сегодня. Жалел, что сделал и делает все для того, чтобы она разочаровалась в нем. Ведь не мальчик давно. Сколько у него было первых свиданий. Не считал. Но много. А здесь, с ней, он себя из себя выпустил. Выпустил, словно воздушный шарик выпустил воздух. И сдулся. Словно упомянутый им же воздушный шарик. Мысли путались в голове, язык то прилипал к небу, то завязывался в узел, то застревал меж зубов. Руки оказались лишними конечностями. Они постоянно ему мешали. Ноги приобрели шаркающую походку. Плюс потрепанная физмордия, плюс рабочая рубаха и рабочие брюки. Чего он ни за какие посылы не хотел бы тогда, так это посмотреть на них обоих рядом со стороны. Наверное, в тот момент времени он бы возненавидел себя на всю жизнь. Вся прелесть жизни в одной, и нечто бесформенное, непонятное, неопределенное – во втором.
А она молодец! Она поняла его состояние, она переждала, она перетерпела. Летнее, открытое, небольшое кафе за столиком отобрало у него его шаркающую походку и придало рукам их полезность.
А с ней было легко. Легко, интересно и приятно. Она не строила из себя ни простушку, ни недотрогу. Заразительно смеялась над его глупыми остротами и шутками. Чутко заполняла паузы в разговоре сущими пустяками, но с ее удивительно нежным голосом они были так уместны и так интересны.
Она по капельке слизывала красное вино из бокала, словно давала ему понять, все хорошо, все нормально, я не тороплюсь, ты не тяготишь меня. Григорий смелел. Он потихоньку начинал заполнять сам себя. Иной раз она немного даже с удивлением бросала на него взгляд, ошпаривая Григория красотой своих глаз.
А время шло. Современные технологии и средства передвижения позволяют сжимать и растягивать пространство. В любом из его трех измерений. Для времени подвластно лишь одно измерение, но никакие современные научные достижения не дают возможности ни растянуть его, ни сжать. Скорость движения времени зависит только от состояния души. В случае Григория, ожидание растянуло время до непомерной величины, чуть не свернув его в кольцо. А при общении с этой замечательной девушкой, время, словно насмехаясь над Григорием, с начала его превращения в себя, стало неумолимо сжиматься. Он чувствовал приближение часа расставания. Он не знал, как ему продлить время встречи. Была бы на месте этой девушки другая. Он, конечно, был бы и развязнее, и смелее. Если бы другая... В отношении Инны он даже в мысли себе не допускал ничего, превышающее пределы приличия. Даже маленькая искорка обиды в ее глазах оставила бы огромный ожог у него на душе. Да к черту этот ожог! Он не мог допустить возможности возникновения даже крохотной искорки.
Она поставила свой бокал на столик. Взглянула с милой улыбкой на него и вздохнула. Ради этого вздоха Григорию стоило жить до сего дня. Он понял, что пришло время расставаться. Да расставаться. Но ее вздох, ему показалось, означал сожаление. Значит, у него есть надежда на следующую встречу. Значит, он снова увидит ее. Значит, снова он будет счастлив тем, что она рядом.
— Пора?
— Наверное, да! Поздно уже. А завтра работать.
— Я провожу.
— Да уж надеюсь, что не бросишь меня одну поздним вечером на улице города.
До чего же она хороша. Он смотрел на нее и не мог насмотреться. Еще несколько секунд. Она бросит ему на прощанье:
— Ну, все! До свидания!
И стальная, безжалостная дверь ее подъезда проглотит ее.
— А завтра?
— В три?
— В три я работаю, но я могу отпроситься...
— Не стоит, я тоже работаю...
— Тогда в шесть?
Она кивнула, улыбнулась...
— Ну, все! До свидания! До завтра!
Внезапно, встав на ступеньку, она слегка приблизилась к нему, легонько коснулась своей нежной щечкой его щеки...
— Чмок!
Услышал он у своего уха. Терпеть он не мог эти американские поцелуи воздуха, но этот чмок... Он опять вылетел сам из себя, на этот раз от наслаждения.
Она убежала. Он ушел. Она там у своего окна не видала парящего второго его? Да может и парил он в другой стороне от ее окон, откуда, он же не знал, где именно ее окна и не позволил бы он второму себе подсматривать за ней.
А Инна, проснувшись в тот день утром, забыла о назначенном свидании в шесть вечера у магазина. Она была юна и беззаботна. Жизнь, после расставания с Александром вошла в свою колею, она отдыхала от прежней жизни, отдыхала от него, отдыхала от себя с присутствием рядом с собой его, Александра.
Хороший сон, легкое пробуждение, и дальше день задался. Ближе к обеду раздался звонок, звонила подруга, но зазвонивший телефон напомнил ей о вчерашнем вечернем звонке от незнакомого мужчины, того, из автомобиля, из магазина. Здесь колея подвела, выкинула ее из себя. Она задумалась. Как поступить? Кто он? Нормальный, порядочный мужчина или же потаскун, вор и алкоголик. А чего думать, просто не идти в назначенное время к оговоренному месту, все проблемы решены.
Но что-то мешало ей принять именно это решение. Голос его ничем не был примечателен, но он как-то немного обвораживал. В тембре голоса прослеживалась от волнения легкая хрипотца, что придавало голосу некоторую пикантность. И на вид он был приятен. Нормального роста, не худощав, но и без лишних килограммов, глаза добрые и, кажется, умные. Вроде нечего больше в нем отметить, но почему-то захотелось еще раз услышать его голос и посмотреть ему в глаза. Как нечего отметить? А его попка! Ну вот, опять! Да что такое! Тьфу ты! Куда ее сносит?
Нет, ничего в его поведении не позволяло думать о нем негативно. Охрана не бросилась за ним в погоню, значит, он ничего не украл в магазине. Он не дожидался ее на выходе, не осыпал кучей сомнительных комплиментов, невыполнимых обещаний и непристойных предложений. Он просто позже позвонил и предложил встретиться. Она ему обещала. Так почему не сдержать свое слово?
Остаток дня до встречи был немного размытым. Нет-нет, да мелькала искорка сомнения, но она гасла в ее решимости. Пойдет. И будь что будет. Вряд ли, если она решится уйти, если что-то ей не понравится, он станет чинить препятствия. А уж если станет... Нет, голубчик, не на ту напал!
Инна решилась, она пошла.
Его она увидела издалека. В тех же вчерашних брюках и той же рубашке. Это ее немного неприятно удивило. Она все-таки позволила себе надеть что-то более подходящее для встречи, нежели повседневную одежду. Ну и ладно. По одежке встречают. Посмотрит потом, что там с умом у него.
— Молодой человек, Вы, случайно, не меня ждете?
Большой букет в его руках задрожал, он повернулся, и широченная улыбка чуть не разорвала его лицо пополам.
— Здравствуйте! Вас, конечно! Вот, пожалуйста, букет, как обещал!
— Ой, это мне? Очень красивый букет! Спасибо большое!
— Обычный букет. Не за что! Вы, уж, пожалуйста простите меня за вчерашнее!
— Ну, хватит Вам. Все нормально. Проехали.
Она с букетом. Он с руками, которые, потеряв букет, не знали, что им делать, стояли друг напротив друга и молчали. Наконец, снова его волнующийся голос...
— Может это... Прогуляемся немного. Время не такое еще позднее.
— Ваша машина здесь? Можно и прогуляться, вон пойдемте в тот проулок, сделаем круг небольшой и вернемся сюда же.
Они шли рядом и молчали. Он пытался что-то говорить, но у него ничего не получалось. И что интересно, она не тяготилась этой странной прогулкой, ее не тяготило его присутствие. Помогло кафе, которое встретилось им на пути.
— Может, перекусим слегка, вина можно немножко.
— Так Вы же за рулем.
— Нет... Я нет — Вы, а я кофе, минералку...
— Ну что же, можно чего-то легонькое. Пойдемте!
Взяв меню, она захотела вдруг немного похулиганить, заказать для себя самое дорогое вино и парочку самых дорогих блюд. Ей захотелось увидеть его реакцию. Инна терпеть не могла жадных мужчин. Она по очереди называла то, что ей как бы хотелось, украдкой поглядывая на своего спутника. Но он не обращал внимания на то, что она говорит, что заказывает, он просто качал в знак согласия головой. Инна усмехнулась и заказала простенький овощной салат с бокалом недорогого красного вина. Он остановился лишь на чашечке черного кофе без сахара.
— Ну, так что? Может, познакомимся наконец? — с улыбкой спросила она своего спутника, после того как официант принял заказ.
— Как? Мы еще нет? Ах, да! Григорий! Гриша!
— Очень приятно! А я Инна!
— Тоже приятно! Очень приятно! Вы извините...
— Да ну что Вы опять?! Все хорошо! Хватит извиняться.
— Да я не за вчерашнее, не удалось сегодня в порядок себя привести, прямо с работы.
— Все хорошо. Успокойтесь.
Столик в кафе расслабил крепкие узлы некоторого напряжения первой встречи. Он после кофе разговорился, ей помог глоток вина. Его шутки стали смешными, рассказы увлекательными. Да и сама встреча стала намного интереснее. Заказали потом по горячему блюду, он взял себе еще черный кофе, она попросила принести для себя зеленого чая. За чаем Инне захотелось еще глоточек вина. А он пил снова кофе.
Однако время шло, и приближался час окончания встречи. Инна пригубила вина, поставила бокал на столик, вздохнула. Он все понял. Григорий вообще оказался неглупым и понятливым.
— Все? Пора?
— Ну, конечно. Завтра ведь на работу.
— Ну, давай к машине, я отвезу до дома.
И только сейчас Инна отметила, что они, как-то незаметно для себя, перешли на ты, что им обоим очень понравилось.
— Ну, зачем же к машине, мне до дома отсюда ближе идти, чем до твоей машины.
— Я провожу.
— Да уж надеюсь, что не бросишь меня одну поздним вечером на улице города.
Они уж совсем не спеша шли до ее дома, но у каждого пути есть конец. Вот ее дом, вот ее подъезд. Они остановились.
— А завтра? Завтра можем встретиться?
— В три? — она улыбнулась.
— В три я работаю, но я могу отпроситься... – улыбнулся в ответ он.
— Не стоит, я тоже в три еще работаю...
— Тогда в шесть?
Она кивнула, и снова улыбнулась.
— Ну, все! До свидания! До завтра!
Она запрыгнула на первую ступеньку лестницы, обернулась, он стоял рядом. Неожиданно для самой себя, она потянулась к нему... Чуть коснулась своей щечкой его щеки... И ее нежные губки поцеловали воздух у его уха.
— Чмок!
Быстро взбежав по ступеням до двери подъезда, Инна, открывая дверь, бросила еле заметный взгляд на него. Последний ее поступок его, по всей видимости, ошарашил. Он стоял и мило, немного глупо улыбался.
Дома она выглянула в окно. Григорий шел по тротуару от ее дома странной, подпрыгивающей походкой, как будто что-то его тянуло вверх. Инна проводила его взглядом, пока Григорий не исчез из ее поля зрения.
 
***

Наше время.
Она ушла.
Он остался.
Григорий сидел за столиком и смотрел, в ту сторону, куда ушла Инна, ничего не видя. Он знал, что потерял ее навсегда еще семь лет назад. И жил все это время с пониманием этого факта и принимая этот факт. Боль потери страшно терзала его долгое время, но все же притупилась, отошла от него на некоторое безопасное для души и сердца расстояние. И вот сейчас она снова обрушилось селевым потоком. Со страшной силой.
Он встал. Голова плохо соображала. Григорий пошел в ту же сторону, куда ушла Инна, там стояла его машина. Он сел в машину, завел ее и рванул вперед, не думая ни о чем, не имея перед собой направления, не имея в голове конечного пункта назначения. Он просто поехал вперед.
Немного пришел в себя километрах в тридцати на автомагистрали за городом. Он даже не заметил, как выехал из города. Пришлось ехать еще километров десять, до ближайшей развязки, чтобы развернуться и вернуться в город.
Вроде и скорость была приличной, и расстояние проехал он небольшое, а времени на эту поездку он потратил много. К гостинице Григорий подъехал, когда уже стемнело. Поставил машину, поднялся в номер, наполнил ванну, залез в нее. Теплая ванна обычно снимала с него напряжение и притягивала сон. Но не в этот раз. Он лег в кровать, понимая, что уснуть сегодня ночью у него не получится.
Он ворочался в кровати, вставал, выходил на балкон, возвращался, снова ложился, снова вставал. Хотелось выпить, хотелось закурить, хотелось и выпить, и закурить, хотелось и закурить, и выпить. Ничего из этого в запасе не было. Торговых точек в городе даже в это позднее время функционировало много, можно было при желании запастись и тем, и другим, можно было даже не выпить, а напиться, чтобы забыться. Он даже два раза решал, что раз хочется, значит надо. Но что-то его останавливало.
А почему, черт возьми, он принимает все так, как есть? Почему он не может бороться за свое счастье? Кто мешает ему бросить вызов прошедшим годам, угасшим чувствам? Есть, кому мешать. У нее муж. У нее дочка. В праве ли он... Скорее всего, нет. Не вправе.
Уснуть ему в эту ночь так и не удалось.
Инна забрала дочку из детского садика. Они пришли домой, дочка в своей комнате увлеченно играла, пришедший с работы муж сидел на диване, смотрел политическое ток-шоу по телевизору. Инна приготовила ужин, накормила своих близких, поцеловала прилегшего на диван мужа, чмокнула в затылок дочку. Та ухватила маму за шею и прижалась нежной щечкой к щеке мамы. И чего-то там нежное лепетала ей на ушко. Потом еще раз поцеловала Инну в губы и снова занялась игрушками.
Инна присела рядом. Она не любила смотреть телевизор. Редко вечера проводила за книгой. Чаще всего, вечернее время отводилось на дела домашние. Сегодня ничем заниматься не хотелось.
Она наполнила ванну, погрузила себя в теплую воду. В уме, лежа в ванной, она пережила вновь время, проведенное сегодня с Григорием.
Встреча была неожиданной. Встреча была ненужной. Ну, зачем она пошла в тот магазин, какая-то неведомая сила сегодня повлекла ее туда. Она уж почти и забыла о существовании того магазина. Он неудобен был для Инны, находился в стороне от каждодневных направлений ее движения. Ни ценами, ни ассортиментом он не был привлекательным. Что ее сегодня повлекло туда?
Инна вспомнила его. Часто, вспоминая его прежде, она представляла себе, что встретит когда-нибудь его невзначай. Она, еще хороша, она еще может свести с ума любого мужчину, а он старенький, сгорбленный и почему-то она его представляла беззубым. Пусть посмотрит, кого он потерял, пусть рвет последние клочки волос на голове, пусть давится слюной в беззубом рту...
А он еще хорош! Годы изменили его, но совсем не испортили. Он не постарел. И от него так же, как и раньше, пахнет настоящим мужиком.
Она встряхнула головой, вытряхивая из нее ненужные для себя мысли. Встала, вытерлась, набросила халатик. Муж тихо сопел, работающий телевизор всегда его убаюкивал. Она выключила телевизор, пошла к дочке. Та уснула, не дождавшись мамы, которая каждый раз перед сном приходит ее поцеловать. Она спала на боку, маленькая капелька слюны притаилась в уголке нежных детских губ. Эта маленькая капелька вызвала поток слез у Инны. Она села на пол рядом с кроватью дочери и зарыдала, сдерживая в себе все звуки, громче звуков ее дыхания.

***

Семь лет назад.
Григорий отлично выспался. День прошел замечательно. Работалось легко и просто, хотя ожидание новой встречи затмевало все. Отпросился пораньше, начистился, намылся, побрился, надушился. Рано все-таки отпросился, до встречи оставался еще почти час. А где встретятся, место не оговорили, он взялся за телефон, но тот, словно ожидая пока о нем вспомнят, зазвонил в руке. Она!!!
— Григорий! Здравствуй! Тут дело такое...
Начало ее разговора чуть не отправило мужчину в кому. Ему показалось, что так начинается разговор о прекращении отношений.
— ... тут дело такое. Аврал у нас. Боюсь, нескоро управимся. Ревизия серьезная. Все бумаги в порядок приводим.
— Мы не сможем сегодня встретиться?
Пот выступил на лбу Григория, подмышки, одурманенные дезодорантом, повлажнели.
— Можем, наверное, но вот только, я не знаю, когда мы закончим.
— Я могу хоть до утра ждать!
— Ну, до утра-то вряд ли, а вот часа два, а то и три поработать мне еще придется.
— Ничего. Я готов ждать! Я буду ждать! Я смогу ждать столько, сколько нужно. А давай я приеду за тобой, как ты освободишься к тебе на работу.
— Можно и так. Как будем завершать все, я тебе позвоню, пиши адрес, улица Кольцевая...
Инна позвонила почти в восемь, но Григорий уже с семи часов стоял на машине по указанному адресу. Он уже ждал ее здесь.
Инна пришла, она была уставшей и немного грустной. Но это все нисколько не умаляло ее привлекательности.
— Испортила тебе сегодня вечер? — с грустной улыбкой спросила она?
— Ну чем же его ты испортила? А если все так и случилось, то не ты же виновата в этом. Ты очень устала, тебя домой?
— Есть немного, устала. Но время детское пока, можешь отвести меня куда-нибудь. Пара часов у нас с тобой еще есть. Можно немножко поговорить. Я за свой внешний вид сегодня извиняться не буду.
— В кафе?
— Неееет! У меня после такого рабочего дня клаустрофобия! Не хочу в помещение, на волю, в прерии!
— Вот смотри.
Григорий что-то достал из кармашка двери.
— А что это?
— Карта города. Сегодня купил.
— А как же ты без нее до сегодняшнего дня ездил? – пошутила Инна.
— Я просто хотел немного ознакомиться с местами на природе, куда бы можно нам было съездить, вот смотри.
Григорий ткнул пальцем в карту.
— Ой, меня компьютер за сегодня зрения лишил, ты лучше не спрашивай, а объясняй, быстрее получится.
Григорий улыбнулся, снова ткнул пальцем в карту.
— Это водохранилище в городе, а вот это — полуостровок небольшой. На что он по контуру своему немного похож?
— На полуостровок.
— Ну, нет же, посмотри повнимательнее.
— На батон под твоим ботинком.
— Ну, хватит тебе! Он похож на голову собаки. Поехали туда. Хотя бы на часок. Там хороший подъезд, замечательный лужок с густой травкой, пологий спуск к воде. А вода теплая!!! Я, пока ждал звонка от тебя, специально прокатился, посмотрел там все.
Инна устало взглянула на него, но улыбка у нее получилась веселой и даже немного шаловливой.
— Лужок, говоришь, с мягкой травкой? Ну, поехали, посмотрим на тот лужок.
И действительно, место Григорий нашел замечательное. Странно, что оно было при таком отличном вечере безлюдным. Все было именно так, как он и говорил. Тихо, шелест крон деревьев, тихий плеск воды, мягкая, густая трава. Они сидели рядом и просто болтали. Болтали ни о чем. Григория волновала близость Инны, его тянуло к девушке с неимоверной силой. Он тихонько накрыл своей ладонью руку Инны. Та спокойно приняла это. Григорию хотелось поцеловать эту ладошку, поцеловать саму ручку целиком, поцеловать... И ему казалось, что девушка ждет его действий, и он почти уже решился, он потянулся к ней. Но... Но понял, не сегодня, не надо торопить время. Не стоит испытывать судьбу. И хриплым от волнения голосом спросил:
— Ну что? Пора ехать?
Инна просто кивнула.
Обратно ехали молча. Ничего не произошло. Ничего не случилось. Но почему-то нить, связывающая их в их отношениях, дала слабину. Девушка молча смотрела в окно двери, он часто бросал на нее взгляд, но глазами до конца их поездки, до ее дома, они так и не встретились.
У подъезда, он открыл дверь машины, она вышла.
— Инна?
— Что?
— Все нормально?
— Да вроде, да.
— Мы завтра сможем встретиться.
— А почему бы нет?
— Во сколько? В шесть?
— Ты знаешь, лучше позвони мне около пяти часов, мы определимся. Хорошо?
— Хорошо.
— Ну, пока!
Она кивнула и пошла к своему подъезду.
— До свидания, — тихо ответил он.
О вчерашнем воздушном поцелуе, который хотелось почувствовать всем естеством в этот вечер, можно было сегодня лишь с волнением вспоминать. Вторым она его не одарила. Григорий проводил ее взглядом до подъезда, сел в машину, рванул в сторону своей гостиницы. Он ехал и мучительно ворошил все пережитое этим вечером. Что не так он сделал? Почему в их отношениях появился неожиданный холодок. Но ответа не находил.
Инна поднялась к себе в квартиру, и здесь дневная усталость догнала ее. Сил осталось только на то, чтобы раздеться, умыться, лечь в кровать и немного подумать, вспоминая время, проведенное на водохранилище.
Странно. Давно уже не парень на выданье, а волнуется и смущается, как мальчишка. Хотя это было так мило. Но почему-то ей казалось, что невинным воздушным поцелуем этот вечер никак не может закончиться.
И он нежно взял ее за руку, девушку от этого немного пробило в дрожь, но она старалась не показать своего волнительного состояния. Он немного потянулся к ней, приблизил свое лицо настолько, что она почувствовала его горячее дыхание, его страстный и нежный взгляд вызывал у нее ответные чувства. Никто до сего дня не смотрел на нее с такой страстью и одновременно с такой нежностью и обожанием. Она теряла рассудок и таяла под его взглядом. Ей неимоверно сильно захотелось прильнуть к нему, утонуть в его объятиях и задохнуться в его поцелуе. И вот оно, вот оно, это трепетное мгновение, когда желание переходит в... Она от того же волнения невольно опустила взгляд. И вдруг...
— Ну что? Уже пора ехать?
— Что? — растерялась она. — Да, пора.
Она уснула, так ничего и не поняв. Что она сделала такого, что вдруг отвернула его от себя.

***

Наше время.
Дочке сегодня нужно было идти на занятия в музыкальную школу. Бабушка должна забрать ее из садика и отвести на обучение. Ей с руки. Все достаточно близко, в шаговой доступности. Вечер Инны, время по окончании работы, был частично свободен.
Зачем?
То же время, то же место.
Она сидела в машине, припаркованной на обочине, неподалеку от того же магазина и с грустью смотрела, как на противоположной стороне улицы мечется Григорий. Он выходил из машины, ходил по тротуару туда-сюда, забегал в магазин, выходил из него, садился в машину. Зачем-то заводил ее, быстро глушил двигатель, выпрыгивал наружу, снова начинал ходить по тротуару. У нее не было даже малейшего желания подойти к нему. Хотя было очень жалко его. Но новой встречи с ним с глазу на глаз, Инна не хотела.
Долгого безучастного созерцания происходящего она не выдержала. Закусив губу, завела свою машину, включила поворотник, выкрутила руль и резко нажала на педаль газа. Рев клаксона едущей сзади машины, перед которой она выпрыгнула с обочины, она даже не слышала.
Все! Хватит! Никаких с ним новых встреч! Пусть все идет по накатанной, за последние долгие годы без него, колее.
А Григорий и не собирался ехать сюда. Он понимал, что, появившись снова на ее пути, он не только себе делает больно, но и ей причиняет боль. Но он приехал. Григорий почти час метался у того, ставшего огромной частью его жизни магазина, но не дождался ее, он не встретил ее, он даже не увидел ее. Уехал, но не оставил надежды найти ее именно сегодня.
Вот он, вот он до боли знакомый дом. Ее дом. Вот ее подъезд. Е-мое, номер квартиры? Какой же номер квартиры у нее? У него всегда была плохая память на цифры. Но не в этом случае. Эту цифру он просто не мог забыть!!! Не мог! Правда, второй дом в их жизни, немного затмил память об этом, но все равно, он не должен был забыть номера ее квартиры!
Да!!!
Есть!!!
Он набрал на домофоне нужную комбинацию цифр, пошел вызов...
Никто на вызов не ответил.
— Парень! Молодой человек!
— Да!
Шедший в этот подъезд парень остановился, посмотрел на Григория.
— Я Вас слушаю.
— Здесь девчонка жила. Ну, такая, невысокого роста, очень красивая, с темными волосами и глазами...
— Инна?
— Да, да Инна!
— Так она давно здесь не живет. Встречал я ее пару раз, приезжала, но видимо так, вроде как с инспекцией. Квартира, по-моему, пустует.
— Спасибо!
— Да не за что!
Парень ушел. Григорий сел на скамейку у подъезда, склонил голову. Сидел не более пяти минут, потом поднялся и решительно направился к своей машине.
Он не оставил надежды встретиться с Инной вновь.

***

Семь лет назад.
Григорий ожидал времени, определенного для его звонка Инне с трепетным волнением. Никакого неприятного оттенка от вчерашней встречи с ней по утру на душе не осталось. Но все же... Что-то было не так. Холодком при расставании повеяло. Вот и волновало его то, в каком плане пойдет предстоящий телефонный разговор.
Получилась так, что зря он заранее волновался, Инна встретила его веселым жизнерадостным голосом, от тембра ее голоса легко закружилась голова. Она просто и быстро согласилась на сегодняшнюю новую встречу. Они сразу же определились, что вчерашнее место на берегу водохранилища, на полуострове замечательно подходит для их очередного свидания.
Он приехал к условленному месту. Ждал недолго. Она пришла. Села в машину, нежно и весело улыбнулась.
— Привет!
— Привет! Может быть, перекусить нужно слегка? С обеда времени немало прошло.
— Как хочешь. Я не голодна.
— Да я там кое-чего закупил, так, можно бутербродов, можно вина красного...
— Ну, тогда вперед! Кого мы ждем?
Они сидели на вчерашнем месте и просто разговаривали. Разговаривали ни о чем. Григорий немного умничал, вспоминал что-то из своего прошлого, что-то на ходу выдумывал, старался быть остроумным, что часто получалось у него не очень удачно. Но он старался. А Инна очень внимательно слушала его, улыбалась, иногда даже смеялась изумительным по нежности и женственности голосом. И сама что-то ему рассказывала, когда он ненадолго умолкал, чаще всего делилась своими воспоминаниями. Все правильно, здешние места – места ее детства, места ее юности, места ее ранней молодости. Они многое навеивают в памяти. Многое из ее глубин поднимают наверх.
Вечер плавно переходил в ночь, заметно потемнело.
Слушая Григория, Инна наклонилась к воде, зачерпнула ладошкой пригоршню, поднесла к лицу, посмотрела сначала на ладошку, потом на Григория и, улыбнувшись, окропила теплой водичкой его лицо. Он поймал на лету ее озорную ручку, в наказание ей хотел легонько укусить за один из сладких ее пальчиков. Она же руку не вырвала, и он, куснув за пальчик, словно пожалев его потом, тихонько прижал пальчик к своим губам. Потом несколько раз коснулся губами тыльной стороны ладошки. Искоса посмотрел на нее. Инна, не вырывая руки, смотрела на Григория и, как ему показалось, чуть печально улыбалась.
А он осмелел, начал целовать запястье, потихоньку, постепенно приближаясь с поцелуями к внутренней стороне локтевого сгиба. Здесь он немного задержался. Прижался виском к предплечью и целовал, целовал, целовал нежную кожу. Оторвался, снова глянул на Инну. Глаза ее были полузакрыты, а вот губки, наоборот, разомкнулись, приоткрыв ряд острых, белых зубов. Рискни, мол, дальше и берегись потом!
А он рискнул!
Он еще раз поцеловал нежную кожу локтевого сгиба, задержавшись на этот раз с поцелуем. Почувствовав виском мелкие мурашки на ее предплечье, он двинулся выше. Вот они, милые щечки с бархатистой кожей, он нежно обласкал каждую из них поцелуями. Обласкал дальше мочки ушей, и ...
Господи!
Но надо же когда-то решиться! Выдохнув из себя остатки стеснительности, он жарко и страстно прильнул к ее губам. Она не вырвалась, но и не ответила ему, а исцелованной им ранее ручкой уперлась ему в плечо. Он одной рукой приобнял Инну, второй рукой легонько отстранил ее упирающуюся ручку. Она повторила осторожную попытку оттолкнуть его, он снова аккуратно убрал помеху, и ее не очень настойчивая рука безвольно легла на траву.
Он с жаром целовал девушку, стараясь обласкать ее губки, как вместе, в целом, так и каждую по отдельности. И вдруг он почувствовал ее ответ. Сначала дыханием, потом телом. Дыхание ее участилось, тело напряглась и иногда начало вздрагивать. Рука поднялась с травы, сначала, вроде как безвольно, легла ему на плечо, а потом слегка приобняла его. Он обнял ее второй рукой и крепко прижал к себе. Прижавшись, почувствовал незабываемое ощущение прелестей женского тела, когда его грудь встретилась с грудью девушки. И вот она ему ответила губами. Они были влажными, чуть припухшими от его поцелуев и очень нежными. Он оторвался от ее губ и опустился к шейке. Он целовал ее нежно и аккуратно. Иногда просто прищипывал кожу шейки дрожащими губами. Его рука опустилась по ее спине ниже, приподняла край маечки и легла на обнаженную поясницу. После чего начала двигаться вверх по спине, а губы потянулись к ложбинке между грудями. Она оторвала одну свою руку от него и сбросила его наглую лапу со своей спины. Он немедленно вернул свою руку обратно, на обнаженную поясницу, а губами снова втянул ее губы в себя. После крепкого поцелуя его рука снова поползла вверх, а губы снова потянулись к ложбинке.
— Ну, все, хватит! — сказала Инна, и резко оттолкнула Григория, — Вон, сюда идет кто-то!
Конечно же, никого не было. Он откинулся на спину. Долго лежал на траве, старался привести в норму дыхание и успокоить в себе все, что было в нем возбуждено. Он смотрел в небо и чувствовал, как в это момент летние звезды смеялись над ним.

***

А все-таки, он молодец! Молодец! С улыбкой думала о Григории Инна, лежа в своей кровати.
Легко воспринял ее немного резковатый в конце поступок, когда она оттолкнула его. А как по-другому его нужно было воспринять? Чего же больше? Он, наверное, и сам ждал чего-то подобного в то мгновение от нее. Как там в школе проходили при доказательстве теорем? Необходимое и достаточное? Ну да! Все условия, необходимые и достаточные, для того вечера были выполнены. А дальше... А дальше и не время и не место.
Она снова улыбнулась.
Как он был нежен, ласков и предупредителен в конце того вечера. Словно давал понять, все правильно, так и должно быть.
Она вспомнила их разговор на обратном пути. Губы ее горели, и наливались. Она непроизвольно трогала их, облизывала, потом бросила с улыбкой:
— Ну, как вот мне завтра с такими губами на работу идти?! Да, ты несравненный поцелун!!!
— Давно не целовалась?
Вопрос был немного нетактичен, но она его спокойно восприняла.
— Так, наверное, ни разу еще не целовалась. А знаешь... Я ведь думала, ты вчера на нечто подобное решишься.
Он немного помялся.
— Так я уже и решился... Если бы не твой взгляд на свой телефон. Мне показалось, что ты торопишь меня этим взглядом, пора, мол, я устала, да и время уже позднее.
— Говоришь, украдкой на время посмотрела? Ну-ну! А не приходило тебе в голову, что терзание своего телефона в руке, не отличается, к примеру, от поправки непослушного локона на голове, что это может просто означать даже как бы не безразличное к тебе.
И тут он разразился целым монологом, после которого ей с трудом удалось найти силы, чтобы не рассмеяться.
— Бог мой, какой же я идиот! А ведь никогда не считал себя таковым. Много с раннего детства читал, впитывал в себя любую информацию, даже ту, которая и специалистам была не нужна. Впитывал, словно губка пролитую на полу воду. Умничал частенько перед сверстниками, и очень льстило мне, что они часто подходят ко мне с различными вопросами. И я почти всегда им отвечал, или старался ответить. Ну, на хрена мне нужно было все это, если ничего из того меня не научило понимать обычного женского взгляда. Да я на той встрече был готов ко всему. Я чувствовал, как дрожали твои пальчики в моей руке, я чувствовал растерянность в разговоре и прерывистость в дыхании. Я готов был броситься к тебе и обнять тебя так, чтобы мы растворились друг в друге. Я был готов... Я уже почти потянулся к тебе... И тут удар! Меня, словно Великая Китайская стена, остановил твой взгляд украдкой на свой телефон. На время смотрит! Или затянулось наше первое свидание, и я ей наскучил, или просто торопится. И в том, и в другом случае вся моя готовность полетела камнем в преисподнюю. Я замер на секунду... И бросил ту нелепость: "Ну что? Уже пора ехать"?
Книги бы ему писать! Снова улыбнулась она. Болтун! Но последнее подумалось с искренней нежностью. Она с той же улыбкой на лице уснула.

***

Наше время.
Григорий, после неудачной попытки найти Инну в старой ее квартире, не поехал в гостиницу. В данное время был еще один адрес. Нужно съездить туда. Правда, надежды были еще более призрачными. Но ничего больше на уме не было.
Дом.
Подъезд.
Домофон.
Номер этой квартиры был жив в памяти. Он набрал ряд цифр на домофоне.
— Ииии кто там?
Господи!!! Этот голос Григорий помнил. И фраза его. И его протяжная буква "и". Неужели? Да не может быть! Да нет, точно он! Быть этого не может. Он нажал кнопку отбоя и, сделав несколько шагов, рухнул на лавочку у дома. А почему быть не может? Ведь это была тогда его квартира. Почему он не мог, вернув залог обратно, переселиться в нее. Нет! Если он и живет здесь, то однозначно не с ней.
Инна, Инка, Иннушка!
Он встал, неуверенными шагами пошел к машине. Уехал с непонятными чувствами из этого адреса, но не в гостиницу лежал его путь.
Вот оно. Вот водохранилище. Вот он. Вот их полуостровок. Вот он. Вот тот берег. И вот они. Воспоминания.
Их последняя встреча летом, семь лет назад, здесь, на берегу этого водохранилища. Теплый летний вечер. Солнце за день хорошо прогрело воду водоема, они сидели на берегу рядом с водой, их нежно ласкал ветерок теплыми волнами, наполненный приносимым с водоема воздухом. И что было потом... И это вспомнилось. А это никогда и не забывалось.
Он вышел из машины, сел на траву, потом откинулся на спину.
И снова вспомнилось. Он ее зацелованную проводил до двери подъезда, где она очень легко чмокнула его в щечку, а потом вдруг засмеялась.
— Ты чего? — удивленно спросил он.
— А знаешь, как я о тебе подумала, когда ты с номером моего телефона в голове побежал из магазина к своей машине.
— Как?
— Только не обижайся. Кем ты мне был в тот день? Незнакомым мужиком, толкнувшим меня локтем. Поэтому, потаскун, вор и алкоголик? Потаскун, потому что глазами по девочкам шарил, вор, потому что подумала, ты убежал с ворованной бутылкой водки, а раз бутылка водки, то значит алкоголик.
Инна снова засмеялась, еще раз прикоснулась опухшими губами к щеке Григория и упорхнула через дверь подъезда.
Было темно. Ночь давно уже отобрала у вечера жезл всевластия. А Григорий лежал на берегу водохранилища и думал о завтрашнем дне.
Есть еще место прежней работы. Но он там был всего два раза. Конечно же, он не помнил ни адреса, ни дороги к нему.
Когда-то его сын неспособность Григория легко ориентироваться на местности и запоминать маршруты называл топографическим кретинизмом. Да кретинизм, и что самое страшное, его кретинизм был не только в этом.

***

Семь лет назад.
Проводив Инну, Григорий включил телефон. Чтобы он не помешал, на время их свидания телефон был лишен права участвовать в их жизни. Посыпалась масса сообщений о пропущенных звонках. Большая часть которых, была от директора филиала Константина Сергеевича. Несмотря на позднее время, он перезвонил директору.
— Тут бяка небольшая вылезла. По прошлым делам. Демидов без тебя однозначно не справится. Надо приехать. Сутки на дорогу хватит? Твое руководство там, на месте, уже предупреждено. Выезжай завтра.
— Да почему завтра? Я на машине. Завтра буду уже у Вас.
— Ну как знаешь. По мне, чем быстрее, тем лучше.
Да что такое? Вот именно сейчас. Вот именно в этот незабываемый вечер. Вот именно при этом настроении и при этом состоянии души.
Инне звонить не стал. Позвонить решил завтра, с дороги. Что и сделал. Несмотря на то, что после его сообщений об отъезде, голос Инны приобрел печальные нотки, его это даже обрадовало. Значит и правда его отъезд ей не в радость.
Дни, проведенные в родном городе и в родном доме, были скомканными. Работы было много. Он сильно уставал. Приходил домой и натыкался на отчужденность жены и обособленность сына. Они словно знали, что с ним произошло вдали от дома. И он не рвался что-то изменить в семейных отношениях. Мыслями и сердцем он был рядом с ней, с Инной. Он, знал, что скоро снова вернется туда, поэтому для остроты ощущений при новой встрече, он не беспокоил ее телефонными звонками. Как он считал, нужно было немного времени друг без друга, чтобы соскучиться. Но выдержал он только до четверга. К этому дню основная масса работы была уже выполнена. В пятницу, с разрешения начальства он уехал обратно, обещая к понедельнику вернуться.
И вот.
Он позвонил Инне днем. Сказал, что приехал. Она, как ему показалось, с большой радостью приняла эту новость. Была пятница. Они договорились, что в шесть он заберет ее от ее же дома.
Они встретились. Они ничего не решали, куда они поедут, что они будут делать, чем они будут заниматься. Просто катались на машине по городу, останавливались там, где хотели, и с удовольствием целовались. Потом снова куда-то ехали, находили скверы, парки, аллеи, останавливались, выходили из машины, прятались где-то от посторонних глаз и целовались, целовались, целовались.
Он не наглел, не старался прибегнуть к иным ласкам, ему в то время вполне достаточно было только того, чем они занимались. Григорий уже не так мало пожил, так называемой, "взрослой" жизнью, но ни разу за всю жизнь он столько не целовался за один вечер. И ему это нравилось. Да не то слово — нравилось, он готов был этим заниматься до изнеможения, до конца жизни своей. И он чувствовал, что ею владеют те же чувства.
Но каждому дню, даже длинному июльскому, приходит конец. Начало потихоньку смеркаться. Они сидели в машине, Григорий целовал ладошку Инны, говорил какие-то глупости, она, как ему казалось, счастливо смеялась и свободной рукой трепала его голову. Ему снова захотелось страстно и крепко поцеловать ее. Он прильнул к ней, он утонул во вкусе ее губ, ее язычка, голова снова пошла кругом. Он оторвался и неслышно, одними губами сказал:
— Поедем ко мне?
— К тебе?
— Да?
— Куда? К тебе домой?
— Нет, домой ко мне ехать далеко. В гостиницу.
Она сразу напряглась, не резко, но настойчиво освободилась от его объятий.
— Погоди... А ты что, не местный?
— Нет, я живу не здесь.
— А здесь что, в командировке?
— Что-то типа того.
Было уже темно. Но он видел, как изменилась Инна в лице. Григорий не мог описать выражения ее лица, таким он ее еще никогда не видел.
— Нет, знаешь, вози к себе в гостиницу других, которых раньше возил.
— Да никого я не...
— Ты женат?
Григорий недолго молчал. Она настолько хороша, непосредственна, непорочна, что врать ей он просто не мог, язык его в фигу бы сложился, если бы он посмел ей соврать.
— Да, но...
— Помолчи! Причем здесь но.
Они недолго сидели молча. Он смотрел на Инну, на то, что еще мог видеть в темноте, она смотрела в окно. Наконец она повернулась.
— Отвези меня, пожалуйста, домой!
— Но...
— Не надо ничего говорить, отвези, пожалуйста, и помолчим пока.
Григорий медленно ехал по почти ночным улицам города, внутри него образовалась пустота, он понимал, что, скорее всего, находится рядом с Инной последние минуты. И все, эту пустоту он уже потом ничем не заполнит. Она молчала, молчал и он.
Григорий уже неплохо выучил город и на одном из светофоров включил левый поворот, чтобы, сделав круг, увеличить дорогу до ее дома, увеличить время, которое мог провести с ней, пусть даже в этом состоянии. Однако, Инна сама выключила подворотник и тихо сказала:
— Не стоит, езжай прямо.
Он подчинился.
Сколь не тяни время, сколь не замедляй скорость, дорога всегда кончается. Они остановились у подъезда ее дома.
Григорий вышел из машины, открыл пассажирскую дверь. Инна оперлась на предложенную ей руку и шагнула из машины...
— Ой!!!!!!!!!
Она аж присела.
— Что случилось?
— Ногу, кажется, подвернула!
— Господи, этого еще не хватало!
— Помоги до лавочки, до подъезда... Пожалуйста...
— Да о чем речь... Да я на руках...
— Я знаю, на руках ты готов меня до своей гостиницы донести!
Инна через силу улыбнулась. Практически на одной ножке допрыгала до лавочки, села, сняла туфельку, начала тереть подъем стопы.
— Может скорую?
— Ага... Давай уж сразу реанимацию.
— Ну а что делать? Давай я помассирую...
— Что делать? Приткни где-нибудь машину свою, помоги мне подняться до квартиры. Разберемся.
Григорий прыгнул за руль, сдал назад, моля Бога, чтобы в нагромождении машин у ее дома нашлось махонькое место для его автомобиля. Нашлось. Заперев машину, он бегом бросился к подъезду, к ней. Инна встретила его грустной улыбкой.
— Все в порядке?
— Все нормально, поставил.
— Ну, давай, подставляй локоть, пошли, помогай. Да не тот локоть, иди сюда, с другой стороны.
Инна взяла Григория под руку и, осторожно ступая больной ножкой, уже обутой в туфельку, повела его к двери подъезда.
Подъезд.
Лифт.
Ее этаж.
Дверь ее квартиры.
Инна открыла дверь, Григорий немного задержался у порога, но она ручкой, держащей его под руку, дала ему знать, порог надо переступить. В прихожей, включив свет, она села на тумбочку для обуви, посмотрела на Григория, улыбнулась. Эта улыбка ему показалась какой-то иной, такой он еще не видел.
— Ну что... Негоже так выпроваживать гостя из дома, не угостив его чаем, кофе, бокалом вина. Только давай так. Я сейчас постараюсь без твоей помощи привести себя в порядок, а ты уж сам, на кухне и чай, и кофе, и вино, и мандарины там есть. Так что чашки и бокалы на полке, чайник на плите, мандарины и вино в холодильнике. Мне зеленый чай, пожалуйста.
Григорий прошел на кухню, вскипятил чайник, заварил чай, кофе, налил в бокалы вина. Слышал, как девушка, хромая, двигается где-то там, в пространстве квартиры. Зажурчала вода в ванной, щелкнул выключатель, открылась дверь на кухню, вошла Инна. В легком халате, ступня ножки обернута эластичным бинтом.
— А вот и я! У тебя все готово?
Григорий почти махом проглотил вино, сунул дольку мандарина в рот, не спеша пережевывая ее, смотрел на девушку. Она же свое вино смаковала. И тоже смотрела на мужчину, с той же, непривычной для него улыбкой. Допила, поставила бокал на стол, подошла, почти не хромая к нему, положила руку ему на голову и вдруг, села к нему на колени. Прижалась своей щечкой к его щеке.
— Ну, все... А теперь можешь нести меня.
— К..ккуда?
— В кровать, глупый!
Если бы эта ночь была бы единственной в его жизни, то она стоила всей прожитой им жизни. Он несколько раз, взрываясь, умирал, но не ожидая того от себя, снова воскресал, снова наполнялся силой, снова взрывался и снова умирал.
Поняв, что всему есть предел, они наконец уснули. Первой уснула она. Она повернулась к нему спиной, прижалась к нему, и положила его руку себе на грудь. И тихо, по-детски, засопела во сне. Он еще немного полежал, боясь пошевелиться, но усталость сказалась, и он уснул.
Субботнее пробуждение было необыкновенным. Григорий не мог передать словами свое состояние, но оно было особенным. Он тихо лежал, вертел головой, изучая комнату, которую вчера не было времени осмотреть, и улыбался, улыбался, улыбался. Взгляд упал на часы... двенадцать, полдень! В последний раз он спал до этого времени в детстве.
В комнату вошла она. Во вчерашнем халатике. В халатике... В халате... Не мог больше он ничего описать, настолько она была хороша.
— Проснулся, соня? Вставай, не знаю, что ты предпочитаешь на завтрак, я приготовила тебе бутерброды, пока умоешься, я заварю кофе. Если хочешь, можешь, принять душ.
— Как ножка?
— Нормально.
— Иди ко мне!
Улыбка сошла с ее губ. Взгляд изменился. Лицо немного окаменело.
— Знаешь что. Я вчера просто решила уступить. Уступить не только тебе, но и себе. Я решила, что мы заслужили для себя такой праздник. И мы его отпраздновали. Праздники не могут быть близнецами, и для меня второго такого не будет. Мне кажется, что уже не будет. Я не хочу разочаровываться. Все. Извини! Вставай, иди умывайся и завтракай.
Спросонья голова еще не очень соображала, но сердце и душа поняли все сразу. То, что должно было из самого плохого случиться вчера, произошло сегодня. Ему, как он понял, надо было вставать. Но после ее немногословной речи, он вдруг стал стыдиться своей наготы, и не мог явить себя голым перед ней. Он завис, но она поняла, легонько кивнула, и вышла.
Григорий обулся, сделал шаг к двери.
— Погоди! Обними меня!
Он обнял ее, нашел своими губами ее губы, они ему не противились, они были безвольными. Он открыл глаза. Из ее закрытых глаз текли слезы.
— Все! Иди! И, пожалуйста, не звони мне больше, пожалей меня.
Он вышел. Остановился в шаге от лифта, обернулся... Нет, щелкнул замок, и в глазке не мелькнуло тени.
Вот и все! Он знал, что он очень виноват перед ней, он знал, но...

***

А Инна? А что Инна? Она и не знала, какой из знаков, плюс или минус поставить напротив тех событий, которые произошли с ними в тот вечер и в часть той ночи.
Задумывалась ли прежде она о его семейном положении.
Да, с первого дня задумалась. Не может такой мужик, быть холостым. Если, конечно, он не больной. Но на первом же свидании он внес сумятицу в ее душу. Несмотря на их разницу в возрасте, с форой в его сторону, ей хотелось взять шефство над ним. Мол, будь посмелее, раскрепостись, бери бразды правления в свои руки. А он был застенчив, наивен, не по возрасту неопытен. А его слова: "Ну что, пора ехать?", на втором свидании, чуть не поставили точку в их дальнейших отношениях.
Эка его колотит, что-то с ним не то!
Однако третья встреча все поставила на свои места. Он при появившейся возможности не бросился слюнявить все доступные места, он действовал умело и целенаправленно. Инна не столь опытна была в плотских утехах, но чувствовала, именно так и должен действовать настоящий мужчина, желающий добиться женщины. Нет, уж точно, однозначно женат, если не разведен, конечно. А что ей до его семейного положения?
Строила ли она планы на него в то время?
Да нет, конечно!
Инне приятно было проводить с ним время. Потом оказалось, что ей приятны его поцелуи и ласки его рук.
Все!
Какие еще планы?
Потом он ненадолго вдруг пропал, объяснив тем, что по работе нужно уехать на некоторое время. Потом он не напоминал о себе телефонными звонками. А что она? Эйфория от первых встреч прошла. Новых встреч не было, и ни что не заполнило пустоту, оставшуюся после эйфории. Да, в сердце возникала нежность и даже некоторое желание, когда она вспоминала его. Но это было вроде воспоминаний о первой школьной любви. Далекой, чистой, окончившейся даже еще серьезно не начавшись.
Вдруг его звонок.
Григорий приехал. Он хочет встретиться.
А ведь она очень ждала его звонка, сама не понимая этого. И как ждала. Как она разволновалась, когда он позвонил. Получалось так, что Инна только и жила в последнее время этим ожиданием. Наверное, какое-то чувство вроде чувства самосохранения не позволяло ей в открытую проявлять жажды новой встречи с ним.
Встретились.
Куда? А куда хочешь!
И где они только не были. И целовались, целовались, целовались, целовались. Первый раз в жизни она получала столько удовольствия от поцелуев. И от жарких, страстных, бросающих в бурлящую пучину, и от нежных, воздушных, ласковых, несущих по поверхности легкого бриза. Да, целоваться он умел. Еще ему бы курить бросить. Случись бы с ними в тот момент, где угодно, в машине, в парке, в сквере то, ради чего многие мужчины очаровывают женщин, она бы, наверное, и не заметила, что совсем этого не хотела. В том смысле, что поцелуями и ласками он ее уже полностью лишил и разума, и воли. Но ему просто нравилось быть с ней, ему было достаточно того, что с ними уже происходило. Она была согласна всю ночь так провести с ним. Но после одного из поцелуев...
— Поедем ко мне?
Что? Ну да! А почему нет? Секунду назад она была готова ко всему. Но без вопросов и предложений.
— К тебе?
— Да?
Он зовет домой? Значит, он живет один. Значит, он не женат. В крайнем случае, разведен. А почему тогда нет?
— Куда? К тебе домой?
Он замялся. Он зашевелился. К другу? Специально для подобных встреч квартиру держит?
— Нет, домой ехать далеко, в гостиницу.
А вот это гром среди ясного неба! Нет, есть такие гостиницы, где можно и на час номер снять. Но ей в то время даже в голову не пришло именно это. Почему-то сразу стало понятно, что Григорий живет в гостинице, что он не из этого города, он приезжий, приблудный, прикомандированный. Вспомнила карту. Кто из местных картой родного города пользуется?
Так оно и есть! Нет, ничего на место эйфории не пришло. Сразу же пустота в душе и на сердце. Что здесь страшного? Да ничего! Но почему-то появилось ощущения того, что ее обманули. А только ли в этом обманули?
— Ты женат?
Она увидала, как заходили у него желваки. Ох! Не дай Бог было ему соврать! Выпрыгнула бы из машины в ночь и на пушечный выстрел не подпустила бы.
— Да, но...
— Помолчи! Причем здесь но.
Не соврал!
— Чего, кольцо снимаешь что ли в командировке?
— Нет кольца. Я его потерял. Давно. И не стал взамен покупать другого. Я считаю обручальным то кольцо, которое на палец в день свадьбы надето было. А другое, так, подделка.
И здесь не врет. А зачем? Мог ведь просто руки под кольцо поменять. Да и смотрела она его руки. Нравятся они ей, большие и сильные. И пальцы его рассматривала, место под снятым кольцом долго летом заметным остается. И что же ей с ним делать? Но он же ее не обманывал. Она его ни о чем не спрашивала, а как он должен был сам ей обо всем сказать? Представить невозможно, подходит на первой встрече и говорит: "Девушка, я женат, но мне очень хочется с Вами приятно провести время"! Как бы она посмотрела на такого идиота?
Инна украдкой глянула на Григория. Он сидел какой-то жалкий. Ей не хотелось видеть его таким, ей хотелось влепить ему пощечину. Не за то, что он женат, а за то, что он сник, растерялся, распустил сопли. Но побоялась, вдруг еще не дай Бог заплачет, придется тогда его, словно обиженного ребенка, успокаивать. Но несмотря на то, что не очень он был ей в данный момент времени симпатичен, она решилась.
— Отвези меня, пожалуйста, домой!
Как же он медленно ехал? Дай ему волю, он до утра бы ее вез домой, пришлось ей немного и здесь проявить свою волю. А в голове постоянно вертелась мысль. Она еще не знала как. Она не знала как, под какой причиной пригласить его к себе домой. Решение пришло само собой. Выходя из машины, она и правда подвернула ногу, но так, легко, почти неощутимо. Как он испугался за нее! Знать, и правда, она ему дорога. Как он неумело, но с какой осторожностью и нежностью вел ее домой. Инна чуть не рассмеялась.
У нее были планы в тот вечер только на остаток дня. И планов на то, чтобы совсем порвать с Григорием отношения, не было. И, уж, тем более, планов порвать отношения не было после той незабываемой ночи на берегу водохранилища. Она не знала, что испытывают другие женщины с другими мужчинами при тех же обстоятельствах. Но то, что испытала она...
Господи, что же в голове-то происходит!
Планы начали роиться в голове утром. Когда она проснулась. Он еще спал, еле слышно дышал, в уголке губ притаилась крохотная капелька слюны. А у нее в голове вертелась тысяча и одна мысль.
Ну что дальше?
Оставит он семью, придет к ней? Будут ли они счастливы? Наверняка ведь у него есть дети, которых наверняка он любит. Как он будет их любить на расстоянии? Она сама выросла без отца, и знает, как нужна скупая отцовская любовь, особенно в период отрочества и юности. Сейчас, что видно по нему, у него хорошая, высокооплачиваемая работа, он успешен, он обеспечен. Но здесь у него работа временная. Вряд ли Григорий здесь найдет ту работу, которая его устроит.
Ну что дальше?
Бросить все, и уехать с ним к нему? Вообще бред! Жить в маленьком городке на площади квартиры с носовой платок с его бывшей женой и детьми? Немыслимо!
Наверное, мысли глупые, детские, но именно они и терзали ее в то утро. Так и решила. Все. Надо рвать! Познал Григорий молодого, роскошного тела, насытился, вот ему и награда за все те приятные минуты, которые он доставил ей.
Он уходил.
Она видела, она чувствовала, как ему не хочется уходить. Она не желала показывать ему, как ей не хотелось, чтобы он уходил. Слезы, ее выдавали слезы.
Она не знала. Инна пока ничего не знала. Она ни в чем не была уверена. Она ни на чем не поставила жирного креста. Она знала лишь одно. Каждый должен биться за себя и за свое счастье. Даже если кажется, что венцом этой битвы будет Пиррова победа.

***

Его просто выставили за дверь! Со слезами, по всей видимости, вопреки своему желанию, но просто выставили за дверь!
С пустой головой, с занозой в сердце, с огромным булыжником на душе, он вышел на улицу, сел в машину и долго сидел в ней, не понимая совершенно, что ему дальше делать, куда ехать, как вообще жить дальше. Права ли она была? Скорее всего, права. Она хорошая, молодая, красивая, милая девчонка, и он, немолодой уже, потертый самец, связанный давно семейными узами. Зачем он ей? Поиграться? К чему потрепанная игрушка, если вокруг столько холеных и лощеных парней, которые бы за счастье посчитали иметь хоть какое-то отношение к ней.
Маразм!
Вместо того, чтобы достать свежий кусок колбасы, поднять с пола кем-то уже надкусанный ломоть, который в любое время может быть отобран кем-то другим, имеющим право на него.
Все правильно!
Инна поступила правильно! Только не надо было бы заканчивать все тем, что произошло прошедшей ночью. Эта ночь усугубила его, и без того не очень радужное, состояние. Как теперь вырваться из сетей воспоминаний о тех ощущениях, как телесных, так и душевных, которые он испытал в ее объятьях.
Мысли толкались, слипались, рвались на куски, но ничего стройного в голове не складывалось. Никакого решения в голову не приходило. Надо сегодняшний день просто переболеть. Надо вычеркнуть его из жизни любым способом. А как? Водка? А почему бы нет? Напиться, забыться, уснуть. А там... А там будет другой день, не отличающийся от сегодняшнего, но он будет только завтра. Завтра будет завтра. Завтра он будет решать, как ему жить завтра. А сегодня к черту все!
Григорий глянул на часы и ахнул. Время было почти семь часов вечера, получается, что в машине он просидел больше шести часов.
Он завел машину, поехал, мимо того магазина, где они впервые встретились. Остановился. Зашел. Пара бутылок водки… Нет, бутылку водки, бутылку коньяка… Нет, пропивать свое счастье так уж в компании с благородными, с дорогими напитками, какое счастье, такие и напитки, две бутылки коньяка. А зачем ему два коньяка, водку он больше уважает. За себя водкой, за Инну коньяком.
Мандарины. Он горько улыбнулся. Ее любимые. Взял, прихватил еще коробку шоколадных конфет и какие-то там сэндвичи.
Номер в гостинице уныл и тосклив. Полный стакан водки не скрасил его углов. Второй стакан пошел вдогонку за первым. Не полный, половина. Не хватает воздуха, на балкон!
— Эй, молодой человек! Скучаем? Я сейчас поднимусь, скрашу твое одиночество.
Он не успел разглядеть, кому принадлежит нежный женский голос, не успел обдумать того, что сказали, не успел ответить ни "Да", ни "Нет", на пороге номера стояло некое чудо в короткой юбке с пышной копной светлых волос.
— Ну что ты столбом стоишь, предложи девушке сесть, предложи выпить. Фу, как пошло, водка. Коньяк? Ну что ты? Мартини, шампанское...
Девушка взяла трубку телефона.
— Принеси, пожалуйста, в номер мартини и шампанское.
Он, выпив еще водки, сидел в кресле и осоловевшими глазами смотрел на сидевшую напротив него девушку с бокалом мартини в руке. И сравнивал ее с Инной. Хороша, ничего не скажешь, хороша! Но не заиграет каждая клеточка ее тела под его руками, не издадут ее легкие тех нежных, но страстных вдохов и выдохов, не забьется жилка у нее на шее, не...
Да все не то, к тому же еще пошло, вульгарно и грязно.
Она поняла его взгляд по-своему, поднялась, подошла к нему, села на колени, прижалась пышной грудью к его лицу. Дорогие духи ударили в нос, вызвав страшную брезгливость. Он резко встал, девушка отскочила в сторону.
— Ты чего?
— Пошла вон!
— Чего?
— Вон пошла!
— Козел! Урод! Импотент!
Хлопнула дверь. Он допил водку и упал в кровать.
Утро было страшным. Ко всему прочему он не нашел бумажника с приличной сумой денег и кредитной карточкой. Когда эта ... успела его украсть, он не знал или не помнил. Бумажника не было. Бак полупустой. С пустыми карманами до дома он завтра не доедет. Мысли пуще вчерашнего вертелись в голове, с ними он залез в ванну.
Господи! А вот и повод для новой встречи! Других знакомых у него в городе нет. Как будто бы нет. К кому ему еще обратиться за помощью?
— Кто? — раздалось в домофоне.
Этот голос его сводит с ума.
— Я.
Щелкнул замок, ни дополнительных вопросов, ни просто отказа не последовало. Его пугало именно это. А оказалось так все просто. Потом она открыла дверь, посмотрела на него своими такими необыкновенными глазами, в которых был один вопрос: "Что случилось?" Именно так. Ее взгляд беспокоился за Григория, взгляд понимал, что не просто так он появился здесь, что-то случилось.
— Извини, бумажник украли. Мне не на что уехать из вашего города.
— Сколько тебе нужно?
— Десять тысяч.
Она ушла в комнату, вернулась с деньгами, протянула их Григорию, две купюры по пять тысяч рублей.
— Я верну! Обязательно верну!
— Не сомневаюсь... Фу! Ты что пил?
— Вчера.
— Да какое вчера, от тебя разит как от целой кучи алкашей. Все. Подожди. Никуда ты в таком состоянии не поедешь. Не хватало еще других неприятностей. Иди в ванну. Иди, приходи в себя. Никуда я тебя не пущу.
Она вырвала деньги из его руки и толкнула его в сторону ванной комнаты.
— Я уже мылся сегодня!
— Ничего, в таком состоянии тебе лишняя ванна не помешает.
Как же у нее в квартире хорошо! Нет, у него дома тоже все хорошо, но в обустройстве ее квартиры, каждого из ее помещений была какая-то изюминка, которая располагала к неге.
— Ты ел?
— Вчера. Тоже вчера.
Она принесла ему в ванну кофе, принесла что-то из горячего, он и не понял, что именно ему принесли, просто съел. А ему было не стыдно лежать голым перед ней, как было стыдно в то утро.
Боже мой, как она хороша, как она мила, сколько же нежности она излучает.
— Добился своего? Паразит!
Она вздохнула, легла на спину. Он придвинулся к ней поближе, и начал губами ощупывать каждый миллиметр ее кожи. Пробежался по щечкам, отметил глаза, поласкал ушки, шейку, грудь... Грудь!!!
— Погоди, я устала немного, погоди.
Лизнув полоску ряда обнажившихся зубов, когда она говорила, он припал к губам.
— Ну, пожалуйста! Подожди! Извини!
— Ты не прогонишь меня сегодня?
— Нет!
— А если я тебе скажу, что я бумажник в машине нашел. Не прогонишь?
Она повернулась к нему, утопила его своим взглядом, тихо вздохнула и шепотом сказала:
— Паразит!
Можно войти в одну и ту же реку дважды! Можно!
— Ты сегодня уедешь?
— Нет. Я дам телеграмму, попрошу отпуск за свой счет, я не хочу от тебя уезжать. Не хочу! Не могу! У меня нет сил!
Но он уехал. Он не мог тогда прямо сказать, почему он уехал, но он обязательно скажет почему. Чуть позже. Потом. Если она даст возможность ему сказать! Он ехал, без конца повторяя про себя:
— Прости меня! Прости меня моя милая! Я не мог не уехать!
И позвонил он ей, сообщив о своем отъезде, уже тогда, когда за спиной была пара сотен километров, иначе, услышав ее голос, он бы наверняка вернулся.

***

А Инна...
А Инна не страдала в тот день, когда проводила Григория не солоно хлебавши из своей квартиры, не удостоив его даже толикой своего внимания. За день привела себя в надлежащий порядок, вечером позвонила подруге и с ней они завалились в свой любимый кабак. Они его любили потому, что там рядом военное училище и с молодыми, симпатичными, спортивными парнями проблем нет.
Заняли столик, выпили, подругу пригласил молодой лейтенант на танец, после чего он подсел за их столик. Спустя некоторое время к ним присоединился его товарищ. Хорошенький такой! Они провели замечательно время до закрытия кабака. Потом молодые офицеры решили проводить девчат. Ближе жила подруга, поэтому первой проводили ее. Но у подъезда подруга пригласила всех на чай. Они поднялись. Домой Инна вернулась только утром.
Это она так рассказала ему о том памятном вечере. И еще...
— Так что ты зря отказался от услуг той девушки! — говорила она ему по телефону, когда Григорий ей в дороге сообщил, об отъезде и, будучи посвященной в его историю, произошедшую с ним вечером в гостинице с неизвестной девушкой.
— Ох, зря! Она куда опытнее меня, как женщина. Такие удовольствия тебе доставила бы, на которые я просто не способна. Не научилась пока еще! Было бы чего вспомнить потом тебе. Аж, два сексуальных приключения за один заход, в одном городе, с двумя дурами. Потаскун. Было бы чем перед друзьями похвастать за бутылкой водки или кружкой пива. А первое впечатление не обмануло меня. Алкаш ты, приперся пьяным ко мне, и вор. Ты украл у меня ... Ты много чего у меня украл. Чему цены нет.
А на самом деле.
В четыре часа утра Инна подняла голову от подушки, перевернула ее, но она была такой же мокрой. Мокрой была и вторая подушка, рядом. Нигде она не была, никуда она не выходила из дома, проревела весь день и почти всю ночь. Она встала, достала простыню и, сложив ее, накрыла ею подушки. Приятная прохлада простыни подействовала на Инну, как снотворное. Проснулась, и боль немного улеглась. Притупилась. А может быть, она после такого слезообильного потопа притупилась.
Чтобы больше отвлечь себя от Григория, она занялась всеми самыми бесполезными делами дома. Полезные все давно уже были переделаны. Вдруг хрюкнул домофон...
— Кто?
— Я.
Ну и что ей делать? Выяснять отношения на расстоянии нескольких этажей? К тому же, даже вчера в душе теплилась надежда, что не очень он послушный, наплюет на ее запреты и приедет, или хотя бы позвонит. Несмотря ни на что, ей хотелось еще и еще видеться с Григорием. И она открыла.
Спустя пару минут, он стоял на пороге. Боже ты мой! И что она в нем тогда, в первый раз, в магазине увидела? Глаза мутные, взъерошенный, постаревший лет на десять. И выражение лица. Оно было таким, будто произошло что-то страшное, непоправимое. Инна молча смотрела на него, ожидая объяснений, хотя сердце рвалось, хотелось прижать его взъерошенную голову несвежим лицом к груди и пожалеть. Кто его здесь еще пожалеет?
— Извини, бумажник украли в гостинице. Мне не на что уехать из вашего города.
Прогудел небось всю ночь в каком-нибудь клубе со шлюхами. Украли! Как его самого не унесли!
— Сколько тебе нужно?
— Десять тысяч.
Не хило! А что делать? Может еще и в долги залез. Закутил, вот и влетел. Поделом ему!
Инна принесла деньги, Григорий взял, и она попала под выхлоп его могучих легких. Бог ты мой! Да как же он ехал по городу? В воскресенье гаишники на каждом шагу. Ждут возвращающихся с уикендов горожан из области. Его словно всю ночь в алкоголе купали!
— Ты что пьяный?
— Я вчера пил.
— Да какое там вчера! От тебя разит перегаром за версту! Ты чего, с ума сошел пить за рулем! Тебе неприятностей не хватает? Так! Все! Раздевайся! Раздевайся и иди в ванную. Никуда я тебя не пущу, пока в себя не придешь.
— Я уже с утра в ванной был.
— Ничего страшного, лишняя ванна тебе не помешает.
Она включила воду, обернулась, Григорий стоял голый перед ней. Инне аж не по себе стало. В таком ракурсе она его не видела никогда. Куда же его стыдливость вчерашняя пропала? Он залез в воду, лег, закрыл глаза. Может быть, есть хочет? Как бы выпить не попросил. Что она с ним потом делать будет? Не хватало еще пьянства у нее дома.
— Ты ел?
— Ел. Вчера.
Понятно. Оттого и перегар такой. Литр выпил, конфеткой закусил. На скорую руку приготовила омлет, заварила кофе, отнесла ему. Григорий лежал, жевал, пил кофе и был таким довольным, будто в восточный гарем попал.
Инна оставила его, прошла в комнату и, совершенно без умысла, начала менять постельное белье. Оказалось, что с умыслом. Примерно час спустя, он вышел из ванной посвежевшим, опоясанный полотенцем. Да, оказывается, все-таки было, на что обратить внимание при первой их встрече. Она смущенно отвернулась.
— Ты готов?
— К чему?
— Ехать готов?
Он подошел сзади, обнял Инну и прижался к ней всем телом. Да, готов, но не к тому, чтобы уехать, к тому, чтобы остаться и не на полчаса. Она повернулась к Григорию, полотенце упало. Он прижал ее к себе, резко вобрал ее губы в себя.
И все!
Голова закружилась.
Дыхание перехватило.
Она, наверное, упала бы, если бы он не держал ее в своих объятиях. Почувствовав ее слабость, Григорий взял Инну на руки, пронес пару метров до кровати, осторожно положил на нее. Дальше лишь губы и руки. Какие же они у него нежные. Они словно знают, словно чувствуют, где и как нужно что-то сделать.
Она же превратилась в кисель. Но расслабилась лишь для того, чтобы в нужный момент превратиться в упругую пружину и встречать его каждой мышцей своего тела. Ничего необычного, но как же хорошо, как же приятно с ним все это происходит. Он словно старается не просто овладеть ей, он хочет стать одним целым с ней. Но что-то в этот раз ему не нравится, и он повторяет попытку, потом еще, еще, и вот оно, одно целое. Нет его, и нет ее, есть они, но не каждый по раздельности, а одно единое существо. И уже нет таких земных сил, которые смогут их разделить.
Казалось бы все. Все силы кончились. Вся энергия покинула их. Всему есть предел. Но нет, он не успокаивается, снова тянется к ней. Губы, пальцы, губы, пальцы...
— Погоди, я устала немного, погоди.
Господи, языком аж до зубов добрался!
— Ты не прогонишь меня сегодня?
— Нет! Не прогоню.
— А если я тебе скажу, что я свой бумажник в машине нашел. Все равно не прогонишь?
Она повернулась к нему, вздохнула и шепотом сказала:
— Паразит! Хотел меня еще на десять тысяч обмануть. А ты завтра уедешь домой?
— Нет. Я позвоню домой, позвоню начальнику, дам телеграмму, возьму за свой счет неделю, я не хочу уезжать от тебя. Не хочу уезжать! Не могу уехать! У меня нет сил расстаться с тобой!
— Может, стоит сейчас съездить, дать телеграмму. Сейчас вроде уже не пахнет. Сил хватит?
— Хватит. Да, наверное, поеду. Заеду заодно в магазин, куплю чего-нибудь на вечер. Или в ресторан сходим?
— Нет, лучше дома. В пятницу сходим. Потанцуем немного.
Он умылся, оделся. В дверях обнял ее, крепко поцеловал.
— Ты знаешь, где телеграф?
— Знаю, не заблужусь.
— Нет, я с тобой. Мне одной скучно будет!
Как сердце чувствовало ее...
— Отдохни от меня солнышко. Иннушка моя! Я ненадолго. Я вернусь! Я обязательно вернусь.
Дверь за ним закрылась. И сердце защемило. Почему так защемило сердце?
Он не появился ни через час, ни через два, ни через три. На четвертом часу он позвонил.
— Прости меня! Прости меня моя милая! Я не мог не уехать! Я вернусь и все тебе расскажу. Потом. Я вернусь!
— Да чтоб тебя... Дай Бог быть тебе счастливым! Не звони мне больше, я уже практически выбросила телефон. И не пиши мне, я размениваю квартиру. Будь счастлив и знай, что пусть самую малость по времени, ты сделал меня счастливой, за что спасибо тебе.

***

Наше время.
— Ох, Господи! Ты меня напугал!
— Извини! Не хотел.
— Нашел, значит. В магазине поймать меня не получилось, приехал сюда. Учти на будущее, я в том магазине не бываю.
— А в тот день, когда я тебя там искал, была? Была?
— Случайно мимо проезжала. Видела, как ты крутишься там у дверей. Ну, нашел сейчас. И что дальше? Зачем ты меня искал? Зачем нашел?
— Увидеть хотел.
— Ну, так увидел? Можем проститься?
— Ну, погоди, ну хотя бы десять минут, пять минут...
— И что, мы будем стоять здесь, у всех на виду? Между прочим, я замужем и никому еще не позволяла подумать обо мне нехорошо.
— А пойдем в машину?
— В твою? Она у тебя со светонепроницаемыми стеклами?
— Нет, конечно.
— Ну, да, в машине оно, конечно, с посторонними мужиками видеть меня привычнее. Эх, ты! Ладно. Пойдем в мою. Та хоть стоит удобнее, в ней тяжеловато кого-то разглядеть.
Полдня он потратил на то, чтобы найти прежнее место ее работы. Адреса не помнил, маршрута тоже, а где, на каком предприятии, в каком учреждении она работает, он не знал. К своему стыду, он только сегодня вспомнил, что никогда не интересовался тем, где она работает и кем. Знал, что-то там с финансами. И все.
Но он нашел. По километру, по метру, по сантиметру, он исследовал ту местность, где он до этого бывал, и нашел.
Григорий дождался конца рабочего дня. Он увидел Инну. Он очень обрадовался. Он шагнул ей навстречу.
— Это твоя машина?
— Да! А чем она тебе не нравится.
— А та? Та машина? Хотя времени-то прошло. О чем я спрашиваю?
— Какая та? Твоя? Та, что ты мне подарил? Так зачем она мне. Машина была оформлена на тебя. С тобой встречаться не хотелось. И я... Погоди! А ты что? Разве ничего не знаешь?
— А что я должен знать?
— Благодаря Павлу, я нашла место твоей работы в твоем городе. Куда и отогнала машину. Передала ее твоему начальнику, вместе с документами. Он должен был передать ее твоей жене. Погоди, как его Константин ...
— Константин Сергеевич. Он после того, как мы расстались, недолго поработал там. Уехал куда-то. Мы больше не виделись.
— А жена? Она тебе ничего не сказала?
— Наверное, не посчитала нужным. А квартира? Что с квартирой?
— Вернула хозяину, остаток от залога он обещал передать тебе? Передал?
— Нет! К черту залог!
Нет!
Ура!
Ура!
Ура!
Нет!
И как он мог в ней сомневаться. Кто угодно, только не Павел. Голос Павла в домофоне терзал Григория до сего времени.
— Ну, все, мне пора, дочка в детском садике ждет.
— Как ее зовут.
— Лиза! Лизонька!
Неожиданно что-то щелкнуло в голове у Григория. Его аж затрепало. Заболело в области сердца. Дышать стало тяжело.
— Погоди! Погоди! Ты сказала дочке чуть более шести лет?
— Да. И что?
— И замужем ты почти семь лет? Ты замуж вышла после рождения Лизы?
— А какая тебе разница?!
Инна разозлилась.
— Чего тебе надо? Что ты все выпытываешь? Чего тебе нужно? Ты ушел? Ушел! Ты получил то, что сам пожелал. Что тебе сейчас нужно? Зачем ты шпионишь за мной? Зачем ты меня ищешь? Что ты выпытываешь? Иди! И не смей больше появляться здесь. Не ломай мне жизнь! Уходи!
— Я хочу увидеть Лизу.
— А ты больше ничего не хочешь? Может тебя и с мужем моим познакомить? Могу еще и с родителями его встречу организовать. Познакомить? Все, уходи!
— Я хочу увидеть Лизу!
— Уходи! Не доводи меня до истерики! Пожалуйста, уходи! Уйди! Или я тебя возненавижу! Прокляну!
Увидев Инну в таком состоянии, Григорий понял, сейчас нужно уйти. Но теперь, мысль, засевшая в его голове, не даст ему жить дальше спокойно.
Он кивнул головой и вышел из ее машины. Инна уехала, а он пошел к своей машине, Григорий даже был рад, что его машина стояла не близко. Он бы не выдержал, он поехал бы за Инной. Догадка терзала. Он почти был уверен в том, что его догадка — правда.
Теперь планы его на будущее обретали совершенно другой смысл.
Он поехал. Но не в гостиницу. Он поехал к тому дому, где слышал голос Павла в домофоне, к тому дому, где они были с Инной так счастливы. Так недолго счастливы.
— Ииии кто там?
— Это я, Павел, нужно поговорить.
— Голос вроде знакомый, но не признаю. Кто ты?
— Григорий. Помнишь такого?
Небольшая задержка с ответом. Потом фальшиво радостное:
— Гриша!!! Бог ты мой! Какими судьбами!
— Обычными. Поговорить нужно. Выйди.
Павел долго выходил. Григорий устал стоять, присел на лавочку. Рядом с ним примостился и Павел, когда наконец вышел из подъезда.
— Ты сколько от меня за квартиру получил.
— Оплату на полгода вперед.
— Да. И еще половину стоимости этой квартиры.
— Я Инне...
— Ничего ты Инне не отдавал. Я видел ее.
— Чего-то ты поздно хватился. Нет у меня сейчас таких денег.
— К таким вещам никогда не поздно возвращаться. А деньги мне и не нужны. Мне нужна эта квартира.
— Не вопрос. Давай остаток, и забирай. Я здесь не живу постоянно.
— Условия я буду ставить. Ты семь лет деньги мои при себе держал. У меня квартира есть. В моем родном городе. Она дороже того, чем я тебе буду должен. Намного дороже. Завтра едем к юристу, готовим бумаги и делаем обмен.
— На хрена мне квартира в твоем городе? Я не согласен.
— А мне по фигу твое согласие, Паша. По фигу. Давай без проблем. По обоюдному согласию. Продашь, наваришься еще с нее.
Павел понял, что Григорий не шутит. Он знал, что, если Григория разозлить, будет и правда хреново. Павел принял предложение.
А в гостинице Григорию снова не спалось. Мысль о том, что Лиза его дочь, не давала уснуть. Снова хотелось курить и выпить. И видимо от этих желаний ему приснился почти в тему сон.
Приснилась, конечно же, Инна.
Как будто они с ней ходили по городу, вроде по улицам его родного города и то ли продавали, то ли покупали дом.
Приснился аромат ее волос. Он не помнил его наяву, а память сохранила его где-то в своих глубинах и дала им насладится Григорию во сне.
Сделка состоялась, и Инна повела его к себе домой отметить.
Жила она не в квартире, а в частном доме. Их встретил муж Инны. Григорий отметил, что он повыше его, но худее, лицо его было очень серьезным и даже злым.
Муж усадил их за стол, Инне в огромный бокал налил что-то, наверное, вино, она стала потихоньку потягивать напиток из бокала. Потом муж вышел и вернулся с двумя бутылками, Григорий почему-то, увидав эти бутылки, решил, что в них самогон. Одна бутылка была обычной, вторая какая-то странная, пробка, как у шампанского замотана проволокой. Иннин муж достал одну рюмку и почему-то солонку. Себе он налил в рюмку, а Григорию в солонку, при этом закрыл ее крышкой.
"Как же я буду сосать через эти дырочки"? – подумал Григорий и посмотрел на Инну, она спокойно пила вино из огромного бокала и даже не смотрела его сторону. А он ведь искал у нее сочувствия. Он все же взял солонку в руки. Только приготовился выпить, как пришли два мужика. Они были какие-то кургузые, неказистые, один из них был маленьким и худым. Муж Инны сразу переключил свое внимание на этих мужиков и налил им по рюмке. Григорию стало обидно, этим дурикам по рюмке, а ему солонку. Он снова посмотрел на Инну. Рядом с ней сидела уже какая-то худая пожилая женщина и с аппетитом ела суп из тарелки. Инна пила вино, что-то говорила женщине. Муж общался и пил с мужиками, Инна пила вино и болтала с женщиной. Григорий сидел с солонкой в руке.
"Ох, и напьюсь сегодня я"! — подумал Григорий и опорожнил солонку. В ней оказалась водка. Григорий решил попрощаться и уйти и начал шарить по карманам, ища деньги. На что-то надо было бы ему купить водки, он ведь напиться хотел, но в карманах ничего не было.
Тут он понимает, что он находится где-то в районе его бывшей жены квартиры. Фигня, знакомых здесь много, найдет, займет. А потом поразмыслил, не стоит, чего же подумают его знакомые. Скажут, дожил, на водку стал занимать. А жена его, то шубку за шубкой меняла, а теперь мужу на водку денег найти не может.
Ему стало противно за себя, и он проснулся.

***

Семь лет назад.
Здесь можно начать с того, чем все закончилось в прошлый раз. После его неожиданного побега.
Можно было бы хотя бы в паре слов объяснить Инне, что случилось. Прости-прощай! И пропал. Нет неделю. Ни слуха, ни духа. Сколько раз она брала в руки телефон, сколько раз хотела позвонить ему. Но потом со слезами бросала его от себя. Нет. Не звонит сам, не пишет, или действительно прости-прощай, или... Об "или" думать не хотелось, но все могло произойти, все могло случиться.
Начало второй недели ознаменовалось появлением Александра. Он встретил Инну после работы, долго и путано объяснялся, даже делал попытки извиниться, настойчиво приглашал к себе в машину. Она, не произнеся ни слова, ушла прочь от него.
Конец второго дня, как под копирку — конец предыдущего дня. С тем же результатом. На третий день, Инна, неожиданно для себя, села к Александру в машину, и он довез ее до дома, стал напрашиваться в гости на кофе. Она отказала ему и ушла домой.
На четвертый день он пригласил ее к себе в гости. И Инна согласилась. Согласилась! А что ей делать? Как жить дальше? Григорий пропал. Десять дней прошло, словно под плотной паранджой из слез. Коллеги по работе настойчиво тянули Инну в больницу. Вид, и правда, у нее был совершенно нездоровый. Отвлечься, забыться, а может быть и по-новому увлечься.
Александр по дороге к себе домой подъехал к их — она так теперь и называла его — к их магазину, остановился, позвал ее с собой.
— Так я-то тебе зачем? Или денег, боишься, не хватит?
— Ну, о чем ты! Позволь мне просто покрасоваться перед другими такой девушкой.
Они зашли в магазин. Пока он выбирал и собирал свой джентльменский набор, Она стояла у полки с кефиром и тупо смотрела на полку и на кисломолочный продукт. Они подошли к кассе. Александр достал бумажник. Десять тысяч, две купюры по пять тысяч. Их магазин, чертов кефир и десять тысяч. Слезы брызнули у нее из глаз. Она почти во весь голос заревела.
— Ты чего? Что случилось? — наклонился Александр к девушке.
— Извини, мне плохо, я домой. Мне очень плохо!
— Я тебя подвезу.
— Нет, я сама. Сама. Сама. И больше не приезжай ко мне. Не приезжай, даже не намекай мне, что ты существуешь. Все, былого не вернешь, а по-новому, увы, ничего не сложится!
И вот наступила новая пятница!
Трудно сказать почему. Она не знала, почему снова пошла в этот магазин. Ей по делу совершенно ничего не нужно было. Ноги словно сами по себе несли ее туда.
Она вошла, немного прошла вперед и чуть не упала от неожиданности. То же место. Чертова кефирная полка, и спиной к ней до боли знакомая фигура. Ей хотелось развернуться и бежать отсюда, куда глаза глядят. Но она шла к нему. Григорий обернулся и пошел навстречу ей с широченной улыбкой прожженного сердцееда и последнего подлеца.
— Здравствуй, моя хорошая! Я вернулся!
Инне хотелось броситься к нему и что есть силы поколотить его, поцарапать, искусать, но она прыгнула к нему на шею и снова заплакала.
— Ну, все! Все! Перестань сейчас же! С сегодняшнего дня все в нашей жизни изменится. Пойдем со мной.
Он словно ребенка взял ее за руку и повел из магазина. Усадил в свою машину. Сел рядом. Поехали. Она не могла понять, куда он ее везет.
— Мы куда? — спросила она.
— Не торопись, все узнаешь.
Незнакомый совершенно район, здесь она еще ни разу не была, куча недавно построенных домов. У подъезда одного из них он остановился. Вывел ее из машины и, так же за руку, повел ее в дом. Они поднялись на лифте, остановились у двери одной из квартир. Григорий открыл дверь своим ключом. Они вошли в дверь.
— Что это? Ты арендовал квартиру для наших свиданий? Зачем? Чем тебе моя не по душе?
— У тебя замечательная квартира, а это будет наша общая с тобой!
— Как понять наша?
— Я снял ее, на полгода пока снял, для нас с тобой. Пока снял, дальше видно будет. Теперь мы здесь с тобой будем жить.
— Полгода? Ты решил меня сделать на полгода своей походно-полевой женой? Или это по разговору на полгода, а на деле снова смоешься, не объяснив причину, как в прошлый раз?
— Нет! Нет! Я пока не порвал еще полностью с женой. Мы еще официально не развелись. Но отсюда я уже никуда и ни за что не уеду. Если только по работе. Как тебе эта квартира?
— Неуютная она какая-то.
— Так тебе и все карты в руки. Сделай ее такой, какой ты сама хочешь ее видеть. Пойдем.
Он провел ее в комнату. Посреди комнаты стоял стол. Бутылка хорошего красного вина, бутылка пуэрто-риканского рома. Мандарины, апельсины, виноград. Он посадил ее за стол, сел рядом.
— Давай по бокалу вина, а потом я горячее подам. Не знаю, что получилось. Но старался, потому что делал это для тебя.
Почти три часа они сидели за столом, смаковали вино и молчали. Он смотрел на нее, она молча смотрела на него. Многое хотелось сказать, многое хотелось спросить, но они понимали, не сегодня, не сейчас. Потом, после. Начало темнеть, но они не включали света. Сидели и молчали. Наконец он поднялся.
— Тут это, пара подарков для тебя. Ты уж прими их, пожалуйста.
Он встал, зажег люстру, достал из кармана коробочку, протянул ей. Инна открыла коробочку. Колечко. Очень красивое и, наверное, очень дорогое колечко.
— Примерь, пока одно купил. Надеюсь, что скоро и другое приобретём. Для меня
— Мало оно мне! Не налезает!
— Жалко! Но не беда, поменяем. И вот еще.
Он положил рядом с ней ключи от автомашины.
— Что это?
— У тебя ведь права есть? Хватит на работу пешком ходить. Мне дороги твои замечательные ножки.
Взяв ключи в руки и, увидав эмблему на них, Инна удивленно посмотрела на Григория.
— Ты что? Подпольный миллиардер?
— Не все так круто. Но, что смог.
— Нет, это уже чересчур! Не сходи с ума! Такого подарка я не приму. Ты мне еще пароход подари!
— Да ладно тебе! Парохода нет. А машину для себя брал. Не понравилась она мне. Уж извини, но не в смысле — на боже, что мне не гоже, дарю. Думаю, тебе она должна понравится.
— Да будет тебе, не понравилась! Такая машина не может не понравиться! Не считай меня за совсем уж глупую девчонку! Нет, не возьму!
— Давай, знаешь, на чем остановимся. Это считай тест-драйв, не ограниченный по времени для тебя. Надоест, отдашь мне ключи и документы. А сейчас, готовь постель, хозяйка. А я в ванну пойду. Уж больно тяжелый день для меня выдался сегодня. С четырех утра на ногах.
Инна лежала в ванной, которую принимала после Григория и мечтала о том, что будет сейчас с ними происходить после того, как она придет к нему в постель. Она не находила места себе в ванной, но специально затягивала время, словно старалась подпитать его на расстоянии своей энергией. Хотела заставить его там, в кровати, изнемогать от желания, чтобы потом он лютым, взбесившимся зверем накинулся на нее, в одно мгновение лишив ее сознания, сил, да и жизни самой, на некоторое, такое неописуемое по чувствам время.
Обмотавшись полотенцем, Инна тихо вошла в спальню. Свет горел. Он спал, тихо посапывал во сне и подрагивал телом. В уголках его губ пряталась привычная для него, маленькая капелька слюны.
Она подошла, приподняла одеяло, Григорий лежал голым, свернувшись калачиком. А они ведь даже ни разу в этот день не поцеловались с ним. «Перестаралась», – горько подумала она про себя, вздохнула, выключила свет, сбросила полотенце, легла рядом и, обняв Григория, плотно прижалась к нему. Странно, но в том состоянии, в котором она находилась в то время, она боялась, что не уснет вообще, однако быстро погрузилась в сон, который почему-то и без его неземных ласк оказался очень и очень сладким. Наверное потому, что она очень счастлива и без того была в этот день.
Не стоит говорить о последующих выходных днях. Их лучше по-новому пережить, чем говорить о них.

***

Господи!
Думала ли она неделю назад, что будет жить в одной квартире с Григорием, любимым ею человеком и, очень ей хотелось надеяться, что любящим ее человеком ездить на работу на престижной машине и просто быть счастливой. Она чувствовала, долгов теперь за ним с этой квартирой и с этой машиной висит немерено, но ей почему-то было не страшно. Почему-то она была уверена, что все он разрулит, все растрясет, последние ненастные облачка убегут с их горизонта.
Одного она боялась. Вдруг нежданно, негаданно, он позвонит ей с дороги и скажет, мол, прости, но я срочно должен уехать. Ничего не могу сейчас объяснить, все расскажу потом, после. И пропадет. На две, как было, или может быть на большее количество недель. Он непредсказуем и не обязателен, потому как так и не объяснил ей до сих пор, что за неведомая сила в прошлый раз сорвала его отсюда.
А его, так называемое, бегство было оправданным.
Когда Григорий отъезжал до телеграфа от ее дома, сначала позвонил к себе домой, сказал сыну, что задержится еще на неделю, а может быть даже на две. Приехал на телеграф, дал телеграмму в филиал, просил две недели отпуска за свой счет. Проехал по магазинам, прикупил кое-что на вечер, и тут звонок. Звонила ему подруга жены, Вика, мол, жена в реанимации, наглоталась таблеток, кто-то из доброжелателей позвонил, рассказал ей, что Григорий другую здесь нашел, помоложе ее, домой уже возвращаться не собирается. Состояние критическое, он может не успеть.
Что он мог рассказать Инне? Чтобы она еще одну вину себе на милую шейку повесила? Ей и так от него, бедной, достается. Позвонил ей, просто сказал, нужно уехать и рванул домой.
Летел по трассе словно сумасшедший, проклиная и себя, и "доброжелателя". Даже и не мог подумать, что сможет так быстро добраться до своего города. Сразу приехал в больницу. Назвал фамилию в приемном покое. Да, действительно жена в реанимации.
— А Вика? Вика работает сегодня?
— Какая Вика? Виктория Александровна?
— Да, Александровна.
— Работает. Эй, Вы куда? Мужчина! Вы куда. Нельзя туда! Я сейчас милицию вызову.
Да хоть ОМОН!
Он бегом взбежал на четвертый этаж. Нашел нужное отделение. Нужную палату. На кровати лежала жена. Но не в том состоянии, в котором он ожидал ее увидеть. Она была заплаканной, но пьяной. Напротив нее сидела ее подруга в таком же состоянии. На тумбочке стояла почти пустая бутылка коньяка, лежала коробка конфет.
— И что это значит?
— Это у тебя, мой дорогой, спросить нужно, что это значит. Нашел там молодуху себе, а нас с сыном бросил?
— Все понятно! Какие же вы дуры!
Ушел, хлопнув за собою дверью.
Подруга жены в реанимации работает, вот они на пару и провернули такую аферу.
Григорий хотел в злости плюнуть на все и всех, и сразу уехать обратно, уехать к Инне. Практически уже почти поехал, но потом, подумав, решил, что им даст одна лишняя неделя, даже две. Что будет потом, по прошествии этого времени. Как поступить дальше? Его и до этой дурацкой бабьей выходки уже домой совсем не тянуло, а после этого случая, с так называемым отравлением, вообще стало там все тяготить. Он решил провести на месте некоторые мероприятия, чтобы вернуться к Инне принцем на белом коне, а не ощипанным зябликом на поясе у охотника.
Первым делом решил с работой, благо проблем больших не было, все там же, но только уже в городе Инны. Просто именно как надо было, так все и получилось.
Продал квартиру мамы, которую та успела подарить ему перед своей смертью. На нее давно уже был покупатель, да Григорий все не решался продать. Все оттого очень быстро получилось.
Объяснился с сыном и женой. Тяжело было с сыном, хотя, как Григорию показалось, сын в итоге отца понял, вел себя как мужик. Ни упреков, ни показных обид. С женой легче, истерика, в которой явственно проглядывалась фальшь. Не стал подавать на развод лишь потому, что достаточно для нее того, что он уходит, чтобы выбить ее из колеи. Усугублять не хотелось. Пусть сначала привыкнет к тому, что придется дальше жить без него.
Попросил в городе Инны знакомых подобрать подходящую квартиру. Помог один из коллег, неплохим оказался вариант, в дальнейшем квартиру можно было совсем выкупить.
Машина? И здесь не обошлось без знакомых. Жене одного из приятелей отец новую подарил, покруче. Так что машина, которую он хотел презентовать Инне, недорого ему досталась.
Оставалось самое сложное. Как вернуться к Инне? Как вернуться, если ушел с таким фоном. Оставил, практически обманув ее. Хотелось чего-то такого придумать, чтобы немного, на время, оттянуть все упреки и оправдания. Хотя терпения на придумки не хватало. Хотелось к ней, хотелось невыносимо. Тянуло к ней с неимоверной силой.
И вот сложилось, повезло, он спрятался за ее домом и, выглядывая из-за угла, случайно заметил ее. Инна проходила мимо дома, как раз в сторону того, их магазина. А вдруг... А как в первый раз. В том же магазине, на том же самом месте. Григорий с места рванул так, словно от этого разгона не только их судьба зависела, а судьба всего человечества. Обогнал ее, поставил машину, забежал, встал у той же полки...
Как же ему было жалко девушку. У самого чуть слезы ручьем не потекли, хотя слезу из него пытками вряд ли вытянешь. Как же ему было ее жалко! Бедная, любимая им, и им же обижаемая. Почему всегда получается так, что обижают больше всего тех, кого больше всего любят? С трудом сдерживая себя от эмоций, стараясь не показать свое состояние голосом, он повел ее к своей машине.
Ему казалось, что она будет всему безумно рада. Рада всему тому, что он хотел преподнести и преподнес ей в тот вечер. А она как-то безучастно и равнодушно отнеслась ко всему. Ему было даже немного обидно в тот момент. Ведь в первую очередь ему хотелось доставить приятное ей. Но в течении вечера, глядя в ее глаза, он понял, что ей ничего не надо кроме одного. Инне нужен был он, Григорий. Принцем он вернулся или зябликом, ей было все равно, главное, что он вернулся. Главное для нее, что они снова вместе. Хотя в глазах ее нет-нет, да и проскальзывало недоверие к тому, что происходит, недоверие к его словам и его обещаниям.
Тяжело было понять, почему дальше все так получилось. Всю неделю он, как заведенный, гонялся. Вставал то в пять, то в шесть, а то вообще в четыре часа утра. А тут, она рядом, чистая постель, горячая ванна и нега ожидания. Он ждал, он торопил ее мысленно, а она все не приходила. А он уснул. Паразит, как она любит говорить!
Григорий все-таки проснулся потом ночью, Инна, крепко прижавшись к нему, спала. Он тихонечко повернулся к ней и долго и нежно целовал ее закрытые глазки, пухленькие щечки, к губкам очень легонько притрагивался. Она так потом, после его прикосновений, мило причмокивала, словно смаковала его легкий, почти воздушный поцелуй. И ему страшно хотелось припасть к этим причмокивающим губкам. Но он не стал ее дальше мучить, прижал покрепче к себе и, несмотря на огромное желание, все же смог, немного погодя, уснуть. Ничего страшного в этом не было. Слишком велико было все-таки напряжение в тот день. Выходные дни потом для них были более чем насыщенными. Ведь они так за это время друг по другу соскучились! И как же они до того времени, когда познали друг друга, жили? Не дети уже, но все с ними всегда, как будто в первый раз, как будто все сызнова, как будто все ранее не прочувствованное.
Он не мог насладиться ей. До чего же она хороша, его любимая. Сколько же в ней нежности, необычно совмещающейся со страстью. И все в ней прекрасно, и все в ней желанно, и все в ней ненасытно для него. Нет предела насыщения ей. И совсем нет желания, чтобы он когда-нибудь появился.
На следующий день она позвонила. Сообщила, мол, мама просила ее приехать, погостить с ночёвкой, она у нее из староверов, в смысле морали и нравственности. Для нее понятия гражданский муж, да еще женатый, не существует. Так что пока его смотрины откладываются. А Инна боится, что, вернувшись от мамы, не застанет Григория в этой квартире. Его снова куда-то сметет, и он пропадет опять на некоторое время. А она переживала. Она боялась. Что все это не навсегда, что все это кратковременно.
— Перестань ради Бога! Ни о чем не думай и ничего не бойся! Не для того ты столько стерпела, чтобы все вдруг повторилось в худшем из вариантов. Все будет хорошо. Не просто хорошо, а все будет очень хорошо и все будет с каждым днем все лучше и лучше. И приезжай скорее, так хочется, лежа в кровати, ожидать, когда твои голенькие ступни прошуршат из ванной сюда, в спальню, к кровати. Провел треть своей жизни в командировках и никогда ни о чем не жалел, а сегодня жалею, что эта ночь пройдет без тебя. Приезжай, я уже так по тебе соскучился! Ничего теперь в жизни не боюсь, боюсь только разлуки с тобой!
Книжки бы тебе писать. Писатель. Болтун, с улыбкой продумала она, заканчивая с ним этот разговор.

***

Наше время.
А Инна в тот вечер тоже долго не могла заснуть. Он все понял про Лизу! И теперь он не оставит ее в покое. О его настойчивости можно слагать легенды. И что делать ей? А может бросить насиженное гнездышко, взять дочку и ...
Глупости!
Какие глупости!
Муж, Витя, он с ума сойдет, если она уйдет от него. Хотя… Не видит она в нем той любви к дочке, которая должна быть у настоящего отца. Оно так и должно быть. Он не отец. Он хороший, он очень любит ее, Инну, но вот Лизоньке настоящей отцовской любви не хватает.
Терзаясь в мыслях, она все же уснула, и ей, как и Григорию в эту ночь, так же приснился сон. Удивительный сон. В ярких и сочных красках.
Почему небо такое разноцветное? Красное, оранжевое, желтое… Господи! Да оно всех цветов радуги! Нет, это радуга во все небо. Какая-то неведомая сила растянула радугу от одной стороны горизонта до второй. И там, где концы разных цветов радуги на горизонте соприкасаются с землей, обозначается что-то того же цвета.
Красный. Под красным полыхает огонь. Но это не всепожирающий страшный огонь, а умиротворяющий огонь заката, потому что рядом, под оранжевым — солнце. Наше родное солнышко покоится под оранжевым цветом неба. Желтый цвет породил под собой огромный луг одуванчиков. Цвет жизни — зеленый касается макушек хвойного леса. Из-под голубого участка радуги видны кусочки голубого неба, которое плавно переходит в синеву морского простора, в котором полощется голубой цвет радужного неба. Фиолетовый…
Фиолетовый!
А вот что под фиолетовым понять невозможно. Сливается что-то. Наверное, долго смотрела на яркие цвета неба, и вот теперь глаза просто устали. Надо подойти поближе. И глаза отдохнут, и вблизи рассмотреть лучше можно. Но что это? Чем ближе она подходит, тем дальше от нее отдаляется горизонт? Ах! Да! К горизонту нельзя приблизиться. Но и удалиться он не может. А он удаляется! А что, если вернуться? Нет, ближе он не стал. Так что же под фиолетовым цветом?
Птичка! Птичка-синичка, ты быстрая, слетай, посмотри, что там под цветом фиалок? Может быть, ты сможешь подлететь ближе и понять, что там? Птичка пискнула, метнулась вверх и исчезла в разноцветье неба.
Инна проводила взглядом птаху, потом упала на ромашковый луг, раскинула руки, какое-то странное появилось жжение в груди, вроде оно тревожит, но приятно тревожит.
Потому что пришел он!
Он присел рядом, словно маленькую, нежно погладил по головке, наклонился и нежно прошептал на ушко:
— Все хорошо! Не беспокой свою замечательную головку. Просто вспомни! Вспомни вечер на берегу, на том полуостровке. Наш с тобою волшебный вечер. А тогда было уже достаточно поздно, миллиарды звезд подсматривали за нами, огромная полная Луна бесстыже держала над нами свечку. А нам было плевать на миллиарды глаз, наблюдающих за нами. Нам в темноте сияли только глаза друг друга. А помнишь, какого цвета был вечер? Он был фиолетового цвета! Там, на горизонте, цвет нашей любви и цвет нашего счастья! Это самый замечательный цвет для нас! И поэтому…
Она проснулась. С минуту не могла понять, куда подевалось сказочное по своей расцветке небо. Когда поняла, улыбнулась, что в последнее время давно уже с ней не случалось, закрыла глаза и быстро снова уснула.
***
Семь лет назад.
Григорий уже долго топтал землю, прожил не так уж и мало лет, но все эти годы существования не стоят одного месяца, проведённого вместе с Инной. А ведь стоило существовать столько времени всуе, чтобы прожить потом этот чудесный месяц. Как же приятно, приезжая вечером домой, встречать ее прелестную улыбку в прихожей, слышать ее неповторимый по нежности голос. Как же бесценно для него Иннино внимание к нему. Ее забота о нем. Ее беспокойство, вкусно ли она приготовила, правильно ли она подала, ничего ли не упустила она в...
Все было замечательно, все было вкусно, а уж вкуса от того, что с ними происходило в постели ни передать, ни описать невозможно. Это было чудо из чудес! А чудес в жизни не бывает, поэтому описать все это обычному человеку невозможно. Мало того, его каждую ночь ожидало что-то новое, он каждую ночь открывал для себя в девушке что-то ранее им не познанное. Григорий по квадратному миллиметру изучал ее прекрасное тело и каждый миллиметр, каждую морщинку, каждую родинку, каждый прыщик ласкал нежным поцелуем.
И она не обходила его своими ласками, и ласки Инны просто вводили Григория в бессознательное состояние с чувством великого наслаждения.
А каким же было послевкусие произошедшего. С одной стороны казалось, что он побывал под кузнечным прессом, но с другой стороны, спустя некоторое время возникало огромное желание угодить снова под этот пресс.
А бывало иначе, но с не меньшим наслаждением. Он словно попадал в нежный речной водоворот, который затягивал, а выплывать не хотелось, хотелось наоборот все глубже и глубже тонуть в нем. Тело от нежности распадалось на молекулы, на атомы, он себя уже не чувствовал, но ощущал ее нежную страсть и ее естество, поглощающее его.
Был замечательный летний день, выходной, воскресенье. Инна покатала Григория по городу. Они заехали в то кафе, где когда-то сидели на первом свидании, привыкая друг к другу и изучая друг друга. Съездили на водохранилище, в то место, где Григорий в первый раз поцеловал девушку. Провезла Инна его по местам, так сказать, их боевой славы.
Затем заехали в их магазин. Они стояли у полки с кефиром, в магазин зашел молодой человек, увидав Инну, он с улыбкой направился в ее сторону. Она, увидев его, сильно смутилась, быстро опустила глаза. Григорий, заметивший перемены в своей спутнице, внимательно осмотрел вошедшего. Молод, красив, атлетичная фигура, судя по одежде – успешен в жизни, коли судить по взгляду, очень даже неглуп.
Подойдя к ним, он поздоровался с девушкой, назвав ее по имени, Инна негромко ответила ему. Он кивнул Григорию и внимательно, с той же улыбкой уверенного в себе человека осмотрел мужчину.
— Ты нас представишь, или нам познакомиться самим? — обратился он к девушке.
Инна сначала назвала его имя, потом представила своего спутника.
Улыбка молодого человека стала немного шире.
— Тут, наверное, мне стоит уточнить, — сказал он. — Вы, насколько я понимаю ее сегодняшний гражданский муж, сожитель, если следовать юридическим терминам, а я тот, кому не посчастливилось потерять это место.
— И к чему все это? — спросил Григорий его.
— К чему? А почему не познакомиться? И сразу расставить все точки над «Й». В одном городе живем, одним воздухом дышим. Мне, к примеру, очень было интересно познакомиться с Вами. Любопытно, кто же тот, кто оказался достойнее меня.
— И как?
— Оставлю свое мнение при себе, с вашего позволения. Ну ладно, счастья Вам и благополучия!
Он хотел подать Григорию руку для рукопожатия, но на ходу понял, что его собеседник протягивать свою руку не собирается, сам передумал и просто поднял ладонь вверх.
— Всего Вам хорошего.
Он пошел вдоль полок, а Инна, схватив Григория за руку, потащила к выходу. За полками с продуктами были зеркала, и, проходя мимо, Григорий оборачивался в их сторону, и с каждым поворотом головы, настроение его становилось все хуже и хуже. Он на ходу сравнивал себя с новым знакомым. И сравнение было явно не в его пользу. Впервые в жизни он почувствовал зависть к молодым. Да и он прожил их возраст. Но в то время у Григория не было Инны, Иннушки.
Иногда, самое желанное приходит с некоторым опозданием. К одним поздно приходит богатство, к другим поздно приходит власть, к третьим припозднится с приходом слава. Но самое печальное, наверное, когда не в том возрасте, встречаешь ту, которая и была необходима тебе, которую ты ждал всю жизнь. Самое печальное, когда не в том возрасте приходит любовь.
Они сели в машину, домой ехали молча, Григорию казалось, что Инна была сильно напряжена, мало того, ему казалось, что она была огорчена, и совсем не от этой непредвиденной встречи. Почему-то и вечер прошел в обоюдном молчании, и перед сном девушка не стала наполнять ванну, а это для Григория означало только одно, сладкого на ночь не будет.
Долго он не мог уснуть в тот вечер, чувствовал по Инне, что и ей не спалось. Однако сам Морфей, припозднившись немного, пришел в гости к обоим.
Утро понедельника было обыкновенным, хлопотным, суетным, но с обычными обнимашками при расставании и обычным поцелуем.
Вечер того дня тоже не отличался от вечеров прошедшего месяца. Все вроде было, как всегда. Кроме одного, она уже в кровати сказала ему: "Спокойной ночи!", отвернулась и быстро уснула. Он же не мог заснуть почти до утра. Страшно хотелось курить, и он без конца поднимался, выходил на балкон. Выпил бы тогда, наверное, если бы с утра не за руль.
Следующее утро в поведении девушки ничем не отличалось от предыдущих. В этот день Инна в обед должна была отогнать свою машину в автосервис, надо было протестировать подвеску. А Григорию как раз к обеду нужно было прокатиться в одну из городских инстанций, находящуюся как раз неподалеку от того автосервиса. Он сел за руль служебной машины, решил прежде заехать в автосервис, чтобы посмотреть, как идут у Инны дела.
Подъезжая, он резко нажал на тормоз, потому, как увидел ее, выходящую из автосервиса, не одну, с ним. С ним! С тем молодым человеком, с которым они встретились в магазине. Он открыл дверь своей машины, посадил ее, сел на свое место, они о чем-то перекинулись парой фраз, он наклонился к ней, и они слились в поцелуе. Григория словно кувалдой по голове долбанули. Он сидел, в глазах было темно, мозги кипели, коленки дрожали, язык словно клеем приклеился к небу, во рту пересохло. Он ошалело смотрел на них, проезжающих мимо его машины. Инна смотрела в сторону от ошалевшего Григория, ее спутник не обратил на Григория никакого внимания. Времени было начало первого, то есть у Инны еще пятьдесят минут было в запасе от обеденного перерыва. Куда они поехали?
Кое-как приведя свои мысли в порядок, Григорий вернулся на работу. Вчера оформляли командировку на одного из его сослуживцев, сроком на полтора месяца. Сослуживец страшно не хотел уезжать. Григорий с ним пошёл к начальнику, переписали командировку на Григория, и ему уже сегодня нужно было отправляться в поездку.
Многое в жизни повторяется.
Дежа вю в реальной жизни.
Он вернулся домой, поставил машину, собрал "походный чемоданчик", написал малюсенькое письмо Инне.
"Я уезжаю, уезжаю на полтора месяца. У нас с тобой шесть недель, чтобы разобраться друг с другом. Я не беру свой телефон, у меня есть корпоративный. Не знаю, позвоню ли я за это время, напишу ли... Не знаю. Нет, я не планировал сегодняшний свой побег, и нынешний отъезд в моей душе отложил еще больше горечи и страданий нежели прежние. Что снова случилось? Со мной, по-моему, ничего не случилось, мне кажется, что-то произошло с тобой. А может быть, я что-то придумал сам, но мне нужно время, чтобы разобраться, что произошло.
Господи, пишу так, как будто все уже закончилось, как будто все уже в прошлом, как будто ничего подобного в моей жизни уже не повторится. Жизнь немало меня колотила, но ни разу не выбила из меня слезинки, а тут пишу письмо, и щекочет в носу, глаза набухают, руки потеют, как у обиженного незаслуженно ребенка.
Спасибо тебе за все"!
Он уже почти ушел. Но какая-то темная сила задержала его в дверях, он вернулся, на скорую руку дописал о своих сомнениях и о том, что он увидел у автосервиса.
Уже отъехав от города на приличное расстояние, он остановился. Свой поступок с бегством и с письмом вдруг представился ему в совершенно другом цвете. А что, если он понапрасну обижает любимого им человека. Ему все это привиделось, придумалось, домыслилось. Нужно вернуться. Порвать к чертям письмо. И проститься по-настоящему, по-человечески, проститься не навсегда, проститься на время командировки.
Но нет. Нет. Ему легче было оправдать себя, нежели Инну. Он вдавил педаль газа в пол.

***

А Инна?
Она плакала, читая его небольшое послание ей. Просто плакала.
Он уехал, оставил свой телефон в квартире, и адреса его, куда он уехал, она не знала. Болело ужасно сердце, болело от страха того, что на этот раз он уехал навсегда. Больше она его не увидит. Никогда! Что здесь его держало раньше? Она? И вдруг ее не осталось внезапно в его сердце, и он уехал.
Плевать ему на оплаченную за полгода квартиру, плевать ему на дорогую машину, которую он ей подарил. Григорий никогда не был особенно щепетильным по отношению к деньгам. Он и на них плевал. Он никогда не жил ради них. Он всегда жил ради того, чтобы было хорошо его близким. Он тратил все, чтобы их радовать, чтобы их баловать. В последний месяц этим близким человеком посчастливилось быть ей. Именно посчастливилось быть. Одно плохо, один месяц — это крошечка в жизни человека. Но какой эта крошечка была сладкой! Она боялась, что больше даже такой малой крошке ей не удастся в жизни отведать. Дважды в одну реку не входят. У жизни свои законы. Нравятся они людям, или нет, но приходится жить по ним.
Господи всемилостивый! Боже мой! Но почему все так получается у них? Почему так все выходит? Ну почему, как только почувствуешь себя счастливой, обязательно что-то происходит, обязательно что-то случается? Словно Всевышнему на небесах сильно не хочется, чтобы они были вместе, чтобы они были счастливыми. И что обидно, вины в этом ни ее, ни его нет.
Неправда!
Есть вина, и за ним, и за ней. Но вина косвенная. Они видели не то, что нужно было видеть, они представляли все не так, как есть на самом деле, они решали что-то на пользу кому угодно, только не себе. Они выбирали те для себя дороги, которые здравомыслящий человек обходит, делая крюк в лишние тысячи километров. Что же, кто же мешает им быть вместе и быть счастливыми? Может быть, это какие-то потусторонние силы против них, никто из смертных не в силах за такое короткое время выстроить столько преград на их совместном пути. Человеческому существу такие чудеса не по силам.
Инна не могла дальше жить в этой квартире, где даже каждая пылинка напоминала о нем. Она каждую секунду ждала звука его шагов, каждое мгновение ожидала звука его голоса, его смеха.
И тут вдруг пришел его друг, Павел, тот, что с ним работает, тот, что сдал Григорию эту квартиру. Он догадался, почему Григорий внезапно рванул из этого города в командировку.
Плохой он друг!
Очень плохой.
Поняв, что Инна якобы чем-то обидела Григория, и он уехал, Павел теперь с огромной настойчивостью предлагает свое покровительство над Инной. Обещает даже после окончания оплаты не брать с нее денег за ее проживание в его квартире.
Плохой он друг!
Очень плохой, он много болтает, и из его болтовни она сделала вывод, что именно он сообщил жене Григория об их связи. Какой же он противный, как внешне, так и внутренне.
Она решила съехать из этой квартиры, и перебраться в свою. Григорию можно будет потребовать с Павла деньги обратно, раз он его друг. Хотя, плевать ему на деньги!
Она не могла ездить на машине, подаренной ей Григорием. Звук мотора автомобиля напоминал его голос, его мурлыканье ей на ушко, когда он нежно ласкал ее. Она не может даже видеть ее. Стоит ей подойти к машине, увидеть ее, слезы рекой текут из ее глаз. Она поставила машину на стоянку. Она не знала, что ей с машиной делать. Инна не имела ни юридического, ни морального права продавать автомобиль. Пусть себе стоит на стоянке памятником их, такой недолгой, но такой яркой любви. Ничего другого она придумать не могла. И не хотела ничего думать, не до машины ей сейчас.
Все вернулось на круги своя, прежняя квартира, прежнее одиночество, маршрутное такси. Сделав изумительный по своей счастливости круг, жизнь ее вернула обратно, в ту же точку, из которой он когда-то вывел ее.
Снова бессонные ночи, мокрые подушки, круги под глазами, невозможная усталость от такой жизни и чувство безысходности в сердце.
Она вновь и вновь принималась читать не раз политую ее слезами бумажку.
За что он ее благодарит? За ее внимание к нему? Разве за это благодарят? Инна же ведь не только для него старалась, она старалась и для себя. Семейный быт с умудренной опытом женщиной, прожившей больше десяти лет в браке, и семейный быт с неопытной девчонкой отличаются качественно друг от друга.
Раньше Инна заботилась только о себе. Ей на завтрак достаточно было глотка зеленого чая, на обед бутерброда с сыром, на ужин пластинку жвачки. Для себя она практически ничего никогда не готовила, за редким исключением. Готовила только для гостей, которые были очень редки. Но Григорий же мужчина. Есть определение покрепче, Григорий мужик. А мужика надо кормить. Хорошо кормить, а не кое-как. Недаром же народная мудрость гласит, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
Детство Инны не было в полном достатке. Жили, как могли, она, сестра и их мама. Разнообразных деликатесов им вкушать тогда не приходилось. Лишних денег никогда не было, их всегда не хватало. Но мама могла приготовить вкусно все что угодно. Даже тертая морковь или нарезанная капуста под подсолнечным маслом в ее руках становилась изысканным блюдом.
И Инна старалась для Григория. Хоть он не прихотлив к пище, но она чувствовала, ему нравилось. Как она была этому рада! Частичка маминого таланта, наверное, все-таки передалась и ей.
Может он благодарит ее за наслаждения, подаренные ему при их близости? Вот это действительно давалось ей с трудом. Не физически трудно было. Душевно. С одной стороны хотелось доставить ему внеземные удовольствия, а с другой стороны она так боялась, что когда-нибудь, он, продумав и что-то осознав, спросит ее: "Девочка моя, а где и с кем ты всему этому научилась?"
Господи, она сама не знала, как у нее это все получалось! Просто вместе с ним она в полной мере почувствовала женщиной и прочувствовала все прелести от близости мужчины и женщины. Понятно, что до него у нее был мужчина, и Григорий знает теперь, кто он. Но близость с Александром почему-то больше походила на обыденную повинность. А с Григорием она почувствовала себя настоящей женщиной и познала, как замечательно быть настоящей женщиной.
Она украдкой подсматривала за ним, изнеможенным, после очередной их "схватки" в постели. Видела его уставшее, но такое счастливое и такое умиротворенное лицо и радовалась и за себя, и особенно за него.
Господи, как ей нравилась в это время его мордашка, ее так хотелось схватить ее ладошками и целовать, целовать, целовать... Но видя его усталость, она, прилагая неимоверные усилия, сдерживала себя. Господи, неужели она больше ничего подобного не испытает и не увидит!
Интересно, думала Инна, сравнивал ли он ее, когда-нибудь со своей женой за месяц, прожитый вместе. В мыслях своих. И по семейному быту, и по искусству в постели? Любопытно, какими были его заключения, если он действительно сравнивал их. Она знала, что он звонит часто сыну, правда ни разу не делал этого при ней, но она все равно знала, потому что Григорий был постоянно в курсе того, как и что с сыном. Возможно, все-таки созванивался с женой. Но она благодарна ему за то, что он ни разу не произнес при ней ее имени. Вряд ли она чем-то перед Инной виновата, но все равно ей неприятны были бы его воспоминания о ней.
Как он мог представить себе такое? Как мог так о ней подумать? Неужели он ее не понял, ведь знакомы они не только один вместе прожитый месяц.
Вот, снова потекли слезы, придется на время отвлечься от размышлений. Надо хорошо проплакаться.
Как много в жизни странных, логически необъяснимых вещей. Вот встречались они с Александром, да что там встречались, жили некоторое время вместе. И Александр за все время не уделил Инне столько внимания, сколько уделяет теперь, при неожиданных их встречах. Она знала все места в городе, где она могла невзначай встретить его, но она специально обходила, объезжала их стороной. Старалась не появляться там, где гипотетически возможна была встреча с ним. Она ставила машину далеко от места работы и шла пешком лишних полкилометра, и выходила через запасный выход чтобы не встретить Александра при входе на работу или при выходе с работы. Она теперь не поддерживала связи со знакомыми с ним людьми. Хотя с некоторыми из них была прежде дружна, и они были надежными друзьями.
Но ведь постоянно какая-то неведомая сила сталкивает Инну и Александра. И каждый раз она старается сразу же уйти, несмотря на все его старания побольше пообщаться с ней. Он словно бы следит за Инной. Хотя, по мере его занятости делать это ему тяжело.
В том магазине, в их магазине, он был, скорее всего, один раз, в тот день, когда Александр пригласил ее к себе, а она неожиданно согласилась. В тот день, когда Инна, заревев, оставила его у кассы, а сама убежала.
Ну, зачем он в тот, памятный для Григория день, еще раз туда зашел? Григорий не обратил внимания, а Инна видела, Александр вышел следом за ними, сел в машину и уехал. Ему ничего не надо было там покупать. Он просто зашел. Словно знал, что они там.
Вот ничего глупее человек не может делать, нежели сравнивать внешне одного человека с другим. Тем более, сравнивая себя с кем-то. Григорий, наверное, считал, что внешностные данные в мужчине главное для женщины, для девушки? Вот, уж, действительно ничего в Инне он не понял. Он дорог ей и любим ею в целом, всем своим естеством, как телесным, так и душевным. В нем много есть из того, чего сегодня в мужчинах встретить почти невозможно. А у Александра, под его привлекательной оберткой - пустота. Хотя нет, там присутствуют большая гордость, огромное честолюбие и огромадное себялюбие. Но такие качества в мужчине не очень нормальную девушку прельщают. А Инне ближе доброта, порядочность и честность, которые так гармонично уместились в Григории.
Инна видела, как Григорий чересчур внимательно рассматривал себя в магазине в зеркале. Хотя дома он смотрелся в зеркало, лишь когда брился или когда подвязывал галстук. Инна видела и почувствовала, как он расстроился, отведя для себя роль побежденного в сравнении с Александром.
А что Инне нужно было делать в данном случае? Успокаивать Григория? Да любые ее слова в том состояние, в котором он находился, он принял бы за утешение, даже за жалость к себе, и тогда ему было бы еще хуже. Ну, разве не так? И она решила для себя, пусть переболеет, пусть перестрадает, он умный мужик, он должен сам понять. А потом они еще вместе посмеются над этим случаем.
Господи, как он переживал, он даже посерел и постарел. Как Инне жалко было его. Но она на него немножко даже обиделась в тот момент. За кого он ее принимает? Она стала жить с ним для того, чтобы просто поиграться, для того чтобы испытать на себе, как оно там, с мужчиной с приличной разницей в возрасте? С одной стороны, ей в то время хотелось повиснуть у него на шее и зацеловаться с ним, а с другой стороны, эта ее обида сдерживала ее.
Сколько он прожил со своей женой? Наверняка больше одного месяца. И он не знает до сей поры, что случаются у женщины такие дни в ее жизни, когда близость с мужчиной скорее невозможна, чем возможна. Она считала, что с его опытом в семейной жизни, он должен все понять сам. Ну, надо же было всему так совпасть, все случилось именно после неожиданной встречи в магазине. И он ничего не понял. Он даже не вспомнил, зачем они заезжали в тот магазин. Она все это хотела купить про запас? На случай атомной войны? Уж куда они потом заезжали и что покупали, он, конечно же, в своем состоянии не видел и не запоминал. И он обиделся, что не проявляли к нему поздними вечерами в постели внимания. Надо было Инне плакатик заранее заготовить по этой теме и в спальне над кроватью повесить.
Просто какое-то дьявольское стечение обстоятельств, череда случайностей, которые придумать сложно, а они происходят в их жизни.
В тот обед она поехала тестировать подвеску. Как ей ранее в автосервисе сказали, времени предостаточно, к концу обеденного перерыва она успеет вернуться на работу. Ну, надо же, именно к началу ее обеда на машине Александра в том же автосервисе закончили техническое обслуживание, ему выгнали машину, и тут подъехала Инна. Александр, увидев Инну, не уехал, а зашел следом за ней в помещение автосервиса. Иннину машину загнали, поместили куда нужно, и в это время у них чего-то там ломается.
— Извините, — говорят Инне, — Приезжайте к концу рабочего дня, все сделаем.
И тут сразу же телефонный звонок. Звонят ей с работы. В обед появилось какое-то большое начальство, требуют отчеты, которые может сделать только она.
— Отдавайте машину, — говорит она, — Мне срочно ехать надо.
— Не можем, — говорят, — Сломалось там что-то, вызовите такси.
Александр слышит весь этот разговор.
— Зачем такси, — говорит, — Давай я тебя отвезу.
Как в своем положении Инна могла отказаться? Она, конечно же, согласилась. И тут же от стенда, где стояла ее машина, что-то летит ей в глаз. Она хватается за глаз, в нем страшная резь.
Они вдвоем садятся в машину Александра, и тут он замечает, что Инна с остервенением трет пальцами свой глаз.
— Что случилось с глазом? — спрашивает.
— Попало что-то, — отвечает девушка.
— Давай посмотрю? — предлагает.
— Не надо. В медпункт схожу.
— Чего терпеть, — говорит парень, — Я же лишь глаз посмотрю, не что-то там еще.
Он отстегивает ремень, и наклоняется к Инне. Вот надо же было Григорию не на своей машине подъехать именно в это время к тому автосервису. Неужели он не видел, что Инна вышла из автосервиса, держась рукой за правый глаз?
Вот как получилось! Он подарил ей машину для того, чтобы она потом разлучила их.

***

Наше время.
Ему так хотелось увидеть Инну, Иннушку.
Ему так хотелось, хоть одним глазком посмотреть на Лизу, Лизоньку. Но он не планировал снова встретить в этот вечер Инну после работы. Он не собирался и проследить за ней, куда она поедет после работы, ведь она его могла привезти к Лизе. От этого было бы только хуже. Его слежка могла вызвать у Инны ненависть к нему. И вообще, нужно дать ей отдохнуть от себя, хотя бы один день. Нужно чтобы вчерашняя ее злость на него немного ослабла.
День давно перешагнул свой экватор. Григорий и Павел, оформили необходимые документы по обмену квартирами, сдали документы на регистрацию.
Павел, хотел быстро проститься, но Григорий его задержал.
— Эй, дружок! Ты куда? А ключи?
— Так ведь сделка еще по закону не вступила в силу.
— Да какая тебе разница. Считай, я снова снимаю ее у тебя, до того срока, как она моей будет. Деньги и за этот срок тебе уже заплачены. Да, ты мне скажи, а ты случайно не знаешь, где теперь Инна живет?
— Точно случайно не знаю, а примерно случайно знаю.
— Это как?
— Да так! Где-то неподалеку от своей старой квартиры.
— С чего ты взял?
— Там детский сад недалеко, видел пару раз у этого детского сада ее с дочкой.
Григория аж подбросило.
— Где этот детский сад находится?
— Да на фиг он тебе нужен? Если ее поймать хочешь, так она на том же месте все работает. Там найти ее можешь.
— Где этот детский сад находится?
Павел внимательно посмотрел на Григория, тот был сильно возбужден. Павел пустил кривую ухмылку.
— Военное училище знаешь где?
— Да, знаю.
— Вправо от главного КПП, направо метров пятьсот.
— Ключи давай!
Павел с большой неохотой передал ключи Григорию.
— Стоило бы тебе рожу набить за прошлые пакости. Да Бог с тобой. Живи.
Странно было видеть и слышать, как мужик почти на голову ниже своего собеседника, почти вполовину легче его, грозит. Но Павел все также криво, усмехнулся и, не прощаясь, ушел.
И он не поехал. Он сидел в пустой квартире. Бессмысленно смотрел немой телевизор, звук мешал, он его отключил. И думал. Вспоминал. И, конечно же, мечтал.
Было время, когда он хотел дочь. Но самое благоприятное время в их с бывшей женой возрасте было тяжелым, бедным. А потом уже не решились.
— А чем я тебе не дочь? — шутила жена, — В кровати буду для тебя женой, а в остальное время буду для тебя дочерью. Люби меня, жалей, балуй, иногда, знаешь, этого не хватает. А ведь хочется.
Он вздохнул. Вышел на балкон. А пейзаж, вид с него не изменился. Думал ли он, что когда-нибудь вернется, вернется к тому, к чему, казалось бы, нет уже возврата.
А Инна почему-то решила, что он где-то рядом. Он проследил за ней. И прячется где-то за углом, подсматривает, хочет увидеть издалека что-то действительное для него важное и нужное в Лизе.
А если бы он сейчас подошел, поцеловал ее, подхватил на руки Лизоньку, а она со счастливым смехом прижалась бы к нему, обняв за шею. А он нежно целовал бы ее, целовал, целовал...
Да что за чушь в голову лезет?! Ничего нет, и ничего быть из этого не может!!!  Она сама подхватила дочку на руки, и та прижалась к маме маленьким хрупким тельцем.
— С тобой чего-то случилось? Ты не заболела?
Муж Инны, Виктор, заметил, что его жена стала плохо есть и плохо спать, из-за чего она даже похудела.
— Все нормально, Витя, все нормально. Есть немного, прихворнула. Чуть-чуть. Все будет хорошо!
— Я по тебе уже соскучился!
— Ну, потерпи немного, потерпи.
После встречи с Григорием ее уже вообще не тянуло к мужу. Ее не тянуло и к Григорию, но он словно встал между ней и ее мужем. Глядя на Виктора, который внешне мог дать Григорию много очков форы, она почему-то искала в нем черты, повадки, интонации того, которого так любила так много лет назад.
Любила?
Или...

***

Семь лет назад.
Проходила вторая неделя добровольной ссылки Григория в командировку. Подходила к концу вторая неделя его добровольной разлуки с Инной. И зачем все это им нужно было? Поэкспериментировать с личной жизнью? Каково оно будет им житься вместе? Ей хватило всего-то одного месяца для того, чтобы, как он понял теперь, разочароваться в сожительстве с Григорием. Хотя ведь она ни словом, ни на деле ни разу не показала ему до той памятной встрече в их магазине, что разочарована им. Не показала, что он ей надоел. Что ей нужны другие, наверное, для нее, более острые ощущения. Ежели это так, то зачем идти на обман. Призналась бы лучше сразу, ему было бы, конечно же, больно, но не так больно, как больно сейчас.
Жил Григорий в командировке в паршивом общежитии, в этот раз гостиницы ему не выделили, а на свои деньги снимать номер в гостинице на все время было накладно. Сколько заработаешь, не хватит, чтобы за гостиничный номер расплатиться. Жили они в комнате вдвоем. Его сосед по комнате неплохой мужик, только вот пьет горькую, паразит, каждый вечер, а потом храпит и портит воздух всю ночь.
Это же надо, какую жизнь дугу завернула, из хорошей квартиры, из роскошной кровати, в который каждый вечер его ожидала любимая, дорогая ему девушка, в нечистую комнату, с осыпающейся со стен штукатуркой, с вечно пьяным соседом.
Спасали лишь сны, хотя засыпать за ночь он мог лишь на непродолжительное время. Она снилась ему практически каждую ночь. Он во сне прощал Инну или вообще не помнил того, что было, что случилось, что произошло. И у них во сне все было, все случалось, все происходило, как в их лучшее время. Вот только до близости дело не доходило. Но, наверное, это и к лучшему. На яви его стало еще бы сильнее тянуть к ней. Еще больше бы он тосковал по ней.
Но один раз он ее бил во сне. Он спрашивал ее, как ты, мол, посмела, а она смеялась ему в лицо и говорила, что не прекращала связи с Александром со дня их первой с Григорием встречи. Он ее ударил. А она хохотала и говорила, что так ему и надо, он знал, на что шел. Разве он не сомневался в ее верности при их разнице в возрасте? Наверняка сомневался, может быть даже, каждый день думал об этом. Так чем же он теперь недоволен? Он снова и снова наказывал ее пощечинами, а она только все громче издевательски смеялась над ним.
Пробуждение было страшным. И хоть еще и половина ночи не прошло, ее остаток Григорию пришлось провести в бессоннице, слушая храп соседа.
Он уехал сразу в тот день. Он сам себя наказал. А что он должен был делать? Жить так, словно ничего не видел, ничего не происходит, ничего не случилось? А как бы она поступила на его месте? Очень Григорий сомневался, что она смирилась бы. И очень сомневался, что потом простила бы его, если бы он захотел вернуться к прежним отношениям, прежней жизни. Вот и он не знал, что ему теперь поступать. Обречь себя на вечные командировки, которые по своему быту вряд ли будут отличаться от нынешней?
Вот, правда, жил и не знал, как жить дальше. Домой, в прежнюю семью дороги нет. Мамину квартиру он продал. Простить ее и вернуться, тоже вряд ли уже он смог бы. Все это повторится, если не завтра, так послезавтра. Жил Григорий без каких бы то ни было перспектив в завтрашнем дне и планов на ближайшее будущее.
В тот день с Григорием происходило что-то невообразимое. Голова совершенно отказывалась работать. Руки и ноги были ватными. В душе черти играли в чехарду. Он запорол две серьезные операции по своей вине, и только хорошее к нему отношение здешнего начальства не дало дальнейшего хода его серьезным косякам. Здесь дело пахло не только большими финансовыми потерями, увольнением, могли бы уголовное дело завести за халатность.
Конец рабочего дня, он словно в тумане, ковылял к выходу. Эх, нажрется он сегодня водки с соседом, сегодня пятница, завтра не на работу, будут потом с соседом в две трубы храпеть, и в два газовых рожка портить воздух. Что-то никак не мог он до сего дня отойти от того потрясения. Может быть, алкоголь поможет, или хотя бы на время изменит его душевное состояние.
Он вышел на улицу. Яркое солнце ослепило его, от свежего воздуха закружилась голова. Он с минуту продышался, осмотрелся и понял, что от большого количества бессонных ночей, от чрезмерного напряжения мозга, от бесконечного потока мыслей, от душевных мук, у него поехала крыша. Неподалеку от него, на площадке перед входом в здание стояла Инна. Как это может быть? Но она не растаяла в воздухе, словно мираж, она пошла к нему. Подошла, протянула ему несколько листков, видимо, нечаянно подмоченных, и сказала.
— Ничего пока не говори. Почитай! Это ответы на все твои сомнения по поводу меня. Мне стыдно пояснять на словах тебе все, почитай. Мы стыдно оправдываться, потому что мне не за что оправдываться, почитай. Поговорим потом!
Он взял листки, но читал их вечность. Буквы занимались друг с другом свальным грехом, строки налезали друг на друга. Ему хотелось смотреть на нее, но надо было прочитать все до конца.
Прочитав, он не все понял, но суть уловил. Держалась ли она за глаз, выходя из автосервиса? Да не помнил он! Не помнил! Он помнил, что Александр отстегнулся, наклонился к ней, и они целовались. Целовались? Самого поцелуя он не видел. Она не обнимала его. А сидела, замерев, спокойно на сидении.
Но если все-таки Григорий прав в своих сомнениях, тогда зачем она приехала? Зачем преодолела больше тысячи километров? Для того, чтобы просто оправдаться перед ним? С какой целью? Вернуть его назад, для того чтобы потом изменять ему? Чушь!
Боже мой! Как хочется впиться в эти пухленькие губки! Так, чтобы задохнуться обоим. Как хочется...
— Ну, так что? Будем разговаривать, или мне ехать на вокзал, брать билет обратно?
— Будем.
— Куда поедем? К тебе?
— Нет, только не ко мне!
— В гостиницу?
— Так ты же к мужчинам в гостиницу не ездишь.
— Я на себя номер возьму. Ты ко мне поедешь?
— Поеду!
Они поймали такси, таксист довез их до гостиницы, Инна оформила на два дня номер на два человека, они поднялись в номер.
— Ну чего, сначала поговорим, или все-таки сперва в ванную?
Какая к черту ванная?!
В этот вечер и эту ночь им не хватило времени ни на разговоры, ни на ужин. Как он соскучился по ее божественному телу! К чертям собачьим, было чего там у нее, не было, все это выскочило из головы, была постоянная борьба в постели и бесконечное наслаждение друг другом. Откуда у него, еле-еле двигающего ногами после работы, силы брались в тот вечер и в ту ночь? Она волшебница, она через свое естество подпитывала его своими силами, и они потом от него снова возвращались к ней. Уснули они только под утро.
Поздно проснувшись и поздно позавтракав, все-таки немного поговорили.
— Как ты нашла меня?
— Все просто. Узнала у твоего "хорошего друга" Павла адрес твоей конторы, проехала туда, переговорила с твоим руководством, взяла три дня отпуск за свой счет и приехала.
— Это у того, что предлагал свое покровительство над тобой?
— Да.
— Ничего, я тоже, как вернусь, "попокровительствую" над ним, даже без его согласия.
— Ну его! Не пачкайся! Скажи, ты веришь мне? Если нет, то смысла здесь оставаться мне нет. Я сегодня же уеду.
— Верю. Но, наверное, если бы ты не приехала сама, не поверил бы.
— Я так и подумала. Поэтому и приехала. Так что же с нами будет дальше?
— А что?! Провожу тебя завтра, а сам вернусь в свой клоповник, повинность в виде командировки придется отбыть всю, до конца. Может быть, договорюсь с руководством, дадут отгулы, тогда и прикачу на пару ночей.
В воскресенье на перроне она крепко прижалась к нему и как-то не по-женски крепко поцеловала.
Инна. Инка! Иннушка!

***

Как же она ждала этой встречи, их последней встречи и как же она ее боялась! Она не спала три ночи, представляя себе, что это действительно будет их последней встречей. Григорий может принимать серьезные, жизненные решения, несмотря ни на что. Это с виду он мягкий, даже немного безвольный человек, но по жизни она знает какой он, что он из себя представляет. Если он чего задумал, то уже никто и ничто не заставит его свернуть с намеченного им пути.
Взять хотя бы историю их отношений. Скажи ей год назад, что она сможет полюбить такого, как он, мало того, что она осмелится на совместную, практически семейную жизнь с ним, она бы рассмеялась тому в лицо.
Идиотизм!
Вокруг такая толпа самцов на любой вкус крутилось из соискателей... Она же выбрала его. Вкус ее, и ее отношение к тому, кого она выбрала, за очень короткий срок резко изменились. Нашлась в нем и сила воли, и жесткость, и настойчивость, чтобы все в ней так поменялась. Хотя до сей поры она не поймет, чем и как он сумел пробиться к ее сердцу, и полностью собой заполнить его. Не оставив ни мизерного пространства, для кого-либо другого.
Вот и здесь, он принял решение покинуть ее, покинуть, не поговорив, не выслушав объяснений с ее стороны, даже не попрощавшись. Вот и боялась она, что он уже не изменит своего решения, как не изменил свое решение в отношениях со своей женой. Враз и бесповоротно, а его с ней связывало куда как более многое, нежели с Инной.
Встретились.
Но им не удалось тогда поговорить долго друг с другом. Да и нечем было разговаривать. Их губы и языки заняты были ласками друг друга, и доставлением друг другу неземного наслаждения. Ведь они так по ним оба соскучились.
Она рассказала ему, для того, чтобы узнать его теперешний адрес, ей пришлось на время вернуться на их, на как бы их, квартиру.
Она вернулась. Но боялась, что его «хороший друг», Павел, приходил в квартиру раньше ее возвращения, а у него есть еще комплект ключей, понял, по переменам в квартире, что она с нее съехала и больше сюда не приедет. А ей нужно было обязательно его увидеть.
Но на третий день Павел приехал. Она не стала у него спрашивать теперешний адрес Григория. Ей казалось, что в любом случае, рассчитывая на ее расположение к нему в будущем, он его бы ей не дал. Она выпытывала у него адрес фирмы, в которой Григорий и Павел вместе работали, где он оформлен на работу, откуда он уехал в эту чертову командировку. Всеми правдами и неправдами, ей удалось этого добиться. Не стоит здесь волноваться, ни в ее сердце, что она ему уже говорила, ни на ее теле, нет ни миллиметра места для кого-то другого. В любом случае на такие жертвы она бы не пошла.
Не легче было в той его фирме, куда она поехала на другой день, у коллег Григория и его начальства получить нужный ей адрес. Позвоните, говорили, он сам Вам скажет. Он телефон забыл, отвечала Инна.
— Мы Вам корпоративный номер дадим, по нему позвоните.
— Я хочу сюрприз преподнести ему.
Пожимали плечами, отказывали, словно это серьезная коммерческая тайна. Наконец, единственная женщина в той организации, без намека со стороны Инны, поняла ее и по секрету дала то, что ей было нужно. Может быть, что-то слышала, что-то знала и, как женщина женщину, поняла девушку.
Приехала Инна до нынешнего места работы Григория, прямо с вокзала, за три часа до конца его рабочего дня. И все три часа проходила от одного конца той площадки, на которой он ее увидел, до другого, ожидая его выхода.
Время пришло, народ выходил из здания, а его все не было. Он вышел только спустя еще полчаса. Он остановился в дверях, зажмурился, потом открыл глаза, смотрел вроде бы на нее, но не видел ее, или не узнавал, или не хотел видеть и узнавать. Какая-то неведомая гадина сжала сердце девушки ледяными руками.
Все!
Все?
Господи!
Да что же с ним случилось? Он потемнел, похудел, сгорбился, вышел из дверей походкой семидесятилетнего старика. Словно прошедшую неделю он болел какой-то тяжелой, страшной болезнью.
Так все? Нет, не все! Григорий увидел ее, он ее узнал, он смотрел на ее, меняясь лицом на глазах. Он вроде как бы обрадовался, увидав Инну, и вроде как бы испугался. Ей хотелось броситься к Григорию. Нет даже не для того, чтобы повиснуть у него на шее. А встать на колени, обнять его тело и прижаться щекой к нему. Но она просто подошла, протянула ему несколько листков, промоченных обильно ее слезами, и сказала.
— Ничего пока сейчас не говори. Просто прочитай! Прочитай, пожалуйста! Потом поговорим! Если ты этого захочешь.
Он дрожащей рукой взял ее листочки. Начал читать. Глаза его прыгали с листков на девушку, с девушки на листки. Он словно первоклассник, как ей казалось, читал по слогам, шевеля при этом губами. Читал один лист, затем принимался читать другой, затем снова возвращался к предыдущему. Он словно читать разучился. Время шло, а он никак не мог и половины осилить. Но он их читал, он не бросил их ей в лицо, он читал, и только это вселяло в девушку надежду.
Наконец-то! Он прочитал все до конца, посмотрел на Инну.
— Прочитал? Мне возвращаться домой, ехать на вокзал? Или все же поговорим?
— Поговорим.
Они поймали такси, попросили водителя отвести их к ближайшей гостинице. В гостинице они оформились, поднялись в номер. Он встал в дверях, словно что-то удерживало его, словно какая-то невидимая стена встала между ними.
— Ну чего ты стоишь, проходи! Так что, сначала поговорим, или все-таки сразу в ванную?
Он не ответил, он подошел к ней, взял ее на руки, и понес в кровать. Она ожидала того, что он набросится на нее голодным, но нежным зверем, он "разорвет" ее плоть и ее душу своей страстью и ублажит ее плоть и ее душу своей нежностью. Однако все было иначе. У него все получалось с ней словно в первый раз, он чего-то словно боялся, он чего-то словно не знал. Словно что-то, может быть, та же невидимая стена находилась между ними. Он аккуратно и неловко раздевал ее, он сам раздевался, с забытой ей стыдливостью. Он нерешительно приник к ней. Он неумехой-девственником проник в нее. Мгновение... Еще мгновение... Еще... Еще ... И вдруг все преграды исчезли. Они как прежде стали единым целым, которое старается разорваться пополам, а разрываясь, снова старается слиться воедино.
— А вот теперь можно и ванну...
Григорий наполнил ванну, он отнес ее голой с кровати в ванну, он с любящей нежностью омывал ее, обмывал ее, вытирал ее полотенцем, не забывая при этом отмечать каждый миллиметр ее тела своим поцелуем, а потом снова отнес ее в кровать. Сам же занял ее место в ванной. Инна не стала дожидаться его, она накинула халат и пошла к нему, чтобы отплатить ему той же нежностью, которую сама хотела. Однако долго ей этого делать не удалось. Он схватил ее и, прямо халате, принял ее у себя в ванной. Никогда она не думала, что такой замкнутый по пространству предмет, как ванна, позволит им заниматься такими невообразимыми вещами.
Ночь, второй день и вторая ночь, словно сон. Пережила она их, но толком и вспомнить ничего не могла, потому прожила их не головой, мозгами, а телом, душой и сердцем.
А потом он проводил ее. Она снова плакала, он водил скулами и покусывал губы. Но он обещал ей что-нибудь придумать. А раз он обещал, значит сделает. Он скоро приедет. Ожиданием скорой встречи она только и живет.

***

Странная все-таки вещь время!
Григорий вспоминал прежние свои выходные дни. Ну, взять хотя бы пару, тройку лет назад. Приезжал домой из командировки после работы домой, какую-то часть времени из тех дней посвящал сыну, какую-то часть посвящал жене. Хоть и не разведены еще, но он мог с уверенностью сказать, теперь бывшей жене. Но почему весь интерес к нему со стороны его близких заканчивался в субботу. Ну как же, целый вечер пятницы, потом аж целый субботний день, наверное, им, да и ему вместе с ними того времени хватало, чтобы насытится общением друг с другом.
Воскресенье уже тяготило. Вроде бы все вместе, и вроде бы каждый сам по себе. Даже общие походы и вылазки куда бы то не было их почему-то не объединяли. Каждый в семье, которая по сути своей должна быть единым целым, был отдельной ячейкой. Бывали такие дни, называемые воскресеньем, когда, слоняясь из угла в угол, ему хотелось на работу. Он не трудоголик, он обычный, но там, в общении, время проходило интереснее и полезнее.
А если быть честным, он сам в командировки напрашивался, думал, что-то у них переменится. Появляясь только на выходные дни, а то и реже, он станет более востребованным его близкими дома.
Нет. Ничего не изменилось. Все осталось так, как и было. Уезжал потом по понедельникам на работу без сожаления.
И вот те же выходные дни, проведенные с Инной в гостинице. Тот же вечер пятницы, те же суббота и часть воскресенья. Пролетели, словно короткий послеобеденный сон. Очень сладко, но очень мало. Не хватило времени насытится друг другом, как в общении, так и в ... Не мог он сказать за Инну, так ли это было с ней, но с ним все было именно так.
Ванная!
Месяца совместной жизни им не хватило добраться до нее. Хотя ванная в той их квартире ни чета ванной в гостинице. Это словно кровать в общежитии сравнить с королевским ложем. Но, по-видимому, всему свое время!
Но как он мог удержаться, когда увидел ее, такую желанную над собою. Он ведь тогда еле-еле сдерживал себя, когда мыл ее, когда вытирал ее полотенцем, когда относил голую в кровать, укладывал на нее, накрывал одеялом. Такая послушная, покорная, податливая, томная, словно хмельная немного, словно ожидающая чего-то от него, немного другого, нежели она получала раньше от него. Словно ожидающая от себя чего-то другого, нежели она отдавала ему раньше.
Не удержался все-таки и опрокинул в воду ее на себя, прямо в халате. Боялся решиться на подобный поступок, боялся, что напугает ее, боялся, что вода не та стихия, которую она предпочитает для близости. Кто ее знает, для некоторых женщин даже влажное тело мужчины вызывает чувство брезгливости.
Однако ее ответные действия вызвали в нем лишь чувство восторга. Гибкость ее тела просто до безумия поражала. Вода, и влага на ее коже вызывали большие чувства желания овладения ей. Нежность тела ее и так не поддавалась никаким описанием, но влага придавала некоторую пикантность.
Неужели обычные люди способны так переплетаться друг с другом? Завязываться в такие узлы, пред которым спасовал бы Александр Македонский, справившийся с Гордиевым узлом, по своей сути узлом, который развязать простому смертному было невозможно. Может быть, они не совсем обычные люди. По крайней мере, стали такими после знакомства друг с другом.
Вода ведрами выплескивалась из ванной на пол ванной комнаты. Но им было не до нее. Пусть хоть она всю землю зальет, пусть наступит второй всемирный потоп, их ванна была их Ноевым ковчегом. Когда они дождались друг от друга того, чего желали, он обратил внимание на то, что под ними всего-то воды осталось на пару кружек. Странно, что их потом не заставили оплатить ремонт ванной комнаты, что была в той гостинице этажом ниже их номера. Может быть, еще не узнали. Или не они одни практиковались таким образом, или полы в этих комнатах по своему устройству протечь не могут. Это не для них. Они свое для себя получили.
Век бы так жить. Нет, тысячелетие бы так жить! Каждый раз открывать друг в друге что-то новое, ранее не познанное, и наслаждаться в полной мере этим открытием. Человека полностью, до конца познать невозможно, так что тысячелетия им вполне бы хватило.
И был их день, и был их вечер, и была их ночь, и снова наступил новый их день. Но последний день, не полный.
Воскресенье. Инне надо было уезжать обратно. Григорий ее провожал. Они стояли, прижавшись друг к другу. Она немного дрожала, хотя было очень тепло на улице. Она иногда сильно вздрагивала, и он понял, что Инна плачет. Если и оставались какие-то темные мысли где-то в глубоких подвалах его памяти по поводу ее, то они после этих прожитых вместе дней сразу же были сердцем извлечены оттуда, и на веки были похоронены.
Он целовал ее во влажные глаза и во влажные щеки. Он целовал ее в сухие от напряжения губы. А сам готов был заплакать вместе с ней.
Поезд долго не подавали, и он по дурости стоял и мечтал о том, чтобы его вообще отменили. Какой от этого толк, какой от этого смысл? Но ему было не до толка и не до смысла. Можно было бы сбегать в кассы, купить для себя второй билет, и пропади все пропадом... Но вот здесь мозги сработали. Нельзя этого делать. Выиграв месяц, можно потерять очень многое. Многое из того, что в дальнейшем будет большим подспорьем в их совместном счастливом будущем.
Вот и поезд, вот и ее вагон, вот и ее купе. Последние поцелуи. Да что же это такое. Не на год ведь расстаются. Даже не на месяц, он разорвется на сотню маленьких мужиков, но что-нибудь придумает, чтобы еще два-три дня побыть с ней.
Он шел, ускоряясь, рядом с окном ее купе, он бежал, и чуть было не слетел с перрона в его конце.
Она уехала...
Он остался...
Но теперь ему было чего ждать в будущем, у него есть уже то, ради чего стоит жить. Оно и было до сего дня, вот только он об этом уже раньше не хотел думать, считая это навсегда для себя потерянным.
— Ты чего, — спросил его сосед по комнате в общежитии, — миллион, что ли, в лотерею выиграл?
— С чего это ты взял?
— Да, изменился сильно, то словно туберкулезником был, на последней стадии болезни, а то враз изменился.
— Да. Скорее всего, выиграл. Но только не миллион, а нечто бесценное, что невозможно оценить никакой суммой денег.
— Влюбился что ли?
— Что? Нет, не влюбился, просто еще сильнее полюбил.
— Ишь, ты! Так обмыть надо!
Обмывали почти до утра.
Но следующий рабочий день, несмотря на прошедшие подряд три бессонные ночи, был продуктивнее всех отработанных им здесь ранее. Он даже нашел выход из того положения, в которое там попали, благодаря его пятничным косякам. Нашел легко и весело. Человек на многое способен, иногда даже на невозможное, когда у него есть цель в жизни, когда его цель поддерживает кто-то еще. Кто любит и любим. Куда начальство местное теперь денется?! И неделю отгулов дадут! Им с Инной на радость!

***

Наше время.
Больше дня он не выдержал. А, будь что будет!
Выводя дочку из детского сада, Инна на выходе столкнулась с Григорием. Увидав его, она пошатнулась и, если бы не ограда, к которой она прислонилась, может быть она бы упала.
— Ну что опять-то! Господи! Я же тебя просила!
А он не слушал ее. Он присел на корточки перед девочкой и с улыбкой, которая становилась все шире и шире, смотрел девочке в лицо.
Нет сомнений, вообще нет никаких сомнений. Те же зеленоватые искорки в серых глазах, которые сверкали в глазах его сына, когда он был примерно в возрасте Лизы. И, по словам его мамы, у него, у Григория в детстве точно такие же были. Те же замечательные ямочки на щечках, та же немного оттопыренная нижняя губка... Ну, какие здесь могут быть сомнения? Нежный, чистый, беленький пиончик! Всего лишь за несколько мгновений ставший таким дорогим и родным для Григория.
— Лиза! Лизонька!
— Мама! А кто этот дядя?
Девочка отвернулась от Григория и прижалась к маме.
— Я тебе потом скажу, доченька! Григорий! Ну что ты хочешь? Хочешь, я к тебе в гостиницу на ночь сегодня приеду, хочешь, неделю жить с тобой буду в твоей гостинице. Ну как ты не можешь понять... Господи!!! Ну как ты понять не можешь, что каждая новая встреча с тобой только все усугубляет!
— А что мне делать? Как я, после того, что сейчас увидел, могу по-другому поступать? Уехать? Да куда я теперь от нее уеду? И от тебя я не могу уехать! Не могу! Ну почему я до сих пор не знал? Ну почему я раньше избегал поездок в этот город?
— А мне что делать? Что делать мне?
— Возвращайся с Лизой ко мне! Я забрал у Павла ту, нашу квартиру. Я там живу. Да! Я все понимаю. Я никто для тебя сегодня. А может быть, ты даже ненавидишь меня. И я не вправе тебе делать таких предложений. Живи! Живи, так ты считаешь нужным и правильным. Но позволь мне хоть иногда видеть Лизу. Под любой маской. Другом семьи, дальним родственником, дедом Морозом в отпуске. Хоть иногда. Хоть раз в месяц.
— Хорошо! Я поговорю с Витей. Мы постараемся что-нибудь решить. Ненавижу? Да, нет, милый мой, я ведь, дура, люблю до сих пор тебя. Стоп! Стоп! Стоп! Ничего не говори. Время твоих признаний в любви прошло. Ты сам на всем поставил жирный крест. Возвратиться туда, куда нет возможности вернуться, нельзя. Нельзя.
— Витя — это твой муж? Хорошо. Я буду ждать ответа от тебя. Буду надеяться, что все для меня решится положительно. Инна!!! Я тоже тебя очень люблю! Я даже сам не знал раньше, в эти семь лет, как я тебя люблю! Инна...
— Все! Давай закроем эту тему. Нам пора ехать.
— А можно я Лизу на руках до твоей машины донесу?
— Нет!
Но было поздно. Григорий подхватил на руки девочку, та немного постаралась на его руках отдалить свое тельце от него, но он ей улыбнулся, она улыбнулась в ответ и неожиданно обняла его за шею.
Григорий с дочкой на руках шел в другую сторону от машины Инны, она смотрела им вслед, и ей не хотелось окрикивать их, останавливать их, возвращать. Наверное, она все прежние года, между их расставанием и сегодняшним днем, хотела видеть именно эту картину.

***

Семь лет назад.
Господи! Какие же у нее глаза! Ему только ради того, чтобы увидеть эти глаза стоило родиться и прожить столько лет на свете. Если существуют чудеса на земле, то одним из самых чудесных чудес — это ее глаза!
Ну вот, усмехнется она, столько времени они уже знакомы, столько даже прожили вместе, а он лишь только тогда, когда он по собственной воле умотал в Тмутаракань от нее, где она его потом смогла отыскать, обратил внимание на ее глаза. Куда ему еще надо будет потом уехать, чтобы он еще что-то заметил выдающегося, ранее не замеченного им в ней.
Да нет! Конечно же, он не слепой, несть числа времени, того времени, которое он отдавал на то, чтобы ее глазами любоваться, наслаждаться их красотой и таять от их волшебного сияния.
Сначала, в первое время украдкой, потом уже открыто, а потом просто нагло, и со временем ничего не приедалось, они все так же манили его, все так же околдовывали, все так же жгли, все так же возбуждали. Он просто сейчас вспомнил про них, потому что стоит перед ним замечательная картина, открытая дверь квартиры, она в дверном проеме, поднятое к его лицу ее лицо и неимоверно огромные, неописуемо красивые ее глаза, и большие пушистые ресницы, словно крылышки райской птички, порхающие над ними.
— Ты?!
— Я!!!
Стоит заметить, Григорию пришлось приложить немало усилий, чтобы выполнить данное Инне обещание, чтобы свое желание воплотить в жизнь, отпроситься на время и вырваться из ненавистного ему общежития, и примчаться в ставший родным уже для него, благодаря ей, город.
Вроде все заранее оговорили, вроде все заранее решили, вроде во всем определились, но в самый последний момент, как обычно, в таких случаях бывает, ситуация резко меняется, и то, ради чего он жил в последнее время, откладывается. Сколько же пришлось приложить сил, сколько пришлось потратить нервов, чтобы наконец настал тот день, когда в конце концов ему было сказано: "Все, можешь ехать"!
Какой к чертям ехать?! Лететь!
Он никогда прежде не испытывал такой радости, даже восторга, когда после долгой разлуки возвращался в родной для него город, в котором он родился и в котором прожил практически всю свою жизнь, которую испытал, увидав сверху очертание того водоема, на берегу которого проходило несколько их первых свиданий.
Как может один человек поменять многое в другом человеке. Даже воздух показался ему здесь другим, показался ему родным, и все только потому, что он здесь встретил Инну, он здесь полюбил Инну и здесь он прожил с ней хоть такое не продолжительное, но такое счастливое время.
Как ему хотелось позвонить.
Выходной день. Накрывай на стол! Наполняй ванну! Стели постель!
Нет!!! Не будет звонить, вот так, ушатом воды на прелестную головку.
Интересно, какой самый большой букет он дарил в своей жизни женщине? Не помнит! Двадцать три, нет, двадцать пять, нет, да что там двадцать пять, пятьдесят... пятьдесят нельзя, пятьдесят одну розу ему, пожалуйста. Все остальное, что он хотел купить на встречу, было куплено им заранее, на такси и быстрей... Ну, быстрее, пожалуйста! Ну, еще быстрее, пожалуйста!!!
Не стал ждать внизу лифта, пулей влетел на нужный этаж, звонит... Тихо. Еще раз звонит... Снова тихо. Достает из-за спины руку с огромным букетом, ставит баул на пол, достает свой ключ. Нет дома Инны. Что-то идет не по плану. Но почему она выходной день должна сидеть дома? Может к маме поехала, может на маникюр записалась, может с подругами просто решила встретиться. Все нормально. Все хорошо. Да нет, все просто замечательно.
Он разделся, поставил на стол вино и бокалы, выложил фрукты. А это что? А! Курочка! Специально для нее, для их праздничного стола ее уже замариновали и нашпиговали. Повар из Григория никакой, но выбрать температуру в духовке и засечь время ему по силам.
Уф! Почти все готово. Теперь можно и ванну принять. И тут в дверной замок со стороны подъезда вставили ключ, он замер у входной двери, дверь открылась…
Господи! Какие же у нее глаза! Ему только ради того, чтобы увидеть эти глаза стоило родиться и прожить столько лет на свете. Если существуют чудеса на земле, то одним из самых чудесных чудес — это ее глаза!
Недолго она осмысливала ситуацию.
— Ты?
— Я!
— Ой! — вскликнула она, пакеты из ее рук упали на пол, и она с разбегу запрыгнула на Григория. Обхватила его тело своими ножками, оплела его шею своими ручками и стала осыпать его бесконечным количеством поцелуев. Он старался перехватить инициативу и выловить ее пухленькие, нежные губки своими губами, но куда там… Она словно опытный фехтовальщик жалила его палящими губами, и перехватить их, и защититься от них не было никакой возможности. И он смирился, и понес ее в спальню. Вместе с ней упал на кровать и стал в порыве пронизывающей уже его страсти раздевать ее. Она, смеясь, уворачивалась, мешала ему, сопротивлялась.
— Ну что ты делаешь?! Остынь немного! Нужно ополоснуться! На улице жара! Ну, я, наверное, не очень свежа после жары. Я, наверное, пахну не очень…
Ну да, остынь! Сама же разогрела его своими поцелуями, а теперь просто словами остудить хочет.
— Милая моя! Ты в любом состоянии замечательно пахнешь! К черту современные условности. Я не смогу в таком состоянии принимать ванну и тем более тебя ждать из ванной.
Прочь легкую маечку! Да чего все вкусно и ароматно! До чего же волнительны все изгибы ее тела!
Погоди, погоди родная! Погоди еще немного, ну еще чуть-чуть, он еще не отметил своей лаской ее животик. Ну да, да, сейчас… Она, трепещущая от желания, раскрылась перед ним, и поглотила его, поглотила целиком. Поглотила его всего, без остатка, вместе с душой и разумом. Он не ощущал мира, он вообще ничего не ощущал, он чувствовал лишь резкие позывы ее тела, переходящие в еле ощутимую конвульсивную дрожь. Надо было внутри него взорваться огнедышащему вулкану, для того чтобы из сладострастного небытия вернуться в обычный, доступный каждому человеку мир.
Она лежала рядом, гладила его тело, теребила его волосы.
— Ну что? Теперь в ванну?
— Конечно, только, чур, в ванную по одному, соседи снизу, боюсь, наши с тобой эксперименты не оценят.
— Ну, зачем? У нас с тобой есть уже испытанная нами ванная. Приедешь, мы с тобой повторим ранее пройденное.
— Погоди, постой! На что ты намекаешь?
— У тебя, когда отпуск?
— Через месяц.
— Вот, приедешь ко мне, и на два дня, в тот наш номер.
— Это значит, что ты еще больше месяца пробудешь в этой чертовой командировке?
— Милая моя, я ничего не могу поделать. Работа есть работа.
Она капризно скривила губки.
— Не хочу!
— Что?
— Не хочу! Не хочу! Не хочу!
— Ну, погоди…
— Хочу!
— Не понял!
— Хочу! Хочу! Хочу!
— Что ты хочешь?
— Тебя хочу!
— Ты же хотела в ванну!
— К чертям ванну! Мы с тобой уже пропитались друг другом! Мы с тобой уже состоим из одной плоти!
Она опрокинула его на спину и пантерой набросилась на него. А ему же совсем не хотелось от этой пантеры бежать и скрываться. Хотелось, наоборот, под всю ее страсть предоставить всего себя. Бери его всего, до последней клетки, насыться им, доведи его до райского наслаждения и умри вместе с ним! Но не навсегда. Умри вместе с ним на то время, которое необходимо для полного опустошения.
И она, упиваясь своей силой и страстью, поедала его своим телом, выжимая из него остатки силы, чувств и желаний.
Она никак не могла успокоиться. Она слегка дрожала. Она облизывала пересохшие губки. Даже ее волосы слегка шевелились в такт твоей дрожи. Неожиданно она приподняла головку и осмотрелась.
— Ты чего?
— Пахнет чем-то. Горелым. Неужели мы от трения друг о друга обгорели?
— Разве так может быть?
— Не знаю, но горелым точно пахнет.
— Мать моя! Это же наша курочка!!!
До чего же она прекрасна, милая, любимая!
До чего же она желанна, родная!
До чего же она неутомима, дорогая!

***

Наше время.
Григорий долго смотрел вслед уезжающей на машине Инны. Уезжающей с дочкой, которая была и его дочкой.
Тепло ее маленького, нежного тельца, до сих пор хранила на себе кожа отца. Как же ему не хотелось, чтобы она расплела свои ручки, обвитые вокруг его шеи. И ему почему-то казалось, что сама Лизонька без особенной радости переместилась с рук, для нее пока еще чужого, мужчины на руки родной для нее матери. Может быть, ему вправду, казалось, потому что ему так хотелось. И прощаясь с ним, девочка улыбалась ему, почти ныне им забытой, улыбкой Инны.
Пока? Сложный вопрос, на который ответа еще нет.
Бог знает, может возраст уже у него такой, но почему-то не замечал он раньше за собой подобной от себя сентиментальности, такой нежности к ребенку. Конечно, он любил сына и любит его, но здесь было что-то другое. Это было даже, наверное, больше обычной отцовской любви.
Она просила пока не беспокоить их с дочерью.
Она просила дать ей время на то, чтобы поразмыслить и постараться, что-нибудь придумать.
И он, конечно, не будет беспокоить их. Признаться мужу в том, что они виделись с отцом Лизоньки, и что пропавший отец теперь хочет регулярно встречаться с дочерью, а главное, решить для Григория этот вопрос положительно, дорогого стоит. Ради этого можно и нужно ждать.
Тот же летний вечер, немногим позже. Та же одинокая квартира. Та же, кажущаяся ее теперешнему хозяину мрачной, комната. Тот же работающий без звука телевизор. И Григорий, сидящий на диване напротив телевизора, смотрящий бессмысленно на экран. Вечер был осчастливлен новой встречей с Инной и Лизонькой. Вечер был омрачен расставанием с ними. Начало вечера было замечательным, его окончание было отвратительным, как и настроение Григория.
Ему показалось, что в замочную скважину его входной двери был вставлен ключ. Он поднялся. Что за чертовщина? Павел отдал не все свои ключи? Что это?
Ключ повернулся в замке. Открылась дверь. На пороге квартиры стояли они. Инна и Лиза.
— Ну, здравствуй! Мы пришли. Не все ключи отдала в свое время, потом не хотела встречаться вновь с ним. Так что я своим.
Инна как-то странно и смущенно улыбнулась.
— Вы с мужем решили насчет меня и Лизы?
— Нет, ничего мы не решали. Мы пришли к тебе. Пришли навсегда! Примешь? Только, ради Бога, не вспоминай ничего о прошлом! Не хочу! Пусть причина твоего последнего побега будет тайной для меня.
Он подошел к ним, встал на колени и обнял обоих.
А что он мог рассказать? Она не хотела ничего слышать, а он попросту не мог. Что мог ей сказать? Только то, что повторял сам себе долгие семь лет. Подозревать намного хуже, чем знать правду, даже если она горькая. У реальности есть границы, у воображения границ не определить.
Когда-то одну из самых умных и самых остроумных женщин своего времени Фаину Раневскую спросили:
— Почему Бог создал женщин такими красивыми и такими глупыми?
— Красивыми для того, чтобы их любили мужчины. А глупыми для того, чтобы любить мужчин.
Так ответила Фаина Раневская.
Или как-то так.