Крыса

Только что (21:29). Двадцать минут назад. Я возвращался с прогулки по магазинам. Торговые центры вчера только открылись после затяжного локдауна. Шел мелкий моросящий дождь. Температура воздуха +1. И когда я свернул на улицу Длуга (то есть Длинная), дорогу мне перебежала крыса. Она вынырнула из-под припаркованного автомобиля и шмыгнула в проем арки. Там была металлическая решетка. Скорее всего, она перебралась через нижнюю перекладину – когда я подошел, ее не было. Я подумал, что этому польскому городу крыса идет. В смысле подходит. Кривые и узкие старинные улочки, старинная архитектура, низкая облачность и низкое давление, дождь вместо снега зимой, моросящий дождь, дождь на износ и крысы. К тому же эпидемия коронавируса и ковидные страхи дополняют вид. Люди в масках, хрипящие старики высунули свои пропитые носы и харкают в асфальт, подчеркнуто стройные фигуры у девушек и даже бабушек, польки очень стройные, высоконогие, высоковольтные. Да, наступают времена энтропии, когда новыми покупками человек только будет раздвигать пропасть между собой и другим. Не верю я в то, что при эпидемии люди сплачиваются. Они такие же, какие и были, только неприглядные моменты будут вылезать наружу все больше и больше. И любовь будет уходить постепенно.

Я вспомнил, как боролся с крысой в той жизни. В прежней жизни. Это было недавно, год с небольшим назад. Это было незадолго до катастрофы, за две недели наверное, чуть меньше. Был ноябрь, и уже подмораживало. В подвале мерзкий запах разлагающейся крысы, наконец, удалось локализовать: это была наша кладовка, а не соседская. Искать нужно было у нас. Я настроился на долгую работу. Оделся попроще, приготовил маску и освежитель воздуха, накопал тряпок. Да, нашел маску с фильтром, точнее респиратор. Его жена привезла из Вроцлава, от Роберта, мужа кузины Ренаты, который как раз респираторами и стал торговать незадолго до пандемии. Тогда маски должны были защищать от смога, краковского, познанского, вроцлавского.

Итак, запасся тряпками, баллончиком с освежителем воздуха, пульверизатором с водой, оделся попроще. Работа предстояла тяжелая, с перерывами, потому что кладовка была заставлена под завязку: велосипедов только три штуки, чемоданы со старьем, ящики с книгами и посудой. А от запаха я боялся потерять сознание, поэтому дал дочке инструкцию: позванивать иногда. Хотя что она сделает, если я не отвечу? Ей же двенадцать лет. В крайнем случае, перезвонит маме. А мама что сделает? Она еще не пришла с работы. Наверное, подумает, что ее разыгрывают. Просто так мне было бы легче, если буду знать, что обо мне думают.

За работу: сначала опрыскал все кругом освежителем, так опрыскал, что дышать стало нечем, потом надел маску и в бой. Вытащить велосипеды, потом снять с верхотуры пустые коробки, потом тяжелую сумку с вещами на продажу. Я иногда ездил на барахолку продавать старье. Обувь, гаджеты, побрякушки разные, игрушки и игры, отработавшие свое – пусть послужат другим. И неплохо шли товары – в этом городе жили люди очень экономные, расчетливые, не гнушались покупать товары из вторых рук, особенно за бесценок. А блошиный рынок, между прочим, был знаменит на всю Польшу, едва ли не самый крупный в стране.

Помню, как я ее увидел. Отодвинул сумку и увидел. Вскрикнул и отскочил. Совсем рядом. Потом боялся смотреть на нее. Она наполовину свисала с коробки, как какой-то тулуп, сохнущий на изгороди. Удивительно близко она была, между коробками с книгами и сумкой с товарами. Значит, не нужно будет разгребать хлам до противоположной стены, и дело пошло к концу.

Вышел в коридор отдышаться. Дело в том, что недавно в качестве борьбы с крысами вместо яда появился ультразвуковой отпугиватель, или ультразвуковая крысоловка. Одна из них стояла у входа в нашу кладовку. Я думаю, что крыса, поймав ультразвук, просто вылезла и потеряла сознание. Иначе она могла бы убежать в противоположную сторону, не к сумкам и к выходу, а в глубину помещения, где была вентиляционная шахта.

Очень неприятно было ее доставать оттуда. Я поддел ее длинной палкой и бросил на совок. Разлагающийся труп со вздувшимся брюхом. Никакой крови. Но зато была жидкость разложения – ею было обляпано все вокруг. Особенную брезгливость вызывал мокрый след прямо на коробке, на борту которой она лежала перевесившись. Что это за жидкость? Блевотина? Может, брюхо было вспорото? Или изо рта – какого рта, у крысы? – у нее накапало. Боже, этой жидкостью была испачкана сумка с товарами. Позже я заметил, что полипропиленовая ткань сумки была исцарапана. Скорее всего, крыса, зажатая между коробкой и сумкой, царапала и даже кое-где процарапала, прогрызла сумку. Дело для нее осложнялось тем, что в сумке тоже была картонная коробка, и она не могла ее пробить.

Смотреть на нее я не мог. Я уже и так задыхался от запахов освежителя и трупного разложения. Я быстро побросал тряпки (старая постель) на совок, прикрыв дохлую, и, громко ругаясь, вынес на выпрямленных руках эту мерзость, держа совок и палкой подпирая его, чтобы случайно хвостатое тело не соскользнуло. Ругань вслух мне помогала. Такое чувство, что меня кто-то слышит и помогает мне своим присутствием. Прохожие, невинная пара. Они, верно, ни о чем не догадывались. Они не знали, что происходит, не знали, что уже в Китае появились первые заболевшие коронавирусом, а через месяц Китай закроется и мир закроется от Китая, но будет поздно, через два месяца мир изменится до неузнаваемости, как после революции, смерть начнет собирать свою жатву и только трупы не будут валяться на улицах, а эта молодая пара смотрела на меня в тельняшке, спортивной блузе и маске, ругающегося по-польски и  ничего, абсолютно ничего не понимала. У меня тоже не было никаких соображений на этот счет. На кого я был похож? На вора? Нет. На грабителя или насильника? Нет. Что я нес в тряпках? Сейчас думаю, что это мог быть выкидыш или человеческий плод после аборта, сделанного нелегально, на дому. Но тогда эта дикость не пришла мне в голову.

Но была и вторая крыса. Она лежала в ящике на книгах, так себе лежала на самом верху, словно утомившись от чтения, нажравшись культуры. Это был ящик с макулатурой, поэтому я его выбросил вместе с книгами и крысой. Прикрыв предварительно остатками пододеяльника. Ничего не мог поделать. Вытаскивать ее оттуда не получилось. За хвост взять тоже. Ну, если бы она недавно была убита. В детстве я, помню, тащил за хвост полураздавленный труп крысы, а сейчас не смог. Детьми мы сами атаковали крыс на куче мусора (привычное явление), прямо во внутреннем дворике, били их булыжниками и хвастались победами. А теперь я стал слишком нервным, слишком чувствительным. Чувствовал, как во вздувшемся брюхе булькает трупная жидкость. Молча вынести не удалось и на этот раз, опять начал чертыхаться и материться на польском: о курва, курва, курва мать. (Негусто, замечу в скобках.) Это здорово помогало нести мерзкий груз номер двести. И как прежде, проходили прохожие, но делали вид, что ничего не замечают. Это так по-польски

Домой я возвращался весь промокший от пота, уставший, вывернутый наизнанку от мерзких запахов, словно отравленный, но счастливый. Не спеша, приходя в себя. Поднимался наверх, на пятый этаж, героем, победителем. Как в детстве – есть чем похвастаться.

Все это время дома сидела Марианна. Она занималась уроками. Но нет, она отдыхала от контроля. Мама еще не пришла с работы, хотя уже девятый час. Папа пошел сражаться с крысами. Можно и музыку включить. Или можно помечтать, порисовать, отложив в сторону книжки. Или можно порешать задачки, но совсем уже одной, без папы-зануды. В последнее время перестала совсем называть его папой. От этого он бесится. Пусть побесится. У меня подростковый бунт, вспомни себя в эти годы. Да, я с уроков сбегал, учителей третировал, но с отцом у меня таких проблем не возникало. Да и учился получше, не путал деление с умножением. Но ты же боялся его и его ремня. Ну, не знаю.

Я поднимался к своим проблемам. С женой отношения совсем разладились, мы стали ходить к семейному психологу. Когда я вошел, она уже была дома, но как-то рассказ о борьбе с крысами, а точнее с их трупами, не вызвал никаких эмоций. А что ты хотел? Чтобы я вскрикнула от радости, пританцовывая: «Молодец, наш защитник Отечества». Но сегодня не 23 февраля, сорры. Да зачем уж с ходу так – включать свой сарказм и вредность. Я ведь, между прочим, еще и твой велосипед подкачал. Она была уставшая, но язвить направо и налево и болтать с сестрой по телефону часами усталость ей не мешает.

Да, я поднимался к своим проблемам и не знал, что меня ждет через восемь или десять дней. Не знал, и был счастлив. Для меня стакан тогда был наполовину наполнен. Не знал, как и та парочка на улице, глядя на меня, не могла понять, что же на самом деле происходит и почему этот украинец матерится по-польски с русским акцентом. Тут все с русским акцентом уже украинцы.
 
Я не знал, что через восемь дней, 23 ноября 2019 года, жена придет поздно с прогулки по секонд-хендам и истошно вскрикнет, перепугав всех, из-за куска ваты, которая, словно змея, вылезла из разорванного мешочка под действием внутренних сил, с перепугу набросится на меня, припомнив и смоленский самолет, и мою лень и негу, а я не сдержусь и грубо отвечу ей, и перебранка перерастет в страшный скандал, а затем в потасовку с обливанием водой и царапаньем (ой, польки умеют драться, а русские умеют умирать стоя), и внешняя сила в лице полицейских исторгнет меня из семьи и вышвырнет далеко и надолго. Сейчас идет суд, и до решения суда рано говорить о виновных и о силе вины, и о внутренних и внешних причинах. И кажется, что еще долго после суда правда не станет явной, и никто не признает своей вины, и каждый усиленно будет обвинять другого, а по силе улик и из-за нашей, такой разной для каждого общей истории и нынешней геополитической ситуации эту правду не откроют еще много столетий спустя. Может, эти времена пройдут, а мы к тому времени истлеем, и память о нас улетучится, но кому тогда мы будем интересны? Мы тогда соединимся с крысами в одно целое, крысы войдут в нас, а мы по-прежнему будем в состоянии убивать друг друга, отравлять жизнь окружающим и грызться исходя из своей правоты или чувства правоты, инстинкта правоты. Я об этом много писал, много говорил, но все равно, чувства оживают, эмоции бурлят, слезы наворачиваются.

Но тогда это восхождение из подвала на пятый этаж казалось мне самым счастливым эпизодом тех дней. С крысами покончено, с запахом тоже, теперь заживем. Я поработал, будет чем похвастаться и успокоить свою совесть. Будет чем похвастаться.

Но зажить не удалось.


Познань,
вторник, 2 февраля 2021 г.