Наташенька

Две истории «про Наташеньку».
 История первая – «Про Наташеньку в шесть лет»

В кошельке у Наташеньки никогда не было больше двух-трех рублей. Так было в шесть лет, так, увы, было и в двадцать лет. Ее шестилетний капитал складывался так: рубль подарила бабушка, рубль подарил дедушка, рубль – мама. А ей всегда нужно было больше. Даже в шесть лет. В шесть лет ей нужно было сорок рублей.
Конечно многие, почти все девочки, играют в мам. У всех есть куклы. Но никто не был такой мамой в шесть лет, какой была Наташенька. Никто. У ее куклы Катюши большая коляска. Потому что и Катюша большая, как настоящий малыш. Когда Наташа выходила с ней на прогулку, то гуляла всегда в компании молоденьких мам, которые везли в колясках настоящих малышей.
-Сколько вашему? – поравнявшись с одной коляской, спрашивала Наташа.
-Три месяца, - удивленно улыбнувшись, отвечала ее спутница.
-Головку хорошо держит?
-Х-хорошо…
-Прикармливаете?
-Да нет, своего молока пака хватает.
-Это большая редкость. Вы в каком доме живете? В седьмой «башне»? В вашем доме живут Никита и Настенька, им тоже по три месяца. Настеньке даже меньше. Их уже прикармливают.
Поравнявшись с другой коляской, поздоровавшись, Наташенька спросила:
-Как Костя, здоров? Я вас уже три дня не видела.
-Здоров, спасибо, Наташенька, здоров.
-Как, он у вас уже сидит? – она замирает от удивления. Потом, чему-то обеспокоившись: он сам сел, или вы его посадили? Вообще-то нужно, чтобы сел сам…
-Наташенька, - улыбается одна из ее спутниц, - ты наверное всех малышей в нашем микрорайоне знаешь?
-Всех, - серьезно кивает Наташенька.
Наташенька вся была в проблемах своих спутниц. Знала всех малышей по именам, знала их возраст, угадывала их издали по цвету колясок. Она знала, когда малыш должен сесть, когда встать и ходить по кроватке, когда его можно выпустить в манеж. Она знала, чем можно прикармливать малыша в три месяца, чем – в шесть месяцев. Да-да, миксер – это хорошо, это быстро, это удобно. Но лучше все-таки мелко резать овощи и мясо: ребенок должен привыкать к грубой пище.
Наташенька была надежной помощницей. Когда ее приятельницы уходили в магазины, она оставалась с тремя, а то и с четырьмя колясками. И никогда не было слышно детского крика. Никогда.
Но главной заботой, главным восторгом ее была одежда этих крошек, их нарядные коляски. Она глаз не могла отвести от ярких, отделанных кружевами, подушечек. Голубые, розовые атласные, кружевные покрывальца и чепчики, чепчики, чепчики!
Насмотревшись на разодетых малышей, на нарядное убранство колясок, Наташенька с грустью смотрела на свою. Увы, у Катюши всего этого не было. Покрывальцем служил шелковый мамин платок, на голове у Катюши – красная газовая косынка… Ей очень нужно было сорок рублей. Очень! Сорок рублей стоило «Приданое» для новорожденного. В «Детском мире» эта красивая коробка с необходимейшими для Катюши  вещами всегда стояла открытой. Наташенька наизусть знала все, что в ней лежало. И все, абсолютно все  было нужно. А мама… Наташенька по-взрослому грустно вздохнула. Не нужен ей этот импортный ранец к школе, не нужно школьное платье с юбочной плиссе. Пусть будет обычное платье, и ранец подешевле…Ей очень нужно «Приданое». Очень. Ну как ей, как ей это объяснить?
-Как дела, Наташенька? – спрашивали при встрече ее взрослые приятельницы.
-Плохо, - серьезно отвечала девочка.
-Что так?
-С мамой поссорилась. Она ничего не хочет понимать. Ничего. Вы же видите, как одета Катюша!.. Знаете, моя мама получает двести рублей в месяц, а «Приданое» стоит сорок рублей. Всего – сорок. И никак не могу ее убедить. Никак.
Ее знакомые понимающе улыбались и успокаивали ее.
-Может быть, еще уговоришь, Наташенька, может быть, еще купит!
-Нет, не купит!
Не знаю, - сказала одна молоденькая мама другой, - не знаю… Но я бы, кажется, купила ей это «Приданое». Удивительная девочка!

Прошло некоторое время. И Наташенька вышла на прогулку очень сдержанная и торжественная. Она поздоровалась со своими взрослыми приятельницами, поинтересовалась здоровьем малышей, заметила, что у Андрюши личико сегодня почище, а то ребенка просто замучил диатез. Наверное это все-таки от «порошкового»  молока…
Неожиданно одна молоденькая мама остановилась.
-Наташенька! – воскликнула она, - у Катюши «Приданое»! Поздравляю тебя, вот видишь, уговорила-таки маму.
-Это не мама, - Наташенька улыбнулась смущенно и счастливо, - бабушка в гости приехала. Я ей все рассказала, и мы пошли с ней в «Детский мир»… Мне кажется, что это «Приданое» с кружевным покрывальцем все-таки лучше, чем с атласным, правда?
-Конечно, Наташенька, конечно лучше! – радовались ее приятельницы, а их улыбающиеся глаза не уставали повторять: «Удивительная, удивительная девочка!»
Встретив ее маму, они, недоуменно покачивая головой, спрашивали:
- Что же из нее будет?
Наташенькина мама посмотрела в воду и, улыбнувшись, сказала:
-Наверное она будет медсестрой в родильном доме…

История вторая. «Про Наташеньку в двадцать лет»

…Итак, Наташенькина мама посмотрела в воду и сказала:
-Наверное она будет медсестрой в родильном доме…
Так и случилось. Наташенька выросла. Окончила медицинское училище и стала работать  с малышами в роддоме. Видно это уж в ней было на всю жизнь. Работа была ее радостью. Ничего другого она и помыслить не могла. Казалось, ничто не могло ее омрачить. И однако ж!..
Эта забота обрушилась на нее сразу и вдруг. Ей опять понадобились деньги. Наташеньке было двадцать лет. И она была хороша. Она была очень хороша. А в кошельке у нее… В кошельке у нее никогда не было больше двух-трех рублей. Занято было уже под вторую зарплату. Ей нужно было не сорок рублей, и даже не сто. Ей нужно было столько, что лучше никому и не говорить.
А случилось это так. Наташенька зашла в универмаг «Москва», чтобы посмотреть какие-то мелочи на первом этаже. Наверх подниматься она не собиралась. Но потом вспомнила, что день от дежурства свободный, времени много. Она прошла один этаж, другой. К отделам, где было особенно людно, она не подходила. А так как народ толпился почти везде, то она решила уже, дойдя до следующей лестницы, спуститься вниз. Неожиданно она увидела отдел, где было всего несколько покупателей. Здесь не бушевали страсти, было удивительно спокойно. И она вошла.
Мех. Здесь продавался дорогой натуральный мех. Она никогда не заходила в эти отделы, поэтому цифры ее поразили. Жакет из норки – четыре тысячи. Шубка из песца – семь тысяч, каракуль – три тысячи… почти не представимо. Но больше, чем цифры, ее поразило другое. Когда она коснулась меха рукой, то почувствовала… Она не знала, как это назвать. Прикоснулась еще раз, задержала руку… Мех? Это называется мех?.. Было такое ощущение, будто что-то произошло. Но вокруг нее все было по-прежнему. Она осмотрелась. Кто же, кто это покупает?
-Нет, нет-нет, если брать, то не каракуль, - будто нарочно растягивая слова, говорила одна женщина другой, - она молода. Надо взять вот эту, светлую, из нутрии. Тут в поле ее зрения попала Наташенька, и она сказала:
-Девушка, вы не будете так добры? Примерьте  пожалуйста эту шубку. Мы берем не для себя. Хотелось бы посмотреть на вас.
Наташенька не ожидала, но шубка оказалась почти невесомой. Мех теперь касался шеи, подбородка… А атласный шелк подкладки, изнежив, остался на ее обнаженных руках. Из трюмо на нее посмотрела незнакомая красивая девушка. Волосы небрежно и вольно, как-то привычно, упали на чужой мех.
Наташенька неторопливо поворачивалась, улыбаясь своей роли. Удивленная и почти счастливая. Она привлекала, на нее смотрели…
-Берите, девушка, берите, - сказала случайно подошедшая женщина, - прекрасно, просто прекрасно!
Наташенька не знала, что именно осталось в ней после этого дня, что именно запомнилось. Да она об этом и не думала. Она просто знала: теперь ей нужно две восемьсот. А цвет, как же называется этот цвет? Да-да, эта женщина сказала: беж с опалами. Значит, ей нужно «беж с опалами».
Наташенька никому ни о чем не говорила, но в свободные от дежурства дни приезжала в меховые магазины. Любовалась блеском натурального меха, меха, одно прикосновение к которому как-то удивительно расслабляло. Она наблюдала женщин, приходящих в эти отделы, женщин, рассматривающих все это со знанием дела, женщин, в кошельке у которых были явно другие купюры. Женщин – фантастика! – выписывающих чеки на эти шубы.
Конечно, они были много старше Наташеньки. Они были старыми. Им было наверное лет по сорок, а то и больше. Иные из них, правда, неплохо выглядели, но разве им, покупающим эти шубки, они были так нужны, как Наташеньке? Ну что за жизнь в сорок лет! Нет, шубка ей нужна сейчас, сейчас! И Бог мой, вздыхала про себя Наташенька, никто этого не понимает!
Меховые магазины притягивали ее. Здесь с ней происходило нечто удивительное. Здесь она превращалась, незаметно для себя впитывая мелочи.
И не то, чтобы она забывала, сто в кошельке у нее… а занято уже… Она просто об этом не думала. Не спеша, со знанием дела, она входила в меховые отделы, рассматривала шубки, полушубки… да-да, совсем так, как это делали  те женщины, ну, в кошельке у которых… Смотрела покрой. Изящным, привычным движением руки поднимала мех снизу.
Примеряла. Внимательно рассматривала себя в зеркало. Поворачиваясь, смотрела линию спинки… Все кончалось легкой гримаской неудовлетворенности, направленной куда-то в себя: нет, не то… не то, не то! И вовсе не потому, что шубки были не хороши или не шли к ней. Дело в том, что Наташенька  искала. Ту, серебристую, беж с опалами. Да-да, она уже видела себя в ней. В сырую, холодную московскую зиму.
И вот однажды… Это было летом. На дежурство к четырем часам, все утро свободно. Наташенька поехала в комиссионный магазин, что на Пушкинской. Солнечное теплое утро. Она хорошо выглядела и знала это. На ней была золотая цепочка с кулоном и крохотные золотые сережки. Единственные, на двоих с мамой. Сережки к ней очень идут, идет бирюзовое платье в черный горох. У нее прекрасное настроение.
Наташенька вошла в магазин, прошла в меховой отдел. Коснулась меха, ожидая привычного уже превращения, и вдруг поняла: сегодня, именно сегодня. В магазине ей все нравилось. Вот она – «беж с опалами». В точности, как та. Наташенька сняла ее с плечиков. Не шуба. Оказывается, полушубок. Ну, не важно.
Меховой жакет или полушубок должна носить стройная женщина с хорошими ногами. Такая, как та, что смотрела на Наташеньку из зеркала. Под нее нужно… прямую юбку в тон, - мелькнуло почему-то в голове, - и итальянские сапожки тонкой, перчаточной кожи… Она внимательно осмотрела себя. Жакет конечно, хорош. Хорош… Но ей нужна шуба. А шуба и жакет – это уж слишком. Неспешно, нехотя расставаясь, она сняла полушубок и повесила его на место. Стала смотреть другое. Да, магазин, явно хорош. А эта? Не беж, правда… Светло-коричневая. Но – как та! Она даже замерла.
Привлеченная ее внимательным перебором, подошла спокойная пожилая женщина, продавец отдела. Публики мало, а эта девушка, заметившая две лучшие вещи, ей понравилась.
-Прекрасная шуба, - сказала она, рассматривая вместе с Наташенькой светло-коричневую нутрию. Импортная и совершенно новая.
Наташенька обернулась на нее. Помедлила, будто что-то решая про себя. Вновь обратилась к предмету. Не спеша сняла с плечиков. Обнаженная рука, ощущающая шелк подкладки… Только несведующий может думать, что это не важно. Это – самое главное. Теперь Наташенька это знала. Шубка была совсем как та, сидела так ладно, что Наташенька сразу почувствовала ее своей. Наблюдавшая ее поодаль продавец подтвердила:
- Это ваша вещь.
Польщенная Наташенька благодарно и с достоинством (да-да совсем так, как это делают те женщины, ну у которых…) посмотрела на нее, все также ничего не говоря. Медленно повернулась и увидела в зеркале ровную, падающую линию спинки. Оно. Как ни смотри – оно. И снова – на нее смотрели, она привлекала… Улавливая сомнение, продавец подошла ближе.
-Очень хорошая и редкая вещь. Поверьте моему опыту. Если вы хотите взять шубу из нутрии, вам нужно брать именно эту.
Наташенька еще раз внимательно посмотрела на нее, слушая и мысленно взвешивая в уме свое. Потом отвлеклась, еще раз посмотрела в зеркало, и во взгляде у нее мелькнула решимость. Да… да-да, шуба моя, беру.
-Пожалуй, я возьму ее.
-Правильно, - сказала продавец, принимая из рук Наташеньки шубку, - вы не пожалеете. Две восемьсот в кассу.
Касса была здесь же, в отделе. Не доходя двух-трех шагов, она остановилась. Нет-нет, дело было не в кошельке, она подумала о другом.
-М… нет, не заворачивайте. Знаете, что меня беспокоит? Боюсь пожалеть, такие  вещи часто не покупают… Дело в том, что я ищу серебристую нутрию, как на том жакете, который я примеряла. Однажды я упустила такую и не могу об этом забыть. Я все-таки еще подумаю.
-Смотрите, - улыбнулась продавец. Девушка нравилась ей все больше, - заходите почаще.
*

Алла Анатольевна, сорокалетняя стройная женщина, уже минут десять стояла у этой колонны и смотрела на Наташеньку. Смотрела профессионально и привычно. Застыв. Прослушала весь диалог с продавцом до конца… У выхода из магазина она подошла к Наташеньке.
-Девушка, простите, - улыбка и тон были естественны и просты, отработаны, - я сейчас видела, как вы примеряли шубку и слышала ваш разговор с продавцом. Так уж случилось, - на этот раз она улыбнулась извиняющее. – Дело в том, что я продаю как раз такую светлую нутрию. Обстоятельства складываются так, что мне срочно нужны деньги. Если вы намерены купить такую шубу, то я отдала бы ее вам за две.
На какой-то миг Наташенька смутилась. До сих пор она играла одна. Но инерция, не отпуская, закружила ее… От нее чего-то ожидали…
-Д-да…- сказала она. И тут же, найдясь: но ведь надо посмотреть.
-Конечно. Я здесь с приятельницей. Она могла бы привезти шубу через полчаса. Но… поймите меня, я должна знать, действительно ли вы намерены брать шубу. Деньги мне ведь нужны сразу.
Наташенька уже освоилась и почти приняла эту новую игру. Она сочла себя даже слегка обиженной. Подняла глаза (да-да, совсем так, как это сделала бы одна из тех женщин, ну… у которых…) и сказала, делая упор на первом слове:
-Я (!)… в магазины без денег не хожу. – И не убрала взгляд.
Собеседница ее под этим взглядом слегка смутилась, но достоинство Наташеньки приняла. Мол, да, что ж, конечно… Бывает… Бывает, что без трех тысяч  и из дома не выходят…
Они вышли из магазина. Здесь к ним подошла эта вторая женщина, в руках у которой была большая обувная коробка. Эта женщина Наташеньке не понравилась. Хотя она пыталась улыбаться также приветливо как  эта, первая, у нее это плохо получалось. Ну да, не всем же быть милыми и приятными. К тому же, она сразу уехала, оставив коробку своей знакомой.
Встретиться договорились у ГУМа и пошли туда пешком. Спутница Наташеньки много и интересно говорила о мехе, когда-то она много этим занималась. Уж в чем- в чем, а в шубах она толк знает, поэтому Наташенька может не сомневаться. Наташенька и не сомневалась. И Алла Анатольевна видела это. Как все просто…
У ГУМа, в обозначенном месте, они остановились, и здесь Наташенька обратила внимание на коробку. Проследив ее взгляд, Алла Анатольевна улыбнулась:
-Между прочим, в этой коробке итальянские  сапожки, которые очень подошли бы под эту шубку. Я купила их вчера в ГУМе и везу сдать: они оказались для меня узковаты. Может быть, примерите?
Они осмотрелись и решили зайти в кооперативный туалет.
И размер, и полнота, все – то. Удивительный день. Все – то. Тонкая, перчаточная кожа. На правую, мерить нужно на правую… Господи, - внутри у Наташеньки все упало, - какое чудо! Сапоги были так хороши… вернее нога… Все померкло, все вдруг померкло. Ну какой полушубок, какая шуба! Какие три тысячи! Вот сколько стоят эти сапоги, сто пятьдесят, двести?.. У нее нет даже… Позор просто! Стыд и позор - заигралась, как шестилетняя девчонка!.. В отчаянии она еще раз посмотрела на свою ногу… ну почему, почему недостойную этих сапог?!. Господи, как ей нужны сапоги! Скоро осень, опять придется покупать в «Детском мире»…
…Да-да, - решилась наконец Наташенька, - сейчас она поднимет глаза и извинится перед этой милой женщиной. Просто извинится. Господи, какой стыд!.. И сразу поедет на дежурство.
Она подняла глаза, осмотрелась… Одной рукой она опиралась на коробку, в которой лежал левый сапог, так как в одном чувствовала себя неустойчиво. Еще раз осмотрелась. Как же… где же?
В этот момент Алла Анатольевна, прижимая к себе Наташенькину сумочку, уже была на улице и садилась в такси.
…В кошельке у Наташеньки никогда не было больше двух-трех рублей. Так было в шесть лет, так, увы, было и в двадцать лет.
1990 г.