Плач

               Спектакль Анатолия Васильева
               
Книга «Плач Иеремии», положенная на пение

Этот знаменитый спектакль получил театральную премию за лучшую режиссуру. Ансамбль “Сирин” поёт “Плач Иеремиев” на церковно-славянском языке, положенный на музыку композитором В. Мартыновым. Вот и весь спектакль, и больше нечего было бы сказать, если бы не режиссура Анатолия Васильева. В результате получилось не просто исполнение авангардной музыки, написанной церковным композитором на канонический текст Боговдохновенной Книги. А получилось нечто, что заставляет вновь задумываться: что же такое театр, что такое игра? Спектакль о той грани, кото-рая разделяет искусство и жизнь. Эта грань постоянно переносится режиссером, забирая у жизни для театра свежие куски, и передавая жизни неожиданную театральность. В результате меняется то, что является для нас как бы самой сутью театра. От театра отделяется игра, представление, сюжет и театром становится полет птиц, быстрая смена направления движения, беспричинное изменение конфигурации, странный, непривычный для слуха звук.
В программке указано, что А. Васильев автор мизансцен и сценографии. Этими скудными средствами, он и выстраивает своё действо из (по сути дела) выступления хора. В результате получился спектакль, в котором нет игры, нет психологии, нет завязки и развязки... но сам спектакль есть. Из чего же он сложился? Значит, теория драмы совсем необязательная для исполнения на театре вещь. И, говоря о театре, мы можем подразумевать под одним и тем же словом разные феномены.
В спектакле А. Васильева есть актеры, но нет действующих лиц, есть начало и конец, но нет сюжета. Что же между началом и концом? Может быть, действительно, это только плач? Какая драматургия в плаче? (Сюжета нет, а драматургия есть!)
Свет в спектакле живет своей собственной жизнью. Он не для того, чтобы освещать актеров. У него своя цель, своя партитура, своя роль.
Есть своя партитура и у движущихся декораций, и у дрессированных белых, голубей, которые летают, клюют зернышки и воркуют в местах длинных музыкальных пауз.
Хор находится в постоянном движении. Если обычно в театре следишь за действием, то здесь, ввиду его отсутствия, приходится следить за передвижениями и перегруппировками, которые тем самым действие имитируют, не заменяя, его конечно, но изображая.
Музыка механистичная, холодная и демонстративно имитационная. И весь спектакль имитаци-онный, но в имитации нет своего содержания. В нем может быть мастерство, иллюзия подлин-ности. Что же имитирует спектакль? Ответ единственный – богослужение. Это попытка созда-ния нового обряда. В конце спектакля это догадка является зримо. Актеры, одетые в льняные рясы, выносят некое подобие хлеба, вина и елея, как бывает на литии.
Ансамбль “Сирин”, как известно, выделился из ансамбля Дм. Покровского, как специализиру-ющийся на исполнении религиозного фольклора и состоящий исключительно из воцерковлен-ных вокалистов. Создавать новый театральный обряд, имитируя церковный, им к лицу.
И вот финал. Участники спектакля выходят на поклоны, снимают головные уборы, имитирую-щие монашеские, и скрывавшие лица. И мы видим заплетенные косы, отсутствие косметики и лица совсем не актеров, не актрис, вышедших из образа “кающихся магдалин”. Лица настоящие! Значит, настоящее рядилось, чтобы быть воспринятым. Не обман подделывался под настоящее, а наоборот настоящее подделывалось под обман. Христиане из любви к своим ближним, добровольно приняли уродство современных форм, чтобы быть понятыми. Вот для чего на эту имитацию решились те, кто верит в подлинность и спасительность церковных священнодействий.

1997 г.