Держава Луны, гл. 3

… А тем временем осень заявила о себе в полный голос. Всё чаще утро встречало их изморозью и хрустким ледком, посеребрённый сад казался седым, но уходил в новое состояние с достоинством и беспечально. Озеро лучилось ледяным светом, и лишь вечером разноцветные фонарики делали чёрную поверхность немного веселее и теплее. Казалось, что миру надоел слишком пёстрый убор, пора было менять один модный наряд на другой, сменить один Дом Моды на другой – чем плоха добрая, румяная Зима в качестве Кутюрье? Чем плохо пушистое белоснежное одеяние – оно так похоже на подвенечное, а то, что связано со свадьбой – прекрасно и чисто.   
Дайана теперь выходила с Марком на прогулки в тёплой куртке Галатеи и в её сапожках.

И только сосны и туи стыли настороженными, мохнатыми чудищами на фоне взволнованной озёрной глади, примеряющей мелкую зыбь в качестве кружевного волана. Или же это озеро наморщило лоб в тяжком раздумье, пытаясь размышлять над теми же вопросами, не имеющими ответа, над которыми мучительно размышлял Марк?
Марк теперь украдкой изучал лунный календарь и астрологические прогнозы, анализировал состояние Дайаны - и вдруг однажды его прошиб холодный пот: Луна! Убийства! Дайана убивала в полнолуние и при ясном небе! Вот тебе и наука! Она не в состоянии объяснить эту метаморфозу, а шарлатаны-астрологи доказали свою состоятельность: мистика одолела науку.

Он со страхом и смятением ожидал приближения полнолуния. Если сила безумия Дайаны активизируется в полнолуние, возрастает агрессивность, не случится ли так, что она захочет уйти от него через насилие? Как ему подготовиться? Как поступить? Что внушать? Запереть Дайану в тёмной комнате? Поить снотворным? С такими настроениями он не сможет проводить с ней занятия аутотренингом!
Дайана словно чувствовала его сомнения и метания.

- Марк, - сказала она как-то вечером. – Я совсем замучила тебя. Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Если ты боишься меня, я разрешаю тебе сделать всё, что ты сочтёшь нужным.

- О чём ты, девочка? – деланно удивился Марк.

- Я вижу насквозь, как ты извёлся. Мне грустно. Раньше я не боялась сама себя. Теперь боюсь…

Они шли по аллее, Дайана часто спотыкалась в сапожках, которые были ей великоваты, или это происходило от волнения? Она то куталась, плотнее запахивала палантин, то ломала руки, с тоской поднимала лицо к небу, приоткрывала рот, словно собиралась завыть, как волк, на янтарный кусочек, зависший над головой. Тонкие белые льдинки хрустели и тонко постанывали под ногами, будто пели. Изо рта вырывался парок.

- Я обожаю ночное небо. Холодное и яркое. Такое разноцветное, сотканное из миллиардов душ, - продолжала она. – Каждая душа – своя мелодия, своя поэма. Они часто навевают мне разные истории. В Корпорации нам иногда разрешали ночью стоять у раскрытого окна, любоваться небом, зато в больнице, наоборот, они пытались меня от него отучить. Это было хуже, много хуже, чем в тюрьме. И там стихи не писались.

- А теперь пишутся?

- Пишутся, - серьёзно ответила Дайана.

- Прочти. Мне нравятся твои стихи, малышка.

И Дайана заговорила нараспев, своим тихим, но ясным голосом, мелодичным и глубоким.

"Чёрная птица на плече моём. Она ко мне приникла сладострастно.
Мы по дорожке движемся вдвоём. Она безумна, и она – прекрасна.
Она прижала клюв к моим устам, вот он раскрылся, и восторг всё ближе.
И я, смотреть по сторонам устав, сдаюсь, и окружающих не вижу. ...
..."

- Как это грустно. Безысходно. Но так прочувствованно. Похоже на предчувствия смерти. Твоя чёрная птица совсем живая. Но радости это не навевает. Пронизано страхом и покорностью. Значит ли это, что занятия не идут на пользу? Стоит усилить внушение?

- Идут, идут! – поспешно возразила Дайана. – Но ты воспринимаешь и рассуждаешь, как врач? И только?

- Мне очень понравилось, не сомневайся. Но мне совсем не хочется грустить, и нет желания позволять это тебе. Жизнь прекрасна. За жизнь стоит бороться. А ты собралась безропотно сдаться. А что ты чувствуешь, когда видишь… ммм… лунное небо?

- Чувствую его глубину и красоту. Его живое дыхание. Неотразимый зов. Желание писать. Желание летать. Знаешь, самая большая мечта – оказаться на Луне. Босиком. Танцевать в невесомости. Дышать там, где дышать невозможно. Разве это так страшно? Так криминально?

- Наверное, нет, – вынужден был согласиться Марк.

«Ну, ещё несколько спокойных, мирных дней!» - молил он, с ужасом глядя в ясное, ослепительно яркое ночное небо с крупными осенними звёздами и соблазнительно янтарным кусочком сыра, плавающим в мохнатом гнёздышке. – «Ещё хоть немного передышки!»

И небо сжалилось, заволоклось тучами, отделяя Землю от Лунной Державы. И Дайана успокоилась. Но странным было это успокоение.

Мирные дни наступили, но всё чаще приносили лишь разочарование. Дайана больше не упоминала имени Майенн. Но чем ближе к полнолунию, тем чаще Дайана погружалась в апатию и чёрную меланхолию, уходила в забытьё, из которого даже ласки Марка выводили её с трудом.

Насладившись друг другом, они лежали рядом без сна, погружённый каждый в свои думы и страхи. Марк мучился угрызениями совести и сомнениями – вдруг он не прав, толкая Дайану на борьбу с мифической Майенн, то есть – с самой собой? Вместо того, чтобы примирить, утишить, научить жить в ладу с собою, покориться и возлюбить свою вторую ипостась, он разжигает вражду и этим усугубляет болезненное состояние?

Иногда его охватывало отчаяние, он проклинал себя за то, что оставил Дайану без помощи, поверил бреду. И даже жалел, что не отвёз назад, в клинику Тьера. И он гнал прочь назойливые, гнусные, предательские мысли.

 «Это всего лишь шизофрения. Болезнь!» - твердил себе Марк. И не верил себе ни на грош: а чем он сам лучше? Майенн всё больше и больше завладевала телом и сознанием Дайаны. Дайана медленно, но неотвратимо уходила в небытиё. Марк уже не мог понять, кого именно он любит – облик был единым, прекрасным и неповторимым. Прелестная головка, выразительные глаза, чарующие губы, пленительные изгибы великолепного тела. А внутри этого совершенства сидело чудовище! Монстр. И Марк не в силах был ему противиться.

Да, Марк боялся себе признаться, что скучает по Майенн. Что он дошёл уже до той самой стадии, когда возможно сорваться с места и бежать, сломя голову, до самой этой чёртовой Оборотной Стороны, что бы она из себя ни представляла.
Так прошла первая неделя благословенного отпуска и настала вторая.

- Марк, мне немного не по себе, – заговорила Дайана на очередной прогулке.

- В чём дело, малышка? – У Марка защемило от неприятных предчувствий. И он не ошибся.

- Майенн не ушла. Если она что-то вбила себе в голову, бесполезно изгонять или пытаться забыть. Проще научиться жить так, чтобы уходить тогда, когда она этого хочет. Пообещать, что я не буду больше любить тебя и позволять себя трогать. Никогда не заниматься с тобой любовью. Никогда не позволять себе наслаждаться жизнью и воображать, что у меня есть дом, семья, что я вообще имею право на жизнь. Марк! – вдруг разрыдалась она. – Обними меня. Может, это будет в последний раз. Майенн что-то замышляет. Целуй меня, целуй!

- Малышка, нельзя отказываться от себя. От своей жизни. Ты – единственная в своём роде, ты удивительная, ну что ты, успокойся, сделай дыхательные упражнения, ну давай подышим… Недопустимо отказываться от борьбы. Мы уже на пороге удачи. Всё будет отлично.

- Да, да, да! – Дайана покрывала поцелуями его лицо. – Я ни за что не откажусь от тебя. Я буду бороться. Ты – мой! Я люблю тебя!
…

Телефонный звонок раздался ранним утром. Марк не удивился и не испугался – он ждал его.
- Марк? Рад тебя слышать, - раздался уверенный, мягкий, профессиональный голос Тьера Нуаннена, который, в отличие от О'Брайена, не позволил себе погрязнуть в административных делах, вовремя скинув их на надёжных помощников. – У тебя не найдётся несколько свободных минуток? Да, да, поговорить по душам и тет-а-тет. Нет, приезжать в клинику не обязательно. Давай встретимся на нейтральной территории. Посередине между городами. Скажем, в кафе «Мартель», что на Мартовском шоссе, на пятидесятом километре. Договорились? Чем раньше, тем лучше. Выезжай немедленно, Марк, отложи все дела, это в твоих интересах.

Ну, вот, свершилось. На его след вышли. Хорошо, если это Тьер, которого Марк числил в своих друзьях. Но на всякий случай Дайану необходимо укрыть.

Марк знал, что в его отсутствие Майенн не тронет Дайану – ей требовалась демонстрация. В отсутствие Марка демонстрировать себя некому.

- Дайана, у меня есть срочное дело. Мне нужно отлучиться. До полудня, может, немного дольше. Клянусь, что вернусь к тебе. Ты дождёшься меня? Ты выдержишь? Это очень важно.! Я оставлю тебе программу на десять часов, проинструктирую Двосю.
 
- Если ты так хочешь – да. Я дождусь. Я буду очень ждать. Я всё сделаю, как ты хочешь… - Дайана недоуменно пожала плечами. – Как ты хочешь…

- Тогда собирайся – и быстрее.

- Куда, Марк?

- К Двосе.
 
- Ты меня выгоняешь?

- Что ты, как тебе такое могло прийти в голову?

Бледная, расстроенная Дайана молча поднялась наверх и через минуту спустилась со своей дамской сумочкой.

- Это недалеко. Совсем близко. Домик Двоси и её сына. Тоже около озера, только с обратной стороны. Натан останется здесь, сторожить виллу. Там тебе будет не так тоскливо и скучно.

- Я не хочу уходить из твоего дома. Не хочу и… не могу. Мне нравится тут.

- Этот домик маленький и симпатичный. Там нас никто не отыщет. Пока.
- Пока что?

- Пока… Неважно. Поверь, это очень важно для тебя. Нужно скрыться. Хоть ненадолго.

- Нет, это очень важно.

- Дайана, сейчас не время. Уверяю, тебе там понравится.

- Но я хочу жить, Марк. Больше, чем когда бы то ни было!

- Так живи, милая! Я именно этого и желаю всей душой.

Лицо Дайаны внезапно сморщилось, и она зарыдала. Потом медленно стала оседать на пол, и Марк подхватил её, потащил к машине. Двося поджидала его у ворот, и они вместе посадили Дайану на сиденье.

- Вот как он вокруг тебя юлой крутится, деточка! Где ещё такого тютю найдёшь? Нынче тютя – на вес золота. Крутят такими почём зря, себя показывают, – ворчала Двося скорее самой себе. – Мой-то благоверный поматросил – и бросил с дитём. И плевать ему, что дитё болезненное получилось. А с чего ему здоровым быть с таким-то алкогольным наследством? Дааа…

Марк наскоро набросал на листках бумаги, куда отправился и с какой целью, запечатал в два конверта и по дороге задержался на несколько минут, чтобы отправить одно послание – своему адвокату, другое – в родную больницу, непосредственно Иеремии О'Брайену, Самому Главному Боссу, как его окрестили коллеги. Затем велел Натану убрать все следы пребывания Дайаны на вилле и, напротив, подчеркнуть следы пребывания Галатеи: разбросать по разным углам её любимые безделушки, вещички и прочее. Ну вот, кажется, он поступил разумно? Полной уверенности не было. На душе скребли кошки. В одном он был уверен – Двося сбережёт Дайану, что бы с ним не стряслось.