Русалочьи проказы

РУСАЛОЧЬИ ПРОКАЗЫ

НЕ ВСЁ ТО РУСАЛКА, ЧТО В ВОДЕ ПЛАВАЕТ

   Ой, чего было, чего было у нас в селе! Вам такое даже в страшном сне не привидится! Колхозного конюха Тимоху Рубашкина, намедни утащили русалки!
Да-да, вы не ослышались. Он вечерком намылся, чистые портки и рубаху надел, одеколоном сбрызнулся, объяснив жене Ольге, что целый день был на току, в овине работал, потом вилами - рожницами подавал сено наверх, мужикам. Тело всё исколото сухими травинками, чешется, свербит, да и употел сильно. А одеколоном-то прижёг царапины. Оно вполне понятно, конечно. Есть отказался, объяснив тем, что вот уж вернётся, тогда и поужинает.
   Поехал Тимофей на луговую делянку, ту, что за лесом, чтобы привезти свежескошенной травы живности своей домашней. Сказал, мол, туда да обратно и пропал мужик!
   В тоске и ожиданиях прошла ночь у Ольги.
 - Да куды ж он делси, право слово? Поди в Грязнуху к мамане сваёй заехал, там рядушком, заночевал у ей,- так объяснила себе да и соседке, Ольга.
   Это немного успокоило. Ведь и раньше бывало, что поедет по делу, да задержится, к мамане завернёт. Глядишь, уторком или после обеда является, ни клят, ни мят. Хотя нет, всё же мят частенько бывал, будто коровами пожёван, видать по хозяйству ей помогал, но всегда от мамани детям гостинчик привозил. Это достоверный факт, она потом подтверждала, мол да, был сынок, навещал. Тимофей мужик не гульливый, самостоятельный, в плохом вроде не замечен, да и Ольга не дура с полупёхом, бдительная женщина. А маманя Тимофея - единственный, но неопровержимый свидетель его порядочности.
   Прошла ночь и последующий день, потом ещё ночь, а поутру, раненько уж, вернулся муж и рассказал такое, такое! Ольга аж с лица спала, ожидая его. Переживала, металась Ольга по селу у людей всё выспрашивала, у тех, кто ездил в сторону Грязнухи, не видали ли часом муженька. Те в одну дуду, мол не встречали! Просила к его мамане заехать одного старика, уточнить, может прихворнул или ступица в колесе подвела, она что-то ненадёжна, сам сказывал Тимофей. Оказалось - нет! Не заезжал даже! Во дела! Собралась Ольга уж участкового привлекать к поискам и тут-то объявился сам, и порассказал такого, не дай, не приведи Господь!
    Вот поехал Тимофей по сено, когда солнце ещё не село, а уж ворочался, поди, затемно. Переехал на телеге груженой сеном, бревенчатый мосток через реку. Колёса-то по брёвнышкам всё прыг-скок, а уж как съехал с мостка, тут в ступице что-то и хрупнуло. Прокорячился, провозился мужик с этим колесом, будь оно неладно, до полуночи. Тьма сгустилась, ночь настала, а мимо-то никто не проехал ни разочку. Руки у Тимофея все дёгтем вывараканы, надумал он помыть речной водою их. Стал спускаться потихоньку, бочком-бочком. Внизу учуял по запаху воду близко, присел на корточки и стал мыть руки, песочком тереть. В это время на небо вышла полная луна, заклубились чёрные тучи-облака вокруг неё. Своим холодным, белым светом озарила округу и гладь воды, и камыши густые, мордастая, личманистая луна. Поднялся на ноги Тимофей довольный, что исправил сам колесо и руки отмыл, да и домой ехать теперь ловчее, когда светло, видать окрест, полнолуние. Вдруг услышал он, явственно так, сначала робкий всплеск воды за кустами ивовыми и нежные, смеющиеся девичьи голоса, множество звенящих, точно хрустальные колокольчики, голосов.
 - Што за помороки,- удивился будто Тимофей, и отметил, - ета не наши девки! Те ржуть, что стоялые кобылицы, грохочуть так, что с возу невзначай рухнешь.
   Здесь же его завораживало, обволакивало что-то нежное, волнующее плоть, туманящее мозг, такое, что всё тело мурашками покрывалось и не слушалось хозяина. Что же это - сон или явь?
   По велению этих волнующих звуков, сам того не желая, пошёл Тимофей к кустам, осторожно раздвинул листву и увидел невероятное!
   Освещённые луной плескались в воде у берега несколько нежных дев, а три, облачённые в белые, полупрозрачные, длинные то ли рубашки, то ли платья, кружились в танце на песке. Длинноволосы, пряди этих волос переплетены речными водорослями, на головах у девушек веночки из цветов водяной лилии. Лица бледны и под серебристым светом луны, кажутся призрачными.
   Вдруг, одна из девушек заметила Тимофея, который неосторожно хрупнул обломившейся в его руке веточкой. Без боязни окружили они Тимофея, завертели в своём танце и стали выспрашивать, как он тут очутился. Он слышал их, но рты у девушек были закрыты при этом. Наваждение, право слово!
   Затем, подхватив под обе руки, они повели его к пруду. Пальцы рук их были холодны, пахли водой, прелью, тиной, но от этого не стали менее прекрасны.
   Слушающие рассказ Тимофея жена и две старушки-соседки, да старичок, колхозный сторож, находились в жутком волнении.
 - А лошадь, как жа лошадь с тялегой у моста,- прищурился, задавая каверзный вопрос старик,- куды лошадю дел, её нихто не видал опосля?
 - Лошадь? А-а-а! Лошадь! Да я, по ихнему указанию, завёл за кусты её, прям с телегой, с дороги не видать было, она тама и паслася, - ответил Тимофей и продолжил свой удивительный, мистический рассказ.
   Увели его девушки с собой под воду и он, удивительное дело, не захлебнулся, дышал ровно. Там оказались хоромы, палаты необычайной красоты и убранства, богатств немеряно.
 - Ну, всё жа понятно,- махнула рукой одна из старушек,- ета ж русалки-купалки, аль лоскотухи, которы в воде живуть, вредоносныя, жуть! Они жа утопленницы, девки ети. Схотять, так замордують, защикотають, жизню с человека высосуть.
 - Да иде ж в нашай речке те хоромы? Она сроду мелкая была, ежели тока омутки,- с сомнением проговорил старик-сторож,- уж прям и не знаю чавой-та.
 - Конешно, они в омуте живуть,- не моргнув глазом, подтвердил Тимофей,- посля положили мене на постелю пышнаю и всё шептали чавой-та приятное, гладили руками по голове, а руки те с перепонками лягушачьими. Ох и крепко я уснул тама. Спал и слышал музыку дивную.
 - А постеля, што жа сухая нешта была, аль на подмочинай ляжал?- опять не унимался старик.
 - Кажися сухая, не вспомню, да до того ли было мене, - досадуя на вездесущего деда, резковато ответил Тимофей.
 - Да он тамочки, не в сабе поди был, а ты яво пытаишь, глупой,- возмутилась другая старушка,- натерпесли паря.
 - Сама ты глупая колбёжка, гляжу,- взъерепенился старик,- антиресна жа! В омуте никто из наших сроду не бывал, потому и пытаю яво. А кто и бывал, хрен скажуть, зажилють формацию, а вот Тимоха - гярой! Смелай мужик! Гордися таперя Олькя! В подводнам царстве побывал Тимофей твой, один со всяво села!
 - А я и горжуся,- разрумянившись, склонив голову на бочок, тихо ответила жена.
 - А как жа ты выбралси оттель,- опять спросил дед.
 - Да оне сами мене вывели, под руки. И главно, я сухим с воды вышел! Не верю до сей поры прям. И тут жа оне, русалки те, ушли на глыбину, молчком. Но звали к сабе, штоба приходил когда ни то.
 - А чаво ж от табе тиной не пахнить вовси, - никак не мог угомониться старик.
   Тимофей помолчал, да вдруг, видать, вспомнилось ему, озарило:
 - Так у их жа благовония тама! Всё благоухаить в их царстве. Это нам воняить тиной да рыбой, а у их совсем не так,- и чтобы прекратить разговор, поднялся со ступеней крылечка, направляясь в дом,- я ноня устал жуть как, мне б поспать чуток.
   Жена последовала торопливо следом.
 - И с чаво он устал-та, в толк не возьму, дрых жа под водою, почитай двоя суток,- пожал плечами, не понимая ничего, старик-сторож.
 - Да поди все соки с яво повысосали. Ох и чёртово ж ета, ты гляди, русалочье племя, набросилися видать, нам просто не говорить он, запретили поди.
   После ужина Тимофей лежал в кровати на перине, а Ольга, с любовью гладя мужа по голове, убаюкивая, говорила:
 - Натерпе-е-елси, роднай! Живо-о-о-й и то хорошо, спи, спи, ты дома уж!
   Тимофей при этом блаженно жмурился и сопел.