Подарок

   Звонит в непривычное для неё время Лена:
– Юра в больнице. Он не хотел вам говорить – своих забот невпроворот – и мне запретил. Сегодня выписали из реанимации, был там один день.
    Чувствовал он себя уже терпимо, отрастил брови, усики после химиотерапии и вдруг попал в Мариинскую больницу. Притормозили мы с Ирой гонку по её болячкам, сидим у него в палате, слушаем краткий отчёт: «Дома открылось кровотечение, здесь остановили, подержат ещё какое-то время на капельницах». В открытую дверь видно, как мимо провозят на каталке одного больного, за ним – другого, потом ещё.
– Театр. Выбирают актёра на роль, а она одна – болезнь, – Юра в своём репертуаре.      
    Увидел, что Ира неестественно держит ногу.
– Что с тобой?
– Ерунда, уже подлечили.
     Она замечает на тумбочке маленькую фигурку ангела с крестом в белых одеждах.
– Откуда?
– Смех и страх, но вначале был страх, обычное для больницы состояние. Испугал всех, особенно лечащего врача. Не ангел – я. Утром пришёл навестить меня давний приятель, не успел толком расположиться, как прибегают врачи: «Что случилось?!» Дело в том, что приятель – священник, он в ризе, халатом не спрячешь, она до пола. На стойке регистрации решили, что он явился меня исповедовать. Священник и подарил: «Ангел-хранитель будет оберегать, он тебя отсюда вытащит».
– Ангел-хранитель – это в легендах, морочат нам голову, – заявляет Юрин сосед, – скоро принесут обед, он нас и спасёт.
   Довольная физиономия, простыня волной поднимается на большом животе. Он его и поглаживает, тумбочка заставлена пакетами с закускам. Второй сосед ходит по палате, стучит тапками. Мне вначале показалось, что костями, настолько он худой. Останавливается перед Ирой:
– В жизни такого не бывает.
– Ангелов не приносят и не дарят, – соглашаюсь я, – они всегда с нами, или приходят, когда в них нуждаешься. Юра у нас дома видел этому подтверждение –  розу пустыни. Камень размером с голову ребёнка, лепестки с его ладошку, под солнцем поблескивает, красота. Цветок делает пустыня из кристаллов гипса. Бажовский Данила-мастер удивился бы, это – подарок, он бесценный. Рассказать почему?
– В больнице только и делаешь, что слушаешь – то врачей, то гостей.
    Для понимания необходима преамбула. Узнали Ирины подруги, что мы едем в Тунис, и заказали серебряные браслеты, лучше берберские. О таком браслете для себя Ира давно говорила. Местный гид советует купить их в Эль-Джеме: «В последний день едем в Сахару, он по пути, я покажу». Как и большинство туристов, мы хотим понять, что такое Сахара, и заодно покататься на верблюдах. В переводе с арабского языка – это пустыня, безмолвный простор, где лежат и бегают песчинки. Солнце по-русски – среднего рода, и делает у нас, что хочет: белые ночи летом, зимой уходит сразу после обеда. Здесь ислам, солнце – женского рода, не набалуешь, приходит строго в одно и тоже время, ну, почти в одно, дозволены маленькие радости. Она делает пустыне макияж и уходит по расписанию. Веками и без изменений – красота. Её, я имею ввиду Солнце, здесь всем хватает, в отличие от остального.    
     Амфитеатр Эль-Джема впечатляет, как его ни разбирали, он, говорят, самый сохранившийся. Рядом полно лавок с сувенирами на любой вкус. В нужной нам тунисец одет по-европейски:
– Язык выучил рассказывать покупателям тонкости гравировки, здесь мои работы. Извините, хорошие уже разобрали. Мастерская, кстати, у меня там, куда вы едете. Советую зайти и выбрать по вкусу, успеете сегодня.
– Обязательно придём, хотела заодно посмотреть, как это делается, – обрадовалась Ира.
– Старший сын, – продолжает мастер, – учится во Франции на врача, самый младший – Джамель, оправдывает имя, в переводе – красивый, что для мужчины ни к чему. Вы его услышите, где верблюды, он и проводит.   
    Припустынный городок, за высокими заборами не разглядеть домики, вместе с ними спряталась зелень. Смелые финиковые пальмы вышли на улицу показать свои прелести, но владельцы прикрыли их сетками.
– Зачем это? – спрашивают в автобусе.
– Мусульманская страна, иначе нельзя, – отвечает Ира. От посёлка немного отодвинулась четырехъярусная деревянная трибуна с единственной целью – показать сверху скачки на верблюдах. Дальше её не пустили холмики песка, пришедшие из-за горизонта. Все одинаковые и нет им числа. Говорят, что за ними стоят высокие дюны, до них не один день пути.
      Верблюдов готовили долго (не для скачек – нам), гид напомнил, что вечером будет свободное время. Наши копаются в сувенирной лавке, мы себе купим потом, и идём на трибуну, чтобы подняться на верхний ряд, заглянуть за тот самый горизонт. Барханы, действительно, чем дальше, тем выше. Мимо нас носятся вверх-вниз мальчишки школьного возраста, свешиваются через перила – кто дальше. Чаще других слышим «Джаме-ель», да – симпатичный. Ира собралась уже с ним договориться, но внизу испуганно закричали. Кто-то сорвался? Мы бегом туда, один лежит лицом вниз, неестественная поза, не шевелится. Ира отодвигает мальчишек – не мешайте, и посылает за доктором: «Бегом!» Хорошо, что в школе учат английский. Где-то близко видели медпункт. Самый высокий кричит: «Знаю» – и уносится. Ира встаёт на колени, проверяет пульс. «Есть?» – «Не чувствую». Осторожно переворачивает на спину, это – Джамель. Одним движением отряхивает лицо платком и начинает делать искусственное дыхание. Не знаю, чем помочь, – не умею. Отвратительно себя чувствую – давно ведь хотел научиться. Ира сгибается – выпрямляется, её руки давят на грудь: напрягаются – расслабляются, напрягаются – расслабляются. Мальчишки остолбенели. Я с усилием дышу в такт её движениям. Где машина? Не успеют!! Подлетает джип. У врача наготове шприц, что-то вводит и заменяет Иру. Тянутся секунды, тянутся. Дотянулись, слава Богу, у них – Аллаху. Парнишка открывает глаза, судорожно вдыхает, теперь мы помогаем ему оба – тоже вдыхаем, помощь уже необязательная, но мальчишки стараются вместе с нами. Пострадавшего кладут на носилки, загружают в машину, врач говорит «спасибо», и уезжают.    
     Мы идём к нашей группе, там уже всё готово. Ире дают многократного победителя гонок, я привык, что её выделяют. Опасаюсь – моя любовь ни разу не ездила верхом на лошади. На верблюда, правда, забраться проще. Он опускается на колени, достаточно перекинуть ногу и сесть. Лучше – лицом к его голове. Почувствовав, что ты устроился, верблюд поднимается сначала на задние ноги, тут нужно держаться, чтобы не клюнуть носом. Потом на передние, и ты уже высоко над землёй. Я радуюсь за Иру и за себя, что доставил ей удовольствие. Но восторг, у неё не очень, Джамель не отпускает. Едем по заданному кругу между пологими холмиками песка. Ира, как царица, впереди, у неё везде так получается. За ней я и свита. Движемся неожиданно быстро, цепочка верблюдов растягивается, и я оглядываюсь – не отстали ли наши.
      Караван встречают двое мужчин в джеллабе (название просторного халата с острым капюшоном), похоже местное начальство. Наши спрашивают: «Что-то случилось»? Высокий подождал, пока все спешились: «Печальное событие. К счастью, обошлось. Выражаем признательность Ирине за оказанную вовремя медицинскую помощь. Просим принять подарок – розу пустыни. Пусть она напоминает о нашем гостеприимстве». Вручает ей каменный цветок на изящном блюде, пожимает руку и прикладывает к груди (свою руку к своей груди).. Я стою рядом в «жопе», так называется моя одежда у бедуинов, она удобная и попроще. Но слово подходит и в фигуральном смысле – жена проявила себя главой семьи, в мусульманской-то стране. Тем не менее, я тоже заслужил рукопожатия (за что, не понял).
      Старший отводит нас в сторону: «У мальчика была остановка сердца… понимаете. Родители приглашают вас к себе, хотят выразить признательность и отблагодарить». Ира, не глядя на меня, обрывает:
– Ни в коем случае, что вы. Просто мы оказались рядом. Скажите, что на нашем месте каждый бы так поступил. (Когда она делает что-нибудь важное, то обязательно – «мы»).
– Вы – хранитель, по-вашему – ангел-хранитель, вы спасли ему жизнь. Родители хотят вас видеть, я провожу.
     Идём следом за нашей группой, и он продолжает уговаривать: «Ну, пожалуйста, они очень просили».
     На ступеньках автобуса Ира оглядывается. Старший поднимает руки и показывает, что потирает указательные пальцы. Садимся, к нам наклоняется гид:
– Знаете, что означает жест?
– Сongeniality, – создаётся впечатление, что Ира знает всё.
   Он удивляется и поясняет тем, кто видел, заодно и мне: «Жест – это не просто дружеское расположение, он означает вашу с ним близость». 
– Я бы пошёл. На дармовщину-то, одно удовольствие, – сокрушается толстенький.
   Худой сомневается:
– А я не знаю. Приятно, но совестно.
– Вот из-за этого ты и худой. Ваш Юра, наверное, тоже не пошёл бы.
– Браслеты подругам Ира купить успела, но не берберские, себе – нет, – заканчиваю я рассказ.
 
 
Из повести "Признание в любви".
Фото Ирины.