Чужая жена

В последний раз я имел общение с Джошуа Курнаде в период нашего обучения в Первой Академии Бротиславля. Это был робкий, но энергичный молодой человек, не наделённый талантами, но преисполненный рвения и упорства, что позволяло ему, не будучи лучшим, всегда иметь хорошую успеваемость по всем дисциплинам и внеучебным интересам. Он не был замкнутым и не чурался общения с окружающими, но и совершенно его не искал, отдавая дружбе роль третьестепенную и откликаясь лишь на чужую инициативу, никогда не проявляя своей. И всё же я считал его своим другом, возможно потому, что часто обращался к нему за помощью, мало что предлагая взамен, да и сам Джошуа, казалось, был рад мне больше, чем кому-либо ещё. И хоть наши отношения за время учёбы были тёплыми и приятельскими, они, как это часто случается, моментально оборвались, стоило нам, выпускникам факультета физической механики, с торжеством и почестями покинуть Академию, некогда приютившую нас в своих стенах. С тех пор я ничего не слышал о Джошуа Курнаде. Пару раз я раздумывал написать ему письмо, и даже брался за это дело, но быстро понимал, что мне не о чем его спросить, не о чем вспомнить, что я, на самом деле, ничего не знаю о своём старом друге, в связи с чем прекращал попытки. Так прошли десять лет и я, живя интенсивным настоящим, более не обращался к памяти прошлого, более не видя в этом интереса или пользы. До тех пор, пока однажды мне не доставили письмо. В графе отправителя был указан замок Курнаде, родовое гнездо Джошуа, получателем числился я. Я был удивлён хотя бы тем, что за эти годы я сменил множество съёмных квартир и общежитий, постоянно находясь в движении и поиске заработка, а потому чтобы это письмо наконец попало ко мне, следовало значительно постараться. И раз отправитель письма явно приплатил сверху, чтобы это письмо всё-таки нашло меня, значит для него это имело определённое значение. Я быстро расписался о получении у посыльного, окинувшего меня оценивающим взглядом, и, оставив свои дела, принялся читать. На мгновение мне подумалось, что это может быть извещение о смерти моего друга, но нет, письмо было написано Джошуа. С первых же строк он сердечно приветствовал меня и вспоминал прожитые годы в Академии с куда большей теплотой, чем можно было от него ожидать, отмечая важность моей персоны в его жизни на тот момент и сожалея о безвременном молчании с его стороны. Вторая половина послания была гораздо менее радостной. Джошуа писал, что скучает по временам, когда чувствовал дружескую опору, что чувствует себя беспомощным и одиноким, что его что-то сильно тревожит, о чём он не готов сообщить на бумаге. Завершалось письмо приглашением посетить его имение, пожить некоторое время у него, восстановить давно угасшую дружбу и обсудить кое-что личное. Джошуа, видно узнав, что я испытываю постоянные финансовые трудности, даже пообещал дать мне денег на безвозмездной основе, если я соглашусь. Подобная настойчивость невольно настораживала, но я списал её на коммуникативные навыки Джошуа, так и не выросшие со времён учёбы. В то же время я действительно нуждался в деньгах, поскольку после одного постыдного инцидента более не мог найти в городе работу, соответствующую моему образованию и статусу, а потому обещание финансовой помощи не позволило мне колебаться долго. В письме так же имелась небольшая сумма денег, ровно столько, чтобы купить билет на поезд, едущий в сторону графства Курнаде. Я не замедлил отправиться на вокзал, чтобы купить место на ближайший рейс, и менее чем через неделю взошёл на поезд, должный доставить меня куда следует. Сидя в вагоне и желая чем-нибудь себя занять, я перечитал письмо Джошуа и заключил, что та чёрствость и замкнутость, которые всегда ему приписывались, в меньшей мере справедливы и являются неправильным пониманием характера юного Курнаде, не умевшего корреспондировать свои чувства окружающим ровно как и приноравливаться под последних. Кое-что я с сожалением понял и о себе, ведь если раньше мне был искренне интересен этот человек, который независимо от обстоятельств оставался дружественно-флегматичным и, не будучи умелым, проявлявший себя порой гениальным образом, то теперь я проявляю энтузиазм исключительно коммерческого толка, уже давно потеряв юношескую искренность и эмпатию, к которым теперь апеллировал Джошуа. Ему, разумеется, не понравятся перемены, произошедшие в моей личности за минувшую декаду, но я более и не ставил целью кому-либо нравиться. Спустя неделю пути поезд высадил меня на сельском вокзале, возведённом практически на границах с землями семьи Курнаде. Мне не составило труда найти извозчика, готового отвезти меня к замку, хоть он и упрямился, явно желая содрать с меня побольше. Повозка медленно брела по дороге меж заросших дикой травой неухоженных полей, когда-то бывших сельскохозяйственными угодьями, и я не мог не спросить подхватившего меня мужика, с чем связан подобный упадок.



— Странное дело, - сказал тот, дёргая бровями, - здесь село в двадцать домов стоит на обочине, да только пусто там - все пропали куда-то. Жильцы, то есть. Дома-то стоят.



— И давно? – с недоверием спросил я.



— Да не давеча как три года назад, может быть два, не припомню. Все пропали до одного и некому стало пахать тут. А графу и дела нет, хоть и говорили ему такие как я.



Я не стал продолжать беседу, причуды сельской жизни были мне неизвестны, да и не слишком интересны. Возможно, Джошуа, вступив в законное владение, установил для них новый побор или издал пришедшееся не по душе указание, вот недовольные крестьяне и сбежали подальше от хозяина, побросав дома и работу. За пашней пейзаж сменился на густой лес, будто бы здесь и вовсе не водится людей, и лишь сигнальные столбы да указатели сообщали об обратном. Наконец показался и сам замок, разлёгшийся на холме, приземистый и нуждавшийся в реконструкции. Казалось, что и дорога к нему не заросла лишь потому, что была выложена каменной кладкой, настолько безлюдным и брошенной казалась эта земля. Извозчик высадил меня в пятидесяти метрах от стен графского дома, возле низкого, поросшего сорняками и плющом каменного заборчика, огораживающего приграничную территорию замка, пребывавшую в запущенном состоянии. Поругавшись со мной за неуплату якобы оговорённых издержек, мужик, пожелав мне подавиться, развернул телегу в сторону и покатился в одному ему ведомое место, оставив меня одного посреди густого, почти дикого леса, на поляне посреди которого возвышался этот странный двухвостый шпиль, мрачный и покорёженный. На мгновение оторопь охватила меня, когда я вдруг осознал, насколько зловещим нахожу этот сырой жёлто-красный лес, в глухоте которого почти сразу растворилась скрепучая повозка нерадивого извозчика. Отбросив дурные мысли кивком головы, я незамедлительно миновал ограду и направился прямиком к высоким деревянным вратам крепости. Я долго бил о дверной буй, и даже думал пойти на более дерзкие методы оповещения о своём присутствии, но створки наконец распахнулись и перед мной предстала кособокая фигура лысого старика с беглым и диковатым взглядом.



— Вы кто? - задался вопросом он, предварительно оглядев меня и прилегающее пространство.



Я молча протянул ему конверт.



— Вы кто? Что вам надо? - настойчиво и недовольно спросил дед снова.



— Читай, - приказал я. - это написано рукой твоего хозяина.



Только тогда старик наконец взял у меня конверт и недоверчиво оглядел его, затем вытащил из него и само письмо, и, убедившись, что почерк принадлежит домовладельцу, возвратил мне бумаги и хмуро произнёс:



— Пойдёмте. Он ожидает.



Мы вошли в широкую прихожую, раскрашенную в алых тонах, приглушённых темнотой, окутывающей пространство.



— Почему здесь так темно? - поинтересовался я.



— Только приехали и уже наводите порядки? - рявкнул старик, - не ваше дело, вот почему.



Удивление от всего происходящего не дало мне ответит на хамство хамством — дом был очень грязным и затхлым, почти все окна были затянуты плотными рядами штор и перемещаться приходилось в полумраке. Наконец старик вывел меня к одной из комнат в восточной части замка, там располагалась гостиная, просторная и заставленная мебелью, ещё не забывшая солнечный свет и подверженная минимальному беспорядку. Здесь, в кресле, обращённом к наполовину задёрнутому окну, и сидел Джошуа. Не смотря на то, что каждый шаг в этом глухом доме отдавался с особой заметностью, хозяин дома нас не услышал, потому камердинер намеренно громко постучал по крышке стоявшего рядом шкафа, забитого неровной стопкой каких-то жёлтых бумаг.



— Хозяин, к вам гость. Он говорит, что знает вас.



— Джошуа. Это я, Картер, - с долей неловкости произнёс я, не сводя глаз с человека, сидящего в кресле спиной ко мне.



Услышав это, человек у окна вяло поднялся. Затем, оперевшись рукой на спинку мебели, он повернулся к нам. Увиденное поразило меня. Мы с Джошуа Курнаде были ровесниками. Мой друг всегда был несколько рыхлым и бледноватым, и, откровенно говоря, малоподвижным, но не смотря на это он был живым человеком, полным молодости, чьё лицо было свежо и щедро на скромные эмоции. Сейчас я увидел перед собой худого и болезненного человека, облачённого в избыточное количество одежды, чьи волосы уже начала пробирать седина, а лицо вот-вот изрежут старческие морщины.



— А, ты приехал, - произнёс он голосом скорее скорбным, чем радостным, - Я очень рад тебя видеть, Том.



— Джошуа. Боже. Что с тобой стало? - не сдерживая тона спросил я.



— Я немного приболел, Том. Но не беспокойся, эта напасть пройдёт, когда ей станет лучше.



— Ей?



— Моей жене.



Мы наконец поровнялись и Джошуа протянул мне руку, она была ожидаемо слабой и даже подрагивала. Я принял рукопожатие.



— Я всё тебе расскажу, Том, - уверил меня Джошуа.



Затем он повернулся к слуге, всё ещё стоящему в порога.



— Аристарх, как сегодня моя Елизавет?



— Сегодня она готова вас принять, господин, - прохрипел тот.



— Отлично, - воодушевлённо протянул Джошуа, - Тогда не будем откладывать. Пойдём, Том.



Я молча отправился за немощно передвигающимся другом. Джошуа неуверенно волочил ноги и горбился будто бы от тяжести собственной спины, чем мало отличался от своего подручного. По винтовой лестнице мы поднялись на второй этаж, это было очень долгое восхождение, но я был терпелив, к тому же меня не отпускало необъяснимое чувство тревоги, сковывавшее мою импульсивность. Наконец мы предстали перед широкими дверьми из красного дерева. Аристарх кривыми пальцами снял с шеи ключ и, поскоблив вокруг замка, отворил покои. Внутри оказалось необычайно темно, будто бы стоял уже поздний вечер, но этого не могло произойти. У противоположной нам стены расположилась одноместная кровать, на которой недвижимо лежала молодая девушка. Джошуа незамедлил войти внутрь, затем последовал слуга, прихватив с собой керосиновую лампу. Не выходя из тревожного оцепенения, я последовал за ними. Когда я пересёк комнату, воздух тотчас стал влажным и холодным, а тёмное пространство комнаты будто бы наводнили неясные блики и мерцания, как если бы сейчас я оказался в дождливом лесу посреди сумерек. Но при всём удивлении от неестественной атмосферы помещения я никак не мог оторвать глаз от двух скрюченных изнурённых мужчин, что нависли над ложем юной девы.



— Том? Где же ты? - раздался голос Джошуа.



— Я здесь, - отозвался я и подошёл ближе.



— Вот она, Елизавет, моя прекрасная жена, - с грустной гордостью произнёс тот.



Я оглядел взглядом девушку, лежащую в белой, полупрозрачной накидке и ночной рубашке, более напоминавшей саван. Красивое круглое лицо с острым подбородком, тонкий длинный нос и огромные закрытые глаза девушки в окружающем полумраке казались будто бы нарисованными кистью художника, чем в самом деле настоящими. Она находилась в глубоком летаргическом сне, непонятно почему, но именно эта мысль приходила в голову при взгляде на неё.



— Что с ней? - вопросил я, не отводя от неё взгляд.



— С ней что-то случилось, - сказал Джошуа, словно задумываясь.



Я посмотрел на друга, усомнившись в его здравом уме. Но Джошуа продолжил:



— Она много спит, и голодает. Но иногда она просыпается. Ей хочется есть, но она ничего не ест.



— Я не понимаю, - смущённо возразил я.



— Глупец. Что тебе непонятно? - встрепенулся Аристарх, - Графиня больна, ей нужен особый уход.



Я вновь предпочёл промолчать, отойдя на пару шагов назад и позволяя двум почти одинаковым мужчинам, разница между которыми составляла несколько десятилетий, хлопотать над неподвижной девицей, поправляя её подушки и одежды с высочайшим аккуратизмом.



— Том, - обратился хозяин дома ко мне, - Пожалуйста, принеси из соседней комнаты корзинку с фруктами и бутылку вина, затем поставь их на столик возле кровати.



— Но Джошуа, - удивился я, - На столике уже стоят фрукты и бутылка.



— Ах, ну да, - сказал тот, рассеянно смотря перед собой, - Тогда только бутылку, эта опустела.



Я вышел из комнаты, пребывая в ошеломлении, о котором не мог дать себе отчёт. Что происходит здесь? Это место похоже на могильник, а комната с женщиной за место главной святыни. Я потёр глаза и тихо выругался. Затем я отправился в противоположную комнату, напоминавшую маленькую кухню с верандой. Чувство было такое, что не только этот замок, но и я сам забыл теплоту солнечных лучей, а потому некоторое время я провёл неподвижно напротив небесной панорамы. Затем я повернулся к столу и взял одиноко стоящую бутылку. Она показалась мне странной и я присмотрелся — у бутылки не было этикетки, а судя неуверенно сидящей пробке её уже как минимум открывали. Само содержимое сосуда тоже оставалось непонятным. За тёмным толстым стеклом нельзя было ничего распознать, но содержимое бутылки было очень тёмным и вязким. Я было решил вытащить пробку и вдохнуть аромат сего странного напитка очевидно кустарного производства, но услышал крик Джошуа, обращённый ко мне, и причитания его прислужника, а потому поспешил вернуться к ним.



— Долго ты, Том, - успокоившись, сказал Курнаде и принял у меня предмет, после чего разместил его на всё том же столике. - мы закончили, пойдём. Теперь мы можем поговорить.



Мы вернулись в гостиную. Джошуа и я разместились в креслах у журнального стола, Аристарх, медлительно шоркая по ковру, принёс нам вино, в этот раз совершенно обычное, с этикеткой и не откупоренной пробкой.



— Я думал, вы сами делаете вино, - заметил я, наполнив бокалы и подав один собеседнику.



— Нет, - простодушно ответил Джошуа, после чего отхлебнул кисловатый напиток.



— Тогда что было в той бутылке? - с новой волной удивления спросил я.



— Это для Елизавет.



— Да, но что там?



— Это от голода, - неуверенно сказал Курнаде, почти оглядываясь.



— Не понимаю, - вновь воспротивился я, - что здесь происходит, Джошуа?



— О чём ты? Моя жена больна и я забочусь о ней. Что тебя удивляет, друг мой? - Джошуа пытался казаться простодушным, но в его дёрганом лице отчётливо прослеживались нотки скрытности.



— Зачем ты пригласил меня?



— Чтобы просто поговорить с кем-нибудь обо всём, что со мной происходит.



— Я слушаю тебя, - демонстративно раскинулся в кресле я, сложив вместе пальцы.



— Ты знаешь, я никогда не проявлял особой живости и прыткости, - начал Курнаде, - Но после того как мою прекрасную жену поразил этот злосчастный недуг я стал совсем плох. После смерти родителей четыре года назад она стала единственным, что представляет важность для моей жизни. Я знаю, что тебя интересует — почему мой семейный дом стал таким мрачным и тихим местом. Дело в моей нервной болезни, которая отнимает силы и портит меня, как если бы я дожил до сединных лет. Мне не станет лучше, пока моя Елизавет не поправится и снова не сможет радовать меня своей улыбкой. О, моя Елизавет, мне так дурно видеть тебя такой холодной, словно мёртвой...



Джошуа ушёл в причитания, медленно опуская голову. Я окончательно уверился в душевной болезни моего бывшего приятеля и при всей жалости, которую вызывало его плачевное состояние, вознамерился как можно скорее покинуть его больной дом.



— Почему ты не отправишь свою жену в Университет святого Мартина? Я уверен, местные профессора смогут...



— Ни в коем случае! - прикрикнул Джошуа, - Елизавет нельзя никуда перевозить!



— Хорошо-хорошо, - начал опасаясь я, что безумство графа может принять агрессивную форму, - но ты же можешь пригласить сюда всех известных докторов и ученых, с твоими возможностями это не кажется сложным.



— Они все ничего не понимают, - отмахнулся Джошуа, - только я знаю, что нужно моей жене.



— Аристарх единственный твой слуга? - резко поинтересовался я.



Джошуа замолк, слегка шевеля губами.



— Нет, их у меня много.



— А где они? - продолжал я настойчивый тон.



Сначала он колебался и перебирал про себя ответы, затем посмотрел на меня и гневно произнёс:



— Не смей меня допрашивать в моём доме!



— Я уверен, тебе здесь есть с кем поговорить по душам. Твой мерзкий дворецкий выглядит очень понимающим компаньоном. А я лучше покину тебя и это место, для нашего общего блага.



— Нет, Том. Стой, - словно запыхавшись, пробормотал Джошуа, - Прости. Это всё нервы. Я не хотел. О, как мне тяжело.



Сострадание всё-таки нашло меня и я смягчился.



— Я позвал тебя, чтобы не терять связь с реальностью, Том. Время как будто перестало идти здесь. Я нуждаюсь в общении с живым человеком, чтобы совсем не зачахнуть. Поживи здесь хотя бы немного. Я обещал тебе денег, я дам их. Только останься.



— Хорошо, - неуверенно сказал я. - Думаю, нам есть, что обсудить за эти годы.



Остаток дня прошёл благополучно. Мы вспоминали былое и нынешнее и, казалось, Джошуа действительно молодел за время нашей беседы. Он даже на время вернул себе крепость голоса, даже начал смеяться. Под конец вечера, когда хозяин дома совсем устал, он поблагодарил меня за хорошо проведённое время и отправился в собственные покои, приказав Аристарху проводить меня в отданную мне комнату. Мои апартаменты оказались на втором этаже в левом крыле здания, посреди множества таких же, но очевидно пустующих и пребывающих в запустении комнат. Я потребовал, чтобы Аристарх навёл там элементарный порядок и старик с недовольным шипением принялся выметать грязь из моей каморки. Наконец я отпустил ненавистного деда и сам принялся отходить ко сну, попутно вспоминая странности уходящего дня. В комнате было темно и душно, и мне никак не доводилось уснуть. Несколько раз я подымался, чтобы припасть к окну, но даже так я не испытывал никакого облегчения от мучившей меня удушливости. В очередной раз я лёг, перед этим выпив рюмку вина, которое увязал с собой, и неожиданно ощутил себя лучше, но не из-за алкоголя, а потому, что в комнате стало заметно прохладнее. Я пролежал с закрытыми глазами ещё немного, чувствуя скорое приближение забвения, но странное чувство заставило меня вновь поднять веки. У двери в полумраке стоял силуэт. Я продолжал лежать неподвижно, лишь слегка приподняв голову и щурясь в темноту. Фигура находилась в неподвижном состоянии, в белой сорочке длиной до колен, с широкими рукавами, свободно болтавшимися на теле. Длинные чёрные волосы почти полностью закрывали лицо незнакомки, но я с удивлением узнал в ней женщину, которую видел ранее днём.



— Чего вы хотите? - спросил я, едва слыша собственный голос.



Женщина подошла ко мне, обогнув кровать. Она стояла перед моим лицом, затем мягко подняла руку и прошлась пальцами по моей щеке. Я намеревался приподняться и сделать хоть что-то, что требовалось бы в такой ситуации, но гостья опередила меня, стремительно забравшись на постель и оседлав мои покорные ноги. Изумлённый, я всё-таки поднял себя на локтях, но быстрый взмах женской руки вернул меня на место, после чего пальцы ночной визитёрши принялись снимать с меня одежду. Когда я было решился принять последнюю попытку к сопротивлению, призрачная девица подтянулась ко мне и впилась в мои губы, после чего я более не пытался противиться ей в столь настойчивой близости. Я не помню, в какой момент привидение исчезло, а мне наконец-то удалось уснуть, но проснулся я почти в полдень и чувствовал себя измотанным. Ещё с полчаса собираясь с силами, я наконец принялся приводить себя в порядок. Событие, имевшее место ночью, казалось мне сном, но я не мог отделаться от почти осязаемого чувства реальности произошедшего и даже тело моё подтверждало, что всё, что я помню, в действительности произошло. Я так же признался себе в том, что не оказывал противодействия намерениям распутницы по той простой причине, что испытывал сильное, доселе неизвестное мне интимное томление, чувство страсти, пронзившее меня в тот момент, когда я впервые увидел призрак. Обескураженный подобными мыслями, я разумеется предпочёл никому о произошедшем не сообщать, и тем неожиданнее было для меня услышать от Джошуа за утренним обедом следующий вопрос:



— Том, ты выглядишь усталым. Ты хорошо спал этой ночью? Ничего особого с тобой не случилось?



— Я долго не мог уснуть, - отмахнулся я, - Очень душная ночь.



— Действительно, душная.



Джошуа по-прежнему оставался любезен, но я сумел заметить перемену в его взгляде, он отвёл глаза в сторону и в них сверкнуло что-то враждебное.



— Точно ничего не случилось? - спросил он меня ещё раз, более настойчиво.



— Ничего такого, о чём я мог бы уверенно сказать, - уклончиво пробормотал я.



— Хорошо, - произнёс тот, вновь смотря куда-то в сторону.



Следующий день мы общались мало. Джошуа пытался заниматься делами, перекладывал какие-то бумаги, листал какие-то справочники, но я практически был уверен, что он скорее избегает меня, и очевидно, что это было как-то связано с той ночью. День уже склонялся к вечеру, а я так и не восстановил силы, которых оказался лишён по пробуждении. Перед тем как вновь отправиться спать мы вновь посетили комнату Елизавет и я к своему удивлению обнаружил, что выглядит она куда как более живо, чем в прошлый раз, и её прежде совершенно белое лицо обрело румяный оттенок. Джошуа вновь попросил меня принести новую бутылку, которую я обнаружил там же. После того как мы заперли двери графини Джошуа в последний раз спросил меня, не хочу ли я что-то ему рассказать, на что я уверил его, что не представляю, что из сказанного мной может его заинтересовать. На это Джошуа лишь молча кивнул и, пожелав мне быстрее уснуть, ушёл в спальню, что размещалась рядом с комнатой жены. Этой ночью я действительно уснул быстро, но был вырван из сна запахом сладкого манящего мускуса, и по открытии глаз увидел как возле моего тела украдкой ложится графиня Курнаде, мягко водя рукой по моей груди.



— Вас не должно здесь быть, - воспротивился я и оттянул руку женщины подальше от себя.



На это казавшееся каменным и неподвижным лицо девушки разошлось в изощрённом подобии улыбки.



— Тогда останови меня, благонравный юноша, - пропел её мягкий и соблазнительный голос, после чего девица опустилась ниже и я впился рукой в основание кровати от внезапно пронзившей меня стрелы наслаждения.



Всякое осознание аморальности и неестественности происходящего и следующие за этим попытки оттащить женщину от себя кончались лишь тем, что я ещё сильнее прижимал её нагое тело к своему в минуту очередного чувственного пика. Я проснулся около полудня и понял, что не чувствую ног. Анемия быстро прошла, но я всё равно не без труда поднялся с кровати и чуть не свалился, пока шёл к умывальнику. Стоя у зеркала, я заметил неприятное преображение на своём лице — у меня появилась глубокая морщина, идущая вдоль лба, а так же впалости на щеках, словно бы я за ночь критически исхудал. Я был кем угодно, но не дураком — я быстро сложил два и два, ужасное физическое состояние Джошуа и ухудшение моего собственного после ночных визитов его жены. Гораздо сложнее было в это поверить, но собственная чахлось, проявившаяся за два дня, проведённых в этом проклятом замке, была более чем убедительным доводом, к тому же если по-началу некое смутное чувство навевало на меня тревогу, то теперь мне действительно стало страшно за свою жизнь.



— Джошуа, твоя жена... ты сказал, что она просыпается ночью? - начал я диалог во время завтрака.



— Она может проснуться, чтобы поесть, - ответил хозяин замка.



С той самой ночи он смотрит на меня пристально, оценивающе, даже с осуждением, но ничто более не выдаёт в нём подобного отношения.



— Что она ест? - я как мог старался говорить равнодушно.



— Фрукты и вино, ты ведь был в её комнате и видел.



— Что было в той бутылке?



— Вино.



— Нет, там явно не вино. Что в бутылке, Джошуа? - я потерял контроль над собственной интонацией.



— Ты в чём-то обвиняешь меня, старый друг? - неожиданно спокойно отреагировал собеседник, впившись в меня взглядом.



— Твоя жена что-то со мной делает ночью.



— Правда? И что же? - протяжно изрёк вопрос Курнаде, в его тоне звучали и оскорблённость, и издёвка.



Я замялся. Я сам не до конца верил в то, о чём говорил.



— Ну же, Том. Что моя жена делает с тобой ночью? - Казалось, Джошуа замер и шевелился только его рот.



— Она занималась со мной любовью, - наконец сдался я и отвернул взгляд.



— Ты пришёл в мой дом и говоришь, что моя больная супруга изменяет мне с тобой? - почти рассмеявшись акцентировал граф, - и ты решил сообщить это только сейчас, когда уже дважды ей воспользовался? Ты такой замечательный друг, Том. Я знал, что могу положиться на тебя, друг!



— Ты... ты всё это знаешь... - осенило меня, - Какого чёрта здесь происходит? Зачем она это делает? Почему ты ей позволяешь?



— Потому что я уже отдал ей всё, что мог, Том, - спокойно сказал Джошуа, - Чтобы утолить её голод, я принёс ей в дар всех слуг, что служили мне, одного за другим. Но ей было мало и я принялся опустошать целые деревни, что находятся на моей земле. Но ей нужно больше тёплой человеческой крови, чтобы окончательно ожить.



— Ты слышишь, что ты говоришь? Ты называешь своей женой тварь, пожирающую людей! Не знаю, как это произошло, но ты сошёл с ума!



— Ты так быстро принимаешь всё услышанное, Том. Быть может это ты безумен? Ведь кто ещё додумается до подобного бреда, который пришёл в голову тебе?



— Пошёл к чёрту! - воскликнул я, вставая из-за стола, - Все доказательства находятся перед мной! Ты превратил себя в ничтожного старикашку и я не позволю повторить то же самое со мной!



— Ну так уходи отсюда, Том, - не сдерживал улыбку Джошуа, - Я и Аристарх, мы просто жалкие ничтожные старикашки, мы не сможем тебе помешать.



Я упёрся в край стола обоими руками, без этой опоры я свалился бы на пол. Джошуа наблюдал мою немощь и весело улыбался.



—Ты мог сопротивляться её обаянию, Том. Оно сильно, но в нём нет ничего непреодолимого. Достаточно быть просто верным другом. Но ты не стал сопротивляться, ты решил получить жену своего старого больного друга.



Судорога прошлась по ногам, пальцы на руках принялись неметь, голова закружилась и я почувствовал, как теряю концентрацию и детали выпадают из моего поля зрения. Я ударил себя по лицу, пытаясь прийти в чувства, но это едва ли помогло. Я вот-вот лишился бы сознания.



— Даже вчера у тебя был шанс уйти, если бы ты нашёл в себе совесть сознаться. Но ты отважился лишь тогда, когда испугался за свою жизнь, жалкий мерзавец.



— Пошёл к чёрту, дьявольский побегушник! - вскрикнул я и схватил столовый нож, после чего нанёс себе удар в ладонь. Приток боли принёс мне бодрости и ко мне вернулась зоркость.



— Отважно, - заметил Джошуа, но затем вновь вернулся к издёвкам, - Ты прибыл сюда ради обещанных денег, а остался из-за охватившей тебя похоти. Твоя жизнь действительно настолько ценна, чтобы прилагать подобные усилия к её спасению? Или это ещё один жалкий инстинкт, заставляющий тебя бездумно принимать решения?



— Сейчас я покажу тебе, чего стоят мои решения, сукин ты сын, - с ненавистью процедил я и, нанеся удар ножом себе в бедро, подался прочь от старого знакомого.



— Давай, мой друг, ползи к свободе, - смех Джошуа прошелестел меж губ. Затем он осёкся, - Стой. Входные ворота в другой стороне, куда ты идёшь?



— Иду на последнее свидание к твоей милой жёнушке, - плюнул я в ответ.



Я уже не увидел выражение его лица, но услышал истошный крик ужаса.



— Аристарх! - кричал он, - Елизавет в беде! Останови его! Убей его!



Я волочил ноги к винтовой лестнице и уже принялся подыматься как вдруг из тени вышел проклятый камердинер, вооружённый кремниевым пистолетом. Короткими дёргаными шагами он подполз достаточно близко для верного выстрела и поразил меня в плечо. Я закричал и чуть не упал, но смог удержаться за поручень, после чего продолжил своё изнурительное восхождение. Мне удалось доползти до двери, ведущей к ложу графини Курнаде, и тут я понял свою ужасную ошибку — у меня нет ключа. Гнев и обида снедали меня, ибо у меня уже не хватит сил отобрать ключ у прихвостня больного безумца. Я тяжело перевалился спиной к стене, попутно пытаясь отдышаться и думал над тем, что мне делать дальше как вдруг двери в комнату Елизавет распахнулись сами собой. Поражённый этим и почувствовавший прилив страха, я использовал последние силы и мужество, чтобы ворваться в комнату. Там я увидел её, стоящую перед кроватью, со всё тем же выражение ужасной улыбки.



— Останови меня, мой отважный рыцарь.