Былинные земли. Чаша Грааля в долине Vla A. Ч. 88

(Продолжение)

                "Кто от родной земли отказался, тот и от Бога своего отказался"
                (Федор Достоевский)


КОЛОКОЛА В БЕРЕЩЕ

Одиннадцать сел, вошедших в завещание бывшего канцлера и гетмана Великого княжества Литовского Льва Сапеги, составили «святомихальский» фонд и охватывали земли "стародавнего места Лепельского", раскинувшись полукольцом вкруг озера, известного прежде как Белое. Теперь жизнь крестьян и лепельцев подчинялась религиозному укладу, замешанному на католическом вероисповедании. Но монашеский дух, исходивший из бернардинских проповедей, был близок также православному мировоззрению и тем людям, что издавна населяли край.

Список населенных мест начинался с самого северного села – "Белого" и уводил в южную сторону. Четвертым по списку шло «село Оконна». Заметим сразу, что туда же уходила граница «стародавнего места»: с Великим Бором, Дубами и Луконцем. Оттуда веяло началом доисторической эпохи. Археологи находят там предметы 4000-летней давности. Там не только Кронштадт – знаковое место, там еще ряд веретей, усеянных древними раритетами. Их случайно раскопал местный житель Василий Хацкевич, обнаружив большое количество керамических образцов. Повез в Минск для исследования, и ученые снарядили экспедицию во главе с археологом Чернявским. «Месторождение» удивило насыщенностью культурного слоя. Особенно многочисленными оказались остатки древней керамики. Как они туда попали?

Если Береща – это волок, водораздел, откуда сплавлялись всевозможные товары, а Лепль – от слова «лепить», то ответ однозначен. Керамическая утварь – дело рук стародавних умельцев. Возможно также, что первоначальный «лепной центр» был при Береще, на месте Плоской Горы - городища, которому 2000 лет. Сырье, что говорится, было «под рукой» - рядом располагались Глинные Горы.

В той же области моя деревня. Она возникла при городище, а на карте 1795 года обозначена как «Вербка» (сейчас «Веребки, Веробки»). Название, очевидно, произошло от праславянского «vьrba» (в числе прочих белорусское «вярба», сербское «врба», польское «wierzba», литовское «virbas»).

«Верба» как нельзя точно характеризует религиозное предназначение – христианское празднество. В царское время, до сталинского безумия, окрестности оглашал звук церковного колокола – в деревне был небольшой храм.

В инвентарной описи 1641 года деревни не указывались, есть две слободки: «Оконница» и «Береща». Вероятно, «Береща» стала прототипом Вербки.

Но почему «слободка»?

Ответ, пожалуй, прост. Капиталистический бум вызвал экономические преобразования. Производство керамики уже не было главнейшим видом деятельности, требовались другие изделия, и состав поселений менялся. Хозяин имения мог тасовать подданных – своих данников.

Профиль деятельности слободчан можно угадать, исходя из тестаментной записи. Сапега, завещая край, указывал, что новохозяева вправе в границах его имения распоряжаться «реками и речками… озерами… лесами, борами и ловами звериными и птичьими… гонами бобровыми…»

Широкое поле деятельности! Хотя бы по добыче звериных шкур…

Ох, сколько бобров водилось в Береще! Они и сейчас там есть, по берегам «теплящейся» в истоке древней реки. Я часто проваливался в их норы, а однажды обрушилась туда деревенская корова, и сельский сход решал, как вытянуть ее. Справились при помощи веревок, общими усилиями.

В инвентарном списке перечислены подданные церковного имения по состоянию на 1641 год. Я нахожу в нем фамилии, схожие со знакомыми с детства. В числе жителей «Слободки Береща» упомянуты: Майсей Золотуха, Микула Майтуш, Гришко Лопата, Никипор Мацюхович Коза, Арцем Майрус, Семен Мергель, Кондрат Бык. Моя бабушка по отцовской линии носила фамилию, очень близкую к Майтушам - Майзус. А с Володей Майзус, и еще одним земляком, ловили рыбу «крыгай» (бреднем), утопая по горло в протоке между озерами Оконо и Береща…

Как наши предки оказались на краю «стародавнего места»?

Кто-то из них, наверняка, освоился там издревле, с седой старины, а кто-то «прописался» позже. Одну из фамилий я обнаружил в книге кандидата исторических наук Беларуси Андрея Янушкевича. Он исследовал воинский контингент Великого княжества Литовского накануне и во время Ливонской войны, и привел списки старшин, которые командовали конными и пешими подразделениями - ротами. Их называли ротмистрами. Одна из таблиц посвящена предводителям наемных войск в Инфлянтах. Там я увидел несколько имен, потомки которых связали свою судьбу с Лепельщиной. Во-первых, учтен Николай Сапега, под началом которого служили 108 жолнеров - солдат. Чуть меньше воинов имел в своем распоряжении Станислав Скиндер. А сколько человек возглавлял ротмистр "Ян Лопат" (так в тексте), не указано, но обозначено место дислокации его конной роты. Это - "Трикатен", ныне волостной центр Валкского района Латвии - Триката.

Эти люди служили наемниками и укрепляли королевскую власть на севере Великого княжества Литовского в 1561 году - накануне вторжения московских сил в междуречье, после чего обстановка сильно изменилась. Войска, размещенные на севере княжества, отошли за Двину и приняли участие в защите литовских рубежей.

Ян Лопат нигде больше не встречается. Однако не исключено, что он осел на лепельских землях. Как известно, после вторжения Грозного на Лепельском озере строился укрепленный редут - замок, и там размещалось первоначально до 200 воинов. Называются имена замковых ротмистров - Русецкого, Дентылойта, казака Телицы. Где был в то время Ян Лопат? Не исключено, что он занимал свой "форштадт" в Кронштадте: на озере Береща, тоже важнейшем в условиях оборонительной стратегии короля.

Конечно, 1641-й год - уже другое время, мирное, когда военный период миновал, а владельцами лепельских земель стали другие структуры. К тому времени канцлер Великого княжества Литовского Лев Сапега, выкупив Лепель и наводнив его новыми поселенцами, завещал имение Виленскому бернардинскому монастырю.
 
Слободки стали теми местечками, куда направлялись нужные землевладельцам люди и крепили могущество власти в дальнейшем. Вполне возможно, что Лопат стал предшественником Гришки Лопаты, располагаясь на Берещинском острове. Если в Старом месте Лепле проживали гончары – потомки «лепунцев», то округу осваивали охотники, рыболовы, вальщики, сплавщики леса, землепашцы.

Я вспоминаю свои детские годы. Вербка (Веребки) располагалась рядом с Берещей, на возвышенности, которая тянулась к Лепелю, покрытая янтарными соснами. Мы вдыхали смолистый запах деревьев и гадали, откуда пошло название. Мы были разделены каналом, прорытым в «екатерининские» времена, и дамбы украшали вековые березы. А русло речки утопало в «золоте» пушистых верб. Одни говорили, что слово - религиозного лексикона: Веребки от Вербного воскресения, другие связывали с рытьем канала - для Березинской водной системы, «выработкой».

Никто и не подозревал, насколько глубока история: что разделенность сложилась исстари – когда еще не было канала, шлюзов и плотин, когда хозяевами территории были разные властители. Подобная разделенность проявилась на другом конце водной трассы - в чаше. Береща перетекала в Эссу (Ясу), а та несла свои воды в Уллу (Улу). Приближаясь к лукомльским землям, река совершала немыслимый поворот - на девяносто градусов, и стремилась влиться в Западную Двину. Там же, в области крутого поворота, в Уллу впадала южная река Лукомка, и образовались два поселения на разных берегах. Одно из них - современный районный центр Чашники, а другое - менее известные Смольянцы. Последние играли более значительную роль в средние века. По одной из версий, их происхождение связано с созданием речных судов - как Смоленск на Днепре, где суда смолились.

Судьба Смольянцев в условиях капиталистического развития повернулась в другом направлении: они были ввергнуты в длительную сукцессию – имущественный передел. Кто только не засветился в числе собственников! Тут и Денхоффы, и Подберезские, и Замойские, и Коссаковские, а также знаменитые Потоцкие. Процесс продолжался более ста лет, пока в середине XVIII века не обрел на них права Быковский-Лоппата.

О Лоппатах мало что известно, только то, что они из казачьего рода, и берещицкий "Гришко" вполне мог быть их предшественником. Кронштадт и Смольянцы на одной трассе, а обстановка после 1641 года неоднократно менялась - власть принимала меры безопасности не раз. Сообщается, что последним представителем лоппатовского рода на улльском побережье был Михал, стражник польный литовский, в обязанности которого входило наблюдение за состоянием государственных границ. Уже от него набыл Смольянцы в 1785 году другой Михал – Володкович. Россия окончательно закрепилась на двинско-днепровском речном маршруте.

 Мы жили в другое объединенное время - советское, когда мосты соединяли берега.

Сведения о прошлом доходили в виде былин, услышанных от бабушек и дедушек. Затаив дыхание, мы узнавали фантастические истории про князей, живших по разные стороны берегов. Их имена всплывали с глубины веков, как удары в литавры: князь Веребок, князь Бусянок…

Доподлинно никто ничего не знал, и только Подкнязье – заречный топоним, загадочный и необъяснимый, мало кому известный, подтверждал предание.

Теперь можно с уверенностью сказать, что старики не ошибались. Одним из «князей» был Сапега. На самом деле он такого титула не имел, но реноме было настолько высоким, что даже виленские бернардинки называли «князем».

Имя второго властителя теперь тоже можно назвать. Правосторонняя часть относилась к Свяде, которой владели князья Лукомские – еще в бытность легендарного Лукомского княжества. Знаменитый историк Матвей Любавский, лишенный академического звания при Сталине и сосланный в Уфу «на поселение», в своем глубоком исследовании писал, что «Лукомль – отчина князей Лукомских, обозначается… вместе со своими селами Болином и Свядом». Он относил это к временам Казимира Ягеллончика, великого князя Литовского, предшественника короля Александра. Позже Свядой управляла не менее знаменитая ветвь Соколинских.

Мысль, высказанная белорусским ученым Носевичем, о том, что «стародавнее место Лепельское» могло начинаться неподалеку от Свяды (я писал о том в предыдущей главе), не беспочвенна. Находки, сделанные минскими археологами на Плоской горе – в Репище, подтверждают версию. «Лепунцы», действительно, могли начинать керамическое производство там - вблизи Глинных Гор. Оттуда окрестности освящены былинными топонимами: Великие Пожни, Курганистики, Точный мох. Река Береща, названная Березчизной в скарбовой ревизии 1580 года, объединяла все эти промежутки. Как жаль, что ее загубили. Но еще страшнее сегодняшнее состояние древнего околотка. Земля, выделенная для услуг придорожного автомобильного сервиса, превращена в неузнаваемую: взрыта, перекопана и обнесена колючей проволокой. Что сказали бы наши предки, увидев апофеоз машинного века?

(Продолжение следует).

На снимке: фрагмент карты 1795 года с пометкой "Вербка" (современная деревня Веребки).


04.03/21