Остров света

      Всю жизнь, как выяснилось, я находился в наивном сознании, что художественная литература существует для всех, что Шекспир, Пушкин и Толстой - достояние всего человечества. Я хорошо помню те сравнительно недавние времена, когда если не Шекспира у нас в России, то Пушкина и Толстого читали и понимали самые простые люди, любившие чтение. И только теперь пришло понимание, что она - достояние людей особенного эмоционально-художественного склада, близкого к тому, каким наделены таланты и гении. Оказалось, что читать - тоже талант и нельзя требовать от всех, чтобы они понимали создания исключительных  по природе своей умов. И бессмысленно ожидать от людей одномерного склада  сопереживания тому, что им недоступно. Художественное сопереживание требует интеллигентности и природной и воспитанной. Хороший читатель - это хорошо настроенная антенна, способная уловить посланный сигнал гения. А таких людей не может быть много. Посему литература обречена на элитарность. И чем она сложнее, тем строже действует это правило. Невозможно требовать от неразвитого мозга, чтобы он  проникал в тонкую и сложную ткань, сотканную и вышитую художником – человеком с особым зрением, слухом и чувством цвета. Что уж говорить о созданиях гения, когда и простой рассказ не вызывает в неразвитом человеке никакого ответного чувства! Когда простое лирическое движение, отразившееся в слове, не пробуждает в нём ответного движения, а, наоборот, высекает искру злобы, агрессивного желания обругать творение гения и таким образом отомстить Шекспиру или Толстому за собственную заурядность, слепоту ума и бесчувственность сердца. «Тёмное средневековье» никуда не ушло. Оно живёт во  многих тёмных душах и вырывается наружу то пламенем костров, то страстным желанием «собрать все книги бы да сжечь». Мечта Фамусова не так далека от осуществления, как кажется, и мир Брэдбери из «451-го градуса по Фаренгейту» не так фантастичен, как ещё недавно представлялось. Волна невежества нарастает. Его пророки говорят во весь голос. Ещё недавно у них был закрыт рот на замок. Но времена наивного гуманизма кончаются. Территория света сужается. Книги ещё издаются, но читателей всё меньше. Писатели пишут друг для друга и для немногих сочувствующих. Это уже каста, язык которой почти непонятен большинству. Литература кажется ему тайной за семью печатями. Оно не нуждается в сокровенных сказаниях, написанных какими-то зашифрованными значками. Разделение это существовало всегда (и, вероятно, будет существовать), но это как-то не бросалось в глаза. Полуграмотным людям было не до чтения, хотя и среди них находились одарённые от природы люди со смутным стремлением к образованию. Они читали и пытались понять «Былинского», как именовал великого критика один мой деревенский знакомый, и  Толстого. Он не окончил четырёх классов из-за войны, писал без разделения слов, как слышал, но пытался мыслить, и чтение было для него как манна небесная. Теперь все грамотные. Многие имеют диплом о высшем образовании. Но все гуманитариями быть не могут.  Сознание усложняется. Одни уходят вперёд, другие остаются на месте и даже откатываются назад. Литература была и останется отдельной страной, а теперь становится островом. Стоит перестать существовать школам - и путь на этот остров будет совсем потерян. Но дай бог, чтобы смутные слухи о нём иногда просачивались в тёмную толпу, лишённую света и воображения.