Пить или не пить...

Программа обучения терапии студентов медицинских институтов включала цикл по изучению функциональных методов диагностики – специализированного направления инструментального распознавания с помощью диагностических приборов, позволяющее оценить отклонения и установить степень нарушений функций различных органов и физиологических систем организма на основе измерения физических, химических или иных объективных показателей их деятельности.

Применительно к практике середины семидесятых годов прошлого века изучение методик функциональной диагностики сводилось к обучению студентов навыкам записи и расшифровки электрокардиограмм (ЭКГ).

После введения в предмет профессор кафедры факультетской терапии с курсом основ функциональной диагностики ознакомил студентов с графическим изображением кардиограммы:

— Вот так выглядят записи электропотенциалов здорового сердца.

«Великий знаток» физики, я вслух усомнилась в том, что у абсолютно разных людей регистрируются одинаковые кардиограммы.

— Так Вы, коллега, не уверены в идентичности ЭКГ у студентов … одиннадцатой группы? – уточнив её номер в журнале посещений занятий, поинтересовался профессор.

— Да, есть у меня определённое предубеждение на этот счёт, – подтвердила я отсутствие твёрдой веры.

— Хорошо, будем разубеждать! Есть ли в группе добровольцы? – обратился к аудитории преподаватель.

— Добровольцы – куда? – уточнил староста группы Саша Доносов.

— Не волнуйтесь, не на войну! На обследование! – ответил профессор.

Вызвались два Саши: Доносов и мастер спорта по боксу Галькевич.

Преподаватель пригласил дежурную медицинскую сестру и попросил отвести студентов на ЭКГ. Ребята уже направлялись к двери, когда их остановил профессор:

— Почему же вы не взяли с собой одногруппницу? – указав на меня, произнёс преподаватель.

— А что, и мне тоже нужно записать кардиограмму? – удивилась я.

— Разумеется, надо! А то вдруг Вы опять не поверите? И потом, нужно будет сравнить ЭКГ мужчин и женщин, может быть, в них имеются значительные различия? – невозмутимо ответил профессор.

Деваться некуда – пришлось идти. По пути в кабинет функциональной диагностики ребята потешались:

— Нэлка, это ведь твоя любимая пословица: «Язык мой – враг мой»!

— «Смейтесь, паяцы…», – не осталась я в долгу, несколько переделав текст либретто к опере итальянского композитора Руджеро Леонкавалло «Паяцы».

Прения острословов прекратились к моменту прихода к месту назначения.
Сопровождавшая «тройку» медицинская сестра дождалась окончания обследования, забрала нерасшифрованные кардиограммы и в учебной аудитории передала их преподавателю.
 
Результаты нашей «сердечной» проверки профессор разложил на столе таким образом, чтобы не были видны фамилии, и предложил мне сравнить электрокардиограммы.
 
— Так они же совершенно одинаковые! – внимательно рассмотрев зубцы и линии, прокомментировала я увиденное.

— Нет, специалист сразу же найдёт различия в кардиограммах! Тем более, что одна из них несколько отличается от двух других, – не согласился преподаватель.

Я ещё раз сравнила три записи электропотенциалов студенческих сердец – полная идентичность. Только на одной из них изображение ломаной линии и расположение зубцов немного отличалось от двух других.

— Коллега, для начала найдите свою кардиограмму, – предложил профессор.

— Если одна запись отличается от двух других, значит, она принадлежит женщине! – мысленно выстроила я «логическую» цепочку и протянула преподавателю ЭКГ с «неправильными» зубцами.

— Так, здесь написано Доносов А.В. В данном случае я не нахожу никаких патологических изменений, – констатировал профессор.

На примере записи потенциалов сердца старосты нашей группы, преподаватель начал рассказывать о зубцах, вольтаже и других характеристиках изогнутых линий.

— Значит, у Саши нормальная кардиограмма, а какие же у меня с Галькевичем?

Наверное, плохие, раз в присутствии посторонних профессор не хочет озвучивать результаты обследования. Видно, оставит нас двоих после занятий, чтобы сообщить неутешительные новости, – думала я, стараясь не выдать своей озабоченности.

Саша Галькевич тем временем внимательно слушал лектора и что-то записывал в тетрадь.

— Понятно его спокойствие: он – боксёр, умеет держать удар, – подумала я, наблюдая за безмятежным лицом одногруппника.

Преподаватель сделал небольшой перерыв в подаче учебного материала:

— Простите, я совсем забыл прокомментировать записи сердечных электропотенциалов ещё двух обследованных. У вас, коллеги, начальные признаки увеличения левого желудочка сердца.

— Началось, – насторожилась я.

Перед поступлением в первый класс школы будущие ученики проходили профилактический медицинский осмотр. Выслушав биение моего сердца, поселковый педиатр уточнила у мамы:
 
— А Вы не замечали, что при быстрой ходьбе и беге Нэля задыхается или губы синеют?

— Задыхается?! Да она любого мальчишку обгонит! В округе нет ни одного дерева или забора, на которые бы она не влезла! А губы, да, синеют. После двухчасового сидения в канале Огинского! – в сердцах охарактеризовала мама «слабое» здоровье дочери.

– Всё понятно, значит, перерастёт, – сказала доктор.

— Что перерастёт? – уточнила мама.

— У Нелли прослушивается шум в сердце. Вероятно, клапанный аппарат не успевает за интенсивным ростом сердца и тела. Вон какая вымахала! – пояснила маме доктор причины возникновения у меня дополнительного шума.

Какое-то время после осмотра мама незаметно наблюдала за мной, и перестала только после очередного коллективного съёма меня с высокого дерева.
 
В дальнейшем этот дошкольный эпизод забылся; при редких врачебных осмотрах никто не упоминал о «шуме в сердце».

И вот, пожалуйста – увеличение левого желудочка!

Видя растерянность на моём лице, преподаватель продолжил:

— Такие изменения на кардиограмме характерны для лиц, занимающихся тяжёлым физическим трудом или спортсменов; в зрелом возрасте – для гипертоников.

У моей подруги Раечки Головнёвой появилась возможность высказаться:

— Так они же спортсмены! Лукашевич – баскетболистка, а Галькевич – боксёр, мастер спорта!

— Тогда всё становится на свои места: для тренированных людей такие записи – вариант нормы.

Профессор кафедры факультетской терапии, ознакомив нас с видами нормальных электрокардиограмм, перешёл к изложению их характеристик при сердечной патологии.

Демонстрируя очередную запись, наставник обратил внимание студентов на изменения, характерные для патологии сердца, тогда ещё редкой и малоизученной:

— Это кардиограмма молодого пациента, страдающего дилатационной миокардиопатией, нарушением функционирования сердечной мышцы, приводящему к развитию недостаточности кровообращения.

Слушателям диагноз ни о чём не говорил. Преподаватель рассказал о клинике, лечении и прогнозе заболевания. Лечение – малоэффективное, прогноз для жизни – неблагоприятный, вот и всё, что я усвоила после урока наставника.
 
Студенты начали переглядываться: как-то скучновато. Лекции и практические занятия профессора отличались запоминающимся и своеобразным изложением учебного материала, а также ассоциативными аналогиями проявлений болезни с какими-либо бытовыми деталями и явлениями. Инфаркт миокарда на электрокардиограмме – это изображение кошки, принявшей угрожающую позу; брадикардия (менее шестидесяти ударов в минуту) – ленивое сердце; экстрасистола – внеплановый выстрел труженика-сердца и т.д.

Лектор заметил реакцию студентов на сухую информацию, не «приправленную» запоминающимися метафорами.

— Что, не интересно? Действительно, у меня недостаточно данных: в настоящее время эта патология редко диагностируется. Да и причины возникновения болезни ещё мало изучены: генетические, внешние факторы, в том числе, инфекционной природы. В последнее время учёные считают, что к этому серьёзному заболеванию может привести токсическое воздействие на сердце алкоголя.

Студенты обычно пропускали мимо ушей информацию преподавателей о вреде потребления алкоголя. Словам же профессора верили безоговорочно; перешёптывания в аудитории прекратились.

Наставник продолжил:

— Нет ещё однозначных доказательств, что чрезмерный приём алкоголя вызывает развитие вышеуказанного заболевания сердца. Но то, что этиловый спирт может спровоцировать нарушения сердечного ритма – неоспоримый факт.

— Вам будет странно слышать это заявление от меня, убеждённого трезвенника. Но коль речь зашла о питие, то скажу вам, коллеги, следующее. Лучше один раз в месяц позволить злоупотребление спиртными напитками, нежели каждый день выпивать понемногу, как принято говорить, «для аппетита».

Слушатели были удивлены: впервые преподаватель не призывает к полному отказу от алкоголя.

—Да-да, коллеги! Через пару лет большинство из вас будет распределено в сельские лечебные учреждения, где вы и приступите к самостоятельной работе. Из развлечений в деревне – кино и танцы под гармошку после окончания сеанса. Если в населённом пункте есть библиотека, то ещё – и книги.

По собственному опыту работы главным врачом сельской врачебной амбулатории знаю, что за день так «натанцуешься», что к вечеру с ног валишься. К тому же, ночные вызовы: травмы, роды, другие острые состояния.

Профессия доктора – отдающая, выгорающая. Если рядом не будет близкого человека, способного оградить вас от самого простого способа «восстановления» душевных затрат – алкоголя, то случится беда.

Разумеется, человек – хозяин своей будущности: волевая личность обходится без поддержки родственной души. Однако мне приходилось наблюдать незавидные судьбы некоторых врачей, в студенческие годы подававшие большие надежды. Что и говорить, даже доктора, ставшие великими писателями, не всегда удерживались от соблазна, не только алкогольного, но и наркотического.

— Однако, я вас заговорил, коллеги! Запомните мою науку: «Лучше редко …»

Студент К., любитель хмельного пенного напитка, «помог» профессору закончить пословицу: «… но – метко!»

Преподаватель внимательно посмотрел на остряка и завершил воспитательную речь:

— Впрочем, я преждевременно рассказываю вам о культуре пития. Прежде всего, нужно успешно закончить обучение, родить здоровых детей, состояться в профессии, сделать карьеру и т.д., и т.п.

— О-о-о, когда это будет! – затянули студенты, почувствовавшие завершение занятия по функциональной диагностике.

На тридцатилетний юбилей окончания института врач К. не приехал; он ушёл из жизни в возрасте чуть более пятидесяти лет.

Словно много лет назад профессор напророчил судьбу студента-острослова: причина преждевременного ухода доктора – дилатационная миокардиопатия токсического генеза …