История нашей семьи

.               
            

1 из 19
.         ДЕД ---  КОРНЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ  ЧАЙКА.

        Мой дедушка ЧАЙКА  Корней Яковлевич, родился примерно в 1885 году, в небольшом сельце Заскорье, Речицкого района, Гомельской области, в семье местного крестьянина среднего достатка.  Свои  детские и юношеские годы он провёл в сельской местности, занимался привычными для крестьянина деревенскими делами, а если куда и отлучался из села, так это на частые поиски заработка в соседней России и Украине. Три небольшие  деревушки  Бурицкое, Вышково и Заскорье,  располагались в километре друг от друга в зоне Белорусского Полесья.
   После аварии на четвёртом энергоблоке Чернобыльской атомной электро станции  26 апреля 1986 года, расположенной на территории Украины в трёх километраз от речки Припять, непосредственно у самой границы Гомельской области, рядом с этими именно деревнями по линии Брагин-Хойники-Юровичи-Наровля и прошёл по гомельщине выпавший в осадок радиоактивный след. Он загрязнил большую часть территории, объявленной Полесским государственным радиационно-экологическим заповедником, т.е.( ПГРЭЗ в 215 тыс. гектаров).
 Почвы здесь преобладают песчанными, не шибко плодородными  землями с обширными болотами, да хвойными и лиственными лесами-дубравами, простирающимися на сотни километров.
  В молодости своей Корней, очевидно был не слишком-то покорного нрава.  Потому что, когда надумал жениться на понравившейся девушке, то его мнение по выбранной в жёны кандидатуре, вовсе не совпало с мнением родителей.  Родители его, почему-то посчитали, что быть достойной  женой для их любимого сына, да ещё и будущего наследника родительского среднего достатка состояния, она эта девушка, ну никак не могла. А тогда, достаток определялся в основном по наличию в сельской семье, кроме прочей скотины и птицы, ещё и главного для любого крестьянина тягла, т.е. лошади. А такая весомая и ценная единица тягла, у прадеда нашего Якова в хозяйстве имелась.  А коль так, то родители сыну в наказание за строптивость, вовсе ничего не выделили  из  положенного наследства.
  Корней не стал ерепениться и поднимать особого шума, по столь щепетильному вопросу, а просто отделился от родителей и стал создавать свою молодую семью, так сказать с нуля, наживать в не большом домике на краю деревни, уже своё личное добро.
  По поводу материального вопроса, в тогдашние дореволюционные времена, у него не слишком-то удачно получалось, зато на детишек прямо повалил настоящий урожайный фарт. Через пятнадцать лет, в этой  его  избёнке уже копошились, а по усадьбе шумной «оравой»  бегали семеро крикливых потомков, так и норовивших  что-нибудь перевернуть вверх  дном и постоянно просивших покушать, а восьмая девочка недавно только народилась.
   Первенца своего назвали Иваном, потом вереницей пошли --- Костя, Аксинья, Андрей, Михаил, Павел, погодки Мария и Валентина. Но, случилось непоправимое --- его любимая первая жена, преждевременно ушла из жизни примерно в 1927 году, после рождения дочери.
  Пятым от рождения, ребёнком в семье деда был Михаил, это мой будущий отец.  На свет божий он появился в сентябре 1914 года, когда уже во всю
2 из 19
ивановскую полыхала первая Мировая война и сразу половину мужиков  забрали из этих сёл в действующую армию по объявленной царём батюшкой мобилизации.
Корнеяя эта мобилизация обошла стороной, как многодетного родителя, но всяких забот и проблем заметно добавила.

    ДЕД --- СТЕПАН МАТВЕЕВИЧ СТОЛЯРОВ,

   А вот,  второго моего по маме  деда  Степана  Столярова, она буквально с самых первых дней, прямо всосала в себя. Целых три года крутила и вертела им, до самой революции, знобила и гноила в сырых окопах, бросала в штыковые и  рукопашные атаки, наградила тяжёлым для здоровья ранением и даже довела до плена.
  Однако же бог к нему, в конце концов смилостивился, оставил в живых и даже отпустил домой к семье, благодаря чему в 1918 подарил Степану дочку Александру, а мне мою будущую маму!
  Первая Мировая война, это самый кровопролитный широкомасштабный мировой вооружённый конфликт в истории человечества.

        ИНОСТРАННАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ 1918 ГОДА.

 Гражданская война, была страшной трагедией для России.  Поборами и налогами, а зачастую и открытыми грабежами среди бела дня, крестьян просто разорили до предела. Они вынуждены были сниматься с насиженных мест и идти в город в поисках работы  на пропитание своё и детей.  Материальный  ущерб  составил более 50 миллиардов рублей золотом. Промышленное производство сократилось в 7 раз. В боях, от голода, болезней и террора погибли 8 млн. человек, а 2 млн. вынуждены были эмигрировать в дальнее и ближнее зарубежье.
   Во всех этих войнах, дед Корней участия никакого не принимал, его, как отца многодетной семьи ни одна власть не трогала и в свою борьбу не привлекала.
 
                ПРАДЕД ЯКОВ ЧАЙКА.
   Прадед наш Яков, был в преклонном возрасте, тоже держал нейтралитет, ни в коммуну, ни в колхоз вступать не собирался. Он имел свою лошадку, не большой пай земли и занимался своим единоличным хозяйством. Когда же ему стало совсем тяжело физически справляться на  усадьбе и в поле, то предложил своему подросшему уже внуку Михаилу (моему будущему отцу) перебраться к нему жить и быть помощником на правах сына и, конечно же, будущего наследника. Корней не перечил этому, ведь на одного лишнего едока семья уменьшилась. Однако, он  и сам лишился  малолетнего помощника в семье, который  уже способен был  пасти домашнюю скотину, избавляя отца тратиться на оплату местному пастуху за пастьбу в стаде коровы с телёнком.
  Ушлый пастух сообразил, что за небольшую приплату, ему такой шустрый подпасок очень даже пригодится. Так что, десятилетний Михаил впервые принёс в дом свой трудовой приработок, хоть и не деньгами так продуктами, которыми сельчане по бартеру рассчитывались с пастухом. На другое лето пастух уже сам попросил у Корнея сына в подпаски, сразу же договорились и о твёрдой оплате.
  Мой отец Михаил, вспоминая через многие годы своё полуголодное детство, в рассказах  подробно  описывал эти события с ностальгической грустью, но одновременно и с некой гордостью даже. Ибо считал , что полезным делом он
3 из 19
тогда занимался,  помогая родителю прокормить семью, да ещё и постиг первые азы грамоты при умевшем читать пастухе.
  А произошло это так. Первоначально пастух загонял своего подпаска разными поручениями, типа сбегай отставшую от стада пеструху разверни, надери лыко с дерева на новые постолы, сходи в село возьми у отца и принеси свежего табачку на цигарку и т.д. Но, постепенно они сдружились между собой, расторопный подпасок ему понравился, лишний раз придирки прекратились.
   Он научил мальчишку многим тонкостям извлечения пользы от природы, их окружающей. Например, наглядно продемонстрировал на годовалых тёлочках пасущихся в стаде, известные ему приметы определения по «холке»,  перспектив качества у будущей коровы на предмет хороших удоев и даже жирности выдаваемого ею молока. А ещё, способов лечения животных при вздутии, обработке ран полученных от ударов других коров ,  методов излечения очагов лишая,  появлявшегося на шкуре животных и ещё много чего другого.
У него подросток Михаил прошёл, можно сказать,  первоначальный курс обучения ветеринара!  Кроме этого добродушный дядька ему показал, как с обыкновенной свеже срезанной ветки лозы - (ракиты), можно за каких-то полчаса сплести болото-ступы для ног и правильно передвигаться  на них по болотной трясине , соорудить вершу и снасть -- «топтуху», для ловли в болоте к столу вьюнов и рыбы. Смастерить пастуший  рожок и исполнять  на нем весёлые мелодии. С гибкой ветки  выкрутить пористую сердцевину под шомпольное воздушное ружьё, из прочной нитки дратвы -- натянуть тетиву и собрать  настоящий лук и стрелы к нему, правильно рассчитать траекторию полёта брошенного в цель камня и многое другое.
   Но, главное и очень важное мероприятие он придумал, так это помочь подписку изучать грамоту по газетным и даже журнальным окуркам от цигарок, где попало выброшенных мужиками на улице. Он рисовал веточкой буквы на песке и учил правильному их написанию, собирая в слова и строчки целых предложений, постепенно постигать между делами гранит науки.
   Однажды отец Корней, выдал Михаилу лёгкий подзатыльник, когда обнаружил в его кармане эти окурки и заподозрил в пристрастии к курению табака. Однако узнав от сына про курс обучения грамоте на пастбище, заметно подобрел и передал полкисета табаку для учителя, в знак благодарности.
   Когда Михаилу исполнилось тринадцать лет, в 1927 году, в их семье появился седьмой ребёнок -- сестричка Валентина, а мама после этого, стала часто прибаливать «по женски» и преждевременно ушла из жизни. В эту много детную семью пришло большое горе.
  Подросшие старшие дети, уже сами могли кусок хлеба для себя заработать. Первенец Иван, с братьями Константином и Андреем, подались в города Речицу и Гомель, искать работу на пропитание среди мастеровых людей и НЭПманов.
  Аксинья, Михаил, Павел, Мария и годовалая Валентина остались при отце. Заменить девятимесячному ребёнку мать и растить его в одиночку, даже для любящего своих деток отца, не так-то просто. Как мужик не пытался выкрутиться из этой ситуации, но искать новую хозяйку в дом, ему всё же пришлось оперативно. Пойти «мачехой» на пятерых детей-сироток в семью к «бобылю», согласилась
4 из 19
молодая вдова из соседнего села Духановка, с двумя своими детками -- дочерью Любашей и сынишкой Виктором.
   В её, более просторный дом и перебрался Корней в «примаки» со своими сиротками. Через год у них народился уже свой общий ребёнок, назвали этого мальчика «последыша» -- Александром.
  Добрая ты, или плохая мать для детей, в тогдашние НЭПОВСКИЕ времена, никто в подробности не вдавался. Коль, в семье восьмеро детей не твои родные, стал быть соответственно по должности, ты уже автоматически получаешь статус МАЧЕХА!
  Увеличившаяся до двенадцати человек семья, перебивалась с хлеба на квас. Родители Корнея, конечно же, оказывали сыну помощь чем могли, но не более того. С прежним благополучием, в его родительской семье, пришлось начисто позабыть. Новая жена, как только могла, старалась растить деток, вести своё не большое домашнее хозяйство в составе коровки на молочко, пары овечек на шерсть, кабанчика на сало и всякой птицы, да грядок с огородом под картошкой. Весной вспахать огород и на зиму привезти на подворье, заготовленное впрок сено и дрова, помогал на своей лошади отец Корнея, пока конечно были у него физические силы. Но, когда с годами стал заметно слабеть, то попросил в помощь у Корнея, пятого по возрасту уже подросшего сына Михаила, с самого детства любившего возиться с живностью у себя в доме, а своему делу Якову, помочь сноровисто запрячь-и в нужный момент распрячь его лошадь.
  Ему в радость было с другими мальчишками села, поехать пасти её в «ночное», на луга за три километра от села. Там, у потрескивающих головешек костра, романтично стреляющего пучками искр в кромешную темень, пастушки пекли в золе картошины загодя прихваченные из дома вместе с огурцами и в редких случаях с кусочком сальца. До самого утра слушали нескончаемые рассказы о приключениях своих сверстников, и героев из рассказов взрослых, чутко улавливая звуки и шорохи пасущихся неподалеку лошадей.
  В окрестных деревнях были случаи воровства лошадей в ночном конокрадами и прочими лихими людьми, способными обуть ночью корову в лапти прямо в сарае и тихонько провести её через двор хозяина прямо под окнами без лишнего шума.
   Однажды перед самым рассветом мальчишки не выдержали и от усталости уснули, ибо в этот день всё село намаялось до предела, занимаясь прополкой собственных огородов с картошкой. Михаил незаметно погрузился в состояние сна, с беспокойно-тревожными ощущениями каких-то позвякиваний, всхрапываний и коротких ржаний, прерываемых изредка топотом. Якобы он со всех своих сил старается убежать от погони за ним некоего страшилища, услышанного сегодня у костра из приключенческого рассказа мальчишками. Однако это страшилище его всё-таки догнало и как пёрышко подбросило в небо, под журчание льющегося с чёрной тучипотока-водопада, «хмары» по местному. И вот, о диво, он уже распластав руки свои как крылья, парит в невесомости над их родным селом, видит деда Якова плетущего из гибких ивовых веток новенькую вершу, стало быть завтра они с ним пойдут на болото ловить вьюнов и щук в ямах между огромными
5 из 19
смолистыми пнями, от выгоревших в торфе сосен при попадании в их верхушку молнии в грозу. Но что это, вдруг одно крыло его внезапно ломается, второе не хочет подчиняться усилиям зацепиться им за край этой тучи, короткий кувыркающийся в воздухе полёт и … бац, толчок ногами в твердь земли.
  Перепуганный от такого видения Михаил, резко открывает глаза и пытается сообразить, куда же он упал.
 Сознаниее медленно возвращает ему события минувшего дня. Ага, был же костёр в «ночном» с россказнями друзей! В этот момент он видит над собой вышедшую из-за тучи луну, а за спиной слышит журчание ручья и в ночи, метрах в семистах, едва краснеющие в головешки догорающего костра у которого они ночевали.
 Он недоумевает, какая же сила могла сюда его принести и вообще, каким образом он мог тут очутиться, почти в километре от костра!
  Слегка придя в себя, Миша перепрыгивает обратно ручей и трусцой бежит назад, начиная уже догадываться о происхождении этих удивительных видений, конечно же в своём, простом и обыкновенном сне.
   Дежуривший по очереди у костра мальчишка, как и остальные его друзья, мирно похрапывал во сне, свесив на грудь белобрысую свою головку, однако не выпускал из рук суковатую палку-кочергу, которой ворошили костёр , выкатывая спечённые картошины из огня. Новоиспечённый наш лунатик, это ему дед Яков, утром уже разъяснил причину мнимого полёта с подозрительным ржанием и позвякиванием удил на уздечках пасущихся лошадей, и прыжок через ручей разбудивший от сна, стараясь оставаться незамеченным, прижался спиной к кому-то, тихонько прилёг и тут же уснул. Однако успев порадоваться, что ребята не узнают о его ночных похождениях к ручью.
   Такое детское увлечение внука, интерес его и любовь ко всему живому, прадед Яков сразу заприметил. Поощрял Михаила во всём, предрекая профессию «фершала» в будущей взрослой жизни и предложил перебраться жить у него постоянным помощником, тем самым выгодно облегчив на одного едока семью Корнея.
  Мачехаа, как и родная их когда-то мама, на своём собственном подворье крутилась, можно сказать юлой. Везде надо было поспеть вовремя. Дом, сарай, огород и близкий от села лес, полный грибов и разных ягод на окрестных болотах, изматывали её ежедневно до самого предела. Но, она вовсе не роптала, ибо тогда все женщины так вынуждены были тянуть семейную лямку, не считаясь с болячками и состоянием своего здоровья.
 Старшиее дети, с самого раннего возраста помогали матери всюду и во всём. А главное дело, как по ранжиру, или ступенькам лестничным, присматривали за младшими. На своём подворье и в лесу они трудились наравне с родителями.
   Основным продуктом семьи была картошка со своего огорода, да всякий овощ с грядок -- квашеная капуста, огурцы, помидоры и ещё грибы из леса. В качестве витаминов на зиму семья припасала сухофрукты и ягоды. Младшие детишки, обычно донашивали все одежды после старших.
  С наступлением самых первых зимних холодов и до прихода весеннего тепла, детишки шумной гурьбой поселялись как-бы отдельной республикой ШКИД на широкой русской печи среди «кожухов», т.е. изрядно поношенных тулупов и полушубков, служивших им всем одновременно матрасами и одеялами.
  В школу тогда многие дети не ходили вовсе, в основном по причине отсутствия средств на обучение из-за сплошной бедности сельского населения. Да и не было школы в этих трёх деревеньках. А посылать через глухой лесной массив и болото в школу ближайшего села Духановка, расположенного в пяти километрах, могли позволить себе всего три-четыре крепкие семьи, в основном имеющие собственных лошадей в своём хозяйстве.
  Именно к такому числу относилась и семья моей будущей мамы Александры (Шурочки), младшей дочери прапорщика Степана Столярова, комиссованного из императорской армии по причине тяжёлого ранения, полученного на поле боя.
  После увольнения из действующей русской армии, воюющей в первой Мировой Войне, он получил значительную по тем временам расчётную сумму денег по страховке за ранение, зарплату за все месяцы пребывания в немецком плену и ещё выданное царём батюшкой пособие на восстановление здоровья после ранения.
 Вернувшисьь в родное село Вышково, в самый канун февральской революции 1917 года, он выкупил у местного «богатея» из числа прибалтийских немцев собравшегося бежать от революции на свою родину, не большую усадьбу с новым домом, садом и парой лошадей (моя мама рассказывая нам о своём детстве, всегда любовно называла их «красавцы жеребцы в яблоках») и завёл своё крестьянское хозяйство. Даже занялся пчеловодством с родным братом своей жены Николаем Сорокиным, имевшим личное желание и интерес содержать пасеку, вести кропотливую работу по уходу за пчёлами, подготовкой и содержанием ульев, чтобы все старания не пропали даром. Ведь с одного только улья можно взять до ста пятидесяти килограмм продукции.
  После описываемых мной событий, прошла целая вечность лет. Однажды, когда мне уже исполнилось десять лет от рождения в 1957 году, и наша семья переезжала «на целину» в Казахстан, мне самому довелось побывать на этой сохранившейся после бурных революционных событий и гражданской войны пасеке.
   НЕП и голодомор начала тридцатых годов, а затем полнейшая разруха в Великой отечественной войне, ничто не смогло угробить пчеловодство, стереть его с лица земли. Мой дядя Николай Сорокин, так и продолжал вести своё пасечное дело.

        ГОРЬКИЙ МЁД, НА ДЕДОВСКОЙ ПАСЕКЕ.
  В этот день он как раз проводил выкачивание свежего мёда из янтарных сотовых рамок, только что вынутых из ульев.
8 из 19.
  Пчеловоды обычно приступают к данному мероприятию в конце лета, а иногда бывает что и раньше, после контрольного взвешивания ульев, если заметили, что пчёлы уже запечатали соты воском. Сбор обычно начинается солнечным днём с восьми часов утра и до пяти вечера, пока основная часть пчёл практически отсутствует в улье, собирая в это время нектар. Однако определённое их количество всегда остаётся в улье и сразу атакует пчеловода с целью защиты мёда. Для этого используется защитная экипировка, т.е. длинные штаны и высокие сапоги, рубаха с длинными рукавами и перчатки, шляпа с защитной сеткой. Следующий этап очень важный, нужно выкурить пчёл, используя дымарь.
  Для этого берётся канистра, поджигается газета и с помощью шланга дым нужно направить в улей, чтобы пчёлы стали сонными, затем снять крышку с улья и выдуть из него всех пчёл, а с рамки смахнуть щёткой, извлечь полные рамки и заменить их пустыми. Выполнить данные действия нужно быстро и решительно, тупым ножом снять восковые крышечки и сохранить на вощину. Закрыв лицо абажуром из мелкоячеистой сетки, он занимался своей работой, периодически размахивая дымящимся кадилом вокруг вскрытых ульев, отгонял от себя этот встревоженный клубок, жужжащий и постоянно норовящий ужалить врага пчелиный рой. Я с огромным интересом наблюдал за всеми его действиями и с большим удовольствием помогал крутить вручную самодельную медогонку-центрифугу, пытаясь своими глазами увидеть и запомнить все тонкие премудрости такого редкого процесса.
   Мы с сёстрами моими, не могли никак дождаться того сладостного момента, когда можно будет отведать большой деревянной ложкой, из специальной для таких угощений глиняной лакированной чашки, свеженький и пахнущий целым букетом разнотравья и лесной липы медок. Его жена в этот день испекла в русской печи караваи не менее пахучего ржаного хлеба, наломала его по местной традиции большими ломтями и подала к мёду, предупредив нас, чтобы ели медленно и малыми порциями, а сама пошла во двор перемывать и приводить в порядок посуду после выкачки.
  Я ещё успел подумать после её слов, во даёт,  наверное  тётка моя решила пожадничать, ведь мёду накачали ведра три не меньше, но позже быстро всё понял и осознал свою ошибку.  Мы с сестрёнками Любочкой и Томочкой, сразу же набросились на столь сладкое и редкое для нас угощение со свежим домашним хлебушком.  Ешь себе, сколь хочешь, да ещё и медленнее посоветовали дядя и тётя, а про себя подумал -- может и добавки ещё они разрешат попросить.
  Мы аккуратно набирали липкую тягучую массу в ложки, подставляли кусок хлеба, чтобы не уронить эти сладкие драгоценные капли и, прищурившись блаженно от удовольствия, отправляли в рот. И вот здесь, произошло что-то просто не вероятное! Примерно после шестой ложки мёда в рот, к моему неописуемому удивлению, я неожиданно ощутил на своём языке, нёбе и стенках обеих щёк --- внезапную и резко появившуюся горечь, а потом даже и некое неприятное болезненное пощипывание.
9 из 19
  С полуоткрытым ртом я замер, в  недоумении  взирая на своих  сестрёнок, пытаясь  распознать по  выражению их лица --- а что же они-то  сейчас  чувствуют? Смотрю, а через пару ложек и девчонки испуганно замерли, изумлённо рассматривая свои ложки и даже в чашку заглянули, заподозрив наверное, как и я перед этим, что жадина тётка на дно наверно перца сыпанула. 
  А дядя Коля в это время, с добродушным выражением лица, наблюдал за нами от печки, где он присел на стульчике и курил  <козью ножку>, вдруг весело произнёс ну что орлы, кусается? 
   Ухмыляясь в усы, он набрал ковшик кислого молока и дал нам, посоветовав малыми глотками промывать полость рта и глотать, попутно объяснил, что такое оскомина, отчего она бывает и как себя вести, чтобы её не схлопотать в другой раз, превысив допустимую норму поедания мёда. Я внимательно слушал его и пожалел уже тётку, которую мысленно зря обидел своими нехорошими подозрениями в жадности.

         ГОТОВЬ САНИ ЛЕТОМ А ТЕЛЕГУ ЗИМОЙ.
   Ещё с самой зимы, в крестьянском подворье под будущие весенние посадочные работы, затем  летнюю заготовку  сена, льна и конопли,  и наконец  осеннюю уборку урожая зерновых культур, начинаются неспешные, но ответственные подготовительные мероприятия.
 Тщательноо проверяется и ремонтируется весь имеющийся в наличии инвентарь, т.е. телеги, плуги, бороны, сеялки, косилки и многие другие приспособления. И в первую очередь готовится гужевой транспорт, т.е. сама лошадь, её упряжь  «сбруя»  на местном наречии и телега. Ведь другого транспортного тягла, кроме лошадей и в редких случаях быков с ярмом (волов), тогда деревня просто не знала.
    Лошадь усиленно откармливалась отборным овсом и сеном, перековывалась в новые подковы.  Изношенные спицы ступицы колёс заменялись новыми и обильно смазывались дёгтем, обод перетягивали раз в три года.  Ремонтировали уздечку, хомут и седёлку, шлеи и вожжи.
 Лопатыы, вилы, грабли и прочий мелкий инвентарь приводили в порядок.

      ГОРИТ КАК ПЛАМЕНЬ СИНИЙ ЛЁН.
Женщины и девчата, всё лето и осень занимались древним ремеслом по выращиванию и переработке  стеблей льна и конопли. Лён не косили, его теребили в августе месяце, т.е.  рвали вручную с корнем, чтобы получить максимальную длину стеблей, потом связывали в снопы и оставляли в поле для просушивания под солнцем, позже уже отделяли семенные головки. Оставшуюся  соломку расстилали тонким слоем, чтобы вымочить в росе, утренних туманах и дождях. Вдобавок вымачивали  в ямах  «мочилах» и  «сажелках», т.е.  маленьких водоёмах. Этот процесс имел  очень важное значение, потому в народе говорили:  «не земля родит лён, а мочило». 
  После отделения волокон от стеблей, получалась «треста» (вымоченные и высушенные стебли льна), которую обрабатывали льномялкой, доводя волокно до нужного качества, ибо  «не домнёшь мялкой, так вспомнишь за прялкой». Опытная хозяйка могла в день намять до ста снопов, а после волокно ещё надо было очищать от  мелкой костры», поэтому его «трепали», а после промывали и разделяли
10 из 19
«чесали» на мелкие волокна в  «куделю». Вся эта грязная и тяжёлая работа закачивалась до наступления заморозков в октябре месяце! 
Кору, т.е. «костру»  от  стеблей, использовали как ценное сырьё для изготовления бумаги, из семян отжимали масло и делали  настойки. Из размятых волокон  «кудели» пряли вручную с помощью веретена, до 300 метров нити за день для рубах и полотенец, а на самопрялке выходило в семь раз больше. Начинали всегда по традиции  в  день  Параскевы (28 октября) и пряли до самой Пасхи, Одна женщина за это время могла напрясть до 60 метров ткани, что хватало на новую одежду для всей семьи и даже на приданное дочери. Холсты получались серыми, поэтому их отбеливали, клали в котёл и заливали горячим  раствором щёлока, т.е.  водой с древесной золой и оставляли у печки до утра. Утром ткань отстирывали от золы, мокрую стлали по траве выгорать под солнцем, на другой день стирали  в  речной  воде, а затем долго мяли и отбивали деревянными  вальками с зубьями.

         ПРИРОДНЫЕ КРАСИТЕЛИ ХОЛСТА.
  Для праздничной одежды холсты красили отварами коры, корней, стеблей и ягод,  добавляя для стойкости канифоль, соль или закваску из ячменной муки. Собранную в лесах кору измельчали, сушили и, а потом заливали  и долго томили в печи, после чего в настоянный отвар погружали сшитую одежду, холст или пряжу. Краску из ягод и растений готовили иначе, их прежде долго толкли пестиком в глиняном горшке, затем заливали хлебным квасом и оставляли киснуть на несколько часов. Потом горшок обмазывали глиной и отправляли упревать в русскую печь. Готовую краску студили и подсушивали, чтобы по мере надобности использовать частями, растворяя в горячей воде. ЧЁРНЫЙ цвет давала дубовая и ольховая кора, БОРДОВЫЙ кора ивы и берёзы, ПЕСОЧНЫЙ и КОРИЧНЕВЫЙ цвет  давал сок ольхи.  Интересно окрашивал одежду настой из цветов ЗВЕРОБОЯ в цвета жёлтый и зелёный, а если его подкислить, то уже давал красный или  розовый!  Из тростника или конопли получали ЗЕЛЁНЫЙ, а благодаря Череде  жёлтый цвет.  Грубое полотно шло для пошивки рабочей одежды, ещё ткали «кросны»,  т.е. трёхцветные коврики на стену и узорчатые ткани. Всё изменилось с приходом нового двадцатого века машиностроения и технологий, теперь все ручные операции выполняют машины, получая льняную пряжу. На западе таких технологий и по сей день не существует, он закупает у нас льняную пряжу, избегая всех процессов его обработки. Сейчас льняные ткани и нити активно используются в медицине, в производстве лечебного белья и даже ваты.

                ЛЕСОЗАГОТОВКА.
     В зимнее время местные мужики, а с ними и оба моих деда, имели дополнительную возможность прилично заработать. Степан на паре своих собственных лошадей, а Корней на лошади своего отца, т.е. моего прадеда,  занимались извозом «казённых служивых людей»  по их неотложным делам, а так же на  «трелёвке» тяжеленных стволов дуба от места лесозаготовок к берегам Днепра и Припяти. В прошлые времена к лесу относились бережно и
11 из 19
даже с почтением. Лесники в конторах не отсиживались, но с раннего утра и до поздней ночи трудились на закреплённых участках, строевой лес был у каждого на особом учёте и строгом контроле, он самолично указывал место, куда должно упасть спиленное дерево, чтобы не повредить молодую поросль. На стволах сосен специальным острым скребком делали надрезы в  «ёлочку» и подвешивали снизу конусообразную воронку из бересты, куда капала живица. В которую  потом добавляли серу и получали скипидар в печи с большим кубом с металлическим колпаком и отводящими пары трубками, где он и охлаждался. Выпадавшая в осадок стекловидная масса остывала и превращалась в канифоль. К  «курению» т.е. выгонке смолы, приступали зимой в специальном сарае, внутри жара у печи, дым и чад, а снаружи холод. Труд адов, но копеечку приработка давал . От неизбежных простуд лечились живицей. Весной бочки со смолой забирал перекупщик и на специальных плотах сплавлял по реке на судоверфи страны, где ею и смолили лодки, бочки, корабли и снасти к ним. Промысел этот у нас с петровских времён давал возможность заработать копейку мужикам на своих  собственных смолокуренных  «заводиках», т.е. обыкновенных полуземлянках с кубом для смолья (пней и веток),  да деревянным лотком для стока расплавленной смолы в подставленную деревянную бочку. Летом, в перерывах  между  сезонными  сельхоз работами  готовили  смольё, а зимой приступали к выгонке непосредственно самой  смолы. 
      
         НАМ ПАПА С МАМОЙ ГОВОРИЛИ.               
  …Все эти рассказы моих родителей об  их детстве и не лёгкой взрослой жизни, мы с сёстрами слушали  прежде чем уснуть, долгими зимними вечерами, когда вся семья рано ложилась спать с наступлением темноты. Вместо кровати, в каком виде  мы её себе сейчас можем представить, у нас имелось так называемое походное разборно-сборное ложе, которое при очередном переезде можно было быстро демонтировать, а на новом  месте оперативно собрать. Оно состояло из четырёх грубых скамеек под опоры и десятка досок для настила. Вместо матрасов мама использовала обыкновенные широкие чехлы из грубого и прочного полотна, в  которых по два раза в неделю менялась ячменная солома, она обычно мягче ржаной и спать было очень удобно и даже полезно. Подушки были наполнены пером домашней птицы.

              ПРИБАВЛЕНИЕ В СЕМЬЕ.
  Жили мы очень бедно в деревне Озаричи, Телеханского района, Пинской области, куда отца прикомандировали после войны ветеринаром. Там я и в первый класс школы пошёл в 1954 году, и там же в ноябре месяце у меня появилась младшенькая сестричка Томочка! Да такая красивенькая и совсем не крикливая  девочка, что вся семья в ней души не чаяла, нянчили её и оберегали как зеницу ока!  Я и сейчас до мелочей помню наш новый, из круглых необтёсанных брёвен просторный дом  в три комнаты, с большой русской печкой и маленькой «грубкой» т.е. плиткой для быстрого приготовления пищи.



8 из 19
пасечное дело. В этот день он как раз проводил выкачивание свежего мёда из янтарных сотовых рамок, только что вынутых из ульев. Пчеловоды обычно приступают к данному мероприятию в конце лета, а иногда бывает что и раньше, после контрольного взвешивания ульев, если заметили, что пчёлы уже запечатали соты воском. Сбор обычно начинается солнечным днём с восьми часов утра и до пяти вечера, пока основная часть пчёл практически отсутствует в улье, собирая в это время нектар. Однако определённое их количество всегда остаётся в улье и сразу атакует пчеловода с целью защиты мёда. Для этого используется защитная экипировка, т.е. длинные штаны и высокие сапоги, рубаха с длинными рукавами и перчатки, шляпа с защитной сеткой. Следующий этап очень важный, нужно выкурить пчёл, используя дымарь. Для этого берётся канистра, поджигается газета и с помощью шланга дым нужно направить в улей, чтобы пчёлы стали сонными, затем снять крышку с улья и выдуть из него всех пчёл, а с рамки смахнуть щёткой, извлечь полные рамки и заменить их пустыми. Выполнить данные действия нужно быстро и решительно, тупым ножом снять восковые крышечки и сохранить на вощину. Закрыв лицо абажуром из мелкоячеистой сетки, он занимался своей работой, периодически размахивая дымящимся кадилом вокруг вскрытых ульев, отгонял от себя этот встревоженный клубок, жужжащий и постоянно норовящий ужалить врага пчелиный рой. Я с огромным интересом наблюдал за всеми его действиями и с большим удовольствием помогал крутить вручную самодельную медогонку-центрифугу, пытаясь своими глазами увидеть и запомнить все тонкие премудрости такого редкого процесса. Мы с сёстрами моими, не могли никак дождаться того сладостного момента, когда можно будет отведать большой деревянной ложкой, из специальной для таких угощений глиняной лакированной чашки, свеженький и пахнущий целым букетом разнотравья и лесной липы медок. Его жена в этот день испекла в русской печи караваи не менее пахучего ржаного хлеба, наломала его по местной традиции большими ломтями и подала к мёду, предупредив нас, чтобы ели медленно и малыми порциями, а сама пошла во двор перемывать и приводить в порядок посуду послепосуду после выкачки. Я ещё успел подумать после её слов, во даёт,  наверное  тётка моя решила пожадничать, ведь мёду накачали ведра три не меньше, но позже быстро всё понял и осознал свою ошибку.  Мы с сестрёнками сразу же набросились на столь сладкое и редкое для нас угощение со свежим хлебушком.  Ешь сколь хочешь, да ещё и медленно посоветовали, может и добавки ещё дядя разрешит попросить. Аккуратно набирали липкую тягучую массу в ложки, подставляли кусок хлеба  чтобы не уронить капли и, прищурившись блаженно от удовольствия, отправляли в рот. И вот здесь произошло что-то невероятное! Примерно после шестой ложки мёда в рот, я ощутил на своём языке, нёбе и стенках обеих щёк  внезапно и резко появившуюся горечь, а потом даже и некое неприятное болезненное пощипывание. С
9 из 19
полуоткрытым ртом я замер, в  недоумении  взирая на своих  сестрёнок, пытаясь  распознать по  выражению их лица, а что же они-то  сейчас  чувствуют? Смотрю, а через пару ложек и девчонки испуганно замерли, изумлённо разглядывая ложку и даже в чашку заглянули, заподозрив наверное, как и я перед этим, что жадина тётка на дно перца сыпанула.  А дядя в это время с весёлым выражением лица, наблюдал за нами от печки, где он присел на стульчике и курил  «козью ножку»  наблюдая за нами, вдруг весело произнёс:- что, кусается?   Ухмыляясь в усы, он набрал ковшик молока и дал нам, посоветовав малыми глотками промывать полость рта, попутно объяснил, что такое оскомина, отчего она бывает и как себя вести, чтобы её не схлопотать в другой раз, превысив допустимую норму поедания мёда. Я внимательно слушал его и пожалел уже тётку, которую зря обидел своими нехорошими подозрениями в жадности.
   Ещё с самой зимы, в крестьянском подворье под будущие весенние посадочные работы, затем  летнюю заготовку  сена, льна и конопли,  и наконец  осеннюю уборку урожая зерновых культур, начинаются неспешные, но ответственные подготовительные мероприятия. Тщательно проверяется и ремонтируется весь имеющийся в наличии инвентарь, т.е. телеги, плуги, бороны, сеялки, косилки и многие другие приспособления. И в первую очередь готовится гужевой транспорт, т.е. сама лошадь, её упряжь  «сбруя»  на местном наречии и телега. Ведь другого транспортного тягла, кроме лошадей и в редких случаях быков с ярмом (волов), тогда деревня просто не знала.  Лошадь усиленно откармливалась отборным овсом и сеном, перековывалась в новые подковы.  Изношенные ступицы колёс заменялись новыми и обильно смазывались дёгтем, обод перетягивали раз в три года.  Ремонтировали уздечку, хомут и седёлку, шлеи и вожжи. Лопаты, вилы, грабли и прочий мелкий инвентарь приводили в порядок. Женщины и девчата, всё лето и осень занимались древним ремеслом по выращиванию и переработке  стеблей льна и конопли. Лён не косили, его теребили в августе месяце, т.е.  рвали вручную с корнем, чтобы получить максимальную длину стеблей, потом связывали в снопы и оставляли в поле для просушивания под солнцем, позже уже отделяли семенные головки. Оставшуюся  соломку расстилали тонким слоем, чтобы вымочить в росе, утренних туманах и дождях. Вдобавок вымачивали  в ямах  «мочилах» и  «сажелках», т.е.  маленьких водоёмах. Этот процесс имел  очень важное значение, потому в народе говорили:  «не земля родит лён, а мочило».  После отделения волокон от стеблей, получалась «треста» (вымоченные и высушенные стебли льна), которую обрабатывали льномялкой, доводя волокно до нужного качества, ибо  «не домнёшь мялкой, так вспомнишь за прялкой». Опытная хозяйка могла в день намять до ста снопов, а после волокно ещё надо было очищать от  мелкой костры», поэтому его «трепали», а после промывали и разделяли
10 из 19
«чесали» на мелкие волокна в  «куделю». Вся эта грязная и тяжёлая работа закачивалась до наступления заморозков в октябре месяце! 
Кору, т.е. «костру»  от  стеблей, использовали как ценное сырьё для изготовления бумаги, из семян отжимали масло и делали  настойки. Из размятых волокон  «кудели» пряли вручную с помощью веретена, до 300 метров нити за день для рубах и полотенец, а на самопрялке выходило в семь раз больше. Начинали всегда по традиции  в  день  Параскевы (28 октября) и пряли до самой Пасхи, Одна женщина за это время могла напрясть до 60 метров ткани, что хватало на новую одежду для всей семьи и даже на приданное дочери. Холсты получались серыми, поэтому их отбеливали, клали в котёл и заливали горячим  раствором щёлока, т.е.  водой с древесной золой и оставляли у печки до утра. Утром ткань отстирывали от золы, мокрую стлали по траве выгорать под солнцем, на другой день стирали  в  речной  воде, а затем долго мяли и отбивали деревянными  вальками с зубьями. Для праздничной одежды холсты красили отварами коры, корней, стеблей и ягод,  добавляя для стойкости канифоль, соль или закваску из ячменной муки. Собранную в лесах кору измельчали, сушили и, а потом заливали  и долго томили в печи, после чего в настоянный отвар погружали сшитую одежду, холст или пряжу. Краску из ягод и растений готовили иначе, их прежде долго толкли пестиком в глиняном горшке, затем заливали хлебным квасом и оставляли киснуть на несколько часов. Потом горшок обмазывали глиной и отправляли упревать в русскую печь. Готовую краску студили и подсушивали, чтобы по мере надобности использовать частями, растворяя в горячей воде. ЧЁРНЫЙ цвет давала дубовая и ольховая кора, БОРДОВЫЙ кора ивы и берёзы, ПЕСОЧНЫЙ и КОРИЧНЕВЫЙ цвет  давал сок ольхи.  Интересно окрашивал одежду настой из цветов ЗВЕРОБОЯ в цвета жёлтый и зелёный, а если его подкислить, то уже давал красный или  розовый!  Из тростника или конопли получали ЗЕЛЁНЫЙ, а благодаря Череде  жёлтый цвет.  Грубое полотно шло для пошивки рабочей одежды, ещё ткали «кросны»,  т.е. трёхцветные коврики на стену и узорчатые ткани. Всё изменилось с приходом нового двадцатого века машиностроения и технологий, теперь все ручные операции выполняют машины, получая льняную пряжу. На западе таких технологий и по сей день не существует, он закупает у нас льняную пряжу, избегая всех процессов его обработки. Сейчас льняные ткани и нити активно используются в медицине, в производстве лечебного белья и даже ваты.

         ГОТОВЬ САНИ ЛЕТОМ, А ТЕЛЕГУ ЗИМОЙ.
      
      В зимнее время местные мужики, а с ними и оба моих деда, имели дополнительную возможность прилично заработать. Степан на паре своих собственных лошадей, а Корней на лошади своего отца, т.е. моего прадеда,  занимались извозом «казённых служивых людей»  по их неотложным делам, а так же на  «трелёвке» тяжеленных стволов дуба от места лесозаготовок к берегам Днепра и Припяти. В прошлые времена к лесу относились бережно и
11 из 19
даже с почтением. Лесники в конторах не отсиживались, но с раннего утра и до поздней ночи трудились на закреплённых участках, строевой лес был у каждого на особом учёте и строгом контроле, он самолично указывал место, куда должно упасть спиленное дерево, чтобы не повредить молодую поросль. На стволах сосен специальным острым скребком делали надрезы в  «ёлочку» и подвешивали снизу конусообразную воронку из бересты, куда капала живица. В которую  потом добавляли серу и получали скипидар в печи с большим кубом с металлическим колпаком и отводящими пары трубками, где он и охлаждался. Выпадавшая в осадок стекловидная масса остывала и превращалась в канифоль. К  «курению» т.е. выгонке смолы, приступали зимой в специальном сарае, внутри жара у печи, дым и чад, а снаружи холод. Труд адов, но копеечку приработка давал . От неизбежных простуд лечились живицей. Весной бочки со смолой забирал перекупщик и на специальных плотах сплавлял по реке на судоверфи страны, где ею и смолили лодки, бочки, корабли и снасти к ним. Промысел этот у нас с петровских времён давал возможность заработать копейку мужикам на своих  собственных смолокуренных  «заводиках», т.е. обыкновенных полуземлянках с кубом для смолья (пней и веток),  да деревянным лотком для стока расплавленной смолы в подставленную деревянную бочку. Летом, в перерывах  между  сезонными  сельхоз работами  готовили  смольё, а зимой приступали к выгонке непосредственно самой  смолы.
 
    ДЛИННЫМИ ЗИМНИМИ ВЕЧЕРАМИ ПОД ЛУЧИНУ.
               
  …Все эти рассказы моих родителей об  их детстве и не лёгкой взрослой жизни, мы с сёстрами слушали  прежде чем уснуть, долгими зимними вечерами, когда вся семья рано ложилась спать с наступлением темноты. Вместо кровати, в каком виде  мы её себе сейчас можем представить, у нас имелось так называемое походное разборно-сборное ложе, которое при очередном переезде можно было быстро демонтировать, а на новом  месте оперативно собрать. Оно состояло из четырёх грубых скамеек под опоры и десятка досок для настила. Вместо матрасов мама использовала обыкновенные широкие чехлы из грубого и прочного полотна, в  которых по два раза в неделю менялась ячменная солома, она обычно мягче ржаной и спать было очень удобно и даже полезно. Подушки были наполнены пером домашней птицы. Жили мы очень бедно в деревне Озаричи, Телеханского р-на, Пинской обл-ти, куда отца прикомандировали после войны ветеринаром. Там я и в первый класс школы пошёл в 1954 году, и там же в ноябре месяце у меня появилась младшенькая сестричка Томочка! Да такая красивенькая и совсем не крикливая  девочка, что вся семья в ней души не чаяла, нянчили её и оберегали как зеницу ока!
   Я и сейчас до мелочей помню наш новый, из обтёсанных брёвен просторный дом  в три комнаты, с большой русской печкой и примыкавшей к ней сбоку «грубкой», т.е. маленькой плитой-печуркой для быстрого приготовления обедов и разогрева блюд. Этот совершенно новый дом, был построен из средств <вскладчину>, тремя колхозами для ветврача,  присланного на работу к ним из
района.
12 из 19.
  Было примерно часов семь раннего ноябрьского  утра, семья наша обычно просыпалась в это время. Сразу же растапливали дровами печь, мама ставила в неё чугунки и горшочки  с варевом, из расчета на весь день для семьи, одевалась и шла в  «клуню»  т.е.  большой  сарай  под  общей крышей для запаса сена и соломы, чтобы доить корову и кормить остальную живность.
  Отец, обычно в это время, готовил всякие порошки и мази с лекарствами, складывал их в свою огромную, пропахшую специфическими запахами ветеринарную сумку, с синим крестом  повыше замочной защёлки, при этом привычно контролируя «одним глазом» топившуюся печь.
  Старший наш брат Владимир, дома тогда не ночевал, ибо учился в школе-семилетке, в пяти километрах от нас деревни Коланск, Телеханского района, Пинской области.
 Там, трое мальчишек из наших Озаричей, стояли на квартире у одной бабульки, домой они являлись под вечер каждой субботы, сменить на чистое бельё своё, помочь родителям по неотложным делам в домашнем хозяйстве и захватив харчей, уходили снова через дремучий лес на всю неделю!
  Мы со старшей моей сестрёнкой Любочкой, как всегда в это время, сидели за столом в ожидании завтрака и возились со своими тетрадками, укладывая их в холщовые из домотканого полотна  портфели, так называемые  «торбы».

  Но сегодня, почему-то  всё сразу пошло прямо-таки <на перекосяк>. Мама раньше всех не вставала, как всегда это делала, из своей спаленки не выходила, печь не затапливала и в сарай тоже не пошла. Всё это за неё выполнил в быстром темпе мой папа, а к чугункам в печку он поставил добавочно нагреваться ещё и большой глиняный горшок-макитру с чистой водой.
   Я удивлённо посмотрел на старшую сестру, взглядом спрашивая -- что за дела такие происходят! Но она, как-то уж слишком загадочно отмолчалась, буркнув невнятно только, что мама заболела. Тут уж я по-настоящему забеспокоился, тихонько подошёл к спаленке, чтобы маму не потревожить, стал всматриваться через щель в створках двери, а от туда меня позвал её голос --- заходи сынок!  В это утро, я ещё был в семье нашей самый младшенький и меня все старшие, конечно же баловали. Поэтому я подошёл к маминой кровати и прижался к её тёплому плечу --(врать не буду, я и к плечу жены всегда с такими же детскими ощущениями прижимаюсь). Она погладила меня по головке и поцеловала в макушку,  сказала -- иди к папке на кухню, у меня слабость, ещё полежу. Слёзы почему-то, появились в моих глазах, шмыгнув носом я тихонько вышел из спаленки на кухню к сестре.
  В это время из сарая вернулся отец, снял холодную одежду и стал греть руки у печи, я подбежал сразу к нему и сказал, что мама наша болеет. Отец молча кивнул головой и пошёл в спаленку,а сестра шепнула мне на ухо,  мол  скоро у нас появится  братик или сестра! Я встревоженно присмирел и стал соображать насчёт этого  «появится»!  Думаю про себя -- а что практически такое может быть это <понять>, и вообще как может оно выглядеть наяву, когда появится? Откуда вдруг появится, почему появится --- сплошные  какие-то для меня  «непонятки»  в доме происходят, факт!
  Честно говоря, моё тогдашнее поколение таким продвинутым, как  теперешние детки со своими  сотиками, да компьютерами, вовсе не было! Мы перед ними, можно  сказать,  что древние мамонты.
    И в это же самое время, из спаленки послышался тревожный голос мамы:- Миша, Миша! Отец поспешил к маме, а мы за столом аж съёжились от чего-то, сию минуту происходящего под крышей нашего дома.   
  И тут же услышали слабый голос-вскрик маленького ребёнка, а через секунду раздался и настоящий громкий плач! Я пребывал  в полной растерянности, но всё-таки и в радости --- ведь сестра не обманула, вот он обещанный ею братик мой и появился!  В этот момент из спальни пробкой вылетает отец,  достаёт горшок из печки с подогретой водой и относит в спальню, вторым рейсом хватает ведро с комнатной температуры водой и короткими перебежками тащит к маме, а мы  радостные  такие стали придумывать имя мальчику. Тут сестра  задумчиво произнесла, а если это девочка появилась у нас, тогда….?  Так это же совсем другое дело, мелькнула  у меня мысль, запросто имя красивое выберем и ей! 
13 из 19

            ШКОЛА НА БЕЛОРУССКОМ ЯЗЫКЕ.
      …В Озаричской  начальной школе мы с сестрой проучились два года, преподавание велось на белорусском языке. Помню, как нас учили правописанию первых в жизни ноликов и палочек, а также букв алфавита. Держать под правильным углом в пальцах ручку с острым металлическим пером, периодически макая его в чернильницу  «непроливайку», подложив на лист промокашку, чтобы кляксы не поставить в тетрадке, а они как назло сами собой частенько ставились.
  Нам учительница терпеливо втолковывала правильное произношение белорусских слов ---  «будзет, дзень, гудзит»,  т.е.  будет, день, гудит! Да так надёжно втолковала мне на долгие годы, что я и сейчас автоматически их в разговоре иногда произношу, невольно привлекая внимание собеседников к этой погрешности.
  Через два года, отца в очередной раз по работе перевели в соседнее местечко Логишин, заведующим вновь созданного ветучастка, где он сформировал штаты ветеринарной службы и приступил к ликвидации всяких заболеваний животных, особенно свирепствовавшего бруцеллеза и лишая. Работа продвигалась медленно, однако внедрив <походный военный> метод окуривания заражённых лишаём лошадей, дымами горящей серы в простенькой на вид камере под брезентом, сооружённой из подручных копеечных материалов, он получил полезный и оглушительный по эффектности результат!
  Постепенно этот его метод, внедрили по колхозам всей области и заболевание пошло на спад. Начальство заслуженно поощрило новатора на районном совещании отрезом дорогого сукна на костюм, а в придачу ещё и новеньким  велосипедом. Отец попробовал ехать на нём домой, но от физической нагрузки на раненую ногу с перебитыми взрывом на войне костями голени, рана так сильно разболелась, что пришлось из райцентра самого вести велосипед в руках целых десять километров! Зато для старшего брата Владимира, такая техника стала <верхом> радости неописуемой. В бедной послевоенной деревне на Пинщине, кто имел даже старенький трофейный немецкий велосипедишко, уже автоматически считался настоящим богатеем, а тут вдруг на зоводском новом велике сын местного <фершала> катит по улице, это же фурор настоящий, факт!
   Кстати --- сбылись через много лет всё-таки пророческие слова деда Якова, отца Корнея и даже самого пастуха деревенского, что из Михаила при его хватке и любви к животным, наверняка должен вырасти настоящий авторитетный <до немогу> Фершал с большой буквы!
 
Нигде в деревнях белоруссии  электрического света тогда вовсе не было. В пятидесятые послевоенные  годы,  даже керосиновые лампы  не все люди имели в наличии. А если  они и были у кого, то приходилось экономить керосин за неимением наличных денег его купить, но люди не унывали, а зажигали лампу или свечи стеариновые. Из воска сделанные, слишком дорогие они были и всегда в церквах только горели, строго для какого-нибудь гостя, да ещё по грандиозным праздникам церковным , государственным и семейным праздникам. 
 Ещё в доме обязательно имелся фонарь «летучая мышь» с армированной защитой стекла от возможных механических повреждений, или случайных ударов. Его использовали в основном для освещения помещений с наличием пожаро опасных сена и соломы при работах на подворье. Чтобы поужинать вечером, семья как правило жгла привычную «лучину» специально заготовленную из смолистых пеньков, которые брат с избытком запасал в лесах, а потом на отцовской служебной лошади по кличке «берман», мы с ним транспортировали это добро к нашему дому. Почему служебную конягу <берманом> прозвали, так известное дело --- в его жизни натуральным тёзкой, был такой же старый и никуда не спешивший  «каравачник», т.е. (сборщик тряпья, костей и макулатуры), еврей по имени Берман, из соседнего местечка Логишин. Он по кругу, соблюдая установленный им же лично строгий график, привычно и не торопливо объезжал все ближние сёла, на паре таких же неторопливых лошадей с высокой  «цыганской»  фурой. Во всю мочь своего горла, кричал на всю улицу --- «каравки, каравки», а бабы тут-же несли ему всякое старьё, но вперёд их всегда поспевали мы, пацаны.
  У нас был свой шкурный мальчишеский интерес к нему, а именно. У Бермана в цыганской повозке, всегда можно  прикупить всякий мелкий дефицит за стыренную у матери пару яичек, а иногда даже и за целый их десяток, если удавалось его отыскать в кустах, или под срезанными ветками от яблонь . Под такой, сложенный у забора ворох колючих веток, кроме курицы и меня, никто пролезть не мог. У моего детского коллеги по деревенскому бизнесу --- еврея Бермана, выгодно можно было выменять пару рыболовных крючков, или резиновых надувных шариков, а ещё лучше велосипедную камеру для рогатки.  Сделка такая тет-а-тет,  столько радости  приносила обеим сторонам. Дед наваром от неё, был весьма доволен, а мы-пацаны --- самой тайной сделки, втихаря  проведённой от родителей.
14 из 19.
   Хотя мама моя, увидев  однажды, как я с покрасневшим от натуги лицом надуваю для маленькой сестрички красивый шарик, сразу поняла, что к чему, но не ругала, ведь для ребёнка я старался.  Ох, какая козырная и далеко бьющая рогатка получалась из резины такой новой камеры, это же мечта любого мальчишки! Девочки же всегда считали за счастье выменять у  «каравачника»  для себя  цветную атласную ленту в причёску, или бусы монисто на свою прелестную шейку. А я и не таился, что выменял всё это на обнаруженные под ветками  ничейные  яйца.  Однажды одна такая заблудшая курица гулящая, неожиданно привела к самому крыльцу нашего дома два десятка пушистых, только что вылупившихся, где-то на стороне цыпляток и ещё не взятых мамой на балансный учёт!
  Ш Они устроили у крыльца такую шумиху, требуя немедленно пожрать и попить, что даже отец удивился, как это я прошляпил неучтённую эту кладку. А мама обрадовалась свалившемуся как с неба выводку. Известно, что посаженная хозяйкой высиживать цыплят курица, часто  психует  и самовольно слазит с гнезда, цыплят в итоге выводит лишь половину. Но, «шаболда гулящая» сидит тихо и по привычке своей неприметно, чтоб её не засекли хозяева и не отобрали кладку. Закон  моря, говорил  Пуговкин в к/ф Иван Бровкин на целине!  В их деревне семья носила фамилию Пуковкиных, но кинорежиссёр, снимая этот фильм посоветовал в титрах написать благозвучное слово Пуговкин.                … …Однако мы отвлеклись и уклонились в сторону от главной темы нашего повествования.   Однажды старый наш  конь  берман  настолько обессилел,  что даже пустую телегу не смог тащить по топкой трясине, так нам с братом пришлось его распрячь и за узду вывести на сухое место. Потом разделить телегу на передок и задок, волочь  эти запчасти  из  болотины, там снова собрать воедино и на руках носить пеньки к ней.  Через месяц он испустил дух от возраста. Лучина, конечно же  малость  чадила, но стол освещала довольно сносно, можно было спокойно поужинать, приготовить уроки, вышивать на пяльцах и прясть на веретене. Всё это происходило под плавные и степенные беседы, с ностальгическими воспоминаниями родителей о своём трудном и голодном детстве, тревожной юности и всех невзгодах и лишениях от недавно  закончившейся войны с фашистами. Я поэтому и повествую сейчас все эти события так подробно, потому что  многие случаи они нам  сами рассказывали не раз, по долгим зимним вечерам в отсутствие электричества, да ещё и добавочно на мои любопытные вопросы приходилось  уточнять отдельные эпизоды. Я слушал обычно в постели у себя дома, не перебивая рассказчика, но моё воображение сразу же рисовало картины происходивших там в войну событий. Чудом уцелевшая мама с братом в сожжённой  деревне, расстрелы родных нам людей, три ранения отца и два тифа перенесённые им (брюшной и сыпной) после освобождения из плена, до глубины души проникали в меня и с
15 из 19
настоящей физической болью воспринимались мною.                Догоравшую в специальном зажиме лучину,  мгновенно заменяли новой  из припасённого для этого на всю зиму резерва.                …Отец наш работал ветврачом сам один на три колхоза. Живых денег ему эти хозяйства никогда не давали, согласно твёрдо установленного месячного оклада, а платили на трудодни бартером из колхозных  кладовых,  т.е. продуктами. За целый год работы однажды, я хорошо это помню, он привёз в семью три мешка овса и замороженную тушку овцы, которую  вынужденно прирезали по какой-то причине. Если бы не молоко нашей коровки, исправно приносившей ещё ежегодно в феврале месяце по телёночку, да кабанчика, курей и гусей с утками к картошке и овощам с огорода, то нам пришлось бы очень туго. Иногда мама ещё, вдобавок,  заводила индюков и цесарок. Однажды отец пришёл на обед, поставил свою знаменитую сумку с синим крестом у крыльца, взял ведро и пошёл  к колодцу набрать воды. Наш огромных размеров  индюк засёк блестевшую на солнце пряжку сумки, поднял небывалый шум и стал её клевать, будто она его злейший враг.  Орать ему стал помогать и весь гарем, но с метрового расстояния, боясь близко подходить. Самец сумку опрокинул, пару раз гребанул её лапами и высыпал содержимое. Отец подходит к крыльцу, матерясь  про  себя собирает с земли её содержимое и замечает пустые бумажки от упаковок согнутых  полумесяцем  операционных иголок, но их самих рядом почему-то не находит. На этот переполох из дома выбегаю я и сразу же усекаю зоб индюка, с торчащими из него во все стороны иглами,  копия как у дикобраза.  Ну, думаю, хана индюку пришла, проглотил множество  иголок, теперь не выживет и придётся пустить  его на лапшу, пока не сдох. А отец, молча ухватил его за лапу, приподнял над землёй и спокойно стал иголки вынимать из зоба, как на ромашке отрывают лепестки  «любит не любит», передавая их мне чтоб держал в руке. Когда все вынул, то отпустил индюка и пошел их закапывать поглубже от греха за сараем, чтоб никто не смог добраться. А индюку хоть бы хны, важно так  распустил он  веером  свой хвост и глю-глю-глю  с подругами  своими,  наверное  разъяснял, как он геройски поклевал каких-то блестящих солнцем невиданных доселе врагов его гарема.                …Наши леса всегда спасали людей своими дарами в голодные годы, а в военное лихолетье  служили убежищем от неприятеля, надёжной крышей от любых невзгод.  Вместе со старшим на десять лет братом Владимиром, 1937 года рождения, мы исходили их вдоль и поперёк, знали где ягодники и грибные места, где цвет липы для чая можно собрать. На отдельном учёте держали все окопы и блиндажи, захоронения погибших с немецкими касками и надписями Курт, Ганц
16 из 19
на бетонных правильными рядами крестах. ХХХХХХХ остались уцелевшие и наши и немецкие с россыпями стреляных гильз и неразорвавшихся снарядов, гранат без запалов к ним, заграждений из колючей проволоки и много чего ещё. Найденный металлолом сдавали еврею в обмен на керосин. В доме брат заменял нам родного отца, а в селе слыл отчаянным забиякой и вожаком подростков. Он их строил по ранжиру, делал пересчет и строем водил в лес на раскопки и всякий промысел. Таких как я шкетов не брали в строй, но мне брат делал исключение, брал с собой под видом личного ординарца, и я старался не на шутку выполнять поручения добросовестно, чтоб не прогнали с позором. Он даже кроссворды составлял и посылал в республиканскую газету, а на получаемый иногда гонорар всех дружно водил пить вкусное ситро в сельпо. Поэтому все подростки уважали и подчинялись беспрекословно.постоянно отсутствовавшего  на колхозной работе днём, а по вечерам мотавшегося между сёлами. Люди постоянно прибегали за помощью, то свиноматка заболела, то никак не может растелиться единственная коровка, то вздутие грозит животному гибелью.  А однажды среди ночи, к нам в дом охотники принесли на лыжных палках, вставленных в нательную рубашку хозяина как в носилки, известного на всю округу породистого пса волкодава с распоротой на охоте кабаном-секачом грудиной. В открытой ране между сломанных рёбер, даже было видно пульсирующее сердце.  Я как глянул, так чуть не обомлел, а отец спокойно осмотрел рануобработал её края шипящей перекисью и присыпав каким-то порошком (для дезинфекции). Комплекты всяких ветеринарных инструментов у него всегда дома имелись под рукой, например куперовыми ножницами удоно было выстригать шерсть вокруг раны, ими он аккуратно и остриг грудину вокруг бьющегося сердца. Потом целый час возился внутри раны,  наверное  очищал всё в ней, взял иголку полумесяцем и шёлковую нитку из специального ветеринарного запечатанного пакетика, бережно стягивал края шкуры и зашивал рану по кругу крест на крест. Наложил лубки из тонких драночек и забинтовал, как раненого бойца. Что интересно, волкодав всё это время лежал спокойно, стойко  переносил  ковыряние чужого человека  в своём теле и ни разу не огрызнулся, только дышал тяжелыми частыми позывами, будто понимал, что его всего лишь спасают, причиняя боль. Охотники его даже не связывали и отец вовсе не усыплял. Авторитет ветеринара артдивизиона на конной тяге, с хорошими фронтовыми практическими навыками у отца и до того был, но после оперированного и спасенного волкодава он прямо взлетел ещё выше по всей округе. Ни дня, ни ночи покоя не было, поток не иссякал, люди всё шли, и он сам трижды раненный никому не отказывал. Без какого либо ворчания  поднимался, одевался и шёл делать своё доброе дело, часто работая до самого утра. Наверное, в генах всех мужчин нашего рода заложена эта информация, потому что и я до самой пенсии мотался по командировкам, в семье появлялся лишь  для того, чтобы отдать  супруге зарплату, отмыться, отоспаться и
17 из 19
переодеться в чистое бельё. Смотрю, теперь сына моего тоже не обошли стороной  нескончаемые командировок и поездки. Наверное  судьба богом подаренная, говорил всегда мой отец,  рассказывая нам детям о разорванных в клочья у него на глазах однополчанах, о себе самом выжившем в рукопашной  схватке за какой-то военный городок «чирвоная роща» под Речицей, о порванном ремешке его каски, прямо юлой крутанувшейся на голове от удара срикошетившей снайперской пули, перенесённых  трёх ранениях и двух тифах. Но, ведь выжил он всё же каким-то образом.  Не иначе как это  СУДЬБА  и есть!  От нас грешных, такие подарки божеские не зависят!               
ТОРФ.  В местных болотах имелись огромные залежи торфа, это ещё один источник  дополнительного заработка для населения. На его обширных клетках-разработках, всей семьёй  лопатами прямоугольными резали слой за слоем  на небольшие, но прочные кирпичики, выносили на сухое место и подвергали  многодневной естественной солнечной сушке. Бывало, использовали  для отопления  и своих домов, при острой необходимости. Кроме торфоразработок, в наших окрестностях неподалёку, на небольшой глубине залегал  природный очаг чистейшей белой глины, без всяких грубых и вредных примесей.  Так, её тоже лопатами резали на небольшие кубики и отвозили телегами  в общую печь для обжига по специальной  технологии. Из печи после обжига вынималась уже готовая негашеная известь, которая в городе шла нарасхват и приносила хороший заработок!  Жители деревень в такой извести конечно не нуждались, ведь их дома были бревенчатые и не оштукатуренные, поэтому их белить не требовалось.  Эту  трудную, грязную и всегда в  сырости работу,  по добыче торфа и извести,  выполняли  только «крепкие» семьи,  т.е. физически  здоровые мужики и женщины, имеющие лошадей, комплект упряжи с телегой. За один рабочий день, они могли запросто заработать на новые наручные часики! По тем временам такая покупка могла приравняться к приобретению в наше время целого мотоцикла УРАЛ с коляской. Одна беда только всех вот таких копателей преследовала, известь обязательно разъедала кожу рук до мяса, образовывались обширные язвы и сведущий человек сразу мог определить такого копателя при встрече, а разминувшись с ним бурчал вслед – бедолага при часах!
…В нашем сосновом бору, испокон веков  брали смолу с деревьев,  для переработки в дёготь. А он в те времена использовался не только сапоги и оси телег смазывать, но и промышленность  в нём остро нуждалась.  Под строгим присмотром местного лесника, делавшего  «ёлочкой» надрезы на стволах сосен, живица смолы по этим надрезам стекала  в специальные  конусообразные берестяные воронки. Параллельно с этой работой, в соседнем березняке шла активная заготовка берёзового сока. Сперва  берёзовый сок капля за каплей
18 из 19
собирали в мелкую посуду, затем переливали в бочонки и бочки. Всё это женщины и детишки уносили перекупщикам в указанные  места,  для дальнейшей транспортировки по назначению. Каждый ребёнок с самого своего детства, принимал лично практическое участие в таких сезонных мероприятиях с родителями, постигал все тонкости  каждой операции и чётко знал по внешнему виду сосны или берёзы, сколько может это дерево отдать своей живицы или сока.  Одним словом,  наши предки выживали за счёт своей смышлености в познании окружающей их природы,  собственного повседневного упорного труда. Безграмотные, лапотные бородатые мужики производили в своих деревнях много чего такого, что смело можно приравнять к промышленному производству! Все эти подробности,  я много раз в детстве слышал от моих родителей и других знакомых людей, а кое-что  даже сам наблюдал и запоминал, поэтому смог позволить себе здесь вот так подробно пересказывать!                …Это я, пока про зимние проблемы повествую, а ведь ещё будут весенние, летние и осенние! И с ними, тем не менее, наши предки всегда однако справлялись!                Никаких пособий для многодетных родителей, тогда  вообще даже в природе своей не существовало.  А у деда Корнея, как мы помним с вами,  всего было одиннадцать детишек, восемь от первой жены умершей прежде времени, да потом ещё трое от другой жены, её называли  «мачеха»!  Правда, по воспоминаниям самой младшей из сирот Валентины, это  будущей бабушки  наших  Димы и Игоря Чайковых.  Мачеха шибко сирот не обижала, никаких различий  на дети свои, или чужие  не делала, ко всем относилась ровно  одинаково. Что это не родная мама и само слово мачеха, Валентина в детстве услышала впервые от односельчан, иногда пожалевших её и чем-нибудь угостивших, как самую малую и сопливую  «сиротинушку» в большой семье. Так она лично своим детям Василию, Вере и Михаилу, а также мне приехавшему к братьям на летние каникулы, неоднократно рассказывала  в Мариновке! Близнецы  Пётр и Павлик тогда ещё маленькие были и могли попросту не запомнить эти рассказы. Однажды  в очередной раз я приехал к братьям , они тогда жили в маленькой землянке в Мариновке, на самом краю села поблизости от речки Колутон. Тётя Валя работала в женской бригаде на совхозных огородах, уходила к месту сбора бригады к восьми утра, возвращалась после шести часов вечера. Весь день мы все шестеро были сами собой, ещё шутили  -- как птички Чаечки, и свободны от всякого контроля взрослых. Придумывали себе разные игры, ходили на речку купаться и загорать, ловили раков в береговых норках и на слабом течении, варили их в небольшой бочке на костре, а пойманную рыбу насаживали на прутик и жарили как шашлык, дома могли и уху из пескарей сварганить, нажарить сковородку картошки, с яйцами от своих курочек и огурцами она шла за милую душу. У
19 из 19
соседей по вечерам тётя брала трёхлитровую банку парного молока, за день мы его выпивали со свежим из пекарни возле вокзала хлебушком. Короче
   
 Этот новый дом, был вскладчину построен тремя колхозами для ветврача,  присланного на работу к ним из