Любовь Епистиньи Степановны

Любовь.

Епистинья Степановна Лампензоль,выпускница Смольного, барышня 85 лет, консьержка,
 вот оказия,
 до страсти влюбилась!

 Старушня перечитала,, Песнь песней,,
и вдохновленная,
 села писать письмо кумиру.

О свет очей моих!
О несказанная,
нечаянная радость моя!
Нежность сердца моего неизреченная,
сияет над тобой,
 когда идешь ты
пьяный после получки,
после посиделок с друзьями твоими,
О, как ясно сияет
лысина твоя,
 под шапкой твоей,
и пар валит зимой
над  шапкой твоей
шапкой набекрень твоей!

 В тени
живота твоего
спрячусь я!
Он словно сноп пшеницы
желания моего,
и мой сноп-
Екой же!

Щеки твои
словно две разрезанные половинки граната
,в день получки твоей
а нос твой
сизый как сухой чернослив
по 200 рублей
а то и 250 рублей
полкило!

О, как силен по ночам
голос твой,
когда храпишь ты
ночами
 не как пьяный пират,
 а как целая шхуна,
шхуна пиратская!
О, как молишь ты наутро
с бодуна своего,

Напоите,меня
рассолом,
Освежите меня
минералкОю
Подкрепите меня
борщем,
ибо я изнемогаю!


Радость даришь мне
светозарную
И пир ума
и пирДуха
пребывают нынче со мной..
 (Да уж, подумала Епистиния Степановна,пирДуха, эт точно,
не надо было суп гороховый давеча ввечерУ
кушать!)

И продолжила.

И хоть Аннушка - Чума разлила уже сегодня
масло на 1 этаже дома моего и на#&нулась с матами
 половина жильцов
дома
дома
моего,
Я поймаю тебя
веником!

 Я удержу тебя
шваброю,
сделаннОю
из струн души
сердца моего!
О куст лилий моих
 в желаньях сердца моего!

 (Про соски забыла! Подумала Евдокия Степановна. Он- то бы
про соски- то бы
не забыл бы,
ни,
ни в жисть!
 Глянула, с ненавистью,
 на свою провисшую грудь,
похожую на уши спаниэля,
причем правое ухо было больше,

и написала.

 сосцы твои,
как две сестры
козы -дерезы,
пасущиеся
 в чащобе волос твоих, молью прореженных!

О, пребываешь ты в короне из таланта своего,

 в короне из остатков
волос твоих,
 изрядно на подушки баб траченных!
И средь прочих
старых сухих пеньков
Ты у меня 
словно
Яблонька!

Почто не сжимаешь грозди мои,
 грозди
Аки уши спаниэлевые,
 не взбираешься на пальму сладострастия моего?
Али вконец
усохла культяпка
любострастия твоего?

Звон бубенцов твоих, замерзших от мороза
в минус тридцать
без теплых штанов из
Бумазеи
для меня
 аки звон колоколов и звук кимвала бряцающаго!
Приди,
Приди.
 Ибо я изнемогаю!

Старушня глянула с ужасом
на написанное,
облила письмо слезами, обрызгала письмо любимыми духами,, Красная москва,, бережно хранимыми
с 1916 года,
 ибо письмо выпускницы Смольного
 да и сама выпускница
не должны пахнуть селедкОю!
 
 Меж тем остаток влАс ее
 встал дыбом.
она
сложила из письма самолетик,
подожгла его,
 пустив с крыльца,
подкурила от фломастера, позвонила
с помощью пульта от телевизора,
 сфокусировала глаза в кучку,
и без памяти,
в растрепанных чувствах,
побежала мыть пол
на первом этаже.

А самолетик
летел,
летел
 а на нем было написано:
,, На деревню

ДЕДУШКЕ


Петру 
Ивановичу.



Р. S.

Ежели не нравится рассказ, можете плюнуть мне в левый глаз,


ежели это
 Вас успокоит!