Джорж Эйдж

PEOPLE YOU KNOW

By GEORGE ADE

Illustrated by John T. McCutcheon and Others

MCMIV



Preface

This little book is not supposed to contain any new information. It is made up of plain observations concerning people who live just around the corner. If the reader will bear in mind that only the people who live around the corner are discussed in this volume, there will be no chance for painful misunderstandings. I have no desire to rub the wrong way anyone who proves his true friendship by purchasing a copy of this Work. It may be advisable to explain that these Fables are written in the colloquial American language. The vocabulary employed is one that has become familiar to the ear, although it is seldom seen on the printed page. In other words, this volume contains a shameless amount of slang. If any part of it is unintelligible to the reader, he should be glad that he has escaped what seems to be an epidemic.

THE AUTHOR.



CONTENTS

The Periodical Souse, the Never-Again Feeling and the Ride On the Sprinkling Cart, 13

The Kind of Music That Is Too Good for Household Use, 23

The One or Two Points of Difference Between Learning and Learning How, 26

The Night-Watch and the Would-Be Something Awful, 37

The Attenuated Attorney Who Rang In the Associate Counsel, 46

What Father Bumped Into at the Culture Factory, 54

The Search for the Right House and How Mrs. Jump Had Her Annual Attack, 65


The Batch of Letters, or One Day With a Busy Man, 72

The Sickly Dream and How It Was Doctored Up, 81

The Two Old Pals and the Call for Help, 90

The Regular Kind of a Place and the Usual Way It Turned Out, 99

The Man Who Had a True Friend to Steer Him Along, 107

The Young Napoleon Who Went Back to the Store On Monday Morning, 110

The High Art That Was a Little Too High for the Vulgarian Who Paid the Bills, 119

The Patient Toiler Who Got It in the Usual Place, 129

The Summer Vacation That Was Too Good to Last, 133


How an Humble Beginner Moved from one Pinnacle to Another and Played the Entire Circuit, 142

The Maneuvers of Joel and the Disappointed Orphan Asylum, 149

Two Young People, Two Photographers and the Corresponding School of Wooing, 158

The Married Couple That Went to Housekeeping and Began to Find Out Things, 167

The Samaritan Who Got Paralysis of the Helping Hand, 175

The Effort to Convert the Work Horse Into a High-Stepper, 185

The Self-Made Hezekiah and His Message of Hope to This Year's Crop of Graduates, 194


The Girl Who Took Notes and Got Wise and Then Fell Down, 203

What They Had Laid Out for Their Vacation, 212

The Experimental Couple and the Three Off-Shoots, 215



The Periodical Souse, the Never-Again Feeling and the Ride On the Sprinkling Cart

Once there was an Indian who had a Way of putting on all his Feathers and breaking out of the Reservation.

For three Weeks at a Stretch he gave a Correct Imitation of the Shining Light who passes the Basket and superintends the Repairs on the Parsonage. He was entitled to a Mark of 100 for Deportment. With his Meals he drank a little Polly. After Dinner he smoked one Perfecto and then, when he had put in a frolicsome Hour or so with the North American Review, he crawled into the Hay at 9.30 P.M.

At last he accumulated a Sense of Virtue that was hard to carry around. He was proud of himself when he counted up the number of days during which he had stuck to the Straight and Narrow. It seemed to him that he deserved a Reward. So he decided to buy himself a little Present, something costing about 15 cents. He picked out a First-Class Place where they had Electric Fans and Pictures by the Old Masters. He poured out a Working-man's Size—the kind that makes the Barkeep stop wiping up and look unfriendly for a Moment or two.

Then he remembered that a Bird cannot fly with one Wing, so he gently raised the Index Finger and gave the Prescription Clerk a Look, which in the Sign Language means, "Repeat the Dose."

It is an Historical Fact that when a Man falls backward from the Water Wagon he always lands in a Crowd. The full Stage Setting, the Light Effects and the Red Fire were all ready to make it a Spectacular Affair. Just after he had mowed away No. 2 and had stopped worrying about the Winter's Coal, he began to meet Friends who were dying of Thirst. Then the atmosphere began to be curdled with High Balls and Plymouth Sours and Mint Smashes, and he was telling a Shoe Drummer that a lot of People who had been knocking him would probably be working for him before the Year was out.


For Three Weeks.


Then he found himself in a four-oared Cablet and the Sea became very Rough. There was something out of Whack with the Steering Gear, for instead of bringing up at his Boarding House he found himself at another Rum Parlor. The Man who owned the Place had lost the Key and could not lock up. Here he met several Delegates to a State Convention of a Fraternal Order having for its Purpose the uplifting of Mankind. They wore Blue Badges and were fighting to get their Money into the Cash Register. In a little while he and a red-headed Delegate were up by the Cigar Counter singing, "How can I bear to leave thee?" He put in an Application for Membership and then the next Picture that came out of the Fog was a Chop Suey Restaurant and everybody breaking Dishes.


Brothers.


Soon after, the Lights went out and when he came back to Earth he was lying the wrong way of his Bed with Blue Badges all over him, trying to swallow a Bath Towel, which he afterward discovered was his Tongue. By getting a Leverage under his Head he managed to pry it up and then he sat on the edge of the Bed and called himself Names. He had nothing left over except the Cards given to him by the Brothers from up State somewhere. He had a dim and sneaking Recollection that he had given his address and Phone Number to the whole Tribe and begged them to look him up.

"Not any more in Mine," said he, as he held a Towel under the Faucet. "Not for all of Morgan's would I look at any more of that Essence of Trouble. I wonder if I'll live through the Morning."

That Day he lived on Bromo and Ice, and the only Satisfaction this Life offered was the Fact that he was a Reformed Man.

On the Second Day he could look at Solid Food without having a Spasm. His Hair stopped pulling and he began to speak to the People he met. When asked to step out for a little while, he lost his Temper and made a little Talk on the Subject, proving conclusively that there was Nothing in it.


Never Again!


As he walked homeward in the Dusk he passed the Clubs and Caf;s where those who Drank were rounding up and he felt sorry for them.

"Why can't they pass it up, the same as I do?" he asked himself. "Ah, if only they knew how much more Fun it is to be Respectable."

It was an actual Mystery to him that any one could dally with a Dry Martini while there was a Hydrant on every Corner.

On the third Day he was cracking his Whip and begging People to get up on the Wagon with him. And he said it was a Queer Thing, but he couldn't bear the Sight of it.

While on the fourth Evening he confessed to some nice People he met at a Church Social that at one time he had allowed himself to be coaxed into taking an occasional Nip but he reasoned it all out and decided it was a Bad Thing and simply Chopped it right off. They told him it was wonderful how much Will Power he had and asked him if he ever felt the Old Craving coming back on him, and he said he could see it splashing all around him and not have the faintest Desire to dip in.

He was so stuck on himself that he went around to call on all his Friends who kept it on the Table so that he could wave it to one side and tell how he despised it. He sat there and pitied those who were inhaling it. Every Morning when he arose he would throw kisses to himself in the Glass and exclaim: "Aha! The Head as clear as a Bell this A.M. I'll bet I'm the cleanest and nicest Young Fellow in this Town. Any Girl that picks out a Sober and Steady Man such as I am will certainly be showing good Judgment."

As Narrated at the Beginning, for three weeks he worked hard at the Job of being an Abstainer. And at last he accumulated a Sense of Virtue that weighed over 200 Pounds. He knew that he was entitled to a Reward, so he decided to buy himself a little Present. Just a wee Reminder of by-gone Days and then back to Sarsaparilla. But he fell into a Crowd. There was another State Convention. It had been arranged for him so that he could get a Fresh Start.

MORAL: Life is a Series of Relapses and Recoveries.



The Kind of Music That Is Too Good for Household Use

One Evening a little Flock of Our Best People got together at the Home of a Lady who invariably was first over the Fence in the Mad Pursuit of Culture. She loved to fill her Front Rooms with Folks who wore 7; Hats and read Norwegian Novels that no one else ever heard anything about.

On the Evening already mentioned she had a Cluster of Geniuses on hand. They were expected to Talk for a couple of Hours, so as to work up an Appetite for Neapolitan Ice-Cream and Lady-Fingers. In the course of time they got around to the Topic of Modern Music. All agreed that the Music which seemed to catch on with the low-browed Public was exceedingly punk. They rather fancied "Parsifal" and were willing to concede that Vogner made good in Spots, but Mascagni they branded as a Crab. As for Victor Herbert and J.P. Sousa—back to the Water-Tanks!


They Love It.


A little later in the Game the Conversation began to Sag and it was suggested that they have Something on the Piano. They gathered around the Stack of Music and then Vogner went into the Discard and Puccini fell to the Floor unnoticed and the Classics did not get a Hand. But they gave a Yelp of Joy when they spotted a dear little Cantata about a Coon who earned a Razor and had trouble with his Wife. They sang the Chorus 38 times and the Young Lady wore out both Wrists doing Rag-Time.

MORAL: It is proper to enjoy the Cheaper Grades of Art, but they should not be formally Indorsed.



The One or Two Points of Difference Between Learning and Learning How

In a Red School-House back in the Web-Foot District, it was the Custom to have a Debate every Friday Afternoon. The much-mooted Question as to which does the greater Damage, Fire or Water, had been carefully gone over by the Squabs. Also who was the heftier Proposition, Napoleon or Washington? But the original Stand-by was as follows: "Resolved, that Education is better than Wealth."

The Corporate Interests got many a Whack here in the Knowledge Works. Most of the Children wanted to grow up and be like Galileo. They claimed that mere Wealth could not purchase Happiness. The only genuine Peace of Mind came from being able to call off the Geological Periods with the Eyes closed.


Otis and Bradford.


Here in this little Brain Hatchery were two Kids who were not Mates. One was named Otis and the other was Bradford, or Brad for Short. Otis was the Boy who took the Affirmative side on Friday Afternoon. Ote firmly believed that Learning was the most valuable Asset that a Man could tuck away. Brad was for the Money End of the Game, but when he got up to make his Talk his Vocabulary would become jammed up and caught crossways in the Flue and teacher would motion him back to his Seat. Otis, however, could tell in well-chosen Phrases why the Scholar was a better and happier Man than the Millionaire and so he always received the Vote of the Judges.

Now, Brad was done up but unconvinced. He could not stand up before the District School and tell why it was good policy to corral the Coin, but he had a secret Hunch that it would be no Disgrace for him to go out and do the best he could. Brad had a bull-dog Jaw and large blood-shot Hands and a Neck-Band somewhat larger than his Hat-Band. He jumped the Stockade when they started to teach him Botany. He weighed 180 and he thought he was too large to sit around and count the Petals of the Ox-Eye Daisy when he might be out selling Lightning Rods to the Yaps and making jug-handled Contracts. Accordingly he Dug.

"Bradford is making a great Mistake," said Otis, as he saw his Friend tear from the Institution of Learning. "In order to get a few worldly Chattels right at the jump, he sacrifices his Diploma. I shall be more Foxy. I shall go right on through the High School and then I shall attend College and get a Degree. When I have taken my Degree then I will be the human It. My scholarly Attainments and polished Manner will get me past the Door and into the Inner Circle of the Hot Potatoes. As for Bradford, although it is possible that he shall have combed up a little Currency he will be a mere ordinary, sordid Business Man—not one-two-seven when he tries to stack up against one who has just been delivered of a Thesis on the Correlated Phenomena of Unconscious Cerebration."

While Brad was out in the back Townships short-changing the Farmers and buying 8 per cent. Mortgages, Otis was working his way through College and living on Oatmeal except on Holidays and then Prunes. He was getting round-shouldered and wore Specs and was all gaunted up, but he never weakened. He was pulling for the Laurel Wreath of Scholarship, or in other words, the Degree. After humping it for 4 years he passed his final Exam and the Faculty decided that he was a Bachelor of Arts.

That was the Day when he had the Laugh on Brad.

In the meantime, Bradford had been choking various People and taking it away from them. He had four Salesmen under him and had butted into the Firm, but he was still shy on Botany.

Inasmuch as Otis had been one of the brightest Men in his Class he was offered a position as Instructor in the College at a Salary of $55 a Month with a promise of $5 raise at the end of five Years, if he lived. Otis accepted, because the Outside World did not seem to be clamoring for his Services, even though he was an Authority on the Mezozoic Period and knew all the Diatomes by their First Names.


M.A.


Often while he was burning the Midnight Oil and grinding out Jaw-Breakers, so as to qualify for the Master's Degree, he reflected as follows: "It is true that Brad is making it Hand over Fist and wears $6 Shirts and rides in a State-Room on the Pullman, but he is not a Bachelor of Arts. And some day when he is a Multi-Millionaire I can still look down on him, for then I shall be a Master of Arts. I have known since Childhood that Education is more desirable than Paltry Gold. Although the Newspapers and the General Public do not seem to be with me to any Extent, it is better to hob-nob with the Binomial Theorem than to dally with the Champagne Supper."

In due time the Faculty gave the Degree of M.A. to what was left of Otis and still his Ambition was not satisfied. He wanted to land a Doctor's Degree. He knew that any one who aspired to this Eminent Honor had to be a Pippin. But he hoped that he could make some Contribution to the World of Thought that would jar the whole Educational System and help him to climb to the topmost Pinnacle of Human Greatness.

Professor Otis did the Dig Act year after year. At the age of 49 he was still M.A. and owned a House with a Mortgage on it. In the Meantime there had been revolutionary Changes in the World of Finance. Everything on Earth had been put into a Pool. Each Smooth Citizen who had something that was of no particular use to him went to work and Capitalized it. Brad closed out his Interests for so much Money that any one else would have been ashamed to take it. Then he and some other Buccaneers went down to Wall Street to have fun with several dignified Gentlemen whom Brad described as Them Fly Eastern Mugs. They succeeded in putting the Skids under a number of Persons who did not care to meet them Socially.

When Brad walked around in his Million Dollar Hut he had to step high to avoid stumbling over Bundles of the Long Green; but he never had made any further headway with his Botany.

It happened one Day that Brad was out Moting and he dropped in at the College where his Boyhood Friend was now the Professor of Dipsicology and Plamazzus.

"This is a likely-looking Plant," said Brad, as he sized up the Campus. "I like to encourage these Joints because they help to keep a lot of Young Fellows away from Business Offices. I find that I have here in my Vest-Pocket a measly $50,000 that I have overlooked in changing my Clothes. Give it to the Main Cheese and tell him to have a Laboratory on me."

When the News got out all the sis-boom-ah Boys gave a Parade in their Nighties. The Faculty called a Special Meeting and made Brad a Doctor of Philosophy.

Next Year he put up for a Gym and they made him a Doctor of Divinity.

The Year Following he handed them a Telescope and became an LL.D.


D.D.—LL.D.—Ph.D.


Every time he coughed he was made some new kind of Doctor.

In fact, for a Man with a 6; Hat who did not know the difference between the Pistil and the Stamen he was the most learned Thing in Seven States. Professor Otis was crowded into the Ditch. Sometimes he wonders which of the two has the nub end of the Argument that started in the Red School-House.

MORAL: The Longest Way Around is the Shortest Way to the University Degree.



The Night-Watch and the Would-Be Something Awful

Once there was a full-sized Girl named Florine whose Folks kept close Tab on her. Any night-blooming Harold who presumed to keep the Parlor open after Midnight heard low Voices in the Hallway and then a Rap on the Door. If Florine put on her Other Dress and went to a Hop then Mother would sit up and wait for her, and 1 o'clock was the Outside Limit. Consequently Florine would have to duck on the Festivities just when everything was getting Good. Furthermore she would have to warn Mr. Escort to behave himself when they drew near the House.

"Nothing doing at the Gate," she would say, warningly. "It's Dollars to Dumplings that the Girl Detective is peeking out to get a line on my Conduct. She has her Ear to the Ground about four-thirds of the Time and if any one makes a Move, then Mother is Next. If Father takes a Drink at the Club and then starts Homeward on a fast Trolley, Mother knows all about it when he is still three Blocks from the House. What's more, she is a knowing Bird and can't be fooled by Cloves or these little Peppermint Choo-Choos. The only time when Mother kisses Father is when she wants to catch him with the Goods. Look Out! This is our Corner."

As soon as they had landed at the Gate, little Florine would say in loud, clear Tones that would carry as far as the Sitting-Room Window, "Oh, Mr. Gilblitz, I have had a most charming Evening, and I wish to thank you most heartily."

Whereupon the Escort, standing 8 Feet away, with his Concertina Hat in his Hand and the Face in the Moonlight beaming with child-like Innocence, would come back thusly: "It's awfully good of you to say that. Good Night."


Florine.


After which, Mother was supposed to believe that they had been 8 feet apart all Evening. But Mother was Canny and up to Snuff, with a Memory that reached back at least 25 Years. These little One-Act Plays under the Window did not throw her off for any part of a Minute. Before Florine turned in she was Cross-Examined and required to tell with whom she had danced, and why and how often and what he said. Occasionally the Daughter worked the Mental Reservation. In other Words, she held out on Mother. She said that she had sat out most of the Numbers, but she admitted going through a Square Dance with the Young Man who passed the Plate at the Episcopal Church.

At which Mother would wink the Off Eye and murmur, "Is that so?" with the Loud Pedal on the "That." Also something about being more than Seven.

One of Florine's Ancestors on Mother's Side happened to be on Earth at the time of the Revolution, and Father often spoke of a Second Cousin who had been in Congress until the District tumbled to him. Because of this Current of Blue Blood racing in her Veins, Florine was supposed to be a trifle Classy and Mother was always afraid that she might get Thumb-Marks on the Family Escutcheon. Therefore Florine was forbidden to work up a Calling Acquaintance with any of the Hoi Polloi, which is Greek for Selling-Platers. According to Mother, there were only about 8 Families in Town that really belonged and some of them didn't Belong enough to hurt. Florine found herself cut out of many a Good Time because the Chaperon for the Occasion chanced to be related to some one who had been in the Liquor Business.

Florine was up against it ever so Hard. She had to go out in the Grape Arbor when she wanted to chew Gum, and she kept her Reading Matter under the Mattress. Nearly every high-speed Bachelor in Town had been forbidden the Premises because of the Stories that were going around. The kind that Mother approved were of the Lilac Division with White Puff Ties and their Hair glued down. They talked about Choir Practice and sometimes, when they were sufficiently wrought up, they played Charades.

The only Chance that Florine had to mingle with the Popular Boys was to go down Town in the Afternoon and just happen to meet one of them at the Ice-Cream Parlor. Florine learned to be quite a Happener. But on the way home she would have to fix up a few Jules Vernes for the Old Lady in the Watch Tower. Mother knew that it didn't take 4 Hours to be measured for a Shirt Waist.

"Wait until I get Married," Florine would say. "I'll make that 20-hour Flyer look like a Steam-Roller. If Mother doesn't let up on me, I'll learn to smoke Cigarettes."

At times she was so Desperate that she was ready to join a Troupe or elope with a Drummer. She wanted to get out among the Bright Lights and hear the Band play. And she knew that she couldn't turn Flip-Flops and break Furniture and play Rag-Time along after Midnight until she had become a Respectable. Married Woman. So she had her Distress Signal out and used to drop very Broad Hints, when she was chatting with the Lads who happened to be in the Soda-Water Resort when she dropped in. They liked Florine for Keeps, but when one of them thought of clinching with old Eagle-Eye, the Family Sleuth, he weakened.


The Night-Watch.


Florine would have remained a Dead Card if she had not gone on a Visit to a neighboring City where she bumped into the Town Trifler. He had a Way of proposing to every Girl the first time he met her. It always seemed to him such a cordial Send-Off for a budding Friendship. Usually the Girl asked for Time and then the two of them would Fiddle around and Fuss and Make Up and finally send back all the Letters and that would be the Finish. Florine fooled the foxy Philander. The Moment he came at her with the Marriage Talk she took a firm Hold and said, "You're on! Get your License to-morrow morning. Then cut all the Telegraph Wires and burn the Railroad Bridges."

They were Married, and, strange as it may appear, Mother immediately resigned her Job as Policeman and said: "Thank goodness, I've got you Married Off! Now you can do as you please."


When Florine found that she could do as she pleased she discovered that there wasn't very much of anything to do except Settle Down. After about seven Chafing-Dish Parties she expended her whole Stock of pent-up Ginger and now she is just as Quiet as the rest of us.

MORAL: Any System is O.K. if it finally Works Out.



The Attenuated Attorney Who Rang In the Associate Counsel

Once there was a sawed-off Attorney who had studied until he was Bleary around the Eyes and as lean as a Razor-Back. He knew the Law from Soup to Nuts, but much learning had put him a little bit to the Willies. And his Size was against him. He lacked Bellows.

He was an inconspicuous little Runt. When he stood up to Plead, he came a trifle higher than the Chair. Of the 90 pounds he carried, about 45 were Gray Matter. He had Mental Merchandise to burn but no way of delivering it.

When there was a Rally or some other Gabfest on the Bills, the Committee never asked him to make an Address. The Committee wanted a Wind-Jammer who could move the Leaves on a Tree 200 feet distant. The dried-up Lawyer could write Great Stuff that would charm a Bird out of a Tree, but he did not have the Tubes to enable him to Spout. When he got up to Talk, it was all he could do to hear himself. The Juries used to go to sleep on him. He needed a Megaphone. And he had about as much Personal Magnetism as an Undertaker's Assistant.

The Runt lost many a Case because he could not Bark at the Jury and pound Holes in a Table. His Briefs had been greatly admired by the Supreme Court. Also it was known that he could draw up a copper-riveted Contract that would hold Water, but as a Pleader he was a Pickerel.

At one time he had an Important Suit on hand, and he was Worried, for he was opposed by a couple of living Gas Engines who could rare up and down in front of a yap Jury for further Orders.

"I have the Law on my Side," said the Runt. "Now if I were only Six-Feet-Two with a sole-leather Thorax, I could swing the Verdict."

While he was repining, in came a Friend of his Youth, named Jim.

This Jim was a Book-Agent. He was as big as the Side of a House. He had a Voice that sounded as if it came up an Elevator Shaft. When he folded his Arms and looked Solemn, he was a colossal Picture of Power in Repose. He wore a Plug Hat and a large Black Coat. Nature intended him for the U.S. Senate, but used up all the Material early in the Job and failed to stock the Brain Cavity.

Jim had always been at the Foot of the Class in School. At the age of 40 he spelled Sure with an Sh and sank in a Heap when he tried to add 8 and 7. But he was a tall Success as a Book Pedler, because he learned his Piece and the 218 pounds of Dignified Superiority did the Rest.

Wherever he went, he commanded Respect. He could go into a strange Hotel and sit down at the Breakfast Table and say: "Please pass the Syrup" in a Tone that had all the majestic Significance of an Official Utterance. He would sit there in silent Meditation. Those who sized up that elephantine Form and noted the Gravity of his Countenance and the fluted Wrinkles on his high Brow, imagined that he was pondering on the Immortality of the Soul. As a matter of fact, Jim was wondering whether he would take Ham or Bacon with his Eggs.

Jim had the Bulk and the awe-inspiring Front. As long as he held to a Napoleonic Silence he could carry out the Bluff. Little Boys tip-toed when they came near him, and Maiden Ladies sighed for an introduction. Nothing but a Post-Mortem Examination would have shown Jim up in his True Light. The midget Lawyer looked up in Envy at his mastodonic Acquaintance and sighed.

"If I could combine my Intellect with your Horse-Power, I would be the largest Dandelion in the Legal Pasture," he said.

Then a Happy Idea struck him amidships.

"Jim, I want you to be my Associate Counsel," he said. "I understand, of course, that you do not know the difference between a Caveat and a Caviar Sandwich, but as long as you keep your Hair combed the way it is now and wear that Thoughtful Expression, you're just as good as the whole Choate Family. I will introduce you as an Eminent Attorney from the East. I will guard the Law Points and you will sit there and Dismay the Opposition by looking Wise."

So when the Case came up for Trial, the Runt led the august Jim into the Court Room and introduced him as Associate Counsel. A Murmur of Admiration ran throughout the Assemblage when Jim showed his Commanding Figure, a Law Book under his Arm and a look of Heavy Responsibility on his Face. Old Atlas, who carries the Globe on his Shoulders, did not seem to be in it with this grand and gloomy Stranger.

For two hours Jim had been rehearsing his Speech. He arose.

"Your Honor," he began.

At the Sound of that Voice, a scared Silence fell upon the Court Room. It was like the Lower Octave of a Pipe Organ.

"Your Honor," said Jim, "we are ready for Trial."

The musical Rumble filled the Spacious Room and went echoing through the Corridors. The Sound beat out through the Open Windows and checked Traffic in the Street. It sang through the Telegraph Wires and lifted every drooping Flag.


Learned Colleague.


The Jurors turned Pale and began to quiver. Opposing Counsel were as white as a Sheet. Their mute and frightened Faces seemed to ask, "What are we up against?"

Jim sat down and the Trial got under way.

Whenever Jim got his Cue he arose and said, "Your Honor and Gentlemen of the Jury, I quite agree with my learned Colleague."

Then he would relapse and throw on a Socrates Frown and the Other Side would go all to Pieces. Every time Jim cleared his Throat, you could hear a Pin drop. There was no getting away from the dominating Influence of the Master Mind.

The Jury was out only 10 Minutes. When the Verdict was rendered, the Runt, who had provided everything except the Air Pressure, was nearly trampled under foot in the general Rush to Congratulate the distinguished Attorney from the East. The Little Man gathered up his Books and did the customary Slink, while the False Alarm stood in awful Silence and permitted the Judge and others to shake him by the Hand.

MORAL: An Associate Counsel should weigh at least 200 Pounds.



What Father Bumped Into at the Culture Factory

A Domestic Team had a Boy named Buchanan who refused to Work, so his Parents decided that he needed a College Education. After he got that, he could enter a Learned Profession, in which Work is a mere Side-Issue.

The Father and Mother of Buchanan sent to the College for a Bunk Catalogue. The Come-On Book had a Green Cover and it was full of Information. It said that the Necessary Expenses counted up about $180 a year. All Students were under helpful and moral Influences from the Moment they arrived. They were expected to hit the Mattress at 10 P.M., while Smoking was forbidden and no one could go to Town except on a Special Permit.

"This is just the Place for Buchanan," said his Mother. "It will be such a Comfort to know that Son is in his Room every Evening."

Accordingly Buchanan was supplied with six Shirts, two Suits of everything, a Laundry-Bag, a Pin-Cushion, a Ready-Repair Kit and a Flesh Brush, and away he rode to the Halls of Learning. He wrote back that he was Home-Sick but determined to stick out because he realized the Advantages of a College Education. He said his Eyes hurt him a little from Reading at Night and he had to buy a great many Extra Books, but otherwise he was fine and fancy. Love to all and start a little Currency by the first Mail.

After Buchanan had been toiling up the Hill of Knowledge for nearly two Months, and sending hot Bulletins back to the Old Folks, his Father decided to visit him and give him some Encouragement.

"The Poor Boy must be lonesome down there among all those Strangers," said Father. "I'll drop in on him and brighten him up."

So Father landed in the College Town and inquired for Buchanan, but no one had heard of such a Person.

"Perhaps you mean 'Old Buck,'" said a Pale Youth, with an ingrowing Hat. "If he's the Indian you want to see, I'll show you where he hangs out."

The Proud Parent was steered to a faded Boarding House and found himself in a Chamber of Horrors that seemed to be a Cross between a Junk-Shop and a Turkish Corner. Here he found the College Desperado known as "Old Buck," attired in a Bath-Robe, plunking a stingy little Mandolin and smoking a Cigarette that smelled as if somebody had been standing too close to the Stove.

"Hello, Guv," said the Seeker after Truth. "Wait until I do a Quick Change and we'll go out and get a few lines of Breakfast."

"Breakfast at 2 P.M.?" inquired Father.

"We had a very busy Night," explained Buchanan. "The Sophomores have disputed our Right to wear Red Neckties, so last night we captured the President of the Soph Class, tied him to a Tree and beat him to a Whisper with a Ball Bat. Then we started over to set fire to the Main Building and we were attacked by a Gang of Sophs. That is how I happened to get this Bum Lamp. Just as he gave me the knee, I butted him in the Solar Plexus. He's had two Doctors working on him ever since. And now the Freshies are going to give me a Supper at the Dutch Restaurant to-morrow Night and there is some Talk of electing me Class Poet. So you see, I am getting along fine."




Souvenirs.


"You are doing Great Work for a Mere Child," said the Parent. "If you keep on, you may be U.S. Senator some day. But tell me, where did you get all of these Sign-Boards, Placards, Head-stones and other Articles of Vertu?"

"I swiped those," replied the Collegian. "In order to be a real Varsity Devil, one must bring home a few Souvenirs every Night he goes out. If the Missionaries did it, it would be called Looting. If the Common People did it, it would be called Petit Larceny. But with us, it is merely a Student Prank."

"I understand," said Father. "Nothing can be more playful than to nail a Tombstone and use it for a Paper-Weight."

"Would you like to look around the Institution?" asked Buchanan.


"Indeed, I should," was the Reply. "Although I have been denied the blessed Privileges of Higher Education, I love to get into an Atmosphere of four-ply Intellectuality and meet those Souls who are above the sordid Considerations of workaday Commercialism."

"You talk like a Bucket of Ashes," said the Undergraduate. "I'm not going to put you up against any Profs. Follow me and I'll fix it so that you can shake Hands with the Guy that eats 'em alive. I'll take you over to the Corral and show you the Wild-Cats. They've been drinking Blood all Morning and are feeling good and Cagey. About 3 o'clock we turn them out into the Arena and let them plow up the Turf."

"Is this a College or a Zoo?" asked the Parent.

"I refer to the Squad," said Buchanan. "We keep about 40 at the Training Table all of the time, so that no matter how many are killed off, we will always have 11 left. We have a Centre Rush who weighs 238, and you wouldn't dent him with a Hatchet. We caught him in the Woods north of Town and brought him down here. He is taking a Special Course in Piano Music two hours a Week and the rest of the Time he is throwing Substitutes down and biting them on the Arm."

Buchanan and his trembling Parent sat at the edge of the Gridiron and watched the Carnage for a while. Buchanan explained that it was merely Friendly Practice.

That Evening the Son said: "Father, you can stay only a Little While and I want to give you a Good Time while you are here. Come with us. We are going down to the Opera House to put a Show on the Bum. One of the first things we learn at College is to kid the Troupers. It is considered Great Sport in these Parts. Then, if any one gets Pinched, we tear down the Jail, thereby preserving the Traditions of dear old Alma Mater."

"Does the Faculty permit you to be guilty of Disorderly Conduct?" asked the Parent.


Friendly Practice.


"Any one who goes against the Faculty single-handed is a Fink," replied Buchanan. "We travel 800 in a Bunch, so that when the Inquest is held, there is no way of finding out just who it was that landed the Punch. Anything that happens in a College Town is an Act of Providence. Now come along and see the American Youth at Play."

They found their way to the Temple of Art. When the Chemical Soubrette started in to sing "Hello, Central, give me Heaven," they gave her just the Opposite of what she was demanding. A few Opera Chairs were pulled up by the Roots and tossed on the Stage, merely to disconcert the Artiste. When the House Policeman came he was hurled 30 Feet into the Air and soon after that the Show broke up. The Student Body flocked out and upset a Trolley Car, and then they went homeward in the Moonlight singing, "Sweet Memories of College Days, La-la! La-la!"

Father's Hat was caved in and he was a trifle Bewildered, but he managed to observe that the Boys were a trifle Boisterous when they got a Fair Start.

"Oh, yes; but they don't Mean anything by it," explained Buchanan.


Preserving the Traditions.


"I hope they will explain that to the House Policeman as soon as they get him to the Hospital," said the Parent. "Otherwise, he might misconstrue their Motives."

Next Day, when he went back, he told Mother not to worry about Buchanan, as he seemed to have a full and sympathetic Grasp on the true Inwardness of Modern Educational Methods.

MORAL: Attend to the Remittances and Son will do the Rest.



The Search for the Right House and How Mrs. Jump Had Her Annual Attack

Once there was a Family called Jump that had sampled every Ward within the Corporation Limits.

The Jumps did a Caravan Specialty every time the Frost went out of the Ground.

When the Sarsaparilla Ads began to blossom, and the Peach Crop had been ruined by the late Cold Snap and the Kids were batting up Flies in the Lot back of the Universalist Church, and a Barrel-Organ down Street was tearing the Soul out of "Trovatore"—these were the Cues for Mrs. Jump to get her Nose into the Air and begin to champ at the Bit.

Mother was a House-Hunter from away back. She claimed to be an Invalid eleven months out of the Year and took Nerve Medicine that cost $2.00 a Bottle. Just the same when April hove into view and Dame Nature began to stretch herself, then Mother put on her Short Skirt and a pair of Shoes intended for a Man and did a tall Prance.

She was good for 12 hours a Day on any kind of Pavements. With her Reticule loaded full of "To Let" Clippings, she hot-footed from Street to Street. Every time she struck a Fresh Trail she broke into a Run.

Mother was looking for a House that had twice as many Closets as Rooms and a Southern Exposure on all four sides.

She had conned herself into the Belief that some day she would run down a Queen Anne Shack that would be O.K. in all Particulars.

In the Magazine that came every Month she had seen these Dream-Pictures of Palaces that can be put up for $1,500.00, if you steal your Materials.

She had gazed at the Bunco Illustration of the swell Structure with bushy Trees dotting the Lawn and a little Girl rolling a Hoop along the Cement Side-Walk and she had set her Heart on that kind of a Home.

Mother loved to study the Plans and count the Bath-rooms and figure on Window Seats and what kind of Curtains to put in the Guest Chamber.


May 1st.


Every Spring she found the Place she had been seeking and gave a Grand Signal for the whole Outfit to begin packing up. Those were the bright vernal Days when Mr. Jump got all that was coming to him. Mr. Jump was a Man, therefore any old kind of a Hut suited him. For eight years before starting on his continuous Tour with Mother, he had roomed over a Drug Store.

His Apartment had been one of those delectable Man-Joints where Women never butted in to hide things and give the whole Place a Soapy Smell.

The Sweepings went under the Bed, so as not to litter up the Hallway.

Once a Year he had a House-Cleaning. That is to say, he employed a Colored Man to beat the Rugs, which had to be separated from the Floor by means of a Shovel.

Inasmuch as Women never came in to straighten up, he knew where to find everything. He knew it was somewhere in the Room and all he had to do was to excavate until he found it.

Then he hooked up with Laura so as to get a real Home and she gave him a new one every Year.

Mr. Jump soon discovered that, although every Man is the Architect of his own Fortune, the Wife usually superintends the Construction.

When Mrs. Jump made her Spring Announcement that they would move to another House, he did a deal of Kicking, but he always went into the Wood Shed to do it. He sassed her inwardly, but not so that she could hear.

She was a Wonder at framing up Reasons for hurling the Lease back at the Landlord.

One Year she quit because the Owner papered the Upstairs with a Jay Pattern that cost only 15 cents a Bolt. Another time the Family next door kept Chickens. Usually the Children across the Alley were not fit Associates for their own little Brood.

One Time she quit on account of a Cockroach. She saw it scoot across the Pantry and that afternoon she headed for a Renting Agency.

Father suggested that instead of vacating in favor of the Cockroach, they offer a reward of $100 for its Capture, dead or alive, and thereby save a little Money, but she refused to listen.

If the Plumbing wasn't out of Whack, the Furnace required too much Coal or else the Woman across the Street had been divorced too many times.

If they squatted in a low-down Neighborhood, Mrs. Jump was ashamed to give her Address to Friends in the Congregation.



Therefore, every May 1st, something Red and about the size of a Caboose backed up to the Jumps'. Several husky Boys began throwing Things out of the Windows.


Father did a Vanishing Act. When it came to lifting one corner of a Piano or hanging Pictures he was a sad Bluff and he knew it.

"How about Paradise?" he asked one day. "I understand that inside of the Pearly Gates, each Family has Permanent Quarters. There are no Folding Beds to juggle down Back Stairways, no Picture Cords to Shorten, no Curtain Poles to saw off, no Book Cases to get jammed in Stairways. I am sure there will be no Piano Movers, for I have heard their Language. Do you think you can be happy in the Promised Land?"

"It will depend entirely on whether or not the Rugs fit," she replied.

"Let us hope for the Best," said Mr. Jump.

MORAL: The Queen of the May is usually a Woman.



The Batch of Letters, or One Day With a Busy Man

One Morning an energetic little Man who had about a Ton of Work piled up on his Desk came down Town with a Hop, Skip and Jump determined to clean up the whole Lay-Out before Nightfall.

He had taken eight hours of Slumber and a cold Dip in the Porcelain. After Breakfast he came out into the Spring Sunshine feeling as fit as a Fiddle and as snippy as a young Colt.

"Me to the Office to get that Stack of Letters off my Mind," said the Hopeful Citizen.

When he dashed into the Office he carried 220 pounds of Steam and was keen for the Attack.

A tall Man with tan Whiskers arose from behind the roll-top Desk and greeted him.

"How are you feeling this Morning?" asked the Stranger.

"Swell and Sassy," was the Reply.


"And yet, to-morrow you may join the Appendicitis Colony and day after to-morrow you may lie in the darkened Front Room with Floral Offerings on all sides," said the Stranger. "What you want is one of our non-reversible, twenty-year, pneumatic Policies with the Reserve Fund Clause. Kindly glance at this Chart. Suppose you take the reactionable Endowment with the special Proviso permitting the accumulation of both Premium and Interest. On a $10,000 Policy for 20 Years you make $8,800 clear, whether you live or die, while the Company loses $3,867.44 as you can see for yourself."

"This is my—" began the Man.

"Or, you may prefer the automatic tontine Policy with ball-bearings," continued the Death Angel. "In this case, the entire Residue goes into the Sinking Fund and draws Compound Interest. This is made possible under our new System of reducing Operating Expenses to a Minimum and putting the Executive Department into the Hands of well-known New York Financiers who do not seek Pecuniary Reward but are actuated by a Philanthropic Desire to do good to all Persons living west of the Alleghenies."

"That will be about all from you," said the Man. "Mosey! Duck! Up an Alley!"

"Then you don't care what becomes of your Family?" asked the Stranger, in a horrified Tone.

"My Relatives are collecting all of their Money in Advance," said the Man. "If they are not worrying over the Future, I don't see why you should lose any Sleep."

So the Solicitor went out and told every one along the Street that the Man lacked Foresight.

At 9.30 o'clock the industrious little Man picked up letter number 1 and said to the Blonde Stenographer, "Dear Sir."

At that moment the Head of the Credit Department hit him on the Back and said he had a Good One. It was all about little Frankie, the Only Child, the Phenom, the 40-pound Prodigy.


The New House.


In every large Establishment there is a gurgling Parent who comes down in the Morning with a Story concerning the incipient Depew out at their House. It seems that little Frankie has been told something at Sunday School and he asked his Mother about it and she told him so-and-so, whereupon the Infant Joker arose to the Emergency and said: and then you get it, and any one who doesn't laugh is lacking in a Finer Appreciation of Child Nature. The Busy Man listened to Frankie's Latest and asked, "What's the Rest of it?"

So the Parent remarked to several People that day that the Man was sinking into a crabbed Old Age.

At 10 A.M. the Man repeated "Dear Sir" and a Voice came to him, remarking on the Beauty of the Weather. A Person who might have been Professor of Bee-Culture in the Pike County Agricultural Seminary, so far as make-up was concerned, took the Man by the Hand and informed him that he (the Man) was a Prominent Citizen and that being the case he would be given a Reduction on the Half-Morocco Edition. While doing his 150 Words a Minute, he worked a Kellar Trick and produced a large Prospectus from under his Coat. Before the Busy Man could grab a Spindle and defend himself, he was looking at a half-tone Photo of Aristotle and listening to all the different Reasons why the Work should be in every Gentleman's Library. Then the Agent whispered the Inside Price to him so that the Stenographer would not hear and began to fill out a Blank. The Man summoned all his Strength and made a Buck.

"I don't read Books," he said. "I am an Intellectual Nit. Clear Out!"

So the Agent gave him a couple of pitying Looks and departed, meeting in the Doorway a pop-eyed Person with his Hat on the Back of his Head and a Roll of Blue Prints under his Arm. The Man looked up and moaned. He recognized his Visitor as a most dangerous Monomaniac—the one who is building a House and wants to show the Plans.

"I've got everything figured out," he began, "except that we can't get from the Dining Room to the Library without going through the Laundry and there's no Flue connecting with the Kitchen. What do you think I'd better do?"

"I think you ought to live at a Hotel," was the reply.

The Monomaniac went home and told his Wife that he had been insulted.

At 11.30 came a Committee of Ladies soliciting Funds for the Home for the Friendless.

"Those who are Friendless don't know their own Luck," said the Busy Man, whereupon the Ladies went outside and agreed that he was a Brute.

At Noon he went out and lunched on Bromo Seltzer.

When he rushed back to tackle his Correspondence, he was met by a large Body of Walking Delegates who told him that he had employed a non-union Man to paint his Barn and that he was a Candidate for the Boycott. He put in an Hour squaring himself and then he turned to the Stenographer.

"How far have we got?" he asked.

"'Dear Sir,'" was the Reply.


The Committee.


Just then he got the Last Straw—a bewildered Rufus with a Letter of Introduction. That took 40 Minutes. When Rufe walked out, the Busy Man fell with his Face among the unanswered Letters.

"Call a Cab," he said.

"The 'Phone is out of order," was the Reply.

"Ring for a Messenger," he said.

She pulled the Buzzer and in 20 minutes there slowly entered a boy from the Telegraph Office.

The Man let out a low Howl like that of a Prairie Wolf and ran from the Office. When he arrived at Home he threw his Hat at the Rack and then made the Children back into the Corner and keep quiet. His Wife told around that Henry was Working too hard.

MORAL: Work is a Snap, but the Intermissions do up the Nervous System.



The Sickly Dream and How It Was Doctored Up

One Day a pure white Soul that made Sonnets by hand was sitting in his Apartment embroidering a Canto. He had all the Curtains drawn and was sitting beside a Shaded Candle waiting for the Muse to keep her Appointment. He wore an Azure Dressing-Gown. Occasionally he wept, drying his Eyes on a Salmon Pink Handkerchief bordered with yellow Morning Glories. Any one could tell by looking at him that he was a delicate Organism and had been raised a Pet.

Presently he put his left Hand to his Brow and began to indite with a pearl-handled Pen on Red Paper. Then there was a Ring at the Bell.

"Oh, Fudge!" said the Author. "That distressing Sound! And just when I was beginning to generate Ethereal Vapor. Hereafter I shall order the vulgar Tradespeople to deliver all Marshmallows at the Servants' Entrance."

He began to write again, reviving himself at the end of each Word, by means of Smelling Salts. He did not see the Artist standing in the Doorway.

The Artist was a muscular Person with an Ashen Complexion and a Suit that was not large enough to show the entire Pattern. He carried a Bludgeon with a Horse's Head on it. In order to attract the Attention of Mr. Swinburne, he whistled through his Teeth, whereupon the Author jumped over the Table and fell among the Rugs, faintly calling "Mother! Mother!"

"Cut it out!" exclaimed the Artist. "What's matter? Huh?"

"Oh, how you startled me," said the Author sitting up among the Rugs. "Just as you came in I was writing about the Fays and the Elfins. I was in the deep Greenwood, the velvet Sward kissing my wan Cheek and the Leaves whispering overhead."


The Author.


"I see," said the Artist. "A Dark Change from an Interior to a Wood Set. That's all right if you can do it quick. Who did you say you was doing it for—the Fays?"

"I mentioned the Fays and Elfins," replied the Author.

"I've heard of the Fays," said the Artist. "They're out on the Orpheum Circuit now. But the Elfins—no. What kind of a Turn do they do?"

"Ah, the Elfins!" said the Author. "They dance in the Moonlight and skip from Tree to Tree.

"Acrobatic Stuff with Light Effects, eh? Well, you're on a couple of Mackerels. I never see any Benders that could get away with a Talking Act. You want to give your Piece to somebody that can Boost you. You write a good gingery Skit for me and Miss Fromage and we'll put your Name on a Three-Sheet in Letters big enough to scare a Horse."

"I gather from the somewhat technical Character of your Conversation, my dear sir, that you are associated with the Drama," said the Author.


"Is it a Kid?" asked the Artist. "Wuzn't you ever in Front? Don't you look at the Pictures in the Windows? I'm Rank, of Rank and Fromage. Miss Fromage is the other half this Season, and if you seen her a Block off you'd say, 'Is it or ain't it Lillian Russell?' We've just closed with McGoohan's Boisterous Burlesquers. We was so strong that we killed the rest of the Bill, so we got the Blue Envelope. Now they're using all our Business, including the Gag about the Custard Pie."

"To what am I indebted for the Honor of this Visit?" asked the Author.

"I heard that you was a Litry Mug and I'm around here to see you about a Sketch for me and Miss Fromage. The one I've got now is all right, but in it I've got to eat 8 hard-boiled Eggs, and with 4 shows a Day that's askin' too much of any Artist. This Sketch was wrote for us by the Man that handles the Transfer Baggage at Bucyrus. He fixed it up while we was waitin' for a Train. I've been using it since 1882 and it goes just as strong as ever, but I like to get new Stuff once in a while. So I want you to fake up something that'll kill 'em right in their Seats. Here's the Scenario: My Wife's a Society Girl and I'm supposed to be a Dead Swell that's come to take her to a Masquerade. With that to work on, all you need to do is to fill in the Talk."

"I have recently prepared a One-Act Play, but I am not sure that it will meet your Requirements," said the Author. "It is called 'The Language of Flowers.' There are three Characters in the Play—a young Shepherd named Ethelbert, the Lady Gwendolin and a Waiting Maid."

"We couldn't carry three People," said the Artist. "You'd better use a Dummy instead of the Hired Girl. I do an awful funny Wrassle with a Dummy. Go ahead and slip me the Plot."

"It is an idyllic Thing," said the Author. "Ethelbert is in love with Gwendolin, but he is not certain that his Love is reciprocated. So he sends her the Flowers. The waiting-maid brings them into the Bower where Lady Gwendolin is seated and with them a Scroll of Verses from Ethelbert. The Lady Gwendolin unrolls the Scroll and reads:

"'Traced in the Veins of the Petals

Are the Lines I fain would speak

And breathing low in the perfumed Leaves

Is the Name—'"


"Hold on," said the Artist. "That's a Cinch. Have a Stage-Hand come on with the Flowers. Lottie says, 'I know who sent these,' and so on and so on, and his Nobs gets off. Then her alone with the big arm-load of Hollyhawks, that I'm supposed to be sendin' her—savvy? She says, 'Well, there's no three ways about it, I've got this Gazabo dead to Rights.' She goes on to talk about Me, leading up to her song, 'John L. will be our Champion once again.' Bing! The Door-Bell rings. Then, me on quick, see? I've thought out a Make-Up that's sure to get a Holler the Minute I come on. I wear a pair of Pants made out of Tin Foil, a Fur Coat with Lace around the Bottom and on my Head I wear a Coal-scuttle with some Sleigh-Bells fastened to it. As I come down Stage I make some crack about just escapin' from a Business College. When I see the Doll, I go over and slap her on the Back, pull out a Sprinklin' Can and water the Flowers. You'll have to fix me up a Line to introduce the Sprinkler. As soon as she sees me, she gets stuck, so she hands me one of the Flowers. I say, 'Ah, a night-blooming Pazizum'—then I take a Salt-Cellar out of my Vest and shake some Salt on the Flower and eat it. I done that with a Piece called 'A Boiled Dinner,' and it always went big. When she sees me eat the Flower, that makes her sore, understand? She comes at me with a right-hand Pass. I fall over a Chair and do a Head Spin. You fix up a strong Line for me just as I go over the Chair. Then—What's the matter, Cull? Here, Bud, open your Eyes!"

The Author had fallen in a Heap on the Antique Writing Desk. "Hully Chee!" exclaimed the Artist. "He's Croaked."

MORAL: A Classic is never Safe Except in the Church Parlor.



The Two Old Pals and the Call for Help

Once there was a Married Man who had two Friends whom he had not given up, even to oblige the Missus. They were two Men whom he had known since Boyhood's Happy Days away back in Sleepy Hollow. Once in a while the Man would have the Two around to the House for Dinner.

Of these two Friends, one was a Gusher and the other a Grouch.

The Gusher was eternally bubbling over with Compliments and Kind Wishes. Whenever he met an Acquaintance he handed him a rhetorical Yard of Daisies and then smeared him with Sweet Endearments. His talk never had any specific Purport. It was unadulterated Con. The Gusher should have been in the Diplomatic Service. One of his hot Specialties was to get up at Dinner Parties and propose Toasts. He would hot-air the Ladies until they flushed Crimson from the Joy of being hot-aired. Even if the Speech was known to be cut-and-dried Blarney, it never failed to swell the Adorable Creatures, as he called them.


The Gusher.


He had a pump-handle Shake for every Man he met, and after the second Day he called him Old Fellow and inquired as to his Health in a Tone of trembling Solicitude and picked little pieces of Lint off his Coat.

"I know it's Guff," the Man would say after the Gusher had passed on, "but my Stars! He can ladle out that Soothing Syrup and never spill a Drop."

The Grouch, on the other Hand, gave a correct Imitation of a Bear with a Sore Toe. His Conversation was largely made up of Grunts. He carried a Facial Expression that frightened little Children in Street Cars and took all the Starch out of sentimental Young Ladies. He seemed perpetually to carry the Hoof-Marks of a horrible Nightmare. Some said that he had been Blighted in Love and had soured on the Universe. Others imagined that his Liver was out of Whack. At any rate, he was shy on Sweetness and Light. His Dial suggested a Map of the Bad Lands and he was just out of Kind Words. He could Knock better than he could Boost.

When the Gusher would arise at the Dinner Table to blow Bubbles and distribute Candy, the Grouch would slide down in his Chair until he was resting on his Shoulder Blades. He seemed to have a Calomel Taste in his Mouth as he listened to the musical drip of the Mush-and-Milk. That kind of Language went with some People, but nix for Sweeney!

The Wife of the Married Man liked the Gusher and tolerated the Grouch.

Every time the Gusher came into the Flat, he held her Hand a little longer than necessary and looked into her Hazel Eyes and told her she was becoming Younger and more Charming every Day. After a Woman turns the 30 Corner, those Speeches are worth a Dollar a Word, because she finds herself Guessing at times. Husband never was jealous. He knew that the Gusher told every Woman the same thing, playing no Favorites.

When the Grouch came to see them, he said "How are you?" and then began to kick on the Weather and tell about his Rheumatism. One thing was certain. The Grouch never would break up any Happy Homes. And it was predicted that he would never get a Wife unless he took her on a Mortgage.

Every Husband has a few Friends who come in for hard Raps from the Wife. And the Grouch got all that was coming to him. She used to declare up and down that she was going to break his Plate and revoke his License. Husband would remind her that he and the Grouch had roomed together at College and done the Comrades Act ever since they were Boys. He would assure her that the Grouch was a Good Fellow, but you had to know him thirty or forty years before you found it out. He would smooth her down and straighten out her Feathers and she would agree to give the Grouch just one more Chance.


The Grouch.


It came about that one Year the Married Man got Gay and swam out to where it was over his Head. In his keen Anxiety to enlarge his Business he took on about three Tons of Liabilities. Ninety days make but a fleeting Span when Notes are falling due. One day the Married Man found himself hanging on the edge of the Gully, with a Choice of jumping to the Rocks below or waiting to be Scalped. It was not a dignified thing to do, but he had to yell for Assistance and yell plenty.

He hot-footed to the Gusher, friend of his Youth and God-Father to his Children. He explained that his Heels were beating a Tattoo on the Ragged Edge of Insolvency, and unless he could raise the Wind, it meant a Receiver over at the Works, his Credit evaporated and the Pianola to the Hock-Shop.

The Gusher listened with Tears in his Eyes. In a Voice all choked with Sobs he tendered his Sympathy and his Sincere Hope that all would yet be Well. He told him it grieved him to see a Friend go under the Rollers. It tore his Heart. It did for sure. In fact it had so upset him that he would have to go out into the Air. So he did an Olga Nethersole Exit with one Hand over his streaming Eyes, and the life-long Friend sat there with Salt Water spattered all over him and nothing in his Hand.

As soon as he had dried his Clothes he went to the Grouch and candidly owned up that he was on the Waiting List for the Poor House unless he could borrow enough to tide him over.

As might have been expected, the Grouch began to Roast him. He told him that he didn't have as much Business Gumption as a Belgian Hare and a Chump who would walk into Debt with his Eyes open deserved to get it right in the Collar.

"If you're looking for Sympathy, you've barked up the wrong Tree," said the Grouch.

"I'm not," was the Reply. "I've just received enough Sympathy to last me all Winter."

The Grouch snarled and reached for his Check Book.

"You can have whatever you need, but you don't deserve it," he said, and he signed it, leaving it Blank above.

"In view of the Fact that you have saved my Life, I will try to forgive you for lacerating my Feelings," said the Married Man.

They retained the Flat, but the Grouch is just as Unpopular as ever.

MORAL: A Friend who is very Near and Dear may in Time become as useless as a Relative.



The Regular Kind of a Place and the Usual Way It Turned Out

Once there was a home-like Beanery where one could tell the Day of the Week by what was on the Table.

The Stroke Oar of this Food Bazaar had been in the Business for 20 years, and she had earned her Harp three times over. The Prune Joke never touched her, and she had herself trained so as not to hear any sarcastic Cracks about the Oleo. She prided herself on the Atmosphere of Culture that permeated the Establishment, and on the Fact that she did not harbor any Improper Characters. A good many Improper Characters came around and sized up the Lay-Out and then blew.

It was a sure-enough Boarding-House, such as many of our Best People know all about even if they won't tell.

The Landlady was doing what she could to discourage the Beef Trust, but she carried a heavy line of Oatmeal. She had Oatmeal to burn and sometimes she did it. And she often remarked that Spinach had Iron in it and was great for the Blood. One of her pet Theories was that Rice contained more Nutriment than could be found in Spring Chicken, but the Boarders allowed that she never saw a Spring Chicken.

In the Cast of Characters were many of the Old Favorites. There was the lippy Boy with the Williams and Walker Shirts, who knew the Names of all the Ball-Players and could tell when there was a good Variety Show in Town.

Then there was the other kind, with a straw-colored Mustache and a prominent Adam's Apple, who was very careful about his Pronunciation. He belonged to a Social Purity Club that had a Yell. His Idea of a Hurrah was to get in a Parlor with a few Sisters who were under the Age Limit and sing the Bass Part of "Pull for the Shore."


The Lippy Boy.


Then there was the Old Boarder. He was the Land-Mark. Having lived in Boarding-Houses and Hotels all his Life, he had developed a Gloom that surrounded him like a Morning Fog. He had a Way of turning Things over with his Fork, as if to say, "Well, I don't know about this." And he never believed anything he saw in the Papers. He said the Papers printed those things just to fill up. The Circassian Princess that brought in the Vittles paid more attention to him than to any one else, because if he didn't get Egg on his Lettuce he was liable to cry all over the Table Cloth.

Then there was the chubby Man who came in every Evening and told what had happened at the Store that Day, and there was a human Ant-Eater who made Puns.

One of the necessary Features of a refined Joint is the Slender Thing who is taking Music and has Mommer along to fight off the Managers and hush the Voice of Scandal. This Boarding-House had one of these Mother-and-Child Combinations that was a Dream. Daughter was full of Kubelik and Josef Hoffman. Away back in the Pines somewhere there was a Father who was putting up for the Outfit. Mother's Job seemed to be to sit around and Root. She was a consistent little Booster. If what Mother said was true, then Effie's Voice was a good deal better than it sounded. She said the Teachers were just crazy about it and all of them agreed that Effie ought to go to Paris or Milan. The slangy Boy with the rag-time Shirt went them one better, and said that all of the phoney Melbas in the country ought to pull for the Old Country and wait until they were sent for.


The Old Boarder.


In this same Boarding-House there was a Widow whose husband had neglected to die. Being left all alone in the World she had gone out to make her Way, since which time she had gained about 30 pounds and was considered Great Company by the Young Men.

Necessarily there was a Pale Lady who loved to read, and who stuck to the Patterns that appeared in Godey's Magazine soon after the War.

Then there was the Married Couple, without any Children or Furniture of their own, and the only reason they didn't take a House was that Henry had to be out of Town so often. Henry's Salary had been whooped $500 a Year and she was just beginning to say Gown instead of Dress. She had the Society Column for Breakfast and things looked Dark for Henry.

For many months this conventional Group of ordinary 6-7/8 Mortals had lived in a Rut. At each meal-time they rounded up and mechanically devoured what was doled out to them and folded their Napkins and broke Ranks. Each day was the Duplicate of another and Life had petered down to a Routine.

One Evening just as they had come in for their Vermicelli, a new Boarder glided into their midst. She was a tall Gypsy Queen with about $1,200 worth of Clothes that fit her everywhere and all the time, and she had this watch-me kind of a Walk, the same being a Cue for all the other Girls to get out their Hardware.

When she moved up to the Table and began to distribute a few sample Smiles, so as to indicate the Character of her Work, the musical Team went out with the Tide, the Grass Widow curled up like an Autumn Leaf, the touch-me-not Married Lady dropped into the Scrub Division. The Lady who read was shy a Spoon and afraid to ask for it. The Men were all google-eyed, and the Help was running into Chairs and dropping important parts of the Menu.

Presently the Landlady came in and explained. She said that Mrs. Williams was in the City to shop for a couple of Days, and her Husband would be up on the Night Train. Whereupon five men fell under the Table.

MORAL: Nothing ever happens at a Boarding House.



The Man Who Had a True Friend to Steer Him Along

Once there was a well-meaning Soul who was handicapped by a true and lasting Friendship.

Sometimes he suspected that if he could be left to himself he would struggle along from one Saturday Night to another and keep out of the Way of the Cars and possibly extract some Joy from this Life in his own Simple Rube Fashion.

But every time he turned around, Friend was right there to tell him what to do.

Friend was somewhat of a Shell-Fish in the regulation of his own Private Affairs, but he knew just how to manage for some one else.

So he used to tell the Victim where to have his clothes made, and he would pick out his Shirt Patterns for him and tell him how often he needed a Drink, and in other ways relieve him of all Responsibilities.


The True Friend.


If the poor Mark wanted to remain in his Room and read something by William Dean Howells, the Friend would compel him to put on his Low-Front and go out to a War-Dance and meet a Bunch of Kioodles who wore No. 6 Hats and talked nothing but Piffle.

The Friend was always making Business Engagements for him and then letting him know about it later on.

And sometimes Friend would try to choke him and take his Money away from him and invest it in some shine Enterprise that was going to pay 40 per cent Dividend every thirty Days.

Friend always meant well at that. When he selected the Girl that the Victim was to marry he was prompted by the most unselfish Motives. Notwithstanding which, the Victim did the tall Duck.

A Policeman found him hiding under a Bridge and asked, "Are you a Fugitive from Justice?"

"No," was the Reply. "This is merely a case of Friend."

MORAL: They never seem to be properly Thankful for all that we do in their Behalf.



The Young Napoleon Who Went Back to the Store on Monday Morning

Once there was a feverish Sure-Thinger who started for the Track with a Roll about the size of a Lady's Pencil. He wanted to parlee a $2 Silver Certificate and bring home enough to pay the National Debt. When he stayed at home and marked the Card and made Mind Bets he could beat five out of six. He estimated that he was losing a Thousand a Month by fooling around the Store when he might be out at the Merry-Go-Round showing the Ikeys how to take a Joke.

And now Saturday Afternoon had come and Percy M. Piker was hanging on the rear end of the Choo-Choo with $7 sewed up in the inside Pocket of his Vest, while in his Hand there fluttered a batch of Clippings, written by the Smoke Brothers, showing which ones were sure to win unless something happened.

Mr. Piker, the amateur Gam, closed his Eyes and saw himself buying a real Panama and a dozen or so George H. Primrose Shirts. He had a Vision of riding in a Machine called the Pink Demon, with Claire at his side and an imported Chiffonier working the Jigger and mowing down the Common People.

Percy had two or three Good Things that were guaranteed to go through. They had been slipped to him by a Cigar Salesman who knew an Owner. They looked to be the real Candy.

When he arrived at the Track he gave up for a Badge and a Dope-Sheet and a couple of Perfectos, and this left him with 5 and a little something on the side for Red Hots. He fought his way to the Black-Board and demanded $2 worth of Bright Eyes at 9 to 1. While he was struggling to get to the Fence he heard some one say that Appendicitis was right and would win by a City Block. A Low Moan escaped him. He climbed over a large mass of Colored People so as to get $3 down on Appendicitis. The Odds were 7 to 5. He got balled up in his Arithmetic, and while he was waiting for the Figures to shift so that he could butt in with his 3, a Bell rang and the Mob tore for the Fresh Air. He climbed a Pole and saw Bright Eyes doing a Solo. He let go and fell in a Faint. Bright Eyes had beaten the Gate and spread-eagled his Field. It was a Case of winning on the Chin Strap. Mr. Piker was first in the Line, shaking like a Corn-Starch Pudding. He wanted to cash before the Book failed.

A few Moments later he went out behind the Grand Stand and counted up and found that he had $23. He had the Panama and one Shirt. The still, small Voice said, "Duck!" but he thought of Claire and his coming Vacation. There grew within him a high resolve to clean up the Betting Ring and quit the Mercantile Life.

In the Second Race there was a Brown Mare by High-Low-Dreamy Eyes at 97 with Fogarty up, whatever that meant. He heard a Hickey in a Striped Sweater tell a red-headed Man that Josie Jinks would roll in. Accordingly he gnawed his way up to the Workman with the Pencil and laid Twenty at 3; to 1. Then he wished that he hadn't, for he met a Friend who whispered "Sassafras" to him. Also he heard some one say that Josie Jinks was three-legged and a bad Actress. After which he went and put Cold Water on his Head and died several Deaths.




Getting Down.


Josie Jinks carried on her Back something just out of the Cradle that had number 3 marked on it. Mr. Piker had his Chin over the Fence and was wondering if any one would gather up his Body and put it on the Train. His Pulse was up to 180 and he couldn't hear the Band play.

He saw them come past the first time. Sassafras had a piece of Daylight between himself and the Bunch. The Boy was going along under Double Wraps with a lot up his Sleeve. Away back in the Pocket there was something with a 3 on it. Percy clung to the Fence and he felt the Chill come up his Legs. Sassafras had them smothered. He heard the Roar behind him and knew that an Awful Thing was being pulled off, but he did not have the Heart to look. As they pounded up the Stretch he lifted a dying Gaze and saw a figure 3 move out of the horrible Mix-Up and it was all over but the Cashing.


"Come On!"


A bug-eyed Maniac with his Collar to the bad was found wandering hither and thither with $90 in his Left Hand. The Tout had to shake him a couple of times before he came to. The Tout had some Goods of a very superior Quality. In the next Race there was a Collie that had enough Hop in him to convert a Selling Plater into a Reina. It was like making change with a Blind Man. Rinkaboo was the Name. Breathe it softly, as very few were Next.

The Tout said to play it across the Board, forward and back, up and down. He said that Rinkaboo would breeze in, that he would win on the Bit, doing Buck and Wing Steps, that all the others would seem to be Hitched.

So, Mr. Piker allowed the Tout to take him by the Hand, for he was too weak to resist, and together they wandered off into Dreamland. Piece by Piece the happy Sesterces went up. Rinkaboo was played in all the Books, straight, place and to peep. Mr. Piker found himself up in the Grand Stand holding his Head with one Hand while in the other Hand was a Pinochle Deck, suitable for framing. If Rinkaboo finished at all, Mr. Piker was a Wealthy Person. If he happened in toward the head of the Procession, Mr. Piker would have to send for a Furniture Van. If he came First, it would be a case of Hoboken for every Book inside of the Fence.

After it was all over and Mr. Percy M. Piker was riding homeward with his Head out of a Trolley Window, he recalled dimly that a large number of long-legged Ponies came out on the Track. One of them was the color of an Old Glove and was doing a Two-Step. There was about twenty minutes of Fussing around at the Bend in the Track and then they all kited away like a flight of Swallows and there was one Horse in front and Mr. Piker had a Convulsion and frothed at the mouth. Presently the Tonic seemed to die away and something Blew and Rinkaboo fell down and stepped on his Lip. He came in about the time they were blowing the Horn for the next Race.


And now Mr. Piker can take Callers up to his Room and tell them how he stood to win $1,340.

MORAL: Even the Best cannot pick them every Whirl out of the Box.



The High Art That Was a Little Too High for the Vulgarian Who Paid the Bills

Once there was a Husband who was stuck on Plain Living and Home Comforts. He would walk around an Angel Cake any old Time to get action on some Farm Sausage. He was not very strong for Romaine Salad or any Speckled Cheese left over from Year before last, but he did a very neat vanishing Act with a Sirloin Steak and he had the Coffee come right along in a large Cup. He refused to dally with the Demi-Tasse. For this true American the Course Dinner was a weak Invention of the benighted Foreigner. When he squared up to his Food he cut out all the Trimmings.

This is the kind of Husband who peels his Coat in the Evening and gets himself all spread out in a Rocking Chair with a fat Cushion under him.

He loves to wear old Velvet Slippers with pink Roses worked on the Toes and the Heels run over.

Give him about two Cigars that pull freely and a Daily Paper and he is fixed for the Session.

Along about 10.30, if he can connect with a Triangle of Desiccated Apple Pie and a Goblet of Milk, he is ready to sink back on the Husks, feeling simply Immense.

Now this Husband had a Fireside that suited him nearly to Death until the Better Half began to read these Magazines that tell how to beautify the Home.

Her first Play was to take out all the Carpets and have the Floors massaged until they were as slick as Glass, so that when the Bread-Winner stepped on one of the Okra or Bokhara Rugs he usually gave an Imitation of a Player trying to reach Second.

He told her that he did not care to live in a Rink, but what he said cut very few Lemons with the Side-Partner. She was looking at the half-tone Pictures of up-to-date Homes and beginning to realize that the Wall-Paper, Steel Engravings and the Enlarged Photographs of Yap Relatives would have to go.


Artistic Living Room.


One Day when the Provider struck the Premises he found the Workmen putting Red Burlap on the Walls of the Sitting-Room.

"Why the Gunny-Sack?" he asked. "Can't we afford Wall-Paper?"

"Love of Art is the True Essence of the Higher Life," said the ;sthete, and she began to read a Booklet bound in the same Paper that the Butcher uses when he wraps up a Soup Bone.

"Come again," said the Wage Earner, who was slow at catching these Ruskin Twisters.

"This is Art Burlap and not the kind that they use for sacking Peanuts," explained the Disciple of Beauty. "Above the Burlap will be a Shelf of Weathered Oak, and then above that a Frieze of Blue Jimson Flowers. Then when we draw all of the Curtains and light one Candle in here it will make a Swell Effect."

"I feel that we are going to be very Happy," he said, and then he went out and sat behind the Barn, where he could smoke his Pipe and meditate on the Uncertainties of Life.


Artistic Dining-Room.


Next Day he discovered that she had condemned his Rocking-Chair and the old-style Centre Table on which he used to stack his Reading Matter and keep a Plate of Apples handy.

When he entered the improved and modernized Living Room, he found himself up against a Job Lot of Beauty and no Mistake.

All the Furniture was straight up and down. It seemed to have been chopped out with an Axe, and was meant to hold up Members of the Rhinoceros Family.

On the High Shelf was a Row of double-handled Shaving Mugs, crippled Beer Steins, undersized Coal Scuttles and various Copper Kettles that had seen Better Days.

"At last we have a Room that satisfies every Craving of my Soul," said the Wife.

"I am more than Satisfied," observed the Treasurer. "I am delirious with Joy. My only regret is that an All-Wise Providence did not mould me into a different Shape so that I might sit down in some of these Chairs. What are those Iron Dinkuses sticking out from the Wall?"


Artistic Bed-Chamber.


"Those are Florentine Lanterns," she replied; "and they are very Roycroftie, even if they don't give any Light."

Next she started in on the Dining-Room.

Rule No. 1 for making Home more Cheerful is to put in a Shelf wherever there is room for one. After which the Shelf is loaded down with Etruscan Growlers and Antique Jugs.

The low-browed Husband could not tell the difference between High Art and Junk.

The female Bradleyite covered the Walls with about 400 Plates, each with a Blue Curly-Cue on it. They looked very Cheap to him until he received the Bill, and then he learned that they were Old Delft and came to $11 apiece.

In fact, after his Wife had been haunting the Second-Hand Places for a while, he learned that any Article which happened to be old and shopworn and cracked was the one that commanded the Top Price.


She never let up until she had made the whole House thoroughly Artistic.

Her Women Acquaintances would come in, and she would show them the Dark Oak Effects and the Sea-Green Frescoes and the Monastery Settee with the Sole-Leather Bottom in it and the corroded Tea-Pot that she had bought for $95 and the Table Spread made from Overall Material with just one Yellow Poppy in the Middle, and they would have 37 different kinds of Duck Fits and say that it was Grand and that her Taste was simply Faultless. After that she wouldn't care what Husband said.

He was a fairly patient Man, and all he complained of was that when he sat down he dislocated his Spine, while the Brass Knobs wore black-and-blue Spots on him; and the dining-room Table should have had a couple of Holes for him to put his Legs through; and he couldn't find a Place in which to stretch out; and he needed a Derrick to move one of the Chairs; and at Night when the Moonlight came into his Room and he saw all the bummy Bean-Pots lined up on the Foot-Board and the Instruments of Torture staring at him from every corner of the Room, he would crawl down under the Covers and dream of his Childhood Home, with the old-fashioned Sofas and the deep Rocking-Chairs and the big Bureaus that were meant to hold Things and not to look at. However, he has been unable to arrest the reaching-out after the Beautiful, for only last Week she purchased a broken-down Clock—price $115.

MORAL: There is no Place like Home, and some Husbands are glad of it.



The Patient Toiler Who Got It in the Usual Place

Once there was an Office Employee with a Copy-Book Education.

He believed it was his Duty to learn to Labor and to Wait.

He read Pamphlets and Magazine Articles on Success and how to make it a Cinch. He knew that if he made no Changes and never beefed for more Salary, but just buckled down and put in Extra Time and pulled for the House, he would Arrive in time.

The Faithful Worker wanted to be Department Manager. The Hours were short and the Salary large and the Work easy.

He plugged on for many Moons, keeping his Eye on that Roll-Top Desk, for the Manager was getting into the Has-Been Division and he knew there would be a Vacancy.

At last the House gave the old Manager the Privilege of retiring and living on whatever he had saved.

"Ah, this is where Humble Merit gets its Reward," said the Patient Toiler. "I can see myself counting Money."

That very Day the Main Gazooks led into the Office one of the handsomest Tennis Players that ever worked on Long Island and introduced him all around as the new Department Manager.

"I shall expect you to tell Archibald all about the Business," said the Main Gazooks to the Patient Toiler. "You see he has just graduated from Yale and he doesn't know a dum Thing about Managing anything except a Cat-Boat, but his Father is one of our principal Stock-Holders and he is engaged to a Young Woman whose Uncle is at the head of the Trust."

"I had been hoping to get this Job for myself," said the Faithful Worker, faintly.


His Ambition.


"You are so valuable as a Subordinate and have shown such an Aptitude for Detail Work that it would be a Shame to waste you on a $5,000 Job," said the Main Gazooks. "Besides you are not Equipped. You have not been to Yale. Your Father is not a Stock-Holder. You are not engaged to a Trust. Get back to your High Stool and whatever Archibald wants to know, you tell him."

MORAL: One who wishes to be a Figure-Head should not Overtrain.



The Summer Vacation That Was Too Good to Last

Once there was a Wife who gave the Money-Getter a Vacation by going into the Country for a Month. Dearie took her to the Train, and all the way she kept saying that it did not seem just Right to romp away on a Pleasure Trip and leave him Shell-Roaded.

He began to fear that she would Weaken, so he told her that while he was slaving and humping in the City, it would give him sufficient Joy to know that Darling was out in the Woods, listening to the Birds. He insisted that she should stay until she was thoroughly Rested. Of course, he did not dare to make it too Strong. He played the Self-Sacrifice Gag and threw in a Dash of Marital Solicitude, and made an awful Try at imitating one who has been soaked by a Great Sorrow. As the Missus looked at him through her Tears and held his Salary-Hook in hers, little did she suspect that he had framed up a Poker Festival for that Night and already the Wet Goods were spread out on the Ice.

He had told her that he was going to sit up in the Library every Evening and read Macaulay's History of England. By opening the Windows on both sides he could get a nice Breeze from the West. Along about 10 o'clock, if he got Sleepy, he could turn in. Why not?

It was a lovely Time-Table that he had mapped out. He submitted it to Pet before she went away and she put her O.K. on it, even though her Heart ached for him. Breakfast at the strange Boarding-House. A day of Toil interrupted by a small Bunch of Food at the Dairy Lunch.

Then back to the unfamiliar Faces at the Boarding-House.

Then sitting alone in the Gloaming, thinking of the Absent One.

Then an Hour or two in the Library with the jovial Macaulay.

Then to Bed in the lonesome House and Dreams of Sweetie.


Calling Up the Pirate Crew.


He gave her a Schedule which she could consult at any time, Day or Night, and thereby find out what he was doing at that Moment. It was just as convenient as sending a Marconi every Hour or so.

He held himself down until the Train had flirted around the Curve, for he knew that she was watching him from the Observation Car. Then he threw his Hat in the Air and began to do Flip-Flops.

"O, I suppose this is Miserable," he said. "I can see a very poor Month ahead of me—yes—not. Me wearing all my Bells and taking a Hurdle every Furlong."

He rushed in to the Telegraph Office and sent a Wire to her, so that it would catch her at the first Station up the Road. It said not to worry and to take a Good Rest and everything was moving along about the same as usual. With Love and Kisses.

After which he went over to the Brewery to see if they would make a Reduction on Wholesale Orders.

Hubby went up street with his Straw dipped down in Front, the same as the College Rakes wear them, and his Coat was thrown wide open to show the dizzy Pleats. His Cuban Blood was all het up and he told himself that he was 19 years old and never had a Home.

Oh, but he was Nifty. He was out of the Corral and into the Red Clover and nix any Halter and Box Stall for him. At least not for a Month.

It happened that he had the usual number of disreputable Friends. They were All Right, but he did not dare to have them up to the House, because Angel-Face had investigated them and returned True Bills. They were a little too Gamey for Presbyterian Circles, but they fitted right in at any Function where every man takes off his Coat.

Husband began to use the Telephone, and in the course of an Hour he had organized a Pirate Crew that would go as far as you like at any Game from Pitch-and-Toss to Manslaughter.

For when a decent Married Man does start out to find something different from the calm Joys of connubing in a Side Street, he is the Village Limit.

Husband had the whole Shop to himself. He employed a Senegambian who was a good two-handed Worker with the Corkscrew. Then he had $40 worth of Dutch Lunch sent in from the Rathskeller and arranged the Stacks of Reds, Whites, and Blues. He told himself that the only True Enjoyment was found in Bachelor's Hall.

His Hickey Acquaintances came in, showing more or less Stage Fright, as they were not accustomed to seeing Rugs and Tidies. They told him that he had a Swell Joint. After they had been to the Tea a couple of times they began to peel and one of them started some rowdy Work on the Piano. Another backed into a $30 Statuette and put it out of Business and then offered to pay for it, but the Host said it cost only 98 cents at a Bargain Sale.


Instead of Macaulay.


At 10 P.M. the Wife, who was in Upper Seven, referred to her Time-Table and saw Papa sitting by the Student's Lamp, reading Macaulay. She had no way of knowing that Papa had just been strung for a Month's Rent in a Progressive Jack Pot.

In the Morning when Papa arose and looked at the cold Welsh Rabbits and saw the Cigar Ashes all over the Place and when he had a Taste as if he were taking care of a Lap-Robe, the glad Bohemian Existence did not look as Good to him as it had when lighted up the Night before. Especially as he had got the Zoop for some 80 Buckerines.

Still, there is no one case of Remorse that is going to head off a Man who wants to be rejuvenated. He pulled himself together on the Second Day and resumed the Merry Clip and there was nothing doing in the Macaulay Line. Home did not get him until the Lights had winked out in the other Places. He would not leave the Stag Club or the German Garden, until they began putting the Chairs on the Tables.

For the first two Weeks it was immense. In time, however, it struck him that there was a certain Monotony in spending one's Money on the Night Owls and showing up with the Milkman. The Poker Players were into him and he began to suspect that he needed a Guardian.

Like every other Man who sends his Wife to a Summer Place, he ended his Hurrah by making a few Resolutions and begging her to come Home.

And she will always believe that he did the Macaulay Act every Evening while she was away. Which is just as well.

MORAL: In order to put a true Value on Civilization, one should pace a few Heats with the Indians now and then.



How an Humble Beginner Moved from One Pinnacle to Another and Played the Entire Circuit

A team of Proud Parents had a son named James Henry Guff. On the Day of his Birth the Wind changed and blew in another Direction, Apples fell off the Trees, Chickens went to Roost at Mid-Day. All Nature seemed to have been given a Jolt by the Portentous Event. For James Henry Guff was born to know all the Brands of Human Greatness. Destiny had put a Green Tag on him and nothing could stop him.

When he was only 18 years of age, he was elected Captain of a Volunteer Fire Department, which was a valuable Organization, only when there was a Fire no one could find the Key to the House in which they kept the Hand-Pump. But the Papers began to speak of him as Captain Guff. His Intimates called him Cap. After the Hose Company disbanded, his Title clung to him and it was generally believed that he had been with Grant at Appomattox.

Not satisfied with a resounding Title, for which those in the Regular Army have to struggle for Years, Captain Guff began to give Lessons on the Flute at 50 cents an Hour, and the first thing he knew he was a real Professor, just the same as if he had gone up in a Balloon or had some trained Horses. Now over at Harvard, where they grow the English Accent, a Student must grind through a long Course, and a Fellowship and an Instructorship before he blossoms into a simon-pure Professor. Which only goes to show that the Real Boy can gain by one stroke of Genius the Renown for which the ordinary Skates must go forth and Rustle.

James Henry Guff at the age of 30 was both a Captain and a Professor, but his insatiable Ambition spurred him to go out and gather other Laurels. So he ran for Justice of the Peace, and was elected the third time he ran, because the other Candidate pulled out. As Magistrate he became custodian of a Law-Book, a Checker-Board, and a stack of Blank Affidavits. Once every three Months or so somebody would levy on a Cow or threaten to Assault, and then the Judge would get a chance to operate his Graft. But he didn't care so much about the Income, so long as he could be addressed as Judge. He allowed his Hair to grow into a long, graceful Cow-Lick that kept falling into his Eyes, and he looked at the Sidewalk meditatively as he went over to the Grocery to get his Fine-Cut. Sometimes, when he was far enough from Home, those who met him and heard him called Judge thought that he was on the Supreme Bench.

In the course of Time he began to crave a Political Job, so he began to stump around in the Interests of the Machine. He drove out to District School-Houses with the American Eagle seated on the Dash-Board of his Buggy, and when he got on the Platform he waved Old Glory until both Arms gave out. All of which went to prove that the Machine should be kept in Power. After he had been spellbinding for a couple of Seasons a Job Printer conferred upon him the Title of Honorable. Every time there was a Jim-Crow Speaking, then the Hon. James Henry Guff showed up with his Voice in a Shawl-Strap and also a fine Assortment of Platitudes. When the Congressman wrote to him and asked him to get the Swazey County Delegates into Line, he always addressed his letter to the Hon. James Henry Guff and in the Course of Time Guff began to believe.


Hon. James Henry Guff.


But a prouder Distinction awaited him. In view of the fact that he had plugged for the Regular Organization and delivered the Goods at the State Convention, he was made a Colonel on the Governor's Staff. It is the Duty of a Colonel on the Governor's Staff to ride in a Pullman Car and take a Ball every time he is touched on the Back. Colonel Guff was a Dream when he got into his $275 Uniform with the Gold Braid rigged all over the Front. He wore a Chapeau similar to the one worn by Napoleon at Austerlitz, but he had on top of it seven Tail-Feathers of the Loo-Loo Bird, which rather laid over anything that Napoleon ever wore. And when Colonel James Henry Guff in his magnificent Regalia and smoking a ten-cent Cigar, leaned back in an Open Carriage drawn by White Horses and allowed the People to gaze at him, the Grandeur of the Spectacle made one forget the real Horrors of War.

Many of the ardent Admirers of Prof. Guff, and Capt. Guff, and Judge Guff, and Col. Guff believed that he had climbed to the Summit of Greatness when he appeared in his $42 Plume. Not so. One Year the State Militia was to have an Encampment and the Governor gave Col. James Henry Guff the Job of buying all the Beans, Fresh Beef, and other Supplies, because there promised to be a slight rake-off. Officially he was known as the Commissary-General.

Thus it came about that after Years of Endeavor, James Henry Guff, who left the Post a poor and unknown Boy, went under the Wire a real General.

When his Daughters went away to Boarding School and were introduced as the Offspring of Gen. James H. Guff they assumed a Social Leadership. Gen. Guff led the Grand March at a great many Military Balls. At a Banquet costing $8 per Plate he sat at the Right of the Chairman wearing Medals which had been presented to him by the 4th Ward Marching Club. In his Address he always defended the Soldier against unwarranted Attacks and protested against hauling down the Flag at any Time or Place.

If the Government adopted a new Machine Gun, all the Reporters went over and interviewed Gen. James Henry Guff about it. He wrote a Magazine Article on the Mistakes of the British in South Africa and likewise got rid of a few ponderous Opinions on our Policy in the Philippines.

When he died, the Funeral Procession was two miles long. The Family had to erect two Marble Shafts so as to find Room for all of his Titles.

MORAL: True Democracy scorns a Title unless it has a real Significance, with the Reverse English.



The Maneuvers of Joel and the Disappointed Orphan Asylum

An old Residenter, who owned a Section of Improved Land, and some Town Property besides, was getting too Feeble to go out and roast the Hired Hands, so he turned the Job over to his Son. This Son was named Joel. He was foolish, the same as a Fox. Any one who got ahead of Joel had to leave a 4:30 Call and start on a Lope. When it came to Skin Games he was the original High-Binder.

Joel took the Old Gentleman aside one Day and said to him: "Father, you are not long for this World, and to save Lawyer Fees and avoid a tie-up in the Probate Court, I think you ought to cut up your Estate your own self, and then you will know it is done Right."

"How had I better divide it?" asked the Old Gentleman.

"You can put the whole Shooting-Match in my Name," suggested Joel. "That will save a lot of Writing. Then if any other Relatives need anything, they can come to me and try to Borrow it."

Joel sent for a cut-rate Shyster, who brought a bundle of Papers tied with Green Braid, and assured the Old Gentleman that the Proceeding was a Mere Formality. When a Legal Wolf wants to work the Do-Do on a Soft Thing, he always springs that Gag about a Mere Formality.

Joel and the Shell-Worker moved the Old Gentleman up to a Table in the Front Room and put a Cushion under him and slipped a Pen into his Hand and showed him where to Sign.

After he got through filling the Blank Spaces with his John Hancock, he didn't have a Window to hoist or a Fence to lean on. He was simply sponging on Joel.

This went on for about a Month, and then Joel began to Fret.


Over the Hills.


"I don't think I am getting a Square Deal," said Joel. "Here is an Ancient Party without any Assets, who lives with me Week in and Week out and doesn't pay any Board. He is getting too Old and Wabbly to do Odd Jobs around the Place, and it looks to me like an awful Imposition."

So he went to the Old Gentleman and said: "Father, I know the Children must annoy you a good deal; they make so much Noise when they play House. Sometimes we want to use the Piano after it is your Bed-Time, and of course that breaks your Rest, so I have been thinking that you would be a lot better off in some Institution where they make a Specialty of looking after Has-Beens. I have discovered a nice, quiet Place. You, will live in a large Brick Building, with a lovely Cupola on top. There is a very pretty Lawn, with Flower-Beds, and also an ornamental Iron Fence, so that the Dogs cannot break in and bite you. You will be given a nice Suit of Clothes, the same as all the others are wearing, and if you oversleep yourself in the Morning, a Man will come around and call you."


"In other Words, me to the Poor-House," said the Old Residenter.

"You need not call it that, unless you want to," said Joel. "If you choose, you may speak of it as the Home for Aged Persons who got Foolish with their Fountain Pens."

So Joel put his Father into the Spring Wagon and hauled him over the Hills to the Charity Pavilion, where all the Old Gentleman had to do was to sit around in the Sun looking at the Pictures in last year's Illustrated Papers and telling what a Chump he had been.

But sometimes a Man is not all in, simply because he looks to be wrinkled and doddering. Joel's Father had a Few Thinks coming to him. Although he had been double-crossed and put through the Ropes, he still had a Punch left. He sent for a Lawyer who was even more Crafty than the one employed by Joel and he said to him: "There is a Loop-Hole in every Written Instrument, if one only knows how to find it. I want you to set aside that fool Deed."


Next day the Lawyer came for him in a double-seated Carriage and said, "They forgot to put on a Revenue Stamp and so the Transfer is off."

"And do I get all of my Property back again?" asked the Old Residenter.

"You get half and I get half," was the Reply of the Lawyer.

"Give me mine," said the Old Residenter. "I'm from Wisconsin and I want it in the Hand. Whatever I own from this time on, I carry right in my Clothes, and any Relative who separates me from it will have to set his Request to Music." Then he went to a Physician.

"Doc," he says, "they are counting nine on me, but I figure that before I cash in, I have time to spend all that I have. Look me over and tell me how long I would last on a Waldorf diet. I want to gauge my Expenses so as to leave nothing behind for Joel except a Ha-Ha Message and a few Heirlooms."

"If you want to euchre your Family, why don't you leave it to an Orphan Asylum?" suggested the Lawyer.


Second Time on Earth.


"Nix the Orphan Asylum," said the Old Residenter. "They would bring a million witnesses to prove that I had been out of my Head for 20 years, and I wouldn't be there to contradict them. I learn that by a singular Coincidence, all the Old People who leave their Money to Hospitals and the like are Mentally Irresponsible. In order to prove that I am in my right Senses, I will Blow mine."

So he went to Palm Beach and other Winter Resorts, at which they charge by the Minute, and wherever he went he gave a faithful Imitation of the Cowboy's first Night in Town.

He bought himself a hot Raglan with a Surcingle around it, and a very doggy line of Cravats, and when he went into the Dining-Room he picked out a Table which commanded a View of the Door at which the Girls came in.

All this time Joel was worried. It seemed a Sin and a Shame for an Old Man to go around spending his own Money.

The Residenter had so much Fun during his Second Time on Earth that he decided to make it a sure-enough Renaissance, so he married a Type-Writer 19 years old, that he met in a Hotel Lobby, and then Joel did go up in the Air.

When she began to pick out Snake Rings, and Diamond Wish-Bones, the Old Gentleman saw that there was no longer any Hope for Joel.

MORAL: When buncoing a Relative always be sure that the Knock-Out Drops are Regulation Strength.



Two Young People, Two Photographers and the Correspondence School of Wooing

Once there was a lovely Two-Stepper who went to a Swell Hop and there met a Corkerina who had come to visit a School Friend.

He gavotted a few Lines with the Lily. They found it very easy to catch Step together and he did an expert Job of Piloting during the Waltz so as not to get her mussed up, and the consequence was that he made a Grand Impression.

Whenever a Debutter goes away to visit a School Friend, she always meets some Local Adonis who looks to her to be about 60 per cent. better than the stock of Johnnies in her own Burg. And after a Nice Girl has had a long and prosperous Run on the Home Circuit and then begins to curl up on the Edges and show signs of Frost, she will find it a very wise Shift to try new Territory and the Chances are that she will make a Ten-Strike.


The Two-Stepper.


To prove that this is no Idle Jest, it can be demonstrated that the marrying Girl usually goes on the Road a while before she closes a Contract.

The Two-Stepper could not forget the Girl from Another Town. She pulled out next Day but he looked up the Address and sent her the Dance Programme that he had found in his Overcoat Pocket. She wrote back that it was Awfully Sweet of him to remember poor little Me and then she asked one or two Questions. That gave him a Hunch, so he bought a new kind of Writing Paper, said to be the Latest Agony, and he wrote a nice Long Letter in which he told her that she was very easy to look at, and that when it came to picking them up and setting them down in the Slow and Dreamy, she made all the other Girls of his Acquaintance look like a Set of Cripples.

She returned the Serve with one of these chummy Epistles, written on all sides of the Paper, with the P.S. crawling up one Margin like a Pea-Vine. She chucked in a few mushy Extracts from the Oatmeal School of Thought and asked him the Name of his Favorite Poet.

Her Pace was a trifle Swift for Harry J., who had derived his Education from the Sporting Section of the Daily Papers, but he bought a Lover's Guide and a Dictionary and decided to stay in.

The size of it was that little Harry had been Harpooned all the way through. He was the original Sweetheart ; la Brochette. He carried with him, Night and Day, a Vision of Her in the $200 Rig that she had flashed on the Night of the Party. It never occurred to him that she could wear any other Costume. He would close his Eyes and try to hear once again the dulcet and mellifluous Tones of that Voice which, to him, sounded as Good as an ;olian Harp moved by gentle Zephyrs within a Bower of Orchids costing $7 each.

So they exchanged Photos.


Next to the Miniature painted on Ivory, the Modern Photo is the prize Bunk of the Universe.

A successful Photographer, who has learned the Tricks and made a slight Study of Human Nature, can take a Grass Widow of 48, who is troubled with Wild Hairs and other Excess Ornaments, and by tampering with the Negative, he can make her out to look something like Ethel Barrymore. Then she can send the Picture to her Relations who live a long way off and they will never know the Difference.

The Girl sent Harry a High Art Panel of herself, in which she was looking at something in a Tree, and when he gazed at it, he had a Palpitation and said, "This is better than I thought it was."

He told himself that it would be a Pleasure and a Privilege to walk up to something like that the 1st of every Month and hand it the Envelope.

He got a clean Shave and put on his Other Clothes and went and had himself Taken by an Artist who charged $8 a Dozen—$4 for the Pictures and $4 to square his Conscience.


The Artist.


This Specialist could take any Set of Misfit Features and rearrange them into a Work of Art. He put Harry in front of the Bull's-Eye and scrooged him around so as to blanket the White Wings as much as possible and then he told him to think of Money and look Pleasant.

When the Pictures were delivered, Harry realized for the first time that he was a Beautiful Creature. He sent one to the Girl and wrote that it was a bum Likeness and did not do him Justice, and so on.

In acknowledging Receipt, she cut out the "Dear Mister" and came right at him with "Dear Friend," which gave him such a Stroke of Joy that he did very little Work that Day.

Harry did not have Gumption enough to evolve any deep System for landing a Tid-Bit, but he had accidentally hit upon the Cinch Method.

So long as Courtship consists of sending idealized Cabinets and exchanging Nice Long Letters, there is but little chance of making Miscues. He never drops in of an Afternoon to find her in a Blue Wrapper and drying her Hair and she never catches him smelling of Cigarettes.

When it comes down to close Work in a Parlor, there is always the Risk of having Herbert Buttinsky on hand to make his Party Call. He who tells his Love by U.S. Mail never hears anything about the Third Party. He lives in the sweet Delusion that he has bought up the whole House.

Harry's Letters to the Girl and the Girl's Letters to Harry became more and more on that Order, until at last they began to burn holes in the Mail Bags.

After comparing her Picture with all the Parlor Favorites that he met on his Social Rounds, he realized that she outclassed all other Representatives of her sex.

In her cosy Flat, far away, she had him propped up on the Piano in a Silver-Gilt Frame and featured to beat the Cars. Any one who dropped in to see her was made to understand that he was merely an Understudy, who was being used as a Time-Killer.

She used to write to Harry and tell him about her Callers and what Chumps they were, and then let him draw his own Conclusions as to who was the real white-haired Papa.

Finally Harry took an Overdose of Nerve Food and asked her right out, would she? The answer came back by Wire and the same Day he sent a sealed Express Package containing the Ring.

After which they began to lay Plans to have a Wedding and become better acquainted.

To be continued in our Next.

MORAL: Absence makes the Heart grow foolish.



The Married Couple That Went to Housekeeping and Began to Find Out Things

Once there was a Happy Pair, each of whom got stuck on the Photograph of the other and thereupon a Marriage was arranged by Mail.

Shortly after taking the Life Risk, they started in to get acquainted. Up to the time that they moved into the Arcadian Flats and began to take Orders from the Janitor, he never had seen little Sunshine except in her Evening Frock.

He had a sort of sneaking Suspicion that she arose every Morning already attired in a Paris Gown and all the Diamonds.

And she supposed that he went to the Office every Day in his regular John Drew effect with the Folding Hat.

After she began to see Hubby around the Flat in his Other Clothes the Horrible Truth dawned upon her that he was not such a Hot Swell as he had looked to be in the Bunko Photograph.

Sometimes, on Rainy Sundays, he would cut out the Morning Service and decide not to Shave, and then when she got a good long Look at him, she would begin to doubt her own Judgment.

And so far as that is concerned, there were Mornings, after they had been out Late to a Welsh Rabbit Party, when she was a little Lumpy, if any one should ask.

Love's Young Dream was handed several goshawful Whacks about the Time that they started in to get a Line on each other.

For instance, the first Morning at Breakfast it came out that her Idea of a Dainty Snack with which to usher in the Day was a Lettuce Sandwich, a Couple of Olives and a Child's Cup full of Cocoa, while he wanted $35 worth of Ham and Eggs, a stack of Griddle Cakes and a Tureen of Coffee.

She was a case of Ambrosia and Nectar and he was plain old Ham and Spinach.

It used to give her Hysterics to see him bark at an Ear of Green Corn, at the same time making a Sound like a Dredge.




Inhaling It.


For Dinner she liked a little Consomm; en Tasse and then a Nice Salad, while he insisted on a Steak the size of a Door Mat and German Fried to come along.

They did not Mocha and Java at all on their Reading Matter. She liked Henry James and Walter Pater and he preferred Horse Papers and the Comic Supplement. Sometimes when she would wander off into the Realms of Poesy he would follow her as far as he could, and then sit down and wait for her to get through rambling and come back.

If they took in a Show she was always plugging for Mrs. Fiske or Duse, while he claimed that Rogers Brothers were better than Booth and Barrett had been in their Prime.

She could weep over a Tosti Serenade, and he would walk a Mile at any time to see a good Buck Dance.

When they got around to fixing up Invitation Lists, there was more or less Geeing and Hawing.

All of his Friends belonged to the Hitemup Division. Their only Conception of a Happy Evening was to put the Buck in the Centre of the Table, break a fresh Pack and go out for Blood.

Wifey found her most delirious Joy in putting passionate Shades on all the Lamps, and sitting there in the Crimson Glow to discuss Maeterlinck and Maarten Maartens and a few others that were New Ones on the he-end of the Sketch.

When they had an Evening At Home up in the Flat, it was usually a two-ring Affair. She would have the Cerebellums in the Front Room looking at the New Books and eating Peppermint Wafers, while he and the other Comanches would be out in the Dining-Room trying to make their House Rent and tossing off that which made Scotland famous. Sometimes it would take half the Night to get the Smoke out of the House.

Although she feared that she had turned up the wrong Street while searching for her Affinity, the Partnership Arrangement had to stand.

They came to the Conclusion that Married Life is a Series of Compromises. If he did well while sitting in with some of his Friends, he would divide up with her and she would take the Money and buy Art Pastels.

He would spot the Afternoons on which the Ethical Researchers were due at his Premises and he would go to a Dutch Restaurant.

She permitted him to have a Room and call it his Den, so that he and his Friends could do the Escape in case somebody in the Parlor started a Reading.

He put up the Coin to enable her to attend State Conventions, and when she was elected Recording Secretary of the Society for trying to find out what Browning was up to, he took her Picture around to all the Newspapers and told every one that he had a little Woman up at the House who was as Keen as a Hawk, as Swift as an Eagle, and Sharper than Chained Lightning.


The Comanches.


He fumbled a great many of her In-Shoots, but that did not prevent him from admiring her Delivery.

Finally they arranged their separate Schedules so that they did not see much of each other and they began to get along all right. Occasionally they had a slight Difference, but they could always patch it up. For instance, she selected Aubrey De Courcey as a Name for the First Born, while he held out for Bill, so they had to compromise on Aubrey De Courcey.

Aubrey is now ten years of age. Mother is teaching him to Crochet and Father is showing him how to Draw without tipping off his Hand, while all the Friends are sitting around, waiting to see Aubrey's Finish.

MORAL: The Two of a Kind is not always the Strongest Combination.



The Samaritan Who Got Paralysis of the Helping Hand

Once there was a moving Target who was strong on the Brotherhood of Man. He ran a little Sunshine Factory all of his own. When it came to scattering Seeds of Kindness, the Farm Drill was a Poor Second.

Every time he started down Town he would have to zigzag so as to cover both sides of the Street and glad-hand all of his Acquaintances.

From time to time he joined Fraternal Organizations and took blistering Oaths that he would always love his Fellow-Man and stand for any Touch within Reason. Consequently a good many People found it cheaper to send for him than to hire a Professional Nurse. He would travel Miles in order to have the Pleasure of sitting up with a Corpse. And he was one of the handiest Pall-Bearers in the Business.


Any one who happened to be nursing a Hard-Luck Story would hunt up sympathetic Jasper and give him the Grip and then weep on his Shoulder. Usually he promised to do what he could to square Matters, even though he had to cut in where he wasn't wanted. In flying around, trying to reinstate No-Goods who had lost their Jobs and secure Salaried Positions for Nice Fellows who were willing to do anything except Work, he got many a Jolt, but he was not discouraged.

One of his regular Assignments was to arbitrate a Domestic Scrap, merely out of the Goodness of his Heart.

In this way he managed to re-unite quite a number of Couples who were afterward sorry that they had been reuned, and what they said about him would get the Blue Pencil if inserted at this Point.

When a kind-hearted Herring starts out to be a Relief Bureau and First Aid to the Injured and a portable Home for the Friendless, nobody tries to take the Job away from him. His Acquaintances do what they can to boost his Game.


A Touch.


Therefore when any one in that Community sought out a Busy Man of Affairs and began to unwrap his Tale of Woe and offer to exhibit his wounds, the B.M. of A. would say, "Here, I'll give you a Letter of Introduction to my old friend Jasper. He is a Samaritan from away back."

It came about that Jasper's Outer Office was frequently coagulated with a Choice Assortment of Pan-Handlers, and all the short-winded Brothers who want to hitch on to somebody's else Pull, as they say in Boston.

At times Jasper would become weary of having Folks come along and turn their Private Griefs over to him, but he did not want to become a Cynic and lose his Faith in Human Nature. He was frequently Stung, but still he could not resist any Appeal that was backed up by a few Weeps.

In the Course of Time he came into quite a Bundle of Money, and then all the Bread that he had cast on the Waters came back to him, a Bakery at a time. Those whom he had succored came around to Sucker him.


The Promoter.


A Promoter whose Schemes he had guaranteed, because the Man's Children needed Shoes, now had a Chance to show his Gratitude. He let Jasper in on the Ground Floor of a Company organized to manufacture an Automobile that could be turned out of the Shop for $35 and would run 90 Miles on a pint of Gasoline.

Gentlemen who were getting along without Overcoats came in to see him about Mining Stock that was sure to touch Par by January 1st. The only Reason they came to him first, instead of tackling John W. Gates, was that he had always been a True Friend and they wanted to put him next to a Good Thing.

After one or two of these Gift Enterprises had been slipped to him, he began to back water and be a trifle Sore. Yet he found it very Hard to be discourteous to one who came in and did the Brother Act. Besides, the Bunk who has the Joint Note already made out and ready to be signed, usually has a Talk calculated to make a Heart of Stone mellow to the Consistency of a Baked Apple.

What really did more than any other one Thing to cure him of his Innate Goodness was an Experience with a Sweet Girl who was being courted by a Hound quite unworthy of her.

The unselfish Benefactor who tries to sidetrack Weddings that are sure to turn out unhappily is always a Candidate for the Hospital, with a Long Shot at the Morgue.

The Sweet Girl in Question was the daughter of an Old Friend, for whose Funeral Expenses he had been landed. She was a Confiding Thing, and did not know that the Bachelor who had started in to Rush her seven nights a Week was a Rounder and a Poker-Player and somewhat of a Lush.

Every one who knew the Sweet Girl said it was too Bad and that some one ought to go to her and warn her. After the Old Ladies and the Elders had talked the Matter over on the side, it was decided that Jasper was It. He was known to be kind and disinterested and was accustomed to dealing out Good Advice. Anything that he said would go a long Way to head off the Deal.

Accordingly he did a Fatherly Talk to the Daughter of his Old Friend, giving her a Straight Line on the Conduct of the High-Roller who was trying to warm up to her.

She thanked him right from the Bottom of her heart. Then she sent a Messenger Boy to hunt up the High-Roller, because she wanted to know if it was all True or merely a Cruel Slander.

When she sprung his Record on him he leaned right over against her and cried and said that no matter what he had been, she was the one to make him a Good Man. Then she stroked his Hair and begged Forgiveness and he asked her who had been Knocking and she gave the whole Snap away and begged him not to do anything Desperate. He said that whatever he did, he would do out of Love for her.

After which he went home to oil up his Pocket Hardware.


Fatherly Advice.


Next Morning the Man who wanted to help Everybody did a Flying Leap down the Back Stairway of his Office. Just as he ducked a Bullet and cut into the Alley back of the Post-Office, it occurred to him that the True Friend Gag had its Drawbacks.

He escaped with his Life, but there was always more or less Dark Talk of his being mixed up in a Woman Case.

He is now what is known in Obituary Notices as a Practical Philanthropist. That is, he refers all Hard-Luck Tales to a Society which was never known to give up. The Office Boy has Instructions to admit only those who are listed in Bradstreet. And, of course, he is never called in to smooth out Family Fights because of the Blot on his Character.

MORAL: TO be a successful Benefactor, wait and put the whole Lump Sum into Libraries.



The Effort to Convert the Work Horse Into a High-Stepper

Once there was a plain, unvarnished Yank who made his Pile in a Scrub Town situated midday between the Oats Belt and the Tall Timber. He was a large and sandy Mortal with a steel-trap Jaw and a cold glittering Eye. He made his first Stack a Dollar at a Time on straight Deals, but after a while he learned a few Things. He organized Stock Companies and then crawled out after hooking up with the Velvet. Every one called him Mister and treated him with Politeness, but, just the same, when he walked into an Office Building they all wondered what he had come after and there was more or less locking of Safes. It is only fair to remark, on the Side, that he wouldn't take anything which was securely spiked down, and the Grand Jury never bothered him, because he worked under a Contract.

The Financier was the high Centre Pole of a Bank and a Department Store and several Factories that gave Young People a Start in the World at something like $2.75 per Week.

He was accustomed to having all the Subordinates stand on one Foot and tremble whenever he showed up. In fact, he was a very hefty Proposition all through the Business District. But when he struck the Street leading to his House he began to reef his Sails and lower all of his Flags.

In his own Domicile he did not even play Second Fiddle. He simply trailed along at the fag end of the Parade and carried the Music. The Piercing Eye and the Peremptory Manner that caused all the Book-keepers to fall off from their High Perches and prostrate themselves had no visible effect on Laura and the Girls. Popsy was a High Guy at the Directors' Meeting, but a mighty cheap Souffl; at his own Fireside. Any time that his Plans did not coincide with those of the Feminine Bunch, they passed him a backhanded Veto that would cause him to lie quiet for Days at a time.


Scrub Town.


The Financier loved the boundless West, where the Sack Coat abounds and the Cuss-Word is a common Heritage. Domestic Cigars were good enough for him, and he figured that one good reliable Hired Girl who knew how to cook Steak was all the Help that was needed in any House. But Mother had seen Fifth Avenue in a Dream, and the Girls had attended a Boarding School at which nearly every one knew some one who was Prominent Socially. They had done a lot of Hard Work at the Piano and taken a side-hold on the French Language and it seemed to them that they were wasting their Time in loitering on the Outskirts of Civilization when they might be up at Headquarters cutting more or less of a Gash. All the Young Men in this Reub Town wore Derbies with their Evening Clothes and came to Dances with their White Gloves smelling of Gasoline, in addition to which they lacked Repose. If they had stopped to cultivate Repose, most of them would have landed in the Villa set aside for Paupers.


When Laura and the Girls first advocated pulling up Stakes and doing a tall Hike to the East, the Producer emitted a Roar that would have frightened any one except Laura and the Girls. They closed in on him from three Directions and beat down his Defence. When they got through with the living Meal Ticket he was as meek as an English Servant and ready to take orders from any one.

So the Caravansary moved away toward the Rising Sun. At Wilkesbarre, Pennsylvania, the Heavens opened and a Great Light struck down upon them, transforming all except the one who happened to carry the Letter of Credit. Laura and the Girls suddenly forgot that there was any Land west of Pittsburg, and they dropped their R's and got the Kangaroo Walk and began to order their Food in Foreign Languages. After that, all Father had to do was to follow along and look Pleasant and dig every few Minutes.

The Outfit stopped at the Waldorf three days so as to obtain a Residence, and after that they Registered as being from New York. Then they threw Papa on a Boat and took him to the Other Side, the Place where Americans are so Popular, if you don't care what you say. By paying off the Mortgage they obtained a Suite at a Hotel patronized by the Nobility and Gentry and supported by People from Iowa. After which they began to present Letters of Introduction and try to butt in. Laura and the Girls felt that if only they could eat a Meal once or twice in the gloomy Presence of those who had Handles to their Names, they would be ready to fall back and die Happy. They had some Trouble about getting into the Tall Game on account of their Money. In the States the general Run of People worship the Almighty Dollar, but in England they hate the Sight of it.

In spite of the Fact that they were sinfully Rich they succeeded in Elbowing their way into several Dinners at which it was necessary to put Ice into the Claret in order to keep it at the Temperature of the Room. The Financier, in his First Part Clothes with an Ice-Cream Weskit, was a Picture that no Artist could paint. His hair would not stay combed and he hardly ever knew what to do with his Hands.


Laura's Ambition.


Laura and the Girls could forget that they had once seen the Missouri River, but not so with Old Ready Money. Right at the Table, sitting opposite the Earl of Hammersmith or the Marquis of Stroke-on-Trent, while Laura and the Girls would be talking about their Country Place and trying to smother the American Accent, the Lobsterine would come in and tell about something that happened to him once when he was plowing Corn. Then Laura and the Girls would want to duck right under the Table and die of Mortification then and there.

The only Reason they put up with him was that he seemed to be useful when it came to signing Checks.

In England they met a great many Nice People. The Financier knew that they were Nice because they wore Dark Clothes and seldom Smiled.


Then the two shapely Daughters went and married a couple of shelf-worn Titles.

The Financier had the Novel Experience of putting up for a Brace of Sons-in-Law who would not speak to him when any one was around. Which served him right, for he had no Business to be in Trade. It was very careless of him not to have inherited his Stuff.

Still, it was a great Satisfaction to him to be a Blood Relative of two Howling Swells who had Pedigrees reaching back almost as far as their Debts.

Very often he would take them into a Back Room and turn them around and look them over and recognize the cold, undeniable Fact that they were cheap at any Price.

MORAL: Bunker Hill has been Avenged, over and over.



Self-Made Hezekiah and His Message of Hope to This Years Crop of Graduates

In Wayback Township, along in the Thirties, there arrived a 12-pounder. When he was three days old he was exhibited to a Bunch in the Front Room by an Old Lady who had made a Study of Colic. She was a Baby Expert who always broke in to do considerable heavy standing around and calling off when there was a lift in the Population.

While little Ipsy-Wipsy was being inspected, he opened one Eye and spotted a silver Half-Dollar that the Honorary Nurse wore as a Brooch. Immediately he closed in on it. They had to choke him to make him let go. In after Years it was remarked that this was the only time that he went after the Coin and failed to bring it home.

The Baby never had any Tantrums at Night because he had overheard them say that it cost $2 every time Doc was called in. He would lie quietly in his Crib for Hours at a time looking up at the Ceiling and computing Compound Interest on the $5 Gold Piece that had been put in the Bank, to be drawn out when he should be 21.

His Parents gave him a Biblical Name so so as to make him a strong Come-On for Investors who belong to the Pious Element. Hezekiah Hooper is what they christened him. They wanted a Name that would carry weight on a Letter-Head and reassure the Soft Mark who was about to sink his Funds in a Mining Venture with a Guarantee of 48 per cent. Dividends.

At the age of 4 Hezekiah sat down and figured that if he devoted his Life to Physical Toil, he might some day be the Owner of a six-room cottage fully protected by a Mortgage, whereas if he wore a White Shirt and kept busy with the Pencil, he might be Rich enough some day to land in the Senate. So he went out looking for Work to hand to other People, thus becoming what the Campaign Orator calls a Captain of Industry.

If a man wanted the Weeds pulled from his Garden, then Hez would take the Job for 25 cents. He would buy 5 cents worth of Stick Candy and place it judiciously, so that at Nightfall the other boys would have Blisters and the Stomach-Ache, while Hez would have 20 cents salted away in the Tin Bank.

When he was still a Young Man he made the Important Discovery that the honest Laborer who digs Post-Holes for 11 Hours at a Stretch gets $1.25 in the Currency of the Realm, while the Brain-Worker who leads out a Spavined Horse and puts in 20 Minutes at tall Bunko Work, can clean up $14.50 and then sit on the Porch all Afternoon, reading "The Lives of the Saints."

Also Hezekiah led up to the Altar a Hold-Over whose Eyes refused to work as a Duet and whose Figure had all of the graceful Ins and Outs of a Flag-Pole, but she owned half of the Land in the Township. Hezekiah said something about the Beauty that fadeth even as a Flower, and then he connected with her Property.


Hezekiah.


When grim-visaged War showed its awful Front, Hezekiah went down to the Court-House and hollered for the Union until he was black in the Face. He showed all the emotional Farm Hands where to sign their Names and promised to keep them supplied with Blue Overcoats, Beans, Navy Plug and Hard Tack until the whole Works had been saved. Every time there was a new Call for Men, he took a firmer hold on the Commissary Department and began to gouge the Government in a new Place.

The Heroes who came home full of Malaria and Lead were met at the Station by Hezekiah, who had grown a Chin Whisker and was sporting a White Vest. He gave each one a Card announcing that all of our country's Brave Defenders who had failed to become well fixed on $13 per, would get what Money they needed at 2 per cent. a Month, with Real Estate as Security.


This Year's Crop.


By going through Bankruptcy, side-stepping the Assessor, working the Farmers for a Railroad Bonus, handling the Funds for denominational Colleges and putting the double Hammer-Lock on the Small Fry who had Notes falling due, Hezekiah accumulated a Wad that put him into the Millionaire's Division.

He and other old Gentlemen with pink Jowls and cold fishy Eyes would occasionally meet in some Directors' Room, finished in Mahogany. The Meeting would be opened with Prayer, after which they would discuss Ways and Means of putting the Inter-State Commerce Law to the Bad, squaring the Legislature without passing over any of the Stuff themselves and handing the Public the Short End of it.

Having arrived at this Proud Eminence, Hezekiah was ripe to spring some Advice to Young Men. Any Patriarch who has slipped the Tall Mitt to the entire Universe and dealt from both Ends of the Deck is the Real Boy when it comes to laying down Rules of Conduct for the Pale Youth who wants an $8 Job. So Hezekiah Hooper, the Eminent Financier, who never smoked a Cigar, never took a Drink and never asked anybody else to do either, was invited to address the Class of Naughty-Three at the Local Business College.

He sat on the Rostrum wearing Black Broadcloth, betokening Virtue, and in addition to his ancient Trade-Marks, the White Shirt and the White Vest, he had a White Bow Tie. As he sat there in conscious Rectitude, wondering if the Congressional Investigation would harm the Beef Trust, it could be seen at a Glance that he would never take anything that was too heavy to carry, unless he had a Dray.

The studious Young Gentlemen who had been preparing themselves to go out into the Great World and draw Car-Fare as Book-Keepers and Stenographers, looked up at Honest Hezekiah and said, "This is where he puts us next to the Recipe for Getting There."

At last the Honored Guest arose and told the Class that the Young Man who wishes to succeed must be Upright, Frugal, Industrious, and Patriotic. He considered it the Duty of every Young Man to accept whatever Compensation was offered him and be Content, for as soon as he began to earn more his Employer would come around and put it in his Pocket. Above all, he must love his Country and let Integrity be his Watchword and remember that a Good Name is better than Riches, even if other People don't think so. Then he sat down without batting an Eye and every member of the Class of '03 knew just how to go out and pile up a Million.

MORAL: What's more, they believe it themselves.



The Girl Who Took Notes and Got Wise and Then Fell Down

Once upon a Time there was a long-headed Girl who used to sit in her own Room on Rainy Afternoons and evolve Theories. Her principal Ambition in Life was to stand Ace High with all the Nice Men of her Set. She hoped in the course of Time to tease one away from the Drove and gallop him into the Branding Pen.

Now this Girl was so Foxy that at times she got in front of herself and blocked off her own Plays. Her scheme for getting all the Real Boys intoxified with Love for her was to engage them in Conversation and find out what kind of Girls they liked. Then her Play was to be that Kind. She had no Difficulty whatever in inducing her Men Friends to talk about the Opposite Sex. They were all keyed up on the Subject and full of Information. Just as a Feeler one Evening she asked an eligible Charley if he didn't think that the Woman of To-day was too Extravagant.


"That's just why so many of us shy at the Matrimonial Jump," he confided to her. "There was a time when the Man who got $75 per Month and had about $200 planted could take a Chance at the Game. But now that measly Allowance wouldn't keep a High Roller supplied with Violets. The up-to-date Maudine isn't happy unless she has a Gray-Squirrel Coat, an Auto Car, $11,000 worth of Twinklers and a fourteen-room Apartment. That's why these Society Shawl-Holders keep on making Love right and left but never come down to Cases."

This was a valuable Tip, so the crafty Maiden put it down in her little Note-Book that she who would make a Hit must convince the Men that her Tastes were simple and inexpensive. Another one gave her a learned Talk on the frivolity and Two-by-Fourness of the typical Seraphine.


Nice Men.


"You cannot expect a Man to hand over his serious Affections to one of these Feather-Heads," he said, as he gazed thoughtfully at the Floor. "Woman should be Man's Intellectual Helpmeet. Now and then a Man may have a Passing Fancy for a Lizzie who talks Piffle and gets an Attack of the Giggles every few Seconds, but when it comes to the grand Hook-Up he wants one who is there with the Gray Matter—one who can play up to his loftiest Ambitions and supply his Home with that Atmosphere of Culture which is the true Ozone of Married Life."

So she put it down that it was her Cue to chop out the Twaddle and be a sort of Lady Emerson. Incidentally she resolved to cut out all kinds of Slang, for she got a very straight Line of Talk from an Amateur Philosopher who was in the Wholesale Grocery Business.

"If there's anything that gives me a quick, shooting Pain it is to hear some delicate Nectarine dealing out Slang," said Mr. Gentleman Friend. "Now in England, where I spent Two Weeks once, the Ladies never use Slang. They simply say that a Thing is either Perfectly Charming or Most Extraordinary and let it go at that. They may be Short on Vocabulary, but they are Long on Respectability. Besides, I was reading in a Magazine the other Day that Slang is Vulgar and that no one should take up with a Slang Word until Long Usage has given it the right to break into the Lexicon."


Rules of Conduct.


Also this Girl with the Absorbent Mind would clip out Hints to the Young, and Confidential Charts warning the Just-Outs against taking Presents from Strangers and putting them next to Rules of Conduct that would be sure to please and fascinate Proper Young Men. It seemed strange at Times that these Head Coaches who knew just how to jolly up any Man were not out spending some Millionaire's Money instead of writing Pieces for the Paper.

All the Articles on the Woman's Page and all the strait-laced Men that she met came down Hard on the Female who is trying to be a Real Bohemian. She learned from a dozen different Sources that Men have no earthly Use for the Zipper who tries to do a Mile in less than Two and kites around in a Hack without a Chaperon and carries her own Cigarettes.

And she heard nothing but Expressions of Horror concerning the Woman who Drinks. Her Male acquaintances often brought up the Painful Subject. They said it was all right for a Man to move up to a High Ball once in a While, and a Cocktail before Dinner didn't do any Harm until after the Seventh or Eighth. But it did look Tough to see Mere Children of about twenty-three Years of Age going after the Dry Manhattans.

After sounding the Men on the Liquor Question the long-headed Girl made a solemn Resolve that she would never hit up anything stronger than Cherry Sundae.

When she had her Note Book full of useful Directions she found a Chance to try out her System. She was invited to a Swell Dinner Party at which all the Nice Men in Town were to be rounded up. She put on a simple White Gown and wore a Rose in her Hair, and just before starting she locked all of her Slang words in the Escritoire, whatever that may be.

At the Dinner she sat next to a Bachelor who had Nothing But. She talked to him about the Panama Canal, just to show that she was no Piker. When he wanted her to take some of the Phizz Water she made an Awful Stand and seemed surprised that he should think that of her.

This did not prevent him from splashing in. By the time the Birds came along he had accumulated a very neat Brannigan, and was paying a lot of Attention to a wonderful Piece of Work sitting opposite. She wore a Red Costume that must have cost $7,000, and although she was very gabby and called the Men by their First Names and invited all who were not Quitters to stand by for a Bumper, she was making fair Headway. In fact, she seemed to have the Bunch with her.

The Wise Girl figured that they were tolerating her out of mere Politeness. Later on, in the Drawing Room, they continued to tolerate her the best they knew how. The Girl with the Book of Rules played a sad little Opus on the Piano, after which the Steeple-Chaser in Red leaped on top of the Instrument and tore out Coon Stuff with eight men turning the Music for her.

And these were the Eight who had told the Girl back in the Corner all about the Qualities in Woman that would help to attract Men. She went home thinking it over and the next time she started for a Dinner, she added a Dash of Red and a few Brilliants to the Costume and cut loose up to a reasonable Limit. She got along first-rate, even though she was doing a lot of Things that none of the Men approve, but somehow love to put up with.

MORAL: He can always pick out the Right Kind for the Other Fellow.



What They Had Laid Out for Their Vacation

A man who had three weeks of Vacation coming to him began to get busy with an Atlas about April 1st. He and his Wife figured that by keeping on the Jump they could do Niagara, Thousand Islands, Atlantic City, The Mammoth Cave and cover the Great Lakes.

On April 10th they decided to charter a House-Boat and float down the Mississippi.

On April 20th he heard of a Cheap Excursion to California with a stop-over Privilege at every Station and they began to read up on Salt Lake and Yellowstone.

On May 1st she flashed a Prospectus of a Northern Lake Resort where Boats and Minnows were free and Nature was ever smiling.

By May 10th he had drawn a Blue Pencil all over a Folder of the Adirondack Region, and all the Hotel Rates were set down in his Pocket Memorandum Book.


Getting Busy With an Atlas.


Ten days later she vetoed the Mountain Trip because she had got next to a Nantucket Establishment where Family Board was $6 a Week, with the use of a Horse.

On June 1st a Friend showed him how, by making two Changes and hiring a Canoe, he could penetrate the Deep Woods, where the Foot of Man had never Trod and the Black Bass came to the Surface and begged to be taken out.

On June 15th he and Wifey packed up and did the annual Hike up to Uncle Foster's Place in Brown County, where they ate with the Hired Hand and had Greens three times a Day. There were no Screens on the Windows, but by climbing a Hill they could get a lovely View of the Pike that ran over to the County Seat.

MORAL: If Summer came in the Spring there would be a lot of Travel.



The Experimental Couple and the Three Off-Shoots

A man and Wife had three Sons. The first, named Abraham Lincoln Tibbetts, was born in 1862. His name was promptly abbreviated to Link.

The second, who arrived in 1872, was christened Ulysses Simpson Grant Tibbetts. This was too long, so people called him Chub.

The third was of the Vintage of 1882 and his name went into the Register as Chester A. Arthur Tibbetts, but, in the interest of Euphony he was dubbed Art, because Art is Long.

The Tibbetts Family lived in the City, and Link, the first-born, enjoyed all the Advantages of Life in an Apartment Building. He went to a Graded School and picked up so much Knowledge that at the age of 12 he could set his Parents down in front of him and tell them Things they did not know. At 14 he was so far along that he knew how to lie in Bed and have his Mother bring his Breakfast up to him. He went to Dancing School and learned to play all the "Pinafore" music on the Upright Agony Box. Sometimes he chided Mr. and Mrs. Tibbetts for not having as much Money as many of the People he met at Dancing Parties. He had about as much Application as a used-up Porous Plaster, and he worried more about his Complexion than he did about his Business Prospects.

Mr. Tibbetts gave him a Desk at the Office and called him Assistant Something. His Duties consisted of looking at the Clock and writing Notes to the Gazelles he had met the Night before. If he had been set out on the Pavement and told to Root for himself, it would have broken him of the habit of Eating.

Link was whatever they called a Lobster in 1880. Mr. Tibbetts realized that City Life had an enervating Effect on Boys and made them Superficial and Wise in their own Conceit.


Link.


Chub was 8 years old and had not yet succumbed to the Matinee Habit, so his Parents decided to ship him out to the Green Fields and keep him there until he had developed a Character. Mr. and Mrs. Tibbetts knew that all the Men of Sterling Worth, mentioned in Political Biographies, had been raised on the Farm. They figured that if Chub could be left in the Country to run with the Live Stock, he would grow up to be a Sturdy and self-reliant Character, with no hankering for Soda Water and the Military Schottische.

Therefore Chub was sent out to live with Uncle Jabez Quackenbush, an Agriculturalist who owned 480 Acres and was still wearing the Army Overcoat that the Government had given him when the War broke out. Chub slept on a Feather Tick up in a Room where they had the Seed Corn hung on the Rafters. Uncle Jabe would yank him out at 4.30 G.M. and keep him in the Field until the early Candle-Lighting, so that usually he had two Meals in the Dark. On Sunday he and the Hired Help would sit in the Hay-Mow and read Almanacs. In the Winter he attended a District School and learned to bound Patagonia, but he did not go to any demoralizing Shows nor learn to pick up flip Slang.


Chub.


When he was 18, he seemed to be past the Danger Period, so Uncle Jabe took him to the Train and told the Conductor where to put him off. On the way back to the City he bought an oval Box of Figs from the Train Boy and lost his Hat out of the Window. When he arrived at Home and entered the House, it sounded like a Crowd coming in. His Mother took one Look and fell backward. There was a Neutral Zone between his Vest and Trousers. Also he had been raising Warts on himself.

For two Months after he arrived they kept him under Cover for fear the Neighbors would see him. He gave way at the Knees every time he stepped. If a member of the Opposite Sex spoke to him, he usually backed into something Breakable. At the Table he did a Sword-Swallowing Act and drank out of the Saucer.


"We made a mistake in leaving him so long in the Tall Grass," said Mr. Tibbetts. "But now that we have tried the two Extremes, we know just what to do with Art. We shall send him to a small Town, where he may associate with bright Youth of his own age and yet be away from the distracting and corrupting Influences of the Big City."

Accordingly Art was farmed out to a Cousin residing in a drowsy Corporation of about 1,500 Souls, figuratively speaking. He went to the Grammar School and what he didn't learn at School he learned in Back Alleys and Box Cars. However, his Parents were happy in the Knowledge that he was beyond the influence of the gaudy Play House, the gilded Buffet and the seductive Dancing Academy. He was out where nothing happened unless the Boys started it themselves. So they started it.

When he was twenty he was sent to the City, an extra fine Specimen of what the Small Town can produce. He had his Hair combed down into his Eyes. He wore a punky little Derby, about two sizes too small. The turn-down Collar was four inches high, and he wore a navy-blue Cravat with a copper Butterfly for a Scarf-Pin. Furthermore, he had a Suit of Clothes that was intended for a gentle Brakeman. On his Lapel he had a Button Photograph of the Girl who worked in the Millinery Store.

"Are you made up for a Masquerade or is this the regular Costume?" asked his Father.

"'Go 'Way Back and Set Down,'" replied Art, for he knew his Village Repartee and was on to all of last year's Gags.

"What do you propose to do for yourself?" asked Mr. Tibbetts.

"I want to travel with a Circus or Minstrel Troupe and I don't much care which," replied Art.

As the Boy appeared to be somewhat Lumpy about the Pockets, his Father threw him down and searched him, finding on his Person, a $2 Revolver, a Package of Cigaroots, a 1-lb. Plug of Tobacco, a Deck of Playing Cards, a Copy of "Old Sleuth" and a Pair of Brass Knucks.




Art.


"I have underrated the Educational Facilities of the Jay Town," said Mr. Tibbetts. "Link is door-keeper in a Dime Museum and Chub is putting in Coal for an old and well-known Firm, but I can see that you are going to outshine your Brothers. You are going to develop into a first-class Burglar."

MORAL: Keep him in a Barrel.
***
Джорж Эйдж
ЛЮДИ КОТОРЫХ ТЫ ЗНАЕШЬ

Автор: Джордж Эйд

Иллюстрировано Джоном т. Маккатчеоном и другими

MCMIV



Предисловие

Эта маленькая книга не должна содержать никакой новой информации. Она составлена из простых наблюдений, касающихся людей, живущих прямо за углом. Если читатель будет иметь в виду, что в этой книге речь идет только о людях, живущих за углом, то не будет никакой возможности для болезненных недоразумений. У меня нет ни малейшего желания вводить в заблуждение любого, кто докажет свою истинную дружбу, купив экземпляр этой работы. Может быть, стоит пояснить, что эти басни написаны на разговорном американском языке. Используемый словарь-это тот, который стал знаком уху, хотя его редко можно увидеть на печатной странице. Другими словами, Этот том содержит бесстыдное количество сленга. Если какая-то часть его непонятна читателю, он должен быть рад, что избежал того, что кажется эпидемией.

АВТОР.



Содержание

Периодическая Соуза, чувство никогда-снова и поездка на дождевальной тележке, 13

Та музыка, которая слишком хороша для домашнего использования, 23

Одна или две точки различия между обучением и обучением как, 26

Ночной дозор и потенциальное нечто ужасное, 37

Ослабевший адвокат, позвонивший помощнику адвоката, 46 лет

С чем отец столкнулся на фабрике культуры, 54

Поиски нужного дома и как Миссис Джамп перенесла свой ежегодный приступ, 65 лет


Пачка писем, или один день с занятым человеком, 72

Болезненный сон и как его лечили, 81

Два старых приятеля и зов о помощи, 90 лет

Обычный вид места и обычный способ, как оказалось, 99

Человек, у которого был настоящий друг, чтобы вести его вперед, 107

Молодой Наполеон, который вернулся в магазин в понедельник утром, 110

Высокое искусство, которое было немного слишком высоко для пошляка, который платил по счетам, 119

Терпеливый труженик, который получил его в обычном месте, 129

Летние каникулы, которые были слишком хороши, чтобы продолжаться, 133


Как скромный Новичок перемещался с одной вершины на другую и играл всю цепь, 142

Маневры Джоэла и разочарованного сиротского приюта, 149

Два молодых человека, два фотографа и соответствующая школа ухаживания, 158

Супружеская пара, которая занялась домашним хозяйством и начала кое-что выяснять, 167

Самарянин, у которого парализовало руку помощи, 175

Усилия по превращению рабочей лошади в Высокий шаговый двигатель, 185

Самодельный Езекия и его послание надежды к урожаю выпускников этого года, 194


Девушка, которая делала заметки и становилась мудрой, а потом падала, 203

То, что они приготовили для своего отпуска, 212

Экспериментальная пара и три отпрыска, 215



Периодическая Суса, чувство "никогда больше" и поездка на разбрызгивающей тележке

Жил-был индеец, у которого была манера надевать все свои перья и убегать из резервации.

В течение трех недель подряд он верно подражал сияющему свету, который передает корзину и руководит ремонтом в пасторском доме. Ему полагалась сотенная отметка за хорошее поведение. За едой он выпивал немного Полли. После обеда он выкурил одну сигарету "Перфекто", а затем, проведя часок-другой в "Норт Америкэн ревью", в девять тридцать пополудни забрался на сено.

В конце концов, он накопил чувство добродетели, которое было трудно носить с собой. Он гордился собой, когда подсчитывал количество дней, в течение которых он придерживался прямой и узкой дороги. Ему казалось, что он заслужил награду. Поэтому он решил купить себе небольшой подарок, что-то стоящее около 15 центов. Он выбрал первоклассное заведение, где имелись электрические вентиляторы и картины старых мастеров. Он вытряхнул из стакана Все, что полагается рабочему,-из тех, что заставляют бармена перестать вытирать посуду и на секунду—другую принять недружелюбный вид.

Потом он вспомнил, что птица не может летать с одним крылом, поэтому осторожно поднял указательный палец и бросил на продавщицу рецепта взгляд, который на языке жестов означал: "повторите дозу."

Это исторический факт, что когда человек падает назад с водного фургона, он всегда приземляется в толпе. Полная постановка сцены, световые эффекты и красный огонь были все готовы, чтобы сделать его захватывающим делом. Сразу после того, как он косил № 2 и перестал беспокоиться о зимнем угле, он начал встречаться с друзьями, которые умирали от жажды. Затем атмосфера начала сгущаться от высоких шаров, Плимутских суров и мятных конфет, и он сказал барабанщику обуви, что многие люди, которые стучали ему, вероятно, будут работать на него до конца года.


В Течение Трех Недель.


Потом он очутился в четырехвесельной лодке, и море стало очень бурным. Что-то было не так с рулевым механизмом, потому что вместо того, чтобы остановиться в своем пансионе, он оказался в другом Ромовом салоне. Человек, которому принадлежал этот дом, потерял ключ и не мог запереть его. Здесь он встретился с несколькими делегатами Государственного съезда Братского ордена, целью которого было возвышение человечества. Они носили синие значки и боролись за то, чтобы положить деньги в кассу. Через некоторое время он и рыжеволосый делегат стояли у сигарного прилавка и пели:" Он подал заявку на членство, и тут из тумана выплыла следующая картинка-ресторан "Чоп Суэй" и все бьют посуду.


Братья.


Вскоре после этого погас свет, и когда он вернулся на Землю, то лежал не в той стороне своей кровати с синими значками на всем протяжении, пытаясь проглотить банное полотенце, которое, как он позже обнаружил, было его языком. Подложив под голову рычаг, он ухитрился его приподнять, а потом сел на край кровати и стал ругаться. У него не осталось ничего, кроме карточек, которые ему дали братья откуда-то из другого штата. Он смутно припоминал, что дал свой адрес и номер телефона всему племени и умолял их разыскать его.

-Только не в моей, - сказал он, подставляя под кран полотенце. -Ни за что на свете я не стал бы больше смотреть на эту самую суть беды. Интересно,переживу ли я это утро?

В тот день он жил на Броме и льдах, и единственное удовлетворение от этой жизни приносил тот факт, что он был исправленным человеком.

На второй день он мог смотреть на твердую пищу без спазма. Его волосы перестали дергаться, и он начал говорить с людьми, которых встречал. Когда его попросили выйти ненадолго, он вышел из себя и немного поговорил на эту тему, убедительно доказав, что в этом нет ничего особенного.


Никогда Больше!


Возвращаясь домой в сумерках, он прошел мимо клубов и кафе, где собирались те, кто пил, и ему стало их жалко.

-Почему они не могут отказаться от этого, как и я?" - спросил он себя. -Ах, если бы они только знали, насколько приятнее быть респектабельным."

Для него было настоящей загадкой, что кто-то может бездельничать с сухим мартини, когда на каждом углу стоит гидрант.

На третий день он щелкал кнутом и умолял людей сесть вместе с ним в повозку. И он сказал, что это странная вещь, но он не мог вынести ее вида.

А на четвертый вечер он признался некоторым милым людям, с которыми познакомился на церковной вечеринке, что одно время позволял себя уговаривать время от времени покусывать, но потом все обдумал и решил, что это плохо, и просто отрубил себе голову. Они сказали ему, что это удивительно, как много у него силы воли, и спросили его, чувствовал ли он когда-нибудь, что старая жажда возвращается к нему, и он сказал, что может видеть, как она плещется вокруг него, и не имеет ни малейшего желания окунуться.

Он так зациклился на себе, что обошел всех своих друзей, которые держали его на столе, чтобы он мог помахать им в сторону и сказать, как он его презирает. Он сидел и жалел тех, кто его вдыхал. Каждое утро, вставая, он целовал себя в стакан и восклицал: "Ага! Голова сегодня ясная, как колокол, держу пари, что я самый чистый и приятный молодой человек в этом городе. Любая девушка, которая выберет трезвого и уравновешенного мужчину, такого как я, безусловно, проявит здравый смысл."

Как рассказывалось в начале, в течение трех недель он усердно трудился над тем, чтобы быть воздержанным. И в конце концов он накопил чувство добродетели, которое весило более 200 фунтов. Он знал, что имеет право на награду, поэтому решил купить себе небольшой подарок. Всего лишь крошечное напоминание о давно минувших днях, а потом возвращение в Сарсапариллу. Но он упал в толпу. Был еще один съезд штата. Это было устроено специально для него, чтобы он мог начать все сначала.

Мораль: жизнь - это череда рецидивов и выздоровлений.



Та музыка которая слишком хороша для домашнего использования

Однажды вечером небольшая стайка наших лучших людей собралась в доме одной дамы, которая неизменно первой переступала через забор в безумной погоне за культурой. Она любила заполнять свои парадные комнаты людьми, которые носили 7; шляпы и читали норвежские романы, о которых никто больше никогда ничего не слышал.

В тот вечер, о котором я уже упоминал, у нее была целая группа гениев. Предполагалось, что они проговорят часа два, чтобы нагулять аппетит к неаполитанскому мороженому и дамским пальчикам. Со временем они перешли к теме современной музыки. Все сходились на том, что музыка, которая, казалось, зацепила низколобую публику, была чрезвычайно Панковой. Им скорее нравился "Парсифаль", и они охотно признавали, что Фогнер хорош в некоторых местах, но Масканьи они клеймили как краба. Что же касается Виктора Герберта и Дж. П. Сузы—назад к цистернам с водой!


Им Это Нравится.


Чуть позже в игре разговор стал провисать и было высказано предположение, что у них есть что-то на рояле. Они собрались вокруг стопки нот, а потом Фогнер ушел в мусорную корзину, и Пуччини упал на пол незамеченным, а классики не получили руки. Но они взвизгнули от радости, увидев милую маленькую кантату о еноте, который заработал бритву и имел неприятности со своей женой. Они спели припев 38 раз,и молодая леди измотала оба запястья,делая тряпку.

Мораль: правильно наслаждаться более дешевыми видами искусства, но они не должны быть формально Индорсированы.



Один или два пункта разницы между обучением и обучением как

В Красном школьном доме в районе веб-Фут существовал обычай устраивать дебаты каждую пятницу после обеда. Спорный вопрос о том, что наносит больший ущерб-огонь или вода, - Сквабы тщательно обсудили. Кроме того, кто был более весомым предложением, Наполеон или Вашингтон? Но первоначальная позиция была следующей: "решено, что образование лучше, чем богатство."

Корпоративные интересы получили много ударов здесь, в умственных работах. Большинство детей хотели вырасти и стать похожими на Галилея. Они утверждали, что простое богатство не может купить счастья. Единственный подлинный душевный покой-это способность с закрытыми глазами останавливать геологические периоды.


Отис и Брэдфорд.


Здесь, в этом маленьком мозговом инкубатории, были двое детей, которые не были парой. Одного звали Отис, а другого-Брэдфорд, сокращенно Брэд. Отис был тем самым мальчиком, который в пятницу днем принял утвердительную сторону. Оте твердо верил, что ученость-это самое ценное, что человек может спрятать. Брэд был за денежный конец игры, но когда он вставал, чтобы начать говорить, его словарный запас застревал и застревал поперек дымохода, и учитель приглашал его вернуться на свое место. Однако Отис мог точно сказать, почему ученый был лучшим и более счастливым человеком, чем миллионер, и поэтому он всегда получал голоса судей.

Теперь Брэд был уже готов, но его это не убедило. Он не мог предстать перед окружной школой и объяснить, почему это хорошая политика-загнать монету в угол, но у него было тайное предчувствие, что для него не будет позором выйти и сделать все, что в его силах. У Брэда была челюсть бульдога, большие окровавленные руки и повязка на шее чуть больше шляпной. Он перепрыгнул через частокол, когда его начали учить ботанике. Он весил 180 фунтов и считал себя слишком большим, чтобы сидеть и считать лепестки маргаритки с бычьим глазом, когда он, возможно, продавал громоотводы Япам и заключал контракты с кувшинами. Соответственно он и копал.

-Брэдфорд совершает большую ошибку, - сказал Отис, увидев, как его друг покидает учебное заведение. - Ради того, чтобы заполучить несколько мирских вещей прямо на скачке, он жертвует своим дипломом. Я буду еще более хитрым. Я сразу же закончу среднюю школу, а потом поступлю в колледж и получу диплом. Когда я получу свою степень, тогда я буду человеком его. Мои научные познания и лощеные манеры позволят мне миновать дверь и войти во внутренний круг горячего картофеля. Что же касается Брэдфорда, то, хотя он, возможно, и сколотил немного денег, он будет обыкновенным, грязным деловым человеком—не один-два-семь, когда он попытается встать против того, кто только что выступил с диссертацией о коррелированных феноменах бессознательной мозговой деятельности."

В то время как Брэд был в глухих поселках, меняя фермеров и покупая 8 процентов. Закладные, Отис учился в колледже и жил на овсянке, за исключением праздников и чернослива. Он сутулился, носил очки и был весь изможден, но никогда не ослабевал. Он тянулся к лавровому венку учености, или, другими словами, к степени. После того как он трахался с ней в течение 4 лет, он сдал свой выпускной экзамен, и факультет решил, что он Бакалавр искусств.

Это был тот день, когда он посмеялся над Брэдом.

Тем временем Брэдфорд душил разных людей и отбирал у них все это. Под его началом было четверо коммивояжеров, и он вошел в фирму, но все еще стеснялся ботаники.

Поскольку Отис был одним из самых умных людей в своем классе, ему предложили должность преподавателя в колледже с зарплатой 55 долларов в месяц и обещанием прибавки в 5 долларов через пять лет, если он выживет. Отис согласился, потому что внешний мир, казалось, не требовал его услуг, хотя он был авторитетом по Мезозойскому периоду и знал всех диатомей по именам.


М. А.


Часто, сжигая Полуночное масло и размалывая челюстные дробилки, чтобы получить степень магистра, он размышлял так: "это правда, что Брэд делает это из рук вон плохо, носит рубашки за 6 долларов и ездит в парадной комнате на пульмане, но он не бакалавр искусств. И когда-нибудь, когда он станет мультимиллионером, я все еще смогу смотреть на него сверху вниз, потому что тогда я стану Мастером искусств. Я с детства знаю, что образование желаннее ничтожного золота. Хотя газеты и широкая публика, по-видимому, ни в коей мере не разделяют моего мнения, все же лучше смириться с Биномиальной теоремой, чем бездельничать за ужином с шампанским."

В свое время факультет дал степень магистра тому, что осталось от Отиса, и все же его амбиции не были удовлетворены. Он хотел получить докторскую степень. Он знал, что всякий, кто стремится к этой великой чести, должен быть Пиппином. Но он надеялся, что сможет внести свой вклад в мир мысли, который потрясет всю систему образования и поможет ему подняться на самую вершину человеческого величия.

Профессор Отис год за годом проводил раскопки. В возрасте 49 лет он все еще был М. А. и владел домом с ипотекой на него. Тем временем в мире финансов произошли революционные изменения. Все на Земле было помещено в бассейн. Каждый гладкий гражданин, у которого было что-то, что не представляло для него особой пользы, шел на работу и Заглавно писал это. Брэд закрыл свои интересы за такие большие деньги, что любому другому было бы стыдно взять их. Затем он и еще несколько пиратов отправились на Уолл-Стрит, чтобы развлечься с несколькими достойными джентльменами, которых Брэд назвал "летающими восточными кружками". Они преуспели в том, чтобы поставить салазки под ряд лиц, которые не хотели встречаться с ними в обществе.

Когда Брэд расхаживал по своей хижине за миллион долларов, ему приходилось высоко подниматься, чтобы не споткнуться о пучки длинной зелени, но он так и не продвинулся дальше в своей Ботанике.

Случилось так, что однажды Брэд был в Мотинге и заскочил в колледж, где его друг детства теперь был профессором Дипсикологии и Пламацци.

-Это вполне подходящее растение, - сказал Брэд, оглядывая кампус. - Мне нравится поощрять эти заведения, потому что они помогают держать многих молодых людей подальше от деловых офисов. Я обнаруживаю, что у меня в кармане жилета лежат жалкие 50 000 долларов, которые я проглядел, переодеваясь. Отдай его главному сыру и скажи, чтобы он проверил меня в лаборатории.

Когда новость распространилась, все мальчики из "сис-бум-а" устроили парад в ночных рубашках. Факультет созвал специальное совещание и назначил Брэда доктором философии.

На следующий год он записался в гимнастический зал, и его сделали доктором богословия.

На следующий год он вручил им телескоп и стал магистром права.


D. D.—LL.D.—PH. D.


Каждый раз, когда он кашлял, его делали каким-нибудь новым врачом.

На самом деле, для человека в шляпе, который не знал разницы между пестиком и тычинкой, он был самым ученым существом в семи штатах. Профессор Отис втиснулся в канаву. Иногда он задается вопросом, кто из них двоих имеет самый главный конец спора, который начался в Красном школьном доме.

Мораль: самый длинный путь вокруг-это самый короткий путь к университетской степени.



Ночной дозор и то, что могло бы быть чем-то ужасным

Жила-была на свете полногрудая девочка по имени Флорин, родители которой за ней не спускали глаз. Каждый цветущий ночью Гарольд, который осмеливался держать гостиную открытой после полуночи, слышал тихие голоса в коридоре, а затем стук в дверь. Если Флорина надевала другое платье и отправлялась на хоп, то мама садилась и ждала ее, и час дня был крайним сроком. Следовательно, Флорине придется прятаться на празднике именно тогда, когда все будет хорошо. Кроме того, ей придется предупредить Мистера эскорта, чтобы он вел себя прилично, когда они подъедут к дому.

-У ворот делать нечего,- предупреждающе говорила она. - Это доллары за пельмени, что девушка-детектив высовывается, чтобы узнать, как я себя веду. Она прижимает ухо к Земле примерно четыре трети времени, и если кто-то делает шаг, то мама следующая. Если отец выпивает в клубе, а потом едет домой на скоростном трамвае, мама узнает об этом, когда он будет еще в трех кварталах от дома. Более того, она-знающая птица, и ее не обманешь гвоздикой или этими маленькими мятными Чу-Чу. Единственный раз, когда мать целует отца, это когда она хочет поймать его с товаром. Берегись! Это наш угол."

Как только они высаживались у ворот, маленькая Флорина громко и отчетливо произносила, обращаясь к окну гостиной: "О, мистер Гилблитц, я провела такой чудесный вечер, что от души вас благодарю".

После чего эскорт, стоявший в 8 футах от него со шляпой-гармошкой в руке и лицом в лунном свете, сияющим детской невинностью, возвращался таким образом: "вы ужасно добры, что говорите это. Спокойной Ночи.


Флорин.


После этого мама должна была поверить, что весь вечер они находились на расстоянии 8 футов друг от друга. Но мама была хитра и умна, с памятью, которая простиралась по крайней мере на 25 лет. Эти маленькие одноактные пьесы под окном ни на минуту не выводили ее из себя. Прежде чем Флорина легла спать, ее подвергли перекрестному допросу и потребовали рассказать, с кем она танцевала, почему, как часто и что он говорил. Время от времени дочь работала над своим умственным резервированием. Другими словами, она что-то скрывала от матери. Она сказала, что просидела почти все номера, но призналась, что танцевала каре-данс с молодым человеком, который передавал тарелку в Епископальной церкви.

На что мать подмигивала ему и бормотала:" это так? "с громкой педалью на" это". также что-то о том, чтобы быть больше, чем семь.

Один из предков Флорины по материнской линии случайно оказался на Земле во время Революции, и отец часто говорил о троюродном брате, который был в Конгрессе, пока округ не перешел к нему. Из-за того, что в ее жилах текла голубая кровь, Флорин считалась немного шикарной, и мама всегда боялась, что у нее могут остаться отпечатки пальцев на фамильном гербе. Поэтому Флорине было запрещено заводить знакомство по телефону с кем-либо из Hoi Polloi, что по-гречески означает "продавцы". По словам матери, в городе было только около 8 семей, которые действительно принадлежали, и некоторые из них не принадлежали достаточно, чтобы причинить боль. Флорина оказалась отрезанной от многих приятных моментов, потому что компаньонка по этому случаю была связана с кем-то, кто занимался спиртным бизнесом.

Флорин очень сильно сопротивлялась этому. Когда ей хотелось пожевать жвачку, ей приходилось выходить в виноградную беседку, и она прятала свои книги под матрасом. Почти каждому скоростному Холостяку в городе было запрещено посещать это помещение из-за слухов, которые ходили вокруг. Те, кого одобряла мама, были из сиреневого дивизиона с белыми пышными галстуками и приклеенными волосами. Они говорили о репетициях хора и иногда, когда были достаточно возбуждены, играли в шарады.

Единственный шанс, который Флорина получила, чтобы пообщаться с популярными мальчиками, состоял в том, чтобы пойти в город во второй половине дня и просто случайно встретить одного из них в кафе-мороженом. Флорин научилась быть настоящей счастливицей. Но по дороге домой ей придется приготовить несколько Жюль Вернов для старой леди в Сторожевой башне. Мать знала, что для того, чтобы измерить талию рубашки, не требуется 4 часа.

- Подожди, пока я выйду замуж, - говорила Флорина. -Я сделаю так, что этот 20-часовой флаер будет похож на паровой каток. Если мама не оставит меня в покое, я научусь курить сигареты."

Временами она впадала в такое отчаяние, что готова была вступить в труппу или сбежать с барабанщиком. Ей хотелось выйти на улицу среди ярких огней и послушать, как играет оркестр. И еще она знала, что не может крутить шлепанцы, ломать мебель и играть в тряпки после полуночи, пока не станет респектабельной. Замужняя Женщина. Поэтому она подавала сигнал бедствия и обычно делала очень широкие намеки, когда болтала с парнями, которые случайно оказались на курорте с содовой водой, когда она туда заглянула. Они любили Флорину навсегда, но когда один из них думал о том, чтобы заключить союз со старым орлиным глазом, семейным сыщиком, он слабел.


Ночной Дозор.


Флорина так и осталась бы мертвой картой, если бы не отправилась в гости в соседний город, где столкнулась с городским бездельником. У него была манера делать предложение каждой девушке при первой встрече. Это всегда казалось ему таким сердечным прощанием для зарождающейся дружбы. Обычно девушка просила дать ей время, а потом они вдвоем возились, суетились, мирились и, наконец, отсылали все письма, и на этом все заканчивалось. Флорина одурачила лисьего Филандера. В тот момент, когда он подошел к ней с разговором о браке, она твердо взяла его за руку и сказала: Получи права завтра утром. Затем перережьте все телеграфные провода и сожгите железнодорожные мосты."

Они поженились, и, как это ни странно может показаться, мама тут же уволилась со своей должности полицейского и сказала: "Слава богу, я тебя выдала замуж! Теперь ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится.


Когда Флорина обнаружила, что может делать все, что ей заблагорассудится, она обнаружила, что ей почти нечего делать, кроме как остепениться. После примерно семи вечеринок с жаровнями она израсходовала весь свой запас накопившегося Джинджера, и теперь она так же тиха, как и все мы.

Мораль: любая система хороша, если она, наконец, работает.



Ослабевший адвокат, позвонивший помощнику адвоката

Когда-то там был адвокат с обрезом, который учился до тех пор, пока не стал мутным вокруг глаз и тощим, как бритва. Он знал закон от супа до орехов, но из-за долгой учебы стал немного нервничать. И его размер был против него. У него не было мехов.

Это был неприметный коротышка. Когда он встал, чтобы умолять, то оказался чуть выше стула. Из 90 фунтов, которые он нес, около 45 составляли серое вещество. У него был ментальный товар, который нужно было сжечь, но не было способа доставить его.

Когда по поводу законопроектов шел митинг или еще какая-нибудь болтовня, комитет никогда не просил его выступить. Комитет нуждался в глушителе ветра, который мог бы двигать листья на дереве на расстоянии 200 футов. Высохший юрист мог написать замечательную вещь, которая могла бы очаровать птицу с дерева, но у него не было трубок, чтобы извергать ее. Когда он встал, чтобы заговорить, ему оставалось только слушать самого себя. Присяжные обычно засыпали на нем. Ему нужен был Мегафон. И он обладал таким же личным магнетизмом, как и помощник Гробовщика.

Коротышка проиграл много дел, потому что он не мог лаять на присяжных и пробивать дыры в столе. Его записки были очень высоко оценены Верховным судом. Кроме того, было известно, что он может составить контракт с медными клепками, который будет держать воду, но в качестве просителя он был сборщиком.

В свое время у него был важный иск, и он волновался, потому что ему противостояла пара живых газовых двигателей, которые могли ходить взад и вперед перед присяжными япошек, ожидая дальнейших распоряжений.

-Закон на моей стороне, - сказал коротышка. -Теперь, если бы я был ростом всего шесть футов и два дюйма, да еще с обтянутой кожей грудью, я мог бы вынести вердикт."

Пока он размышлял, вошел друг его юности по имени Джим.

Этот Джим был книготорговцем. Он был таким же большим, как стена дома. Его голос звучал так, словно доносился из шахты лифта. Когда он складывал руки на груди и выглядел торжественно, он представлял собой колоссальное воплощение власти в покое. На нем была широкополая шляпа и большое черное пальто. Природа предназначила его для Сената США, но израсходовала весь материал в самом начале работы и не смогла заполнить полость мозга.

В школе Джим всегда был первым учеником в классе. В возрасте 40 лет он написал Sure с Sh и погрузился в кучу, когда он попытался добавить 8 и 7. Но он имел большой успех в качестве книготорговца, потому что он выучил свою пьесу, а 218 фунтов достойного превосходства сделали все остальное.

Куда бы он ни шел, его всегда уважали. Он мог войти в незнакомую гостиницу, сесть за стол для завтрака и сказать: "Пожалуйста, передайте сироп" тоном, который имел все величественное значение официального высказывания. Он сидел там в безмолвной медитации. Те, кто оценивал эту слоновью фигуру и отмечал серьезность его лица и волнистые морщины на высоком лбу, воображали, что он размышляет о бессмертии души. Собственно говоря, Джиму было интересно, что он будет есть-ветчину или бекон с яйцами.

У Джима был массивный и внушающий благоговейный трепет фасад. Пока он держался за Наполеоновское молчание, он мог продолжать блеф. Маленькие мальчики ходили на цыпочках, когда они подходили к нему, а старые девы вздыхали, прося представить их друг другу. Только вскрытие показало бы Джима в его истинном свете. Карлик-адвокат с завистью посмотрел на своего знакомого мастодонта и вздохнул.

-Если бы я мог объединить свой интеллект с вашей лошадиной силой, я был бы самым большим одуванчиком на легальном пастбище,-сказал он.

И тут ему в голову пришла счастливая мысль.

-Джим, я хочу, чтобы ты стал моим помощником адвоката, - сказал он. -Я понимаю, конечно, что вы не знаете разницы между предостережением и бутербродом с икрой, но пока вы держите свои волосы причесанными так, как сейчас, и носите это задумчивое выражение, вы так же хороши, как и вся семья Чоут. Я представлю вас как выдающегося адвоката с Востока. Я буду охранять закон, а ты будешь сидеть там и пугать оппозицию своим мудрым видом."

Поэтому, когда дело дошло до суда, Коротышка провел августейшего Джима в зал суда и представил его как помощника адвоката. Ропот восхищения пробежал по всему Собранию, когда Джим показал свою внушительную фигуру с книгой законов под мышкой и выражением тяжелой ответственности на лице. Старый атлас, несущий на плечах земной шар, казалось, был не в ладах с этим величественным и мрачным незнакомцем.

Два часа Джим репетировал свою речь. Он встал.

-Ваша честь,- начал он.

При звуке этого голоса в зале суда воцарилась испуганная тишина. Это было похоже на нижнюю Октаву органа.

-Ваша честь,- сказал Джим, -мы готовы к суду.

Музыкальный гул заполнил просторную комнату и эхом разнесся по коридорам. Звук врывался в открытые окна и мешал движению на улице. Он пропел по телеграфным проводам и поднял все поникшие флаги.


Ученый Коллега.


Присяжные побледнели и задрожали. Адвокаты противной стороны были белы как полотно. Их немые и испуганные лица, казалось, спрашивали: "с чем мы столкнулись?"

Джим сел, и процесс начался.

-Ваша Честь и господа присяжные, я полностью согласен с моим ученым коллегой.

Тогда он впадал в рецидив и хмурился, как Сократ, а другая сторона разлеталась на куски. Каждый раз, когда Джим откашливался, можно было услышать, как падает булавка. От доминирующего влияния главного разума никуда не деться.

Присяжные отсутствовали всего 10 минут. Когда был вынесен вердикт, Коротышка, который обеспечил все, кроме давления воздуха, был едва не растоптан ногами в общей спешке поздравить выдающегося адвоката с Востока. Маленький человечек собрал свои книги и, как обычно, прошмыгнул мимо, в то время как ложная тревога стояла в ужасном молчании и позволила судье и другим пожать ему руку.

Мораль: младший юрисконсульт должен весить не менее 200 фунтов.



С чем отец столкнулся на фабрике культуры

В домашней команде был мальчик по имени Бьюкенен, который отказался работать, поэтому его родители решили, что ему нужно высшее образование. Получив его, он мог бы заняться ученой профессией, в которой работа-всего лишь побочный вопрос.

Отец и мать Бьюкенена послали в колледж за каталогом коек. В книге для начинающих была зеленая обложка, и она была полна информации. В нем говорилось, что необходимые расходы составляют около 180 долларов в год. Все студенты находились под полезным и моральным влиянием с момента их прибытия. Они должны были лечь спать в 10 часов вечера, в то время как курение было запрещено, и никто не мог пойти в город, кроме как по специальному разрешению.

- Это самое подходящее место для Бьюкенена,- сказала его мать. -Это будет таким утешением-знать, что сын каждый вечер находится в своей комнате."

Соответственно, Бьюкенен получил шесть рубашек, два костюма со всем необходимым, мешок для стирки, подушечку для булавок, готовый набор для ремонта и щетку для кожи, и он поехал в учебные залы. Он написал в ответ, что болеет дома, но твердо решил остаться, потому что понял преимущества университетского образования. Он сказал, что у него немного болят глаза от чтения по ночам и ему приходится покупать очень много лишних книг, но в остальном он был хорош и красив. Любите всех и заводите немного валюты по первой почте.

После того как Бьюкенен почти два месяца трудился на вершине горы знаний и посылал горячие бюллетени старикам, отец решил навестить его и немного подбодрить.

-Бедному мальчику, должно быть, одиноко там, внизу, среди всех этих чужаков, - сказал отец. - Я заскочу к нему и оживлю его.

Поэтому отец высадился в университетском городке и стал расспрашивать о Бьюкенене, но никто ничего не слышал о таком человеке.

-Может быть, ты имеешь в виду "старина бак", - сказал бледный юноша в шляпе с вросшими полями. - Если это тот индеец, которого ты хочешь видеть, я покажу тебе, где он тусуется."

Гордого родителя отвезли в выцветший пансион, и он очутился в Комнате ужасов, похожей на нечто среднее между лавкой старьевщика и турецким уголком. Здесь он нашел отчаянного студента, известного как "старина бак", одетого в банный халат, играющего на скупой маленькой мандолине и курящего сигарету, которая пахла так, словно кто-то стоял слишком близко к плите.

-Привет, шеф,- сказал искатель истины. - Подожди, пока я быстро переоденусь, и мы выйдем и позавтракаем.

- Завтрак в два часа дня?- спросил отец.

-У нас была очень напряженная ночь, - объяснил Бьюкенен. -Второкурсники оспаривают наше право носить красные галстуки, поэтому прошлой ночью мы схватили Президента класса Соф, привязали его к дереву и избили до полусмерти бейсбольной битой. Затем мы начали поджигать главное здание, и на нас напала банда софистов. Вот так мне и попалась эта Бродячая лампа. Как только он ударил меня коленом, я боднул его в солнечное сплетение. С тех пор над ним работали два врача. И вот завтра вечером фреши собираются угостить меня ужином в голландском ресторане, и уже поговаривают о том, чтобы выбрать мне классного поэта. Так что, как видите, я прекрасно справляюсь."




Souvenirs.


-Ты делаешь великое дело для простого ребенка, - сказал родитель. - Если ты будешь продолжать в том же духе, то когда-нибудь станешь сенатором США. Но скажите мне, откуда у вас все эти вывески, плакаты, надгробия и прочие предметы Vertu?

-Я их стащил,- ответил студент. - Чтобы стать настоящим университетским дьяволом, нужно каждый вечер приносить домой несколько сувениров. Если бы это сделали миссионеры, это назвали бы грабежом. Если бы этим занимались простые люди, это называлось бы мелким воровством. Но у нас это всего лишь студенческий розыгрыш."

-Я понимаю,- сказал отец. - Нет ничего более игривого, чем прибить гвоздями надгробие и использовать его в качестве пресс-папье.

-Не хотите ли осмотреть заведение? - спросил Бьюкенен.


-Да, конечно, - последовал ответ. "Хотя я был лишен благословенных привилегий высшего образования, я люблю проникать в атмосферу четырехслойной интеллигенции и встречаться с теми душами, которые выше низменных соображений будничной коммерции."

- Ты говоришь, как ведро с пеплом, - сказал студент. - Я не собираюсь выставлять тебя против каких-либо профессоров. Следуйте за мной, и я сделаю так, что вы сможете пожать руку парню, который съест их живьем. Я отведу тебя в загон и покажу тебе диких кошек. Они пили кровь все утро и чувствуют себя хорошо и скрытно. Около трех часов мы выгоняем их на арену и даем им вспахать Дерн".

-Это колледж или зоопарк? - спросил родитель.

-Я имею в виду отделение, - сказал Бьюкенен. "Мы постоянно держим около 40 человек за тренировочным столом, так что независимо от того, сколько их будет убито, у нас всегда останется 11. У нас есть центровой Раш, который весит 238 килограммов, и вы не станете пробивать его топором. Мы поймали его в лесу к северу от города и привезли сюда. Два часа в неделю он посещает специальный курс фортепианной музыки, а все остальное время бросает суррогаты и кусает их за руку."

Бьюкенен и его дрожащий родитель сидели на краю решетки и некоторое время наблюдали за резней. Бьюкенен объяснил, что это просто дружеская практика.

В тот вечер сын сказал: "Отец, ты можешь остаться совсем ненадолго, и я хочу, чтобы ты хорошо провел время, пока ты здесь. Пойдем с нами. Мы едем в Оперный театр, чтобы устроить представление этой заднице. Первое, чему нас учат в колледже, - это обманывать актеров. В этих краях это считается большим спортом. Затем, если кого-то схватят, мы снесем тюрьму, тем самым сохранив традиции милой старой Альма-Матер."

- Позволяет ли вам преподавательский состав быть виновным в нарушении общественного порядка? - спросил родитель.


Дружеская Практика.


-Всякий, кто в одиночку идет против факультета,-Финк, - ответил Бьюкенен. "Мы путешествуем 800 в группе, так что, когда расследование проводится, нет никакого способа выяснить, кто именно нанес удар. Все, что происходит в университетском городке-это акт Провидения. А теперь пойдем посмотрим, как играет американская молодежь."

Они нашли дорогу к храму искусства. Когда химическая субретка начала петь "Здравствуй, Центральная, дай мне рай", они дали ей прямо противоположное тому, что она требовала. Несколько оперных стульев были вырваны с корнем и брошены на сцену, просто чтобы смутить артиста. Когда пришел домашний полицейский, его подбросило на 30 футов в воздух, и вскоре после этого шоу прекратилось. Студенческая толпа высыпала на улицу и опрокинула троллейбус, а потом они пошли домой в лунном свете, распевая: "сладкие воспоминания о студенческих днях, Ла-Ла! Ла-Ла!"

Отцовская шляпа была вдавлена внутрь, и он был немного озадачен, но ему удалось заметить, что мальчики были немного шумными, когда они начали довольно быстро.

- О да, но они ничего не имеют в виду, - объяснил Бьюкенен.


Сохранение традиций.


"Я надеюсь, что они объяснят это полицейскому дома, как только они доставят его в больницу", - сказал родитель. - Иначе он может неверно истолковать их мотивы."

На следующий день, вернувшись домой, он сказал матери, чтобы она не беспокоилась о Бьюкенене, поскольку тот, казалось, обладал полным и сочувственным пониманием истинной сущности современных методов обучения.

Мораль: займись денежными переводами, а сын сделает все остальное.



Поиски нужного дома и как Миссис Джамп перенесла свой ежегодный приступ

Когда-то здесь жила семья по имени Джамп, которая обследовала все палаты в пределах корпорации.

Прыжки совершались каждый раз, когда мороз уходил из-под земли.

Когда зацвела реклама "Сарсапарильи", а урожай персиков был испорчен поздним похолоданием, и дети отгоняли мух на стоянке позади универсалистской Церкви, и Шарманка на улице вырывала душу из"Трубадура" -это были сигналы для миссис Джамп задрать нос кверху и начать грызть удила.

Мать была охотницей за домами издалека. Она утверждала, что является инвалидом одиннадцать месяцев в году и принимала нервное лекарство, которое стоило $2.00 за бутылку. Точно так же, когда в поле зрения появилась Эйприл и дама природа начала потягиваться, тогда мама надела свою короткую юбку и пару туфель, предназначенных для мужчины, и сделала высокий скачок.

Она была хороша в течение 12 часов в день на любом виде тротуаров. С ридикюлем, набитым вырезками из газет "пустить", она быстро переходила с улицы на улицу. Каждый раз, когда она натыкалась на свежий след, она переходила на бег.

Мама искала дом, в котором шкафов было бы вдвое больше, чем комнат, а окна выходили на юг со всех четырех сторон.

Она убедила себя, что когда-нибудь наткнется на лачугу времен королевы Анны, которая будет О'Кей во всех деталях.

В журнале, который выходил каждый месяц, она видела эти сказочные фотографии дворцов, которые можно было выставить за 1500 долларов, если украсть материалы.

Она смотрела на иллюстрацию в виде Банко, изображающую шикарное строение с густыми деревьями, Усеивающими лужайку, и маленькой девочкой, катающей обруч по цементной дорожке, и ее сердце отдалось такому дому.

Мама любила изучать планы, считать ванные комнаты, прикидывать на подоконниках, какие занавески повесить в комнате для гостей.


1 мая.


Каждую весну она находила то место, которое искала, и подавала громкий сигнал всему экипажу собираться. Это были светлые весенние дни, когда мистер Джамп получал все, что ему причиталось. мистер Джамп был мужчиной, поэтому любая старая хижина ему подходила. В течение восьми лет, прежде чем отправиться в непрерывное путешествие с матерью, он жил в комнате над аптекой.

Его квартира была одной из тех восхитительных мужских забегаловок, куда женщины никогда не совались, чтобы спрятать вещи и придать всему дому мыльный запах.

Подметки убрали под кровать, чтобы не засорять коридор.

Раз в год он устраивал домашнюю уборку. То есть он нанял негра выбивать ковры, которые нужно было отделять от пола лопатой.

Поскольку женщины никогда не приходили сюда, чтобы привести себя в порядок, он знал, где найти все необходимое. Он знал, что она была где-то в комнате, и все, что ему нужно было сделать, это копать, пока он не найдет ее.

Потом он связался с Лорой, чтобы обзавестись настоящим домом, и она каждый год давала ему новый.

Мистер Джамп вскоре обнаружил, что, хотя каждый мужчина сам является архитектором своего состояния, жена обычно руководит строительством.

Когда миссис Джамп по весне объявила, что они переедут в другой дом, он долго брыкался, но всегда уходил в дровяной сарай. Он насмехался над ней про себя, но не так, чтобы она могла услышать.

Она была удивительна, придумывая причины для того, чтобы швырнуть арендную плату обратно в домовладельца.

Однажды она уволилась, потому что хозяин оклеил верхний этаж рисунком сойки, который стоил всего 15 центов за болт. В другой раз соседская семья держала кур. Обычно дети на той стороне переулка не были подходящими компаньонами для их собственного маленького выводка.

Однажды она уволилась из-за таракана. Она видела, как он проскользнул через кладовку, и в тот же день отправилась в Агентство по аренде.

Отец предложил, чтобы вместо освобождения в пользу таракана они предложили награду в 100 долларов за его поимку живым или мертвым и тем самым сэкономили немного денег, но она отказалась слушать.

Если водопровод не вышел из строя, то топка требовала слишком много угля, или же женщина через дорогу была разведена слишком много раз.

Если они сидели на корточках в низменном районе, Миссис Джамп стыдилась давать свой адрес друзьям в общине.


Поэтому каждое 1-е мая что-то красное и размером с вагончик подпирало к прыжкам". Несколько крепких парней начали выбрасывать вещи из окон.


Отец совершил акт исчезновения. Когда дело доходило до того, чтобы приподнять угол рояля или повесить картины, он был печальным блефом и знал это.

- А как насчет Рая?" - спросил он однажды. -Я так понимаю, что внутри жемчужных Врат каждая семья имеет постоянное жилье. Там нет складных кроватей, чтобы жонглировать вниз по задней лестнице, нет Шнуров для картин, чтобы сократить, нет карнизов, чтобы отпилить, нет книжных шкафов, чтобы застрять на лестницах. Я уверен, что там не будет грузчиков для пианино, потому что я слышал их язык. Неужели ты думаешь, что сможешь быть счастлив в земле обетованной?"

-Это будет полностью зависеть от того, подойдут ли вам ковры, - ответила она.

- Будем надеяться на лучшее, - сказал мистер Джамп.

Мораль: Королева мая-это обычно женщина.



Пачка писем, или один день с занятым человеком

Однажды утром энергичный маленький человек, у которого было около тонны работы, сваленной на его столе, пришел в город с прыжком, прыжком и прыжком, решив очистить всю планировку до наступления темноты.

Он проспал восемь часов и успел окунуться в холодный фарфор. После завтрака он вышел на весеннее солнышко, чувствуя себя бодрым, как скрипка, и резким, как молодой жеребенок.

-Я иду в офис, чтобы выбросить из головы эту кипу писем, - сказал полный надежд гражданин.

Когда он ворвался в кабинет, то нес 220 фунтов пара и был готов к нападению.

Высокий мужчина с рыжеватыми бакенбардами поднялся из-за стола с откидной крышкой и поздоровался с ним.

-Как ты себя чувствуешь сегодня утром? - спросил незнакомец.

- Шикарно и нахально, - последовал ответ.


-И все же завтра ты можешь присоединиться к колонии аппендицита, а послезавтра будешь лежать в темной передней комнате с цветочными подношениями со всех сторон,-сказал незнакомец. "То, что вы хотите,-это одна из наших необратимых, двадцатилетних, пневматических политик с оговоркой о Резервном фонде. Пожалуйста, взгляните на эту таблицу. Предположим, вы принимаете реактивируемый дар с особой оговоркой, позволяющей накапливать как премию, так и проценты. На 10 000 долларов полиса в течение 20 лет вы делаете $ 8800 ясно, живы ли вы или умрете, в то время как компания теряет $3,867.44, как вы можете видеть сами."

-Это мой ... — начал мужчина.

-Или вы можете предпочесть автоматический тонтинский полис с шарикоподшипниками,- продолжал Ангел смерти. - В этом случае весь остаток идет в Резервный фонд и получает сложные проценты. Это стало возможным благодаря нашей новой системе сокращения операционных расходов до минимума и передачи исполнительного департамента в руки известных нью-йоркских финансистов, которые не ищут денежного вознаграждения, а движимы филантропическим желанием сделать добро всем людям, живущим к западу от Аллегени."

-Это будет почти все от тебя, - сказал мужчина. -Мози! Утка! Вверх по переулку!

- Значит, вам все равно, что станет с вашей семьей? - в ужасе спросил незнакомец.

-Мои родственники забирают все свои деньги вперед, - сказал мужчина. - Если они не беспокоятся о будущем, то я не понимаю, почему вы должны терять сон.

Поэтому адвокат вышел и сказал всем на улице, что этому человеку не хватает предусмотрительности.

В 9.30 трудолюбивый коротышка взял письмо № 1 и обратился к белокурой стенографистке:"

В этот момент начальник кредитного отдела хлопнул его по спине и сказал, что у него хороший кредит. Все дело было в маленьком Фрэнки, единственном ребенке, феномене, 40-килограммовом вундеркинде.


Новый Дом.


В каждом крупном заведении есть булькающий родитель, который спускается утром с рассказом о начинающейся Депью в их доме. Похоже, что маленькому Фрэнки что-то рассказали в воскресной школе, и он спросил об этом свою мать, и она сказала ему то-то и то-то, после чего младенец-шутник поднялся на чрезвычайную ситуацию и сказал: и тогда вы получите это, и любому, кто не смеется, не хватает более тонкого понимания детской природы. Занятый человек выслушал последние новости Фрэнки и спросил:"

Поэтому в тот день родитель заметил нескольким людям, что этот человек погружается в угрюмую старость.

В 10 часов утра мужчина повторил: "Дорогой сэр", и до него донесся голос, отмечающий красоту погоды. Человек, который мог бы быть профессором пчеловодства в сельскохозяйственной семинарии графства Пайк, насколько это касалось грима, взял человека за руку и сообщил ему, что он (этот человек) является видным гражданином и что в этом случае ему будет дано сокращение на половину марокканского издания. Делая свои 150 слов в минуту, он проделал трюк Келлара и достал из-под пальто Большой проспект. Прежде чем занятой человек успел схватиться за веретено и защищаться, он уже смотрел на полутоновую фотографию Аристотеля и слушал всевозможные объяснения, почему эта работа должна быть в библиотеке каждого джентльмена. Затем агент шепотом назвал ему внутреннюю цену, чтобы стенографистка не услышала, и начал заполнять бланк. Мужчина собрал все свои силы и заработал доллар.

-Я не читаю книг,- сказал он. - Я интеллектуальная гнида. Убирайтесь Отсюда!

Поэтому агент бросил на него пару сочувственных взглядов и удалился, встретив в дверях пучеглазого человека в сдвинутой на затылок шляпе и с пачкой голубых отпечатков под мышкой. Мужчина поднял голову и застонал. Он узнал в своем посетителе самого опасного Мономана—того, кто строит дом и хочет показать свои планы.

- Я все продумал, - начал он, - кроме того, что мы не можем попасть из столовой в библиотеку, не пройдя через прачечную, а дымоход, соединяющий ее с кухней, отсутствует. Как ты думаешь, что мне лучше сделать?

-Я думаю, вам следует жить в гостинице, - последовал ответ.

Маньяк вернулся домой и сказал жене, что его оскорбили.

В 11.30 пришел Комитет дам, собиравших средства на дом для сирот.

- Те, у кого нет друзей, сами не знают своего счастья, - сказал занятой человек, после чего дамы вышли на улицу и согласились, что он был грубияном.

В полдень он вышел и позавтракал Бромо-Зельцером.

Когда он бросился назад, чтобы заняться своей корреспонденцией, его встретила большая толпа гуляющих делегатов, которые сказали ему, что он нанял человека, не входящего в профсоюз, чтобы покрасить свой сарай, и что он является кандидатом на бойкот. Он потратил час на то, чтобы привести себя в порядок, а затем повернулся к стенографистке.

- Как далеко мы продвинулись?" - спросил он.

-"Дорогой сэр", - последовал ответ.


Комитет.


И тут он получил последнюю соломинку—растерянного Руфуса с рекомендательным письмом. Это заняло 40 минут. Когда Руф вышел, занятой человек упал лицом в кучу неотвеченных писем.

- Вызовите такси, - сказал он.

- Телефон не работает, - последовал ответ.

- Позвоните посыльному, - сказал он.

Она нажала на кнопку звонка и через 20 минут туда медленно вошел мальчик из телеграфной конторы.

Мужчина издал низкий вой, похожий на вой Степного волка, и выбежал из кабинета. Придя домой, он швырнул шляпу на вешалку, а потом заставил детей забиться в угол и молчать. Его жена всем говорила, что Генри слишком много работает.

Мораль: работа-это несложно, но перерывы делают нервную систему выше.



Тошнотворный сон и как он был подправлен

Однажды чистая белая душа, которая делала сонеты вручную, сидела в его квартире и вышивала Песнь. Он уже задернул все шторы и сидел рядом с затененной свечой, ожидая, когда муза явится на назначенное ей свидание. На нем был Лазурный халат. Время от времени он плакал, вытирая глаза розовым платком цвета лосося, окаймленным желтым утренним блеском. Глядя на него, каждый мог сказать, что он был хрупким организмом и воспитывался как домашнее животное.

Наконец он поднес левую руку ко лбу и начал чертить что-то ручкой с перламутровой ручкой на красной бумаге. И тут раздался звонок.

-О, Фадж!- воскликнул автор. - Этот огорчительный звук! И как раз тогда, когда я начал генерировать эфирный пар. Отныне я прикажу вульгарным торговцам разносить весь зефир у входа для слуг.

Он снова принялся писать, оживая в конце каждого слова с помощью нюхательной соли. Он не видел художника, стоящего в дверях.

Художник был мускулистым человеком с пепельным цветом лица и костюмом, который был недостаточно велик, чтобы показать весь узор. Он нес дубинку с лошадиной головой на ней. Чтобы привлечь внимание Мистера Суинберна, он присвистнул сквозь зубы, после чего писатель перепрыгнул через стол и упал среди ковров, тихо воскликнув: "мама! Мама!"

- Прекрати это! - воскликнул художник. -А в чем дело? А?"

-Ах, как вы меня напугали, - сказал писатель, усаживаясь на ковер. - Как раз когда вы вошли, я писал о Фейях и эльфах. Я была в густом зеленом лесу, бархатная лужайка целовала мою бледную щеку, а листья шептали над головой.


Автор.


-Понятно, - сказал художник. -Темная смена интерьера на деревянный гарнитур. Все в порядке, если вы можете сделать это быстро. А для кого, ты говоришь, ты это делаешь—для фейс?

-Я уже упоминал о феях и эльфах,- ответил автор.

-Я слышал о феях, - сказал художник. - Они сейчас на трассе "Орфеум". А вот эльфы—нет. А какой поворот они делают?

-А, эльфы!- сказал автор. - Они танцуют в лунном свете и прыгают с дерева на дерево.

-Акробатические штуки со световыми эффектами, да? Ну, ты же на пару макрелей сидишь. Я никогда не видел ни одного Бендера, который мог бы уйти от разговора. Вы хотите отдать свою часть кому-то, кто может поднять вас. Ты напишешь для меня и Мисс Фромидж хорошую красочную сценку, и мы напишем твое имя на трех листах такими большими буквами, что напугаем лошадь."

-Судя по несколько формальному характеру вашего разговора, мой дорогой сэр, вы имеете какое-то отношение к драме, - сказал автор.


- Это ребенок? - спросил художник. - Разве ты никогда не бываешь впереди? Разве ты не смотришь на картины в витринах? Я-ранг, из ранга и из рода. Мисс Фромидж-вторая половина этого сезона, и если бы вы увидели ее в квартале от нас, то сказали бы: "это Лилиан Рассел?" Мы только что закончили бурными Бурлесками макгухана. Мы были настолько сильны, что прикончили остаток счета, поэтому получили синий конверт. Теперь они используют весь наш бизнес, включая шутку про пирог с заварным кремом.

- Чем я обязан чести вашего визита? - спросил автор.

- Я слышал, что ты был литровой кружкой, и я здесь, чтобы поговорить с тобой о наброске для меня и Мисс Фромидж. Тот, что у меня сейчас есть,-это нормально, но в нем я должен съесть 8 яиц вкрутую, а с 4 концертами в день это слишком много для любого артиста. Этот набросок был написан для нас человеком, который занимается трансферным багажом в Буцирусе. Он починил его, пока мы ждали поезда. Я использую его с 1882 года, и он идет так же сильно, как и всегда, но мне нравится время от времени получать новые вещи. Поэтому я хочу, чтобы ты придумал что-нибудь такое, что убьет их прямо на месте. Вот вам сценарий: моя жена-светская девушка, и я должен быть мертвым щеголем, который пришел, чтобы взять ее на маскарад. С этим, чтобы работать, все, что вам нужно сделать, это заполнить разговор."

"Я недавно подготовил одноактную пьесу, но не уверен, что она будет соответствовать вашим требованиям",-сказал автор. -Это называется "Язык цветов", в пьесе есть три действующих лица—молодой пастух по имени Этельберт, Леди Гвендолин и горничная.

- Мы не можем нести троих, - сказал художник. - Вам лучше использовать манекен вместо наемной девушки. Я делаю ужасно смешную схватку с манекеном. Идите вперед и подсуньте мне сюжет."

"Это идиллическая вещь", - сказал автор. - Этельберт влюблен в Гвендолин, но он не уверен, что его любовь взаимна. Поэтому он посылает ей цветы. Горничная приводит их в беседку, где сидит Леди Гвендолин, и вместе с ними-свиток стихов из Этельберта. Леди Гвендолин разворачивает свиток и читает:

"Начертанные в венах лепестков

Есть ли строки, которые я хотел бы произнести?

И тихо дышит в душистых листьях

А это имя ... "


-Погоди,- сказал художник. - Это уже подпруга. Пусть придет дежурный по сцене с цветами. Лотти говорит: "Я знаю, кто это прислал", и так далее, и тому подобное, и его Нобс уходит. А потом она одна с охапкой Мальвовых ястребов, которых я должен ей посылать ... смекалка? Она говорит: "Ну, тут нет трех способов, у меня этот Газабо мертв до смерти". - она продолжает говорить обо мне, переходя к своей песне: "Джон Л. снова станет нашим чемпионом". Раздается звонок в дверь. Тогда я по-быстрому, видишь? Я придумал такой грим, который наверняка вызовет крик, Как только я войду. Я ношу штаны из фольги, шубу с кружевами по низу, а на голове-ведерко для угля с прикрепленными к нему бубенчиками. Когда я спускаюсь со сцены, я делаю какую-то шутку о том, что просто сбежал из Бизнес-колледжа. Когда я вижу куклу, я подхожу и хлопаю ее по спине, достаю разбрызгиватель и поливаю цветы. Вам придется поставить меня на линию, чтобы я мог ввести Спринклерную установку. Как только она видит меня, она застревает, поэтому она протягивает мне один из цветов. Я говорю: "Ах, ночной цветущий Пазизум",-а потом достаю из кармана солонку, вытряхиваю на цветок немного соли и съедаю его. Я делал это с кусочком под названием "вареный обед", и он всегда получался большим. Когда она видит, как я ем цветок, ей становится больно, понимаешь? Она подходит ко мне с правым пасом. Я падаю на стул, и у меня кружится голова. Ты закрепляешь для меня прочную леску, как только я перелезаю через стул. Тогда ... в чем дело, калл? Эй, приятель, открой глаза!"

Автор свалился кучей на старинный письменный стол. - Халли Чи! - воскликнул художник. -Он уже подох.

Мораль: классика никогда не бывает в безопасности, кроме как в церковной гостиной.



Два старых приятеля и призыв о помощи

Жил-был женатый человек, у которого было двое друзей, которых он не бросил даже ради того, чтобы угодить хозяйке. Это были двое мужчин, которых он знал со счастливых дней детства в Сонной Лощине. Время от времени мужчина приглашал их обоих в дом на ужин.

Из этих двух друзей один был зануда, а другой ворчун.

Фонтан вечно бурлил комплиментами и добрыми пожеланиями. Всякий раз, когда он встречал знакомого, он вручал ему риторический Ярд маргариток, а затем осыпал его сладкими ласками. Его речь никогда не имела особого смысла. Это был настоящий Кон. Фонтан должен был быть на дипломатической службе. Одним из его горячих блюд было вставать на званых обедах и произносить тосты. Он будет проветривать дам до тех пор, пока они не покраснеют от радости быть проветренными. Даже если речь была известна как сухая и резкая болтовня, она никогда не переставала восхищать очаровательных созданий, как он их называл.


Фонтан.


Каждому встречному мужчине он давал встряску с ручкой насоса, а на второй день называл его Стариком и с трепетной заботливостью осведомлялся о его здоровье, отряхивая с пиджака крошечные кусочки ворса.

-Я знаю, что это пустая болтовня, - говорил мужчина после того, как фонтан уходил, - но мои звезды! Он может зачерпнуть этот успокаивающий сироп и никогда не пролить ни капли."

Ворчун, с другой стороны, правильно имитировал медведя с больным пальцем. Его разговор состоял в основном из ворчания. У него было такое выражение лица, которое пугало маленьких детей в уличных машинах и отнимало весь крахмал у сентиментальных юных леди. Казалось, он постоянно носит на себе следы копыт какого-то ужасного кошмара. Некоторые говорили, что он был испорчен в любви и испортил вселенную. Другие считали, что у него не в порядке печень. Во всяком случае, он стеснялся сладости и света. Его циферблат напоминал карту плохих земель, а добрых слов ему просто не хватало. Стучать он умел лучше, чем подталкивать.

Когда за обеденным столом поднимался фонтан, чтобы пускать пузыри и раздавать конфеты, Ворчун опускался на стул, пока не оказывался на лопатках. Казалось, у него во рту появился привкус Каломели, когда он слушал музыкальное журчание каши с молоком. Некоторые люди так выражаются, но для Суини-Никс!

Жена женатого человека любила шумиху и терпела ворчание.

Каждый раз, когда в квартиру входила Лейка, он держал ее за руку чуть дольше, чем требовалось, смотрел в ее карие глаза и говорил, что она с каждым днем становится все моложе и очаровательнее. После того как женщина поворачивает за 30-й угол, эти речи стоят доллар за слово, потому что она иногда ловит себя на том, что угадывает. Муж никогда не ревновал. Он знал, что фонтан говорит каждой женщине одно и то же, не имея фаворитов.

Когда брюзга пришел навестить их, он сказал: "Как дела?" - а потом стал пинать по погоде и рассказывать о своем ревматизме. Одно было ясно наверняка. Ворчун никогда не разрушит ни одного счастливого дома. И было предсказано, что он никогда не получит жену, если не возьмет ее в ипотеку.

У каждого мужа есть несколько друзей, которые приходят, чтобы получить жесткий стук от жены. И брюзга получил все, что ему причиталось. Она постоянно заявляла, что разобьет ему номерной знак и отнимет права. Муж будет напоминать ей, что они с ворчуном жили в одной комнате в колледже и с самого детства изображали товарищей. Он уверял ее, что брюзга-хороший парень, но нужно было знать его лет тридцать-сорок, прежде чем это обнаружишь. Он пригладит ее и расправит перышки, и она согласится дать этому ворчуну еще один шанс.


Тот Самый Ворчун.


Дело дошло до того, что однажды женатый мужчина повеселел и поплыл туда, где она была над его головой. В своем сильном стремлении расширить свой бизнес он взял на себя около трех тонн обязательств. Девяносто дней составляют лишь мимолетный промежуток времени, когда ноты попадают в срок. Однажды женатый мужчина обнаружил, что висит на краю оврага, и ему пришлось выбирать: спрыгнуть на камни внизу или ждать, пока с него снимут скальп. Это было не очень достойно, но он должен был позвать на помощь и кричать много.

Он поспешил к источнику, другу своей юности и крестному отцу своих детей. Он объяснил, что его каблуки отбивают татуировку на неровном краю неплатежеспособности, и если он не сможет поднять ветер, это означает, что приемник уйдет на завод, его кредит испарится, а Пианола-в торговую лавку.

Фонтан слушал со слезами на глазах. Голосом, прерывающимся от рыданий, он выразил свое сочувствие и искреннюю надежду, что все еще будет хорошо. Он сказал ему, что ему очень грустно видеть, как его друг попадает под колеса катков. Это разрывало ему сердце. Это было точно. На самом деле это так расстроило его, что ему пришлось бы выйти на воздух. Так что он сделал выход Ольги Нетерсол, прикрыв одной рукой свои слезящиеся глаза, и пожизненный друг сидел там с соленой водой, забрызганной повсюду, и ничего в его руке.

Высушив одежду, он отправился к ворчуну и откровенно признался, что стоит в очереди на бедный дом, если не сможет занять денег, чтобы помочь ему.

Как и следовало ожидать, Ворчун принялся его поджаривать. Он сказал ему, что у него не так много деловой сметки, как у бельгийского зайца, а болван, который влезет в долги с открытыми глазами, заслуживает того, чтобы получить их прямо за шиворот.

- Если ты ищешь сочувствия, то залез не на то дерево, - сказал Ворчун.

-Нет, - последовал ответ. - Я только что получил достаточно сочувствия, чтобы хватило на всю зиму."

Ворчун зарычал и потянулся за чековой книжкой.

"Вы можете получить все, что вам нужно, но вы этого не заслуживаете", - сказал он и подписал его, оставив сверху пустым.

- Принимая во внимание тот факт, что вы спасли мне жизнь, я постараюсь простить вас за то, что вы ранили мои чувства, - сказал женатый мужчина.

Квартиру они сохранили, но Ворчун по - прежнему непопулярен.

Мораль: друг, который очень близок и дорог, может со временем стать таким же бесполезным, как и родственник.



Обычный вид места и обычный способ которым все обернулось

Когда-то здесь был домашний скворечник, где можно было определить день недели по тому, что было на столе.

Ударное весло этого продовольственного базара было в бизнесе в течение 20 лет, и она заработала свою арфу три раза. Шутка с черносливом никогда не трогала ее, и она сама научилась не слышать никаких саркастических замечаний по поводу олео. Она гордилась атмосферой культуры, которая пронизывала это заведение, и тем фактом, что в ней не было никаких непристойных персонажей. Довольно много неподходящих персонажей пришли вокруг и оценили планировку, а затем взорвались.

Это был надежный пансион, о котором многие из наших лучших людей знают все, даже если и не хотят рассказывать.

Хозяйка делала все, что могла, чтобы отбить охоту у Мясного треста, но она несла тяжелую вязанку овсянки. Ей нужно было сжечь овсянку, и иногда ей это удавалось. И еще она часто говорила, что в шпинате есть железо и он полезен для крови. Одна из ее любимых теорий заключалась в том, что рис содержит больше питательных веществ, чем можно найти в весенних цыплятах, но жильцы допускали, что она никогда не видела весенних цыплят.

В актерском составе персонажей было много старых фаворитов. Там был Липпи-бой в рубашках "Уильямс" и "Уокер", который знал имена всех игроков в мяч и мог сказать, когда в городе показывали хорошее Варьете.

Затем был другой тип, с соломенными усами и выдающимся кадыком, который очень тщательно следил за своим произношением. Он принадлежал к клубу социальной чистоты, у которого был крик. Его идея Ура состояла в том, чтобы войти в гостиную с несколькими сестрами, которые были ниже возрастного предела, и спеть басовую часть "тяни к берегу".


Липпи-Мальчик.


Потом был старый пансионер. Он был наземной отметкой. Прожив всю свою жизнь в пансионах и гостиницах, он приобрел мрачность, которая окружала его, как утренний туман. У него была манера переворачивать вещи вилкой, как бы говоря: "Ну, я не знаю об этом." И он никогда не верил тому, что читал в газетах. Он сказал, что газеты печатают эти вещи только для того, чтобы заполнить их. Черкесская принцесса, которая приносила еду, обращала на него больше внимания, чем на кого-либо другого, потому что если он не получит яйцо на свой салат, то может разрыдаться по всей скатерти.

Потом был круглолицый мужчина, который приходил каждый вечер и рассказывал, что произошло в магазине в тот день, и был человек-муравьед, который делал каламбуры.

Одна из необходимых особенностей изысканного заведения-это стройная штучка, которая берет музыку и берет с собой маму, чтобы отбиваться от менеджеров и приглушать Голос скандала. В этом пансионе была одна из тех комбинаций матери и ребенка, которая была мечтой. Дочь была полна Кубелика и Йозефа Хоффмана. Где-то там, в Соснах, был отец, который готовился к этому набору. Работа матери, похоже, состояла в том, чтобы сидеть и болеть. Она была последовательным маленьким бустером. Если то, что сказала Мама, было правдой, то голос Эффи был намного лучше, чем он звучал. Она сказала, что учителя просто с ума сходят от этого, и все они согласились, что Эффи должна поехать в Париж или Милан. Сленговатый мальчишка в тряпичной рубахе подошел к ним еще ближе и сказал, что все фальшивые Мелбы в стране должны тянуть за старую страну и ждать, пока за ними пришлют.


Старый Постоялец.


В этом же пансионе жила одна вдова, чей муж не пожелал умереть. Оставшись совсем одна на свете, она отправилась пробивать себе дорогу, с тех пор она набрала около 30 фунтов и считалась прекрасной компанией для молодых людей.

Обязательно была бледная леди, которая любила читать и которая придерживалась моделей, которые появились в журнале Годи вскоре после войны.

Потом была супружеская пара, у которой не было ни детей, ни собственной мебели, и единственная причина, по которой они не снимали дом, заключалась в том, что Генри так часто уезжал из города. Жалованье Генри возросло до 500 долларов в год, и она только начала говорить "платье" вместо "платье". За завтраком у нее была светская колонка, и для Генри все выглядело мрачно.

В течение многих месяцев эта условная группа обычных 6-7/8 смертных жила в колее. Во время каждого приема пищи они собирались и механически поглощали то, что им подавали, складывали салфетки и ломали ряды. Каждый день повторял другой, и жизнь превратилась в рутину.

Однажды вечером, когда они пришли за вермишелью, среди них появился новый постоялец. Она была высокой цыганской Королевой с одеждой стоимостью около 1200 долларов, которая подходила ей везде и всегда, и у нее были эти часы-я вроде прогулки, то же самое было сигналом для всех других девушек, чтобы они достали свое оборудование.

Когда она подошла к столу и начала раздавать несколько пробных улыбок, чтобы обозначить характер своей работы, музыкальная команда ушла вместе с приливом, травяная вдова свернулась калачиком, как осенний лист, а незамужняя леди упала в кустарник. Дама, которая читала, стеснялась ложки и боялась попросить ее. Все мужчины смотрели в Гугл, а прислуга натыкалась на стулья и роняла важные части меню.

Вскоре вошла хозяйка и все объяснила. Она сказала, что миссис Уильямс на пару дней уехала в город за покупками, а ее муж уедет ночным поездом. После чего пятеро мужчин упали под стол.

Мораль: в пансионате никогда ничего не происходит.



Человек, у которого был настоящий друг, чтобы вести его вперед

Когда-то существовала доброжелательная душа, которой мешала настоящая и прочная дружба.

Иногда он подозревал, что если бы его оставили в покое, то он с трудом перебирался бы из одного субботнего вечера в другой, держался бы подальше от машин и, возможно, извлекал бы из этой жизни хоть какую-то радость в своей простой деревенской манере.

Но каждый раз, когда он оборачивался, друг был рядом, чтобы сказать ему, что делать.

Друг был чем-то вроде моллюска в регулировании своих личных дел, но он точно знал, как вести дела для кого-то другого.

Поэтому он обычно говорил жертве, где ему сшить одежду, подбирал для него образцы своей рубашки и говорил, как часто ему нужно выпить, а также другими способами освобождал его от всех обязанностей.


Истинный Друг.


Если бедный Марк хотел остаться в своей комнате и почитать что-нибудь из Уильяма Дина Хоуэлса, то друг заставлял его надеть нижнюю юбку и пойти на военный бал, чтобы встретиться с кучкой Киудлов, которые носили шляпы № 6 и говорили только о пустяках.

Этот друг всегда заключал для него деловые соглашения, а потом давал ему знать об этом позже.

А иногда друг пытался задушить его, отобрать у него деньги и вложить их в какое-нибудь блестящее предприятие, которое должно было выплачивать 40% дивидендов каждые тридцать дней.

Друг всегда имел в виду только хорошее. Когда он выбирал девушку, на которой жертва должна была жениться, он руководствовался самыми бескорыстными мотивами. Несмотря на это, жертва сделала большую утку.

Полицейский нашел его спрятавшимся под мостом и спросил: "вы скрываетесь от правосудия?"

- Нет, - последовал ответ. -Это всего лишь случай с другом.

Мораль: они никогда не проявляют должной благодарности за все, что мы делаем для них.



Молодой Наполеон, который вернулся в магазин в понедельник утром

Однажды какой-то лихорадочный самоуверенный тип вышел на дорожку с рулоном размером с Дамский карандаш. Он хотел выторговать серебряный сертификат на 2 доллара и привезти домой достаточно денег, чтобы оплатить государственный долг. Когда он оставался дома, помечал карту и делал мысленные ставки, он мог побить пять из шести. По его подсчетам, он терял тысячу долларов в месяц, дурачась в магазине, когда мог быть на карусели и показывать Айкам, как надо понимать шутку.

И вот наступил субботний день, и Перси М. Пайкер висел на заднем конце "Чу-Чу" с зашитыми 7 долларами во внутреннем кармане жилета, а в руке у него трепетала пачка вырезок, написанных братьями Смоук, показывающих, кто из них обязательно выиграет, если ничего не случится.

Мистер Пайкер, любитель острых ощущений, закрыл глаза и представил себе, как покупает настоящую Панаму и дюжину рубашек от Джорджа X. Примроуза. У него было видение, как он едет в машине под названием "Розовый Демон", рядом с ним Клэр и импортный шифоньер, работающий джиггером и косящий простых людей.

У Перси было два или три хороших момента, которые он обязательно должен был пережить. Их ему подсунул продавец сигар, знавший владельца. Они выглядели как настоящие конфеты.

Когда он прибыл на трассу, он отказался от значка и допинг-листа и пары Perfectos, и это оставило ему 5 и немного чего-то сбоку для Red Hots. Он пробился к черной доске и потребовал два доллара за яркие глаза при соотношении 9 к 1. Пока он пробирался к забору, он услышал, как кто-то сказал, что аппендицит был прав и победит в городском квартале. У него вырвался тихий стон. Он перелез через большую массу цветных людей, чтобы получить $3 вниз на аппендицит. Шансы были 7 к 5. Он с головой ушел в арифметику, и пока ждал, когда цифры сдвинутся так, что он сможет бодаться со своей тройкой, прозвенел звонок, и толпа рванулась на свежий воздух. Он вскарабкался на столб и увидел яркие глаза, делающие Соло. Он отпустил ее и упал в обморок. Яркие глаза били по воротам и распахивали свое поле. Мистер Пайкер шел первым в очереди, дрожа, как пудинг из кукурузного крахмала. Он хотел получить наличные, пока книга не провалилась.

Через несколько минут он вышел из-за большой трибуны, пересчитал деньги и обнаружил, что у него есть 23 доллара. На нем была панама и одна рубашка. Тихий, тихий голос произнес: "Пригнись!" - но он подумал о Клэр и своем предстоящем отпуске. В нем росло твердое намерение очистить букмекерскую контору и покончить с меркантильной жизнью.

Во втором забеге была коричневая кобыла с высоко-низко-мечтательными глазами в 97 с Фогарти вверх, что бы это ни значило. Он слышал, как засос в полосатом свитере сказал рыжеволосому мужчине, что Джози Джинкс приедет. Поэтому он с карандашом прогрыз себе путь к рабочему и положил двадцатку на счет 3 к 1. Потом он пожалел об этом, потому что встретил друга, который шепнул ему на ухо "сассафрас". Кроме того, он слышал, как кто-то сказал, что Джози Джинкс была трехногой и плохой актрисой. После чего он пошел, ополоснул голову холодной водой и умер несколько раз.




Спускаюсь.


Джози Джинкс несла на спине что-то только что вынутое из люльки с номером 3. Мистер Пайкер стоял, опершись подбородком о забор, и гадал, не соберет ли кто-нибудь его тело и не положит ли в поезд. Его пульс подскочил до 180, и он не слышал, как играет оркестр.

Он видел, как они прошли мимо в первый раз. Между сассафрасом и этой компанией был кусочек дневного света. Мальчик шел под двойными обертками, и у него было много чего припрятано в рукаве. Там, в кармане, лежало что-то с цифрой 3. Перси вцепился в забор и почувствовал, как по ногам пробежал холодок. Сассафрас их задушила. Он услышал рев позади себя и понял, что происходит что-то ужасное, но у него не хватило духу посмотреть. Пока они взбирались вверх по растяжке, он поднял умирающий взгляд и увидел фигуру 3, выходящую из ужасной путаницы, и все было кончено, кроме обналички.


- Ну Же!"


Пучеглазого маньяка с ошейником до беды нашли бродящим туда-сюда с 90 долларами в левой руке. Зазывала пришлось трясти его пару раз, прежде чем он пришел в себя. Зазывала имел некоторые товары очень высокого качества. В следующей гонке был Колли, который имел достаточно прыжка в нем, чтобы превратить продаваемый Plater в Reina. Это было все равно что меняться со слепым человеком. Его звали ринкабу. Дышите им мягко, как очень немногие были рядом.

Зазывала велел играть через доску, вперед и назад, вверх и вниз. Он сказал, что Ринкабу подлетит с ветерком, что он выиграет на удочке, делая шаги на спине и крыльях, что все остальные, похоже, будут запряжены.

Итак, Мистер Пайкер позволил зазывале взять себя за руку, потому что был слишком слаб, чтобы сопротивляться, и они вместе отправились в страну грез. Кусочек за кусочком поднимался счастливый Сестерций. Ринкабу играли во всех книгах, прямо, место и подглядывать. Мистер Пайкер обнаружил, что стоит на большой трибуне, держась одной рукой за голову, а в другой руке была колода Пинокля, подходящая для обрамления. Если Ринкабу вообще закончил, то мистер Пайкер был богатым человеком. Если бы он случайно оказался во главе процессии, мистеру Пайкеру пришлось бы послать за мебельным фургоном. Если он придет первым, то за каждую книгу, лежащую за оградой, придется платить по делу Хобокена.

После того как все было кончено и Мистер Перси М. Пайкер ехал домой, высунув голову из окна трамвая, он смутно припомнил, что на дороге было много длинноногих пони. Один из них был цвета старой перчатки и делал два шага. Минут двадцать они суетились на повороте дороги, а потом все разлетелись в разные стороны, как стая ласточек, и впереди показалась одна лошадь, а у Мистера Пайкера начались судороги и пена изо рта пошла. Вскоре тоник, казалось, угас, и что-то взорвалось, а Ринкабу упал и наступил ему на губу. Он пришел примерно в то время, когда они трубили в рог для следующего забега.


А теперь Мистер Пайкер может пригласить посетителей в свою комнату и рассказать им, как он выиграл 1340 долларов.

Мораль: даже самые лучшие не могут выбрать их каждый вихрь из коробки.



Высокое искусство, которое было немного слишком высоко для вульгарного, который платил по счетам

Когда-то был муж, который застрял на простой жизни и домашних удобствах. В любое старое время он ходил вокруг ангельского пирога, чтобы получить действие на какой-нибудь фермерской колбасе. Он был не очень силен для салата Ромэн или любого другого крапчатого сыра, оставшегося с позапрошлого года, но он сделал очень аккуратный акт исчезновения с филейным бифштексом, и он принес кофе прямо в большой чашке. Он отказался развлекаться с Деми-Тассой. Для этого истинного американца обед из блюд был слабым изобретением невежественного иностранца. Когда он приступил к еде, то вырезал все обрезки.

Это такой муж, который вечером снимает пальто и устраивается в кресле-качалке, подложив под себя толстую подушку.

Он любит носить старые бархатные шлепанцы с розовыми розами на носках и Наезженными пятками.

Дайте ему примерно две сигары, которые свободно тянутся, и ежедневную газету, и он будет готов к сеансу.

Примерно в 10.30, если он может соединиться с треугольником высохшего яблочного пирога и стаканом молока, он готов снова погрузиться в шелуху, чувствуя себя просто огромным.

Теперь у этого мужа был камин, который подходил ему почти до смерти, пока лучшая половина не начала читать эти журналы, которые рассказывают, как украсить дом.

Ее первая игра состояла в том, чтобы вынуть все ковры и помассировать полы, пока они не станут гладкими, как стекло, так что, когда кормилец наступал на один из ковров из бамии или Бухары, он обычно изображал игрока, пытающегося дотянуться до второго.

Он сказал ей, что не хочет жить на катке, но то, что он сказал, отрезало очень мало лимонов с боковым партнером. Она смотрела на полутоновые фотографии современных домов и начинала понимать, что обои, стальные гравюры и увеличенные фотографии родственников Яп придется убрать.


Художественная Гостиная.


Однажды, когда кормилец пришел в дом, он увидел, что рабочие вешают Красную мешковину на стены гостиной.

- А почему этот мешок с оружием?" - спросил он. - Разве мы не можем позволить себе обои?"

-Любовь к искусству есть истинная сущность высшей жизни, - сказала стете и начала читать брошюру, переплетенную в ту же бумагу, в которую Мясник заворачивает суповую кость.

- Приходите еще, - сказал наемный работник, который был медлителен в ловле этих Раскиновских твистеров.

"Это художественная мешковина, а не та, которую используют для мешковины арахиса", - объяснил ученик красоты. - Над мешковиной будет полка из выветренного дуба, а над ней-фриз из голубых цветов Джимсона. Затем, когда мы задернем все шторы и зажжем здесь одну свечу, это произведет потрясающий эффект."

-Я чувствую, что мы будем очень счастливы, - сказал он, а затем вышел и сел за сарай, где он мог курить свою трубку и размышлять о неопределенности жизни.


Художественная Столовая.


На следующий день он обнаружил, что она осудила его кресло-качалку и старомодный центральный стол, на который он обычно складывал свое чтиво и держал под рукой тарелку с яблоками.

Когда он вошел в улучшенную и модернизированную гостиную, он обнаружил, что столкнулся с работой много красоты и никакой ошибки.

Вся мебель стояла прямо вверх и вниз. Казалось, что он был вырублен топором и предназначался для того, чтобы удерживать членов семейства носорогов.

На верхней полке стояли в ряд кружки для бритья с двумя ручками, покалеченные пивные кружки, маленькие угольные ведерки и разные медные чайники, знававшие лучшие времена.

-Наконец-то у нас есть комната, которая удовлетворит все желания моей души, - сказала жена.

-Я более чем удовлетворен, - заметил казначей. -Я с ума схожу от радости. Единственное, о чем я сожалею,-это о том, что всеведущее Провидение не придало мне иной формы, чтобы я мог сесть в одно из этих кресел. А что это за железные Динкусы торчат из стены?


Артистическая Постельная Комната.


-Это флорентийские фонари, - ответила она, - и они очень Ройкрофтовые, даже если не дают никакого света.

Затем она направилась в столовую.

Правило № 1 для того, чтобы сделать дом более веселым, заключается в том, чтобы поставить полку там, где есть место для одного. После чего на полке появляются этрусские Рычалки и старинные кувшины.

Низколобый муж не мог отличить высокое искусство от хлама.

Самка Брэдлиита покрыла стены примерно 400 пластинками, на каждой из которых был нарисован синий кудрявый Кий. Они казались ему очень дешевыми, пока он не получил счет, а потом он узнал, что они были из старого Делфта и стоили 11 долларов за штуку.

На самом деле, после того как его жена некоторое время бродила по секонд-хендам, он узнал, что любая вещь, которая была старой, потрепанной и потрескавшейся, была той, которая требовала максимальной цены.


Она никогда не сдавалась, пока не сделала весь дом полностью художественным.

Приходили ее знакомые женщины, и она показывала им темную дубовую мебель, фрески цвета морской волны, монастырскую кушетку с кожаным дном, проржавевший чайник, который она купила за 95 долларов, и скатерть из цельного материала с одним желтым маком посередине, и у них было 37 разных видов Утиных припадков, и они говорили, что это великолепно и что ее вкус просто безупречен. После этого ей будет все равно, что скажет муж.

Он был довольно терпеливым человеком и жаловался только на то, что, когда садился, вывихивал позвоночник, а на медных ручках были черно-синие пятна; и в обеденном столе должна была быть пара дырок, чтобы он мог просунуть ноги; и он не мог найти места, чтобы вытянуться; и ему нужна была вышка, чтобы сдвинуть один из стульев.; а по ночам, когда Лунный свет проникал в его комнату и он видел, как на полу выстроились в ряд грязные горшки с бобами, а из каждого угла комнаты на него смотрели орудия пыток, он забирался под одеяло и мечтал о доме своего детства со старомодными диванами, глубокими креслами-качалками и большими письменными столами, предназначенными для хранения вещей, а не для того, чтобы смотреть. Однако он так и не смог остановить тянущуюся к красавице руку, ибо только на прошлой неделе она купила сломанные часы-Цена 115 долларов.

Мораль: нет места лучше дома, и некоторые мужья этому рады.



Терпеливый труженик, который получил его в обычном месте

Когда-то здесь был офисный работник с копировальным аппаратом образования.

Он считал своим долгом научиться трудиться и ждать.

Он читал брошюры и журнальные статьи об успехе и о том, как его закрепить. Он знал, что если ничего не менять и никогда не требовать повышения зарплаты, а просто пристегнуться, выкроить дополнительное время и рвануть к дому, то он прибудет вовремя.

Верный работник хотел стать начальником отдела. Рабочие часы были короткими, зарплата большой, а работа легкой.

Он работал много лун, не сводя глаз с этого стола с откидной крышкой, потому что менеджер входил в отдел "уже было", и он знал, что там будет вакансия.

В конце концов дом предоставил старому управляющему привилегию уйти в отставку и жить на то, что он скопил.

-Вот где скромные заслуги получают свою награду,- сказал терпеливый труженик. - Я вижу, как считаю деньги.

В тот же день Мейн-Газуки привели в офис одного из самых красивых теннисистов, когда-либо работавших на Лонг-Айленде, и представили его всем как нового менеджера отдела.

-Я жду, что Вы расскажете Арчибальду все об этом деле, - сказал главный Газетчик терпеливому труженику. -Видите ли, он только что окончил Йельский университет и ни черта не смыслит в управлении чем-либо, кроме катера, но его отец-один из наших главных акционеров, и он помолвлен с молодой женщиной, чей дядя возглавляет Трест.

- Я надеялся получить эту работу для себя, - слабым голосом сказал верный работник.


Его Амбиции.


"Вы настолько ценны как подчиненный и показали такую способность к детальной работе, что было бы стыдно тратить вас на работу за 5000 долларов", - сказал главный Газетчик. - Кроме того, вы не экипированы. Вы же не были в Йеле. Ваш отец не является держателем акций. Вы не помолвлены с Трастом. Возвращайся на свой высокий табурет, и все, что Арчибальд захочет узнать, ты ему расскажешь.

Мораль: тот, кто хочет быть фигурой-голова не должна перегружать.



Летние каникулы, которые были слишком хороши, чтобы продолжаться

Жила-была жена, которая дала добытчику денег отпуск, уехав на месяц в деревню. Дорогуша проводил ее до поезда, и всю дорогу она твердила, что не стоит уезжать в увеселительную поездку и оставлять его одного.

Он начал бояться, что она ослабеет, и сказал ей, что, пока он будет работать рабом и трахаться в городе, ему доставит достаточно радости знать, что Дарлинг в лесу, слушает птиц. Он настаивал, чтобы она оставалась здесь, пока не отдохнет как следует. Конечно, он не осмеливался сделать его слишком сильным. Он разыграл кляп самопожертвования и бросил в него тире супружеской заботы, и сделал ужасную попытку подражать тому, кто был пропитан великой печалью. Пока хозяйка смотрела на него сквозь слезы и держала в своих руках его зарплатный крючок, она и не подозревала, что он устроил на эту ночь праздник покера, а мокрые вещи уже были разложены на льду.

Он сказал ей, что каждый вечер будет сидеть в библиотеке и читать "Историю Англии" Маколея. Открыв окна с обеих сторон, он мог получить приятный ветерок с Запада. Примерно в 10 часов, если ему захочется спать, он сможет лечь спать. А почему бы и нет?

Это было прекрасное расписание, которое он наметил. Он передал его пет, прежде чем она ушла, и она положила на него свой ок, хотя ее сердце болело за него. Завтрак в странном пансионе. День тяжелого труда прервал небольшой пучок еды на молочном обеде.

А потом снова к незнакомым лицам в пансионе.

Потом сидел один в сумраке, думая об отсутствующем.

Потом час или два в библиотеке с веселым Маколеем.

Потом спать в одиноком доме и мечтать о сладенькой.


Вызываю команду пиратов.


Он дал ей расписание, с которым она могла ознакомиться в любое время дня и ночи и таким образом узнать, что он делает в данный момент. Это было так же удобно, как посылать Маркони каждый час или около того.

Он сдерживался, пока поезд не скрылся за поворотом, потому что знал, что она наблюдает за ним из наблюдательного вагона. Затем он подбросил свою шляпу в воздух и начал делать шлепанцы.

-О, я полагаю, это ужасно, - сказал он. —Я вижу впереди очень плохой месяц ... да—нет. Я ношу все свои колокольчики и преодолеваю препятствия каждый Фарлонг.

Он помчался на Телеграф и послал ей телеграмму, чтобы она догнала ее на первой же станции выше по дороге. Он сказал не волноваться и хорошо отдохнуть, и все шло примерно так же, как обычно. С любовью и поцелуями.

После чего он отправился на пивоварню, чтобы посмотреть, будут ли они делать сокращение оптовых заказов.

Муженек шел по улице с опущенной соломой спереди, такой же, как носят повесы в колледже, и его пальто было широко распахнуто, чтобы показать головокружительные складки. В нем кипела кубинская кровь, и он говорил себе, что ему 19 лет и что у него никогда не было дома.

О, но он был ловок. Он вышел из загона в красный клевер, и Никс приготовила для него стойло с Недоуздками и ящиками. По крайней мере, в течение месяца.

Случилось так, что у него, как обычно, было много друзей с дурной репутацией. С ними все было в порядке, но он не осмеливался привести их в дом, потому что ангельское личико проверил их и вернул настоящие купюры. Они были слишком игривы для пресвитерианских кругов, но отлично вписывались в любое мероприятие, где каждый мужчина снимает пальто.

Муж начал пользоваться телефоном, и в течение часа он организовал пиратскую команду, которая могла зайти так далеко, как вам захочется в любой игре от игры в прятки до непредумышленного убийства.

Ибо когда порядочный женатый человек действительно начинает искать что-то отличное от спокойных радостей супружеской жизни в переулке, он становится деревенским пределом.

Мужу принадлежал весь магазин. Он нанял сенегальца, который был хорошим двуручным рабочим со Штопором. Затем он заказал голландский обед стоимостью 40 долларов, присланный из Ратскеллера, и разложил стопки красных, белых и синих цветов. Он говорил себе, что единственное истинное наслаждение можно найти в холостяцком зале.

Вошли его Засосанные знакомые, выказывая более или менее сценический испуг, так как они не привыкли видеть ковры и чистую одежду. Они сказали ему, что у него опухший сустав. После того как они побывали на чаепитии пару раз, они начали чистить, и один из них начал какую-то шумную работу на пианино. Другой вернулся в статуэтку за 30 долларов и вывел ее из бизнеса, а затем предложил заплатить за нее, но хозяин сказал, что она стоит всего 98 центов при выгодной продаже.


Вместо Маколея.


В десять часов вечера жена, которая была в седьмом классе, сверилась со своим расписанием и увидела, что папа сидит у студенческой лампы и читает Маколея. Она никак не могла знать, что папу только что повесили за месячную арендную плату в прогрессивном джек-поте.

Утром, когда папа встал, посмотрел на холодных валлийских кроликов и увидел повсюду пепел от сигар, а потом почувствовал себя так, словно заботится о своем домашнем халате, радостное богемное существование уже не казалось ему таким приятным, как накануне вечером. Тем более что он получил Зуп примерно за 80 Бакеринов.

И все же нет ни одного случая раскаяния, который остановил бы человека, желающего омолодиться. На второй день он взял себя в руки и возобновил веселую игру, а в "линии Маколея" делать было нечего. Домой он добрался только после того, как в других местах погас свет. Он не выходил из "оленьего клуба" и из немецкого сада, пока они не начинали расставлять стулья на столах.

Первые две недели он был просто огромен. Однако со временем ему пришло в голову, что тратить деньги на ночных сов и появляться с молочником-однообразие. Игроки в покер были увлечены им, и он начал подозревать, что ему нужен опекун.

Как всякий мужчина, отправляющий жену на лето, он закончил свое " ура " тем, что принял несколько решений и умолял ее вернуться домой.

И она всегда будет верить, что он каждый вечер, пока ее не было, исполнял роль Маколея. И это к лучшему.

Мораль: чтобы по-настоящему ценить цивилизацию, нужно время от времени делать несколько заездов с индейцами.



Как скромный Новичок перемещался с одной вершины на другую и играл всю цепь

У команды гордых родителей был сын по имени Джеймс Генри Гафф. В день его рождения ветер переменился и подул в другую сторону, яблоки упали с деревьев, куры отправились на насест в полдень. Вся природа, казалось, была потрясена этим зловещим событием. Ибо Джеймс Генри Гафф был рожден, чтобы знать все признаки человеческого величия. Судьба повесила на него зеленую метку, и ничто не могло его остановить.

Когда ему было всего 18 лет, он был избран капитаном добровольной пожарной команды, которая была ценной организацией, только когда был пожар, никто не мог найти ключ от дома, в котором они держали ручной насос. Но в газетах о нем заговорили как о Капитане Гаффе. Его близкие называли его Кэп. После того как компания по производству шлангов распалась, его титул остался за ним, и все считали, что он был с Грантом в Аппоматоксе.

Не удовлетворившись громким титулом, за который в регулярной армии приходится бороться годами, капитан Гафф начал давать уроки игры на флейте по 50 центов в час, и первое, что он узнал, был настоящий профессор, точно так же, как если бы он поднялся на воздушном шаре или имел несколько обученных лошадей. Теперь в Гарварде, где отращивают английский акцент, студент должен пройти долгий курс, стипендию и преподавательскую работу, прежде чем превратиться в профессора Саймона-чистокровного. Это только доказывает, что настоящий мальчик может одним ударом гения добиться такой славы, ради которой обычные коньки должны идти вперед и шуршать.

Джеймс Генри Гафф в возрасте 30 лет был одновременно капитаном и профессором, но его ненасытное честолюбие подстегнуло его пойти и собрать другие Лавры. Поэтому он баллотировался на пост мирового судьи, и был избран в третий раз, потому что другой кандидат вышел. Как мировой судья, он стал хранителем книги законов, шахматной доски и стопки пустых письменных показаний. Примерно раз в три месяца кто-нибудь набирал корову или угрожал ей нападением, и тогда судья получал возможность оперировать свой трансплантат. Но его не так уж сильно волновал доход, пока к нему можно было обращаться как к судье. Он позволил своим волосам отрасти в длинную, изящную коровью прическу, которая то и дело падала ему на глаза, и задумчиво смотрел на тротуар, пока шел в бакалейную лавку, чтобы подстричься. Иногда, когда он был достаточно далеко от дома, те, кто встречал его и слышал, как его называли судьей, думали, что он находится на Верховной скамье.

С течением времени он начал страстно желать политической работы, поэтому он начал ходить вокруг да около в интересах машины. Он ездил в районные школы с американским орлом, сидящим на приборной доске его коляски, и когда он вышел на платформу, он махал старой славе, пока обе руки не подкосились. Все это доказывало, что машина должна оставаться у власти. После того, как он был очарован в течение нескольких сезонов, работа печатника присвоила ему звание Почетного. Каждый раз, когда выступал Джим-Кроу, затем Достопочтенный Джим-Кроу говорил: Явился Джеймс Генри Гафф со своим голосом в лямке от шали, а также с тонким набором банальностей. Когда конгрессмен писал ему и просил выстроить делегатов округа свази в очередь, он всегда адресовал свое письмо Достопочтенному королю. Джеймс Генри Гафф и с течением времени Гафф начал верить.


Достопочтенный. Джеймс Генри Гафф.


Но его ждало еще более гордое отличие. В виду того, что он работал в регулярной организации и доставлял товары на съезд штата, его сделали полковником в штабе губернатора. Это обязанность полковника из штаба губернатора-ездить в пульмановском вагоне и брать мяч каждый раз, когда его трогают сзади. Полковник Гафф был настоящей мечтой, когда облачился в свой мундир за 275 долларов с золотым галуном спереди. Он носил шапку, похожую на ту, что носил Наполеон при Аустерлице, но поверх нее у него было семь хвостовых перьев птицы Лу-Лу, которые скорее лежали поверх всего, что когда-либо носил Наполеон. И когда полковник Джеймс Генри гоготал в своих великолепных регалиях и курил десятицентовую сигару, откинувшись назад в открытой карете, запряженной белыми лошадьми, и позволял людям смотреть на себя, великолепие зрелища заставляло забыть о настоящих ужасах войны.

Многие из пылких поклонников проф. Болтовня и капитан. Гафф, и судья Гафф, и кол. Гафф считал, что он поднялся на вершину величия, когда появился в своем шлейфе за 42 доллара. Но это не так. Через год ополчение штата должно было разбить лагерь, и губернатор дал полковнику Дж. Джеймс Генри взял на себя труд закупить все бобы, свежую говядину и другие припасы, потому что обещался небольшой подзаработать. Официально он был известен как генерал-комиссар.

Так случилось, что после многих лет стараний Джеймс Генри Гафф, покинувший свой пост бедным и никому не известным мальчиком, попал под проволоку настоящим генералом.

Когда его дочери ушли в школу-интернат и были представлены как отпрыски ген. Джеймс Х. Гафф они взяли на себя социальное лидерство. Gen. Гафф возглавлял торжественный марш на великом множестве военных балов. На банкете, стоившем 8 долларов за тарелку, он сидел справа от Председателя с медалями, подаренными ему маршевым клубом 4-го округа. В своем обращении он всегда защищал солдата от необоснованных нападок и протестовал против спуска флага в любое время и в любом месте.

Если правительство принимало новый пулемет, то все репортеры шли и брали интервью у генерала. Джеймс Генри болтает об этом без умолку. Он написал журнальную статью об ошибках британцев в Южной Африке и также избавился от нескольких тяжеловесных мнений о нашей политике на Филиппинах.

Когда он умер, похоронная процессия была длиной в две мили. Семье пришлось возвести две мраморные шахты, чтобы найти место для всех его титулов.

Мораль: истинная демократия презирает титул, если он не имеет реального значения, с обратным английским языком.



Маневры Джоэла и разочарованного сиротского приюта

Старожил, владевший участком благоустроенной Земли и кое-какой городской собственностью, был слишком слаб, чтобы выйти и поджарить наемных работников, поэтому он передал эту работу своему сыну. Этого сына звали Джоэл. Он был так же глуп, как и Лисица. Любой, кто опережал Джоэла, должен был оставить звонок в 4:30 и начать бегать вприпрыжку. Когда дело дошло до Skin Games, он был оригинальным высоким связующим.

Однажды Джоэл отвел старого джентльмена в сторону и сказал ему: "отец, тебе недолго осталось жить на этом свете, и чтобы сэкономить на адвокатских гонорарах и избежать неприятностей в суде по делам о завещании, я думаю, тебе следует самому разделать свое состояние, и тогда ты будешь знать, что все сделано правильно".

-Как бы мне лучше их разделить? - спросил старый джентльмен.

-Вы можете записать на мое имя всю стрельбу, - предложил Джоэл. - Это сэкономит много времени на писательстве. Тогда, если кому-то из родственников что-то понадобится, они могут прийти ко мне и попытаться занять это."

Джоэл послал за дешевым адвокатом, который принес пачку бумаг, перевязанных зеленой тесьмой, и заверил старого джентльмена, что это простая формальность. Когда законный волк хочет поработать над мягкой вещью, он всегда затыкает рот из-за простой формальности.

Джоэл и рабочий-ракушечник подвели старого джентльмена к столу в передней комнате, положили под него подушку, сунули ему в руку ручку и показали, где расписываться.

После того, как он заполнил пустые места своим Джоном Хэнкоком, у него не было ни окна, чтобы поднять, ни забора, чтобы опереться. Он просто насытился Джоэлом.

Так продолжалось около месяца, а потом Джоэл начал нервничать.


Вон там, за холмами.


- Не думаю, что я получу честную сделку, - сказал Джоэл. -Вот древняя партия без всяких активов, которая живет со мной неделю за неделей и не платит никакого совета. Он становится слишком старым и немощным, чтобы выполнять случайную работу по дому, и мне это кажется ужасным обременением."

Поэтому он подошел к старому джентльмену и сказал: "отец, я знаю, что дети, должно быть, сильно раздражают вас; они так шумят, когда играют дома. Иногда мы хотим использовать пианино после того, как вы ложитесь спать, и, конечно, это нарушает ваш отдых, поэтому я подумал, что вам было бы намного лучше в каком-то учреждении, где они специализируются на уходе за бывшими. Я открыл для себя прекрасное, тихое место. Вы, будете жить в большом кирпичном здании, с прекрасным куполом на вершине. Там есть очень красивая лужайка с цветочными клумбами, а также декоративная железная ограда, так что собаки не могут вломиться и укусить вас. Вам дадут хороший костюм, такой же, как и у всех остальных, и если вы проспите утром, к вам придет мужчина и позовет."


- Другими словами, меня в богадельню,- сказал старый жилец.

-Можешь не называть его так, если не хочешь, - сказал Джоэл. - Если вам угодно, вы можете говорить о нем как о приюте для престарелых, которые наделали глупостей со своими авторучками.

Поэтому Джоэл посадил отца в весеннюю повозку и повез его через холмы в благотворительный павильон, где старику оставалось только сидеть на солнышке, разглядывая картинки в прошлогодних иллюстрированных газетах и рассказывая, каким он был болваном.

Но иногда человек не в полном порядке, просто потому, что он выглядит морщинистым и дряблым. У отца Джоэла было несколько мыслей, приходящих к нему. Несмотря на то, что его обманули и пропустили через веревки, у него все еще оставался удар. Он послал за адвокатом, который был еще более хитер, чем тот, которого нанял Джоэл, и сказал ему: "в каждом письменном инструменте есть дырка, если только знать, как ее найти. Я хочу, чтобы ты отложил этот дурацкий поступок.


На следующий день адвокат приехал за ним в двухместном экипаже и сказал: "Они забыли поставить налоговую марку, и поэтому перевод отменяется."

-И я снова получу все свое имущество? - спросил старый резидент.

-Вы получите половину, а я половину, - ответил адвокат.

- Дай мне мою, - сказал старый житель. -Я из Висконсина, и я хочу, чтобы это было в моих руках. Все, чем я владею с этого времени, я ношу прямо в своей одежде, и любой родственник, который отделяет меня от него, должен будет поставить свою просьбу на музыку." Потом он пошел к врачу.

- Док, - говорит он, - они рассчитывают на меня девять, но я прикидываю, что прежде чем обналичить деньги, я успею потратить все, что у меня есть. Посмотрите на меня и скажите, как долго я продержусь на Уолдорфской диете. Я хочу оценить свои расходы так, чтобы не оставить Джоэлу ничего, кроме ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

-Если вы хотите сохранить свою семью, почему бы вам не оставить ее сиротскому приюту? - предложил адвокат.


Второй раз на земле.


- Никс - сиротский приют,- сказал старый обитатель. "Они приведут миллион свидетелей, чтобы доказать, что я был не в своем уме в течение 20 лет, и я не буду там, чтобы противоречить им. Я узнал, что по странному совпадению все старики, которые оставляют свои деньги больницам и тому подобному, психически безответственны. Чтобы доказать, что я в здравом уме, Я взорву свой.

Поэтому он ездил в Палм-Бич и на другие зимние курорты, где цены растут с каждой минутой, и где бы он ни появлялся, он неизменно изображал первую ночь ковбоя в городе.

Он купил себе горячий реглан с накидкой вокруг него и очень по-собачьи завязанный галстук, а когда вошел в столовую, то выбрал столик, откуда открывался вид на дверь, в которую вошли девушки.

Все это время Джоэл был обеспокоен. Это казалось грехом и позором для старика-тратить свои собственные деньги.

Резидент получил столько удовольствия во время своего второго пребывания на Земле, что он решил сделать это достаточно уверенным Ренессансом, поэтому он женился на 19-летней писательнице, которую он встретил в вестибюле отеля, а затем Джоэл действительно поднялся в воздух.

Когда она начала выбирать кольца со змеями и бриллиантовые косточки для желаний, старый джентльмен понял, что для Джоэла больше нет никакой надежды.

Мораль: при нахождении родственника всегда будьте уверены, что нокаутирующие капли являются регуляцией силы.



Два молодых человека, два фотографа и заочная школа ухаживания

Как-то раз прелестная Двустепка отправилась в шикарный Хоп и там познакомилась с Коркериной, которая приехала навестить школьную подругу.

Он написал несколько строк с Лилией. Они нашли, что очень легко поймать Шаг вместе, и он сделал опытную работу пилотирования во время вальса, чтобы не запутать ее, и следствием этого было то, что он произвел большое впечатление.

Всякий раз, когда дебютантка уезжает навестить школьную подругу, она всегда встречает какого-нибудь местного Адониса, который, по ее мнению, составляет около 60 процентов. лучше, чем стая Джонни в ее собственном Бурге. И после того, как хорошая девушка долго и успешно пробежала по домашней трассе, а затем начала сворачиваться по краям и показывать признаки Мороза, она найдет очень мудрым переходом попробовать новую территорию, и есть вероятность, что она сделает десять ударов.


Тот Самый Двухступенчатый.


Чтобы доказать, что это не пустая шутка, можно продемонстрировать, что выходящая замуж девушка обычно отправляется в путь за некоторое время до того, как она закроет контракт.

Двухступенчатый не мог забыть девушку из другого города. На следующий день она уехала, но он нашел адрес и прислал ей танцевальную программу, которую нашел в кармане пальто. Она ответила, что с его стороны было ужасно мило вспомнить бедную маленькую меня, а потом задала пару вопросов. Это навело его на мысль, и он купил новую писчую бумагу, которая, как говорили, была последней агонией, и написал ей милое длинное письмо, в котором сказал, что на нее очень легко смотреть, и что когда дело доходит до того, чтобы поднять их и положить в медленном и мечтательном состоянии, она делает всех других девушек из его знакомых похожими на набор калек.

Она вернула поднос с одним из этих дружеских посланий, написанных со всех сторон бумаги, с постскриптумом, ползущим вверх по одному краю, как лоза гороха. Она бросила ему несколько мягких экстрактов из овсяной школы мысли и спросила, Как зовут его любимого поэта.

Для Гарри Джея, получившего образование в спортивном отделе ежедневных газет, ее темп был немного быстрым, но он купил путеводитель для влюбленных и словарь и решил остаться дома.

Она была такого размера, ЧТО маленького Гарри пронзили гарпуном насквозь. Он был настоящим возлюбленным, Ла Брошет. Он носил с собой, днем и ночью, ее образ в двухсотдолларовом снаряжении, которым она блеснула в ночь вечеринки. Ему и в голову не приходило, что она могла бы надеть какой-нибудь другой костюм. Он закрывал глаза и пытался снова услышать нежные и сладкие звуки этого голоса, который для него звучал так же хорошо, как олианская Арфа, движимая нежными зефирами в беседке с орхидеями стоимостью 7 долларов каждая.

Так что они обменялись фотографиями.


Рядом с миниатюрой, нарисованной на слоновой кости, современная фотография-это призовая койка вселенной.

Успешный фотограф, который научился этим трюкам и немного изучил человеческую натуру, может взять травяную вдову 48 лет, которую беспокоят дикие волосы и другие излишние украшения, и, подделав негатив, он может сделать ее похожей на Этель Бэрримор. Затем она может послать фотографию своим родственникам, которые живут очень далеко, и они никогда не узнают разницы.

Девушка прислала Гарри свое высокое художественное панно, на котором она смотрела на что-то на дереве, и когда он посмотрел на это, у него забилось сердце, и он сказал: "Это лучше, чем я думал".

Он сказал себе, что для него будет большой честью и удовольствием подойти к чему-нибудь подобному 1-го числа каждого месяца и вручить ему конверт.

Он чисто побрился, надел другую одежду и пошел к художнику, который взял с него 8 долларов за дюжину—4 доллара за картины и 4 доллара, чтобы успокоить свою совесть.


Художник.


Этот специалист мог взять любой набор несоответствующих функций и перестроить их в произведение искусства. Он поставил Гарри перед яблочком и принялся крутить его так, чтобы как можно больше прикрыть Белые крылья, а потом велел ему думать о деньгах и хорошо выглядеть.

Когда фотографии были доставлены, Гарри впервые осознал, что он-прекрасное создание. Он послал одну из них девушке и написал, что это бездельничье подобие и не отдает ему должного, и так далее.

Получив квитанцию, она вычеркнула "Дорогой мистер "и тут же подошла к нему со словами" Дорогой Друг", что доставило ему такую радость, что он почти не работал в этот день.

У Гарри не хватило бы сообразительности разработать какую-нибудь глубокую систему для приземления Tid-Bit, но он случайно наткнулся на метод подпруги.

До тех пор, пока ухаживание состоит из отправки идеализированных писем и обмена красивыми длинными письмами, вероятность ошибиться невелика. Он никогда не заходит днем, чтобы застать ее в синем халате и сушащей волосы, и она никогда не чувствует его запаха сигарет.

Когда дело доходит до закрытия работы в гостиной, всегда есть риск того, что Герберт Буттински будет рядом, чтобы сделать свой партийный звонок. Тот, кто говорит о своей любви по почте США, никогда ничего не слышит о третьей стороне. Он живет в сладком заблуждении, что он купил весь дом.

Письма Гарри к девушке и письма девушки к Гарри становились все более и более похожими на этот порядок, пока, наконец, они не начали прожигать дыры в почтовых мешках.

Сравнив ее фотографию со всеми фаворитами салона, которых он встречал на своих светских раутах, он понял, что она превосходит всех остальных представительниц своего пола.

В своей уютной квартирке, далеко отсюда, она усадила его на пианино в серебряной позолоченной раме и принялась бить по машинам. Любому, кто заглядывал к ней, давали понять, что он всего лишь дублер, которого используют как убийцу времени.

Она обычно писала Гарри и рассказывала ему о своих посетителях и о том, какие они болваны, а потом позволяла ему самому делать выводы о том, кто был настоящим седовласым папой.

В конце концов Гарри принял слишком большую дозу нервной пищи и прямо спросил ее, согласна ли она? Ответ пришел по телеграфу, и в тот же день он отправил запечатанный Экспресс-пакет с кольцом.

После чего они начали строить планы устроить свадьбу и познакомиться поближе.

Продолжение следует в нашем следующем.

Мораль: отсутствие делает сердце глупым.



Супружеская пара, которая занялась домашним хозяйством и начала выяснять отношения

Когда-то была счастливая пара, каждый из которых застрял на фотографии другого, и после этого брак был устроен по почте.

Вскоре после того, как они рискнули жизнью, они начали знакомиться. До тех пор, пока они не переехали в Аркадские апартаменты и не начали выполнять приказы швейцара, он никогда не видел маленького солнечного света, кроме как в ее вечернем платье.

У него было какое-то смутное подозрение, что она каждое утро просыпается уже в парижском платье и со всеми бриллиантами.

И она предположила, что он каждый день ходил в контору в своем обычном костюме Джона Дрю с откидной шляпой.

После того, как она начала видеть муженька в другой одежде, ее осенила ужасная правда: он вовсе не был таким горячим красавчиком, каким казался на фотографии Бунко.

Иногда, в дождливые воскресенья, он прерывал утреннюю службу и решал не бриться, и тогда, когда она внимательно смотрела на него, она начинала сомневаться в собственных суждениях.

И если уж на то пошло, то по утрам, после того как они допоздна ходили на вечеринку к валлийским Кроликам, она была немного неуклюжей, если кто-нибудь спросит.

Юная мечта любви была вручена несколько ужасных ударов примерно в то время, когда они начали получать линию друг на друга.

Например, в первое утро за завтраком выяснилось, что ее идея изысканной закуски, с которой можно было бы начать день, состояла в сэндвиче с салатом, паре оливок и детской чашке, полной какао, в то время как он хотел на 35 долларов ветчины и яиц, стопку лепешек для сковороды и супницу кофе.

Она была коробкой амброзии и нектара, а он-простой ветчиной и шпинатом.

Она впадала в истерику, видя, как он лает на початок зеленой кукурузы и в то же время издает звук, похожий на земснаряд.




Вдыхая Его.


На ужин она любила немного Consomm; en Tasse, а потом хороший салат, в то время как он настаивал на бифштексе размером с дверной коврик и немецкой жареной картошке.

Они вообще не употребляли Мокко и Яву в своем чтиве. Ей нравились Генри Джеймс и Уолтер Патер, а он предпочитал газеты о лошадях и комическое приложение. Иногда, когда она уходила в царство поэзии, он следовал за ней так далеко, как только мог, а потом садился и ждал, когда она закончит болтать и вернется.

Если они принимали участие в каком-нибудь шоу, она всегда подыгрывала Миссис Фиске или Дузе, в то время как он утверждал, что братья Роджерс были лучше, чем Бут и Барретт в их расцвете.

Она могла плакать над Серенадой Тости, а он в любой момент мог пройти милю, чтобы посмотреть, как танцует хороший олень.

Когда они приступили к составлению списков приглашенных, там было более или менее оживленно.

Все его друзья принадлежали к подразделению Hitemup. Единственным их представлением о счастливом вечере было положить оленя на середину стола, разорвать свежую пачку и пойти за кровью.

Женушка находила свою самую безумную радость в том, что ставила страстные абажуры на все лампы и сидела там в малиновом сиянии, обсуждая Метерлинка, Мартена Мартенса и некоторых других, которые были новыми в конце эскиза.

Когда они проводили вечер дома, в квартире, обычно это был роман на два кольца. Она заставит Мозжечков сидеть в гостиной, разглядывая новые книги и поедая мятные вафли, в то время как он и другие Команчи будут сидеть в столовой, пытаясь снять квартиру и отбрасывая то, что сделало Шотландию знаменитой. Иногда на то, чтобы выкурить дым из дома, уходила половина ночи.

Хотя она и опасалась, что в поисках своей близости свернула не на ту улицу, партнерское соглашение должно было остаться в силе.

Они пришли к выводу, что супружеская жизнь-это череда компромиссов. Если он преуспеет, сидя с кем-нибудь из своих друзей, он поделится с ней, и она возьмет деньги и купит художественную пастель.

Он определял дни, когда исследователи этики должны были появиться в его доме, и отправлялся в голландский ресторан.

Она разрешила ему снять комнату и назвать ее своей берлогой, чтобы он и его друзья могли сбежать на случай, если кто-нибудь в гостиной начнет читать.

Он поднял монету, чтобы она могла посещать государственные собрания, а когда ее избрали секретарем общества по регистрации за то, что она пыталась выяснить, что задумал Браунинг, он разослал ее фотографию по всем газетам и сказал всем, что у него в доме есть маленькая женщина, которая остра, как ястреб, быстра, как Орел, и острее, чем Цепная молния.


Это Же Команчи.


Он перебрал великое множество ее побегов, но это не мешало ему восхищаться ее игрой.

В конце концов они разошлись так, что почти не виделись, и начали ладить. Иногда между ними возникали небольшие разногласия, но они всегда могли их уладить. Например, она выбрала Обри де Курси в качестве имени для своего первенца, в то время как он держался за Билла, так что им пришлось пойти на компромисс с Обри де Курси.

Обри сейчас десять лет. Мама учит его вязать крючком, а папа показывает, как рисовать, не отрывая руки, в то время как все друзья сидят вокруг, ожидая, когда Обри закончит.

Мораль: два вида не всегда является самым сильным сочетанием.



Самаритянин, который получил паралич руки помощи

Однажды появилась движущаяся мишень, которая была сильна в братстве людей. У него была своя маленькая солнечная Фабрика. Когда дело доходило до разбрасывания семян доброты, фермерская дрель была плохой второй.

Каждый раз, когда он спускался в город, ему приходилось делать зигзаги, чтобы охватить обе стороны улицы и порадовать всех своих знакомых.

Время от времени он присоединялся к братским организациям и давал яростные клятвы, что всегда будет любить своих ближних и стоять за любое прикосновение в пределах разумного. Поэтому многие люди считали, что послать за ним дешевле, чем нанять профессиональную сиделку. Он готов был проехать много миль, лишь бы получить удовольствие посидеть рядом с трупом. И он был одним из самых ловких покровителей в этом деле.


Любой, кому случалось лелеять невезучую историю, выискивал сочувствующего Джаспера, хватал его за руку и плакал у него на плече. Обычно он обещал сделать все, что в его силах, чтобы уладить дело, даже если ему приходилось вмешиваться туда, где его не ждали. Летая повсюду, пытаясь вернуть бездельников, потерявших работу, и обеспечить оплачиваемые должности для хороших парней, готовых делать все, что угодно, кроме работы, он получил много потрясений, но не был обескуражен.

Одно из его постоянных заданий состояло в том, чтобы решать домашние проблемы, просто по доброте душевной.

Таким образом, ему удалось вновь объединить довольно много пар, которые впоследствии сожалели о том, что они воссоединились, и то, что они говорили о нем, получит синий карандаш, если будет вставлено в этот момент.

Когда добросердечная селедка начинает быть Бюро помощи и первой помощи раненым и переносным домом для бездомных, никто не пытается отнять у него работу. Его знакомые делают все возможное, чтобы повысить его игру.


Прикосновение.


Поэтому, когда кто-нибудь в этой общине искал занятого человека и начинал разворачивать его историю горя и предлагать показать свои раны, Б. М. Из А. говорил: "Вот, я дам тебе рекомендательное письмо к моему старому другу Джасперу. Он-самаритянин издалека".

Дело дошло до того, что приемная Джаспера часто заполнялась отборными Панталерами и всякой одышливой братией, желающей, как говорят в Бостоне, зацепиться за чью-то чужую тягу.

Временами Джасперу надоедало, что к нему приходят люди и перекладывают на него свои личные горести, но он не хотел становиться циником и терять веру в человеческую природу. Его часто обижали, но все же он не мог устоять перед любой мольбой, которая подкреплялась несколькими слезами.

Со временем у него появилась целая куча денег, и тогда весь хлеб, который он бросал в воду, возвращался к нему, по одной булочной за раз. Те,кому он помогал, приходили к нему, чтобы пососать.


Промоутер.


Промоутер, чьи планы он гарантировал, потому что детям этого человека нужна была обувь, теперь получил возможность выразить свою благодарность. Он поселил Джаспера на первом этаже компании, созданной для производства автомобиля, который можно было выпустить из магазина за 35 долларов и пробежать 90 миль на пинте бензина.

Джентльмены, которые обходились без пальто, приходили к нему поговорить о рудных запасах, которые, несомненно, должны были достичь паритета к 1 января. Единственная причина, по которой они пришли к нему первыми, вместо того чтобы заняться Джоном У. Гейтсом, заключалась в том, что он всегда был настоящим другом, и они хотели поставить его рядом с хорошей вещью.

После того, как один или два из этих подарочных предприятий были подсунуты ему, он начал пить воду и немного болеть. И все же ему было очень трудно быть невежливым с тем, кто пришел и сделал Братский поступок, а кроме того, койка, у которой совместная записка уже составлена и готова к подписанию, обычно имеет разговор, рассчитанный на то, чтобы сделать каменное сердце мягким до консистенции печеного яблока.

Что действительно больше всего излечило его от врожденной доброты, так это опыт общения с милой девушкой, за которой ухаживал совершенно недостойный ее пес.

Бескорыстный благодетель, который пытается уклониться от свадеб, которые обязательно обернутся несчастьем, всегда является кандидатом в больницу, с большой вероятностью в морг.

Милая девушка, о которой шла речь, была дочерью старого друга, на похороны которого его высадили. Она была очень доверчива и не знала, что холостяк, который начал подстегивать ее Семь вечеров в неделю, был круглолицым игроком в покер и немного пьяницей.

Все, кто знал эту милую девушку, говорили, что это очень плохо и что кто-то должен пойти к ней и предупредить. После того, как старушки и старейшины обсудили этот вопрос на стороне, было решено, что Джаспер-это он. Он был известен своей добротой и бескорыстием и привык давать хорошие советы. Все, что он скажет, будет иметь большое значение для срыва сделки.

Поэтому он по-отечески поговорил с дочерью своего старого друга, прямо объяснив ей, как должен вести себя тот самый Хайроллер, который пытается подогреться к ней.

Она поблагодарила его от всего сердца. Затем она послала посыльного, чтобы тот разыскал хайроллера, потому что хотела знать, правда ли все это или просто жестокая клевета.

Когда она накинула на него пластинку, он наклонился к ней, заплакал и сказал, что кем бы он ни был, это она сделала его хорошим человеком. Потом она погладила его по волосам и попросила прощения, а он спросил, кто стучал, и она все выдала и умоляла его не делать ничего отчаянного. Он сказал, что все, что он сделает, он сделает из любви к ней.

После чего он отправился домой смазывать маслом свои карманные железяки.


Отеческий Совет.


На следующее утро человек, который хотел помочь всем, прыгнул вниз по черной лестнице своего кабинета. Как только он увернулся от пули и свернул в переулок за почтой, ему пришло в голову, что кляп истинного друга имеет свои недостатки.

Он спасся своей жизнью, но всегда ходили более или менее темные разговоры о том, что он замешан в деле женщины.

Теперь он известен в некрологах как практичный филантроп. То есть он отсылает все истории о невезении к обществу, которое никогда не сдавалось. У конторщика есть инструкция принимать только тех, кто числится в списке брэдстрита. И, конечно же, его никогда не приглашают улаживать семейные разборки из-за пятна на его характере.

Мораль: чтобы быть успешным благотворителем, нужно подождать и вложить всю сумму в библиотеки.



Попытка превратить рабочую лошадку в скоростной шаговик

Жил-был некогда простой, ничем не приукрашенный Янки, который сколотил себе кучу в Кустарниковом городке, расположенном в полдень между овсяным поясом и высоким лесом. Это был крупный песчаный смертный со стальной челюстью и холодным сверкающим взглядом. Он сделал свой первый стек по доллару за раз на прямых сделках, но через некоторое время он узнал несколько вещей. Он организовал фондовые компании, а затем выполз после того, как связался с бархатом. Все называли его Мистером и обращались с ним очень вежливо, но все же, когда он входил в офисное здание, все недоумевали, зачем он пришел, и там было более или менее запирание сейфов. С другой стороны, будет только справедливо заметить, что он не брал ничего, что было надежно приколото, и большое жюри никогда не беспокоило его, потому что он работал по контракту.

Финансист был высоким центральным полюсом Банка, универмага и нескольких фабрик, которые давали молодым людям старт в мире примерно за $2,75 в неделю.

Он привык к тому, что все подчиненные стояли на одной ноге и дрожали всякий раз, когда он появлялся. По правде говоря, он представлял собой весьма внушительное предложение для всего делового района. Но когда он вышел на улицу, ведущую к его дому, он начал поднимать паруса и опускать все свои флаги.

В своем собственном жилище он даже не играл на второй скрипке. Он просто плелся в конце парада пидоров и нес музыку. Пронзительный взгляд и безапелляционные манеры, заставлявшие всех бухгалтеров падать со своих высоких насестов и падать ниц, не произвели на Лору и девочек никакого видимого действия. Попси был высоким парнем на собрании директоров, но могучим дешевым суфле; у его собственного камина. Всякий раз, когда его планы не совпадали с планами женской группы, они накладывали на него непроизвольное вето, которое заставляло его лежать тихо целыми днями.


Скраб-Таун.


Финансист любил бескрайний Запад, где в изобилии ходит мещанство, а ругательство-общее достояние. Домашние сигары были достаточно хороши для него, и он полагал, что одна хорошая надежная наемная девушка, которая знала, как приготовить стейк, была всей помощью, которая была необходима в любом доме. Но мама видела Пятую авеню во сне, и девочки ходили в школу-интернат, где почти все знали кого-нибудь, кто занимал видное положение в обществе. Они много и упорно трудились за роялем и немного овладели французским языком, и им казалось, что они напрасно тратят время, слоняясь по окраинам цивилизации, в то время как в штаб-квартире могут оказаться более или менее уязвимыми. Все молодые люди в этом Рувимском городке носили дерби с вечерними костюмами и приходили на танцы в белых перчатках, пахнущих бензином, вдобавок ко всему им недоставало покоя. Если бы они остановились, чтобы отдохнуть, большинство из них высадились бы на вилле, предназначенной для нищих.


Когда Лора и девочки впервые выступили за то, чтобы поднять колья и совершить высокий поход на Восток, продюсер испустил рев, который напугал бы любого, кроме Лоры и девочек. Они окружили его с трех сторон и сломили его оборону. Когда они закончили с билетом на питание, он был кроток, как английский слуга, и готов был выполнять любые приказы.

И Караван-Сарай двинулся навстречу восходящему солнцу. В Уилксберре, штат Пенсильвания, небеса разверзлись, и на них обрушился великий свет, преобразивший всех, кроме того, кто имел аккредитив. Лора и девочки вдруг забыли, что к западу от Питтсбурга есть какая-то Земля, бросили свои "Р", пошли на прогулку кенгуру и стали заказывать еду на иностранных языках. После этого все, что нужно было делать отцу, - это следовать за ним, выглядеть приятным и копать каждые несколько минут.

Группа остановилась в "Уолдорфе" на три дня, чтобы получить прописку, и после этого они зарегистрировались как нью-йоркцы. Потом они посадили папу в лодку и повезли на другой берег, туда, где американцы так популярны, если вам все равно, что говорить. Заплатив по закладной, они сняли номер в отеле, который пользовался покровительством знати и дворянства и поддерживался выходцами из Айовы. После чего они начали предъявлять рекомендательные письма и пытаться вмешаться. Лора и девочки чувствовали, что если бы они могли хоть раз или два поесть в мрачном присутствии тех, кто знал их имена, они были бы готовы отступить и умереть счастливыми. У них были некоторые проблемы с тем, чтобы попасть в высокую игру из-за своих денег. В Штатах большинство людей поклоняются Всемогущему доллару, но в Англии они ненавидят его вид.

Несмотря на то, что они были греховно богаты, им удалось протолкнуться на несколько обедов, во время которых в Кларет приходилось класть лед, чтобы поддерживать его температуру в комнате. Финансист, в своей первой части одетый в костюм из мороженого, был картиной, которую не мог нарисовать ни один художник. Его волосы не оставались причесанными, и он почти никогда не знал, что делать со своими руками.


Честолюбие Лоры.


Лора и девочки могли забыть, что когда-то видели реку Миссури, но не так со старыми готовыми деньгами. Прямо за столом, сидя напротив графа Хаммерсмита или Маркиза инсульт-он-Трента, пока Лора и девочки говорили о своем загородном доме и пытались заглушить американский акцент, Лобстерин приходил и рассказывал о том, что случилось с ним однажды, когда он пахал кукурузу. Тогда Лоре и девочкам захочется нырнуть прямо под стол и умереть от стыда прямо там.

Единственная причина, по которой они терпели его, заключалась в том, что он казался полезным, когда дело доходило до подписания чеков.

В Англии они встретили очень много хороших людей. Финансист знал, что они милые, потому что носили темную одежду и редко улыбались.


Затем две стройные дочери вышли замуж за пару потрепанных на полках книг.

У финансиста был необычный опыт, когда он держал в ежовых рукавицах своих зятьев, которые не разговаривали с ним, когда рядом никого не было. И поделом ему, потому что у него не было никакого дела до торговли. С его стороны было очень неосторожно не унаследовать свои вещи.

И все же ему доставляло огромное удовольствие быть кровным родственником двух воющих молодчиков, чьи родословные доходили почти до их долгов.

Очень часто он уносил их в заднюю комнату, разворачивал, рассматривал и признавал холодный, неоспоримый факт, что они дешевы по любой цене.

Мораль: Банкер-Хилл был отомщен, снова и снова.



Самодельный Езекия и его послание надежды урожаю выпускников этого года

В Уэйбек-Тауншип, где-то в тридцатых годах, прибыла 12-фунтовая ракета. Когда мальчику исполнилось три дня, его выставила на всеобщее обозрение в передней старушка, изучавшая колики. Она была экспертом по младенчеству, который всегда врывался, чтобы сделать значительное тяжелое стояние вокруг и отменить вызов, когда был подъем населения.

Пока осматривали маленькую ИПСИ-Випси, он приоткрыл один глаз и заметил серебряные полдоллара, которые почетная медсестра носила как брошь. Он тут же приблизился к ней. Им пришлось задушить его, чтобы заставить отпустить. В последующие годы было замечено, что это был единственный раз, когда он пошел за монетой и не принес ее домой.

У ребенка никогда не было никаких истерик по ночам, потому что он подслушал, как они говорили, что это стоило 2 доллара каждый раз, когда вызывали Дока. Он часами спокойно лежал в своей кроватке, глядя в потолок и подсчитывая сложные проценты с пятидолларовых золотых монет, которые были положены в банк, чтобы получить их, когда ему исполнится 21.

Его родители дали ему библейское имя, чтобы сделать его сильной приманкой для инвесторов, принадлежащих к благочестивой стихии. Езекия Хупер - вот как его окрестили. Им нужно было имя, которое имело бы вес в заголовке письма и успокоило бы мягкую марку, которая собиралась вложить свои средства в горнодобывающее предприятие с гарантией 48 процентов. Дивиденды.

В возрасте 4 лет Езекия сел и решил, что если он посвятит свою жизнь физическому труду, то однажды станет владельцем шестикомнатного коттеджа, полностью защищенного закладной, а если он будет носить белую рубашку и заниматься карандашом, то однажды станет достаточно богатым, чтобы получить место в Сенате. Поэтому он отправился искать работу, чтобы передать ее другим людям, став тем, кого оратор предвыборной кампании называет капитаном промышленности.

Если человек хотел, чтобы сорняки были вырваны из его сада, то он брался за эту работу за 25 центов. Он покупал леденцы на 5 центов и рассудительно складывал их так, чтобы к вечеру у других мальчиков были волдыри и болел живот, а у Хеза было 20 центов, засоленных в жестяной банке.

Когда он был еще молодым человеком, он сделал важное открытие, что честный рабочий, который копает почтовые ямы в течение 11 часов подряд, получает $1.25 в валюте Королевства, в то время как умственный работник, который выводит Спавенную лошадь и ставит 20 минут на высокую работу Бунко, может очистить $14.50, а затем сидеть на крыльце весь день, читая "жития святых."

Кроме того, Езекия подвел к алтарю женщину, чьи глаза отказывались работать как дуэт и чья фигура имела все изящные входы и выходы флагштока, но она владела половиной Земли в городе. Езекия сказал что-то о красоте, которая увядает, как цветок, и затем он связался с ее собственностью.


Езекия.


Когда война с мрачным лицом показала свой ужасный фронт, Езекия спустился в здание суда и кричал о союзе, пока не почернел лицом. Он показал всем эмоциональным работникам фермы, где они должны расписаться, и пообещал снабжать их синими шинелями, бобами, Флотской вилкой и твердым гвоздем, пока весь завод не будет спасен. Каждый раз, когда требовались новые люди, он крепче держался за комиссарский отдел и начинал выдалбливать правительство на новом месте.

Героев, возвращавшихся домой полными малярии и свинца, встречал на вокзале Езекия, который отрастил бакенбарды и щеголял в Белом жилете. Он вручил каждому по карточке, объявив, что все отважные защитники нашей страны, не сумевшие хорошо закрепиться на 13 долларах, получат необходимые им деньги в размере 2 процентов. месяц, с недвижимостью в качестве залога.


Урожай этого года.


Пройдя через банкротство, обойдя стороной асессора, работая с фермерами ради бонуса железной дороги, управляя средствами для деноминационных колледжей и ставя двойной молоток на мелкую сошку, у которой были просроченные векселя, Езекия накопил пачку денег, которая привела его в миллионерский отдел.

Он и другие пожилые джентльмены с розовыми щеками и холодными рыбьими глазами иногда встречались в какой-нибудь директорской комнате, отделанной красным деревом. Заседание открывалось молитвой, после чего они обсуждали пути и средства для того, чтобы поставить закон о межгосударственной торговле в плохую сторону, приведя в порядок законодательный орган, не передавая ничего из этого себе и не передавая общественности короткий конец этого.

Достигнув этого гордого возвышения, Езекия созрел для того, чтобы дать несколько советов молодым людям. Любой Патриарх, который сунул высокую перчатку всей Вселенной и сдал с обоих концов колоды, является настоящим мальчиком, когда дело доходит до установления правил поведения для бледного юноши, который хочет получить работу за 8 долларов. Итак, Езекия Хупер, выдающийся финансист, который никогда не курил сигар, никогда не пил и никогда не просил кого-либо сделать то же самое, был приглашен выступить перед классом непослушных трех в местном бизнес-колледже.

Он сидел на трибуне, одетый в Черное сукно, что свидетельствовало о его добродетели, и в дополнение к его древним торговым маркам, белой рубашке и белой жилетке, у него был белый галстук-бабочка. Когда он сидел там с сознательной прямотой, задаваясь вопросом, не повредит ли расследование Конгресса говяжьему тресту, было видно с первого взгляда, что он никогда не возьмет ничего, что было бы слишком тяжелым, чтобы нести, если бы у него не было подводы.

Прилежные молодые джентльмены, которые готовились отправиться в большой мир и зарабатывать на проезд в вагонах в качестве бухгалтеров и стенографисток, посмотрели на честного Езекию и сказали: "Вот где он ставит нас рядом с рецептом, как туда добраться."

Наконец почетный гость встал и сказал классу, что молодой человек, желающий добиться успеха, должен быть честным, бережливым, трудолюбивым и патриотичным. Он считал долгом каждого молодого человека принять любую предложенную ему компенсацию и быть довольным, потому что, как только он начнет зарабатывать больше, его работодатель придет и положит деньги ему в карман. Прежде всего, он должен любить свою страну и позволить честности быть его лозунгом и помнить, что доброе имя лучше, чем богатство, даже если другие люди так не думают. Затем он сел, не моргнув глазом, и каждый член класса '03 знал, как выйти и накопить миллион.

Мораль: более того, они сами в это верят.



Девушка которая делала заметки и становилась мудрой а потом падала

Жила-была одна длинноволосая девушка, которая дождливыми вечерами сидела у себя в комнате и придумывала всякие теории. Ее главной мечтой в жизни было занять высокое положение среди всех симпатичных мужчин ее круга. Она надеялась со временем подразнить одного из них и увести галопом в загон для клеймения.

Теперь эта девушка была настолько хитра, что временами забивалась сама перед собой и перекрывала свои собственные игры. Ее план, чтобы опьянить всех настоящих парней любовью к ней, состоял в том, чтобы вовлечь их в разговор и выяснить, какие девушки им нравятся. Значит, ее пьеса должна была быть именно такой. Ей не составило никакого труда заставить своих друзей-мужчин говорить о противоположном поле. Они все были взвинчены на эту тему и полны информации. Как-то вечером она в шутку спросила у одного из женихов Чарли, не кажется ли ему, что нынешняя женщина слишком расточительна.


-Именно поэтому многие из нас стесняются брачных прыжков, - признался он ей. - Было время, когда человек, получавший 75 долларов в месяц и имевший около 200 заложенных, мог рискнуть. Но теперь это ничтожное пособие не будет содержать хайроллера, снабженного фиалками. Современная Модин счастлива только в том случае, если у нее есть серо-беличья шубка, автомобиль, твинклеры стоимостью 11 000 долларов и четырнадцатикомнатная квартира. Вот почему эти светские держатели платков продолжают заниматься любовью направо и налево, но никогда не доходят до дел."

Это был ценный совет, и хитрая девица записала в свою записную книжечку, что та, кто хочет добиться успеха, должна убедить мужчин, что ее вкусы просты и недороги. Другая читала ей ученую лекцию о легкомыслии и размерности типичной Серафины.


Славные Мужчины.


-Вы не можете ожидать, что мужчина передаст свои серьезные чувства одной из этих перышек, - сказал он, задумчиво глядя в пол. - Женщина должна быть интеллектуальной помощницей мужчины. Время от времени мужчина может испытывать мимолетную симпатию к Лиззи, которая болтает глупости и каждые несколько секунд получает приступ хихиканья, но когда дело доходит до грандиозного перепихона, ему нужна та, у кого есть серое вещество-та, кто может удовлетворить его самые высокие амбиции и наполнить его дом той атмосферой культуры, которая является истинным озоном супружеской жизни."

Поэтому она написала, что это был ее намек прекратить болтовню и стать чем-то вроде Леди Эмерсон. Между прочим, она решила покончить со всяким жаргоном, потому что получила очень прямой ответ от философа-любителя, занимавшегося оптовой торговлей продуктами.

"Если есть что-то, что вызывает у меня быструю, стреляющую боль, так это слышать, как какой-то нежный нектарин раздает жаргон", - сказал мистер джентльмен друг. -А вот в Англии, где я однажды провел две недели, дамы никогда не пользуются жаргоном. Они просто говорят, что вещь либо совершенно очаровательна, либо очень необычна, и на этом останавливаются. Они могут быть короткими по словарному запасу, но они длинны по респектабельности. Кроме того, на днях я читал в одном журнале, что сленг вульгарен и что никто не должен употреблять его до тех пор, пока долгое употребление не даст ему права проникнуть в лексикон."


Правила поведения.


Кроме того, эта девушка с впитывающим умом вырезала бы намеки для молодых и конфиденциальные диаграммы, предупреждающие простонародных против того, чтобы принимать подарки от незнакомцев и помещать их рядом с правилами поведения, которые наверняка понравятся и очаруют приличных молодых людей. Временами казалось странным, что эти главные тренеры, знающие, как развеселить любого мужчину, не тратят деньги какого-нибудь миллионера вместо того, чтобы писать статьи для газеты.

Все статьи на странице женщины и все прямолинейные мужчины, которых она встречала, обрушились на женщину, которая пытается быть настоящей богемой. Она узнала из дюжины различных источников, что мужчины не имеют ни малейшей пользы для молнии, которая пытается сделать милю меньше, чем за две, а змеи летают в экипаже без компаньонки и несут ее собственные сигареты.

И она не слышала ничего, кроме выражения ужаса по поводу женщины, которая пьет. Ее знакомые мужчины часто поднимали эту болезненную тему. Они сказали, что мужчине можно время от времени подниматься на высокий бал, а коктейль перед обедом не повредит до седьмого или восьмого числа. Но было очень тяжело видеть, как простые дети примерно двадцати трех лет идут за сухими Манхэттенцами.

Расспросив мужчин о выпивке, длинноголовая девушка торжественно решила, что никогда не будет пить ничего крепче Вишневого мороженого.

Когда ее записная книжка была полна полезных указаний, она нашла возможность опробовать свою систему. Ее пригласили на шикарный званый обед, на который собирались все славные мужчины города. Она надела простое белое платье, в волосах у нее была Роза, и перед самым отъездом она заперла все свои жаргонные слова в секретер, что бы это ни значило.

За обедом она сидела рядом с Холостяком, у которого не было ничего, кроме этого. Она заговорила с ним о Панамском канале, Просто чтобы показать, что она не скряга. Когда он хотел, чтобы она выпила немного шипучей воды, она сделала ужасную стойку и, казалось, была удивлена, что он так о ней думает.

Но это не помешало ему нырнуть в воду. К тому времени, как появились птицы, у него уже был очень аккуратный Брэнниган, и он уделял много внимания замечательному произведению, сидевшему напротив. На ней был красный костюм, который, должно быть, стоил 7000 долларов, и хотя она была очень болтлива, называла мужчин по именам и приглашала всех, кто не был лодырем, постоять за бампер, она делала неплохие успехи. На самом деле, похоже, вся компания была с ней.

Мудрая девушка решила, что они терпят ее только из вежливости. Позже, в гостиной, они продолжали терпеть ее так, как только могли. Девушка с книгой правил заиграла на пианино грустный маленький опус, после чего охотник за шпилем в Красном вскочил на инструмент и вырвал все это вместе с восемью мужчинами, которые крутили для нее музыку.

И это были те восемь человек, которые рассказали девушке в углу все о качествах женщины, которые помогут привлечь мужчин. Она вернулась домой, обдумывая все это, и в следующий раз, когда она начала обедать, она добавила красную полоску и несколько бриллиантов к костюму и срезала до разумного предела. Она прекрасно ладила, хотя и делала много такого, чего никто из мужчин не одобрял, но с чем-то любила мириться.

Мораль: он всегда может выбрать правильный вид для другого человека.



То, что они приготовили для своего отпуска

Человек, которому предстоял трехнедельный отпуск, начал возиться с Атласом примерно 1 апреля. Они с женой рассчитывали, что, продолжая прыгать, смогут объехать Ниагару, тысячу островов, Атлантик-Сити, гигантскую пещеру и Великие озера.

10 апреля они решили зафрахтовать лодку и спуститься вниз по Миссисипи.

20 апреля он услышал о дешевой экскурсии в Калифорнию с привилегией остановки на каждой станции, и они начали читать о Солт-Лейк-Сити и Йеллоустоуне.

1 мая она показала проспект Северного Озерного курорта, где лодки и пескари были свободны, а природа всегда улыбалась.

К десятому мая он уже прочертил синим карандашом всю папку региона Адирондак, и все гостиничные цены были записаны в его карманную записную книжку.


Сейчас я займусь Атласом.


Десять дней спустя она наложила вето на поездку в горы, потому что оказалась рядом с Нантакетским заведением, где семейный совет составлял 6 долларов в неделю, с использованием лошади.

1 июня друг показал ему, как, сделав две смены и наняв каноэ, он может проникнуть в глухие леса, где никогда не ступала нога человека, и черный окунь выплыл на поверхность и попросил, чтобы его вытащили.

Пятнадцатого июня они с женушкой собрали вещи и отправились в ежегодный поход к дяде Фостеру в Браун-Каунти, где обедали вместе с наемным рабочим и ели зелень три раза в день. На окнах не было экранов, но, взобравшись на холм, они могли любоваться прекрасным видом на реку Пайк, которая тянулась к центру округа.

Мораль: если бы лето наступило весной, было бы много путешествий.



Экспериментальная пара и три побега

У мужа и жены было три сына. Первый, по имени Авраам Линкольн Тиббетс, родился в 1862 году. Его имя тут же было сокращено до Линка.

Второго, прибывшего в 1872 году, окрестили Улисс Симпсон Грант Тиббетс. Это было слишком долго, поэтому люди называли его Чаб.

Третий был из винтажа 1882 года и его имя вошло в реестр как Честер А. Артур Тиббетс, но, в интересах благозвучия он был назван Искусством, потому что искусство-это долго.

Семья Тиббетов жила в городе, и Линк, первенец, пользовался всеми преимуществами жизни в многоквартирном доме. Он пошел в среднюю школу и получил столько знаний, что в возрасте 12 лет он мог посадить своих родителей перед собой и рассказать им то, чего они не знали. В свои четырнадцать лет он уже так далеко продвинулся, что умел лежать в постели и просить мать принести ему завтрак. Он ходил в школу танцев и научился играть всю музыку "передника" на вертикальном ящике агонии. Иногда он упрекал Мистера и миссис. Тиббетса за то, что у него было не так много денег, как у многих людей, с которыми он встречался на танцевальных вечеринках. У него было столько же применения, сколько у использованного пористого пластыря, и он больше беспокоился о своем цвете лица, чем о своих деловых перспективах.

Мистер Тиббетс предоставил ему письменный стол в конторе и назвал его ассистентом. В его обязанности входило смотреть на часы и писать записки Газелям, которых он встретил накануне вечером. Если бы его посадили на тротуар и велели болеть за себя, это отучило бы его от привычки есть.

Мистер Тиббетс понял, что городская жизнь оказывает на мальчиков изнуряющее воздействие и делает их поверхностными и мудрыми в своем собственном тщеславии.


Ссылка.


Пухлу было 8 лет, и он еще не поддался утренней привычке, поэтому его родители решили отправить его на зеленые поля и держать там до тех пор, пока у него не выработается характер. Мистер и миссис Тиббетс знали, что все мужчины стерлингового достоинства, упомянутые в политических биографиях, выросли на ферме. Они полагали, что если Чаба оставить в деревне, чтобы он управлялся с живностью, то он вырастет крепким и уверенным в себе человеком, без всякой тяги к содовой воде и военному Щоттишу.

Поэтому пухла отправили жить к дяде Джейбизу Квокенбушу, земледельцу, который владел 480 акрами земли и все еще носил армейскую шинель, подаренную ему правительством во время войны. Пухл спал на пуховой перине в комнате, где на стропилах висели семена кукурузы. Дядя Джеб выдергивал его в 4.30 утра и держал в поле до раннего зажжения свечей, так что обычно он ел два раза в темноте. По воскресеньям он с наемными работниками сидел на сенокосе и читал альманахи. Зимой он посещал районную школу и учился связывать Патагонию, но не ходил ни на какие деморализующие шоу и не учился подбирать флип-сленг.


Пухл.


Когда ему исполнилось 18 лет, он, казалось, миновал опасный период, поэтому дядя Джейб отвел его к поезду и сказал кондуктору, где его высадить. На обратном пути он купил у проводника овальную коробку инжира и потерял шляпу из окна. Когда он добрался до дома и вошел в него, послышался шум, как будто собиралась толпа. Мать взглянула на него и упала навзничь. Между его жилетом и брюками была нейтральная зона. К тому же он сам вырастил себе бородавки.

В течение двух месяцев после того, как он приехал, они держали его в укрытии, опасаясь, что соседи увидят его. При каждом шаге у него подгибались колени. Если с ним заговаривал представитель противоположного пола, он обычно натыкался на что-нибудь хрупкое. За столом он изобразил глотание шпаги и отпил из блюдца.


-Мы совершили ошибку, оставив его так надолго в высокой траве, - сказал мистер Тиббетс. -Но теперь, когда мы испробовали обе крайности, мы точно знаем, что делать с искусством. Мы отправим его в маленький город, где он сможет общаться с яркой молодежью своего возраста и все же быть вдали от отвлекающих и развращающих влияний большого города."

Соответственно, искусство было передано кузену, живущему в сонной корпорации, насчитывающей, образно говоря, около 1500 душ. Он ходил в среднюю школу, и то, что он не выучил в школе, он изучал в переулках и товарных вагонах. Тем не менее, его родители были счастливы, зная, что он был вне влияния безвкусного дома игр, позолоченного буфета и соблазнительной танцевальной академии. Он был там, где ничего не происходило, если только мальчики не начинали сами. Вот они и начали.

Когда ему исполнилось двадцать, его послали в город-прекрасный образец того, что может произвести маленький городок. Его волосы были зачесаны назад и закрывали глаза. На нем было панковское маленькое дерби, на два размера меньше, чем нужно. Отложной воротник достигал четырех дюймов в высоту, и он носил темно-синий галстук с медной бабочкой вместо булавки для шарфа. Кроме того, у него был костюм, предназначенный для вежливого Тормозника. На лацкане его пиджака висела фотография девушки, работавшей в магазине модной одежды.

- Ты загримирован для маскарада или это обычный костюм? - спросил отец.

- "Возвращайся и садись", - ответил арт, зная, что его деревенское остроумие вызывает у него все прошлогодние шутки.

-И что же вы предлагаете сделать для себя? - спросил Мистер Тиббетс.

-Я хочу путешествовать с цирковой труппой или с труппой менестрелей, и мне все равно, с какой именно, - ответил арт.

Так как мальчик казался несколько неуклюжим в карманах, отец повалил его на землю и обыскал, найдя при нем револьвер за 2 доллара, пачку сигар, 1 фунт стерлингов. Пачка табаку, колода игральных карт, экземпляр "старого сыщика" и пара кастетов.




Art.


-Я недооценил образовательные возможности города соек, - сказал мистер Тиббетс. - Линк работает привратником в дешевом музее, а Чаб занимается добычей угля для старой и хорошо известной фирмы, но я вижу, что ты собираешься затмить своих братьев. Ты скоро станешь первоклассным взломщиком.

Мораль: держите его в бочке.