Испытание

Стрелки настенных часов показывали 5-40.
Несмотря на раннее утро, Аким Платонович уже проснулся. Под звонкий пересвист любимца Цезаря старик умылся, приоделся празднично. Непослушными руками он долго надевал рубашку, джемпер, ещё больше провозился с пуговицами. Вздыхая глубоко, старался аккуратно всё заправить в брюки, явно ни его размера. Чтобы удержать портки на худом сгорбленном теле, дедок подтянул их широкими помочами. Утомился. 

Закурив трубку, Аким Платонович намеревался передохнуть, и направился было к потёртому старому стулу, но неловким движением свободной руки зацепил горшок с геранью, стоявший на краю кухонного стола.
Покряхтывая, Аким с трудом поднял с пола вывалившееся из плошки цветущее растение и спрессовавшийся комок грунта, из которого выполз тонюсенький червь. Осторожно подцепив его на палочку, Аким машинально освободил уста от трубки для беседы с «пострадавшим».

- Извини, дружище, из-за моей неуклюжести ты лишился крова, и что теперь с тобой делать? Молчишь?  Правильно, нет у тебя выбора. И у меня его нет. Сегодня сын к себе забирает. Дожил… не годен стал себя обслуживать. Сынок обещал с Цезарем не разлучать и растеньице с собой прихватить. Ан видишь, всё как нескладно обернулось? Ну, ты, того, не горюй, что-нибудь придумаем, не Цезарю ж тебя на съедение отдавать.

Сентиментальность и авантюризм удивительным образом уживались в этом человеке всегда.

Аким третий день терзал себя мыслями из-за устроенного сыновьям испытания. Покойная жена, наверняка, отговорила бы его от этой затеи. Но её давно нет рядом. До последней минуты Аким любил супругу, да и как не любить, мудрая была женщина, красивая, трёх сынов ему подарила. Одинаково растили, воспитывали, а в итоге по характеру вышли разными.

Старший – спокойный, покладистый. За всю жизнь спиртным во рту ни разу не помарал даже. Только вот на ласку скуповат.
Средний мог по праздникам расслабиться рюмочкой дорогого коньячка. Из троих наследников он самый желанный, правда, вспыльчивый, но отходчивый.
Младший – с детства – сорви голова…

У всех сынов сложились дружные крепкие семьи: жёны, дети, внуки. Двое живут в городишке, в получасе езды от отца. Младший – в сельской местности, километрах в ста от отчей коморки. Все они настоятельно звали к себе родителя. Не против были и невестки.

После долгих колебаний, надумал Аким Платонович у среднего обосноваться, но в последний момент, словно сам бес спутал все его карты.

Созвав вместе сыновей, отец передал им личные сбережения, предварительно разделив деньги поровну, и чётко вслух озвучил суммы.

- Вот, сыны, - подытожил он, - считаю решение справедливым. У кого же век придётся доживать, тот и будет распоряжаться моей солидной пенсией. Через три дня встретимся снова, дам окончательный ответ.
Сыновья в голос одобрили его поступок и разъехались по домам.

- Ну, что, Цезарь, - обратился Аким к птахе, - поди осуждаешь своего старого хозяина. Не верещи, сам уже потужил, но маховик запущен. Будем ждать, кто первый заявится, к тому и поедем. Меньшого исключаем, в его семье нам трудно будет. У него завсегда что на уме, тотчас слетает с его острого языка. Ты, Цезарь, не страшись, раньше означенного времени он не поторопится, посему как все дела привык откладывать на крайний срок, а может и совсем утаит.

Аким неспроста назвал количество денег в пакетиках. Поровну и было, только по многу больше, чем он объявил.
Бедный старик не находил себе места, с волнением ожидая, что первым в дверь позвонит любимый средний сын.

Минуло часа два. Раздался протяжный звонок. Аким, опираясь на палочку, радостно засеменил к порогу.

- Что случилось, Владька? – опешил отец при виде младшего сына.

- Вот, батёк, деньги привёз, по ошибке ты мне лишка передал, - протянул Влад свёрточек в трясущиеся руки отца.

- Ну, ты это, проходи. Чайку попьём, - поспешил прервать затянувшуюся паузу Аким.

- Не серчай, бать, - внизу такси ждёт. И я с нетерпением жду твоего согласия. Комнату подготовлю в лучшем свете, Цезарю новую клетку смастерю. Цветок в нарядную посуду поместим.

Всплакнул Аким. Такой расторопности и жалости от «непутёвого» он никак не ожидал.

- А ты что замолк, Цезарь? Тоже не можешь переварить сюрприз?
Но слову своему я завсегда хозяином был. Решено – едем в деревню.
Надо же, как можно было ошибаться в собственном сыне.

На следующее утро «дармовщинку» возвратил старший сын, а в полдень – средний.
 
- Ну и чего ты добился, старая калоша, экспериментатор паршивый? - ругал себя в сердцах Аким Платонович, - что сыны теперь подумают, что скажут?
Надо срочно повиниться и попросить прощения. У каждого. Слышишь, Цезарь, у КАЖ-ДО-ГО!
---------------------
По картине художника
Сharles-Spencelayh "The-early-bird" (Ранняя пташка)